Грициан и Яринка (1/1)
Грицько не был первым красавцем на селе. Силой он тоже не отличался. Но отчего-то Яринкино сердце замирало каждый раз, когда он смотрел на нее. А смотрел кулацкий сын на нее слишком часто. А глаза у него!.. Пронзительные, синие... Не смеется он с ней, как с другими девчатами, не шутит, не играет. Смотрит и молчит. Ходили по селу смутные слухи, что богач Балясный сосватал было единственного сына за хромую Настасью из Верблюжек. Хромая, да богатая. И пусть на пять лет старше Грицька, зато нрава безобидного, смирного. Все молится, службы исправно посещает. Уж не блаженная ли? Если блаженная, так она и того, помереть в скорости может. - Ты, главное, женись на ней, сынку. А там делай, что хочешь, она тебе и слова поперек не скажет, - нашептывал Балясный, мысленно подсчитывая деньги хроменькой. Подсчитывал и облизывался про себя, как кот на блины. Хорош капитал ожидается!Но Грицько противился. Отговаривался, что, мол, слишком молод для женитьбы, но Балясный его в раз раскусил. Не зеленая молодость тут помеха, а толстая коса дочки пропавшего где-то в Сибири Назара Думы. Балясный силен. Отправил непокорного в Киев, пусть набирается ума-разума. Ишь ты, поперек отцовой воли надумал идти!Свирепел Балясный еще и потому, что сам нет-нет, да и заглядывался на красавицу Софью, Назарову вдову. Конечно, ни о какой женитьбе на ней не могло быть и речи - бедная как церковная мышь, Софья была горда и насмешлива. Откажет, и при этом еще так припечатает, что вся Малиновка его до скончания времен дураком из дураков считать будет. А вот помочь по-соседски можно. Послушать ее, покумекать, а там, глядишь, и обрадуется вдова "случайно" подброшенным дровам на зиму. Ну, или еще что-нибудь можно придумать. Голова-то на что дана? Обрадуется Софья и, может быть, станет смотреть на Балясного приветливее. А то как она на него смотрит, ух, как смотрит!.. Волком смотрит. Может, и догадывается, что это по его наводке Назар Васильича в Сибирь сослали. Знать не знает, а сердцем чувствует.И Яринка чувствовала, что что-то не так. Видела, что мать хмурится каждый раз, когда дочка вплетает в волосы принесенные Грицьком цветы, понимала, что не ровня он ей, а сделать с собой ничего не могла.За несколько дней до своего отъезда в Киев, Грицько выбрал момент, когда ни отца, ни Софьи в селе не было, и внезапно пришел к Яринке. Та только-только свиньям корм задала, ни переодеться, ни умыться не успела. Пришел Грицько, а она и рассердилась на него за то, что он увидел ее столь чумазой, некрасивой. Хотела прогнать, дерзостей наговорила, а он молча подошел к ней, взял за обе испачканные руки и принялся целовать их. Каждый пальчик... А потом упал ей в ноги.- Ты, - говорит, - такая мне еще милее.Тут и окончательно растаяло Яринкино сердце. Засмотрелась она в его синие глаза, а он поднялся и ее, такую чумазую, растрепанную, страстно в губы поцеловал. Она не ответила на поцелуй, но и не сопротивлялась. Ух! Аж ноги подкосились!.. Она и до него целовалась в шутку с парнями, но этот поцелуй ей особенно сладким показался.- Я в Киев еду, отец посылает, - глядя себе под ноги, произнес Грицько, - хотел с тобой погулять напоследок. - А надолго ты в Киев?- На учебу, в университет.Какой бы непоседливой егозой ни была Яринка, а стало ей грустно от этих слов. Кто смешить ее будет? Кто станет цветы дарить? Нет, недостатка в поклонниках у Яринки не было, но Грицько такой один-единственный. Но вот, что интересно. Когда бродили они по лесу рука об руку, Грицько о своих чувствах и словом не обмолвился. Не сказал, что любит, не просил ждать. Разговаривали они обо всем и ни о чем. И нельзя сказать, что Яринке не нравилась эта праздная болтовня.- Он тебя поцеловал? Там, в лесу? - Допытывалась Катеринка, когда Яринка рассказывала ей о последней прогулке с Грицьком.- Нет.- Странно... - Катеринка закусила губу, опустила книжку, что читала, на колени, задумчиво посмотрела в окошко, - а ты дала ему с собой что-нибудь свое, на память?- Что я дать-то ему могу?- Ну, не знаю... Платочек свой вышитый, например. Или локон. Положила бы в медальон, отдала бы ему и наказала бы тебя вспоминать. А он бы в Киеве любовался им, целовал бы его, и никогда-никогда бы не смог тебя позабыть...- Ну ты скажешь тоже... - фыркнула от смеха Яринка, - ну откуда у меня медальоны? И вдруг какая-то тень пробежала по ее лицу. Помолчав секунду, она вскинула на подругу быстрые серые глаза:- А что, думаешь, позабудет?- Да, может. Киев - это не наша Малиновка. Киев - это ух, какой город... - с видом знатока, протянула Катеринка, - там знаешь, сколько соблазнов?- Я - не знаю. Откуда мне знать? Я там не была никогда. А ты откуда знаешь? Из книжек своих? - Уже опять смеялась Яринка.Катеринка только хмурится. Все смеются над ней, зная о ее страсти к книжкам. Даже Яринка. Но вскоре ее личико разглаживается. На Яринку нельзя сердиться долго, особенно когда она смеется. Смех у нее заразительный, и Катеринка невольно улыбается в ответ.- Ну ты хотя бы пиши ему, чтобы не забыл тебя.- Куда писать? "В Киев, Грицьку"?- Почти как у Чехова... Он что, адреса не оставил? - Смеется и Катеринка.- Нет, он, наверное, и сам не знает, где там будет жить.Подруги смеются. Пройдет еще совсем немного времени, и из легкомысленного сердца Яринки изгладится, словно ее там и не было, печаль по Грицьку. Едва ли стоит ее винить - она словно бабочка, характер такой. А может, дело было еще и в том, что Яринка обратила, наконец, внимание на парня, который уже с зимы ходил за ней, как тень. Андрейка был ее ровесником, стройным и ладным. Свято место пусто не бывает.