Попандопуло и Грициан (1/1)

Иногда Грицьку казалось, что целая вечность минула с тех пор, когда он уходил из Малиновки, бросив застеленный слезами взгляд в сторону милого окна. А на самом деле всего-то два года прошло. Киев, университет, неясные мрачные слухи, волнения, погромы... Поначалу и его было увлекла волна безумия. Да вовремя опомнился. Признаться, помогло отцово письмо. Умел батька так словом припечатать, что даже, зная, что он за тыщу верст находится, Грицько почувствовал, как его мороз по коже продрал. Отец советовал уезжать из беспокойного Киева, пробиваться к Петлюре. Не срослось. Но зато сам Петлюрой стал. Отец подсобил, связи появились, банду сколотил - сам Врангель хлопцами заинтересовался!И вот, сейчас - опять Малиновка. Попандопуло с ним. Грицько искоса поглядывает на друга, знает, что темно у него на душе. Когда хотели из Одессы уходить, там грозной волной прошли погромы. Следом за погромами - внезапные облавы. Попандопуло откуда-то узнал, что не пощадила красная рука революции ни прилизанных волос и хорошего костюма... ни корсета его смазливой, до сих пор милой сердцу Маруси. Не пощадила. Смяла, искрошила в порошок. Как это все случилось? Непонятно. Добрая, славная, веселая Одесса, ощетинившись в пьяном революционном угаре, явила собой нечто печальное и страшное. Не жемчужина у моря это, а зловонная отрыжка. Оставаться там значило предать ту, другую Одессу. Оставаться там - значит видеть повсюду остекленевшие Марусины глаза с застывшими там тысячами вопросов. - Ты вернешься туда, - пытался утешить товарища Грицько.- Когда?- Когда все закончится.- Чем?..На языке вертелся лживый, насквозь фальшивый ответ, но Грицько смолчал. И хорошо сделал. Они оба прекрасно знали: все уже закончилось. Не в Одессе, нет. И даже не в Киеве. Все началось и закончилось где-то там, за горами, за долами. Кто-то решил, и все закончилось. Но все же та, другая сила, что бандита Грицька атаманом признала, что власть ему дала, еще имела вес. - ВРАНГЕЛЬ! ЧЕЧИЛЬ!Тешилась душа Грицька, когда, услышав страшные, грозные имена, обнаглевшая босота бросалась врассыпную. Точно боялись они, что после этого оба страшных человека, как в сказке, вырастут из-под земли. И тогда конец. Глядя на смеющегося Грицька, улыбался и Попандопуло. А вскоре и сам вкусил вдосталь сладости власти. И кто его знает, кого он там представлял себе, когда вершил над теми, кто пытался сопротивляться, свое собственное правосудие. Крови он не боялся. Был дерзок и сметлив. В жадности заподозрить его было нельзя, но свою добычу он прятал ловко. Пил горилку, но не опивался. А Грицько продолжал ухаживать за милым другом, как за красной девицей. Адъютантом своим его назначил. И никогда бы не признался даже самому себе, что Попандопуло чем дальше, тем сильнее его пугал. Точнее, не сам Попандопуло, а то, что было в его глазах. Грицько взглянул в них однажды и с ужасом отшатнулся - с самого дна темных омутов на Грицька смотрел кто-то мертвый и страшный.