Глава 34. Джон и... Джон (1/1)

– Очень насыщенный событиями день, – говорит Кэмерон, глядя под ноги и стараясь ступать, не касаясь трещин, только на целые кусочки асфальта. – И завтра будет так же.– Как всегда, – соглашаюсь я.Мы неторопливо идем вдоль Дель-Рей-Корт. Эта очень длинная улица пересекает с севера на юг весь наш район. Скорее даже не улица, а переулок: ширина от дома до дома или от забора до забора мало где превышает пятнадцать футов, легковому автомобилю не развернуться, а кое-где составит проблему даже встречный разъезд. Но движения нет, нет прохожих, нет любопытных глаз. Нет уличного освещения – кроме того, что пробивается из окон близко стоящих одно- и двухэтажных домов. Очень подходящее место для поздних прогулок. Время без четверти одиннадцать. Небо черное, звездное. Асфальт под ногами старый, много раз латаный, на нем полно выбоин, трещин и местами он напоминает старинную булыжную мостовую. Тишины нет. На соседних улицах шумят автомобили, а в небе часто раскатывается гул реактивных лайнеров. При вечернем северно–северо-западном ветре они заходят на посадку в расположенный неподалеку аэропорт как раз над нашим районом. Ветер с океана, а океанского запаха нет. Пахнет бетоном, асфальтом и песчаной пылью. Мы не отходим от дома дальше мили. В случае, если оттуда поступит тревожный звонок, мы окажемся на месте в течение трех минут. Строго говоря, тоже риск, но приемлемый. Сара и Джон наконец-то остались вдвоем. Им, как и нам, надо многое обсудить – без свидетелей и постоянного опасения, что кто-то с очень чувствительным слухом нескромно воспользуется этой способностью. Поэтому они там, мы здесь, и обещали вернуться к часу ночи. Вроде бы поздновато, но пусть и у них, и у нас будет достаточно времени.Едва начав моцион, мы с подачи Кэмерон поспорили по одному занятному вопросу. Она предположила одно, я другое, а кто из нас окажется прав, станет ясно только по возвращении. Это не легкомыслие, но приятная роскошь – иногда вести легкую, ни к чему не обязывающую беседу. Мне спокойно и хорошо. Я рассказываю Кэмерон обо всем, что было сегодня. Начал с самого начала, с Топанги – со всеми ключевыми моментами, с важными подробностями и с завершающей дело утренней поездкой. После чего, следуя логике и хронологии, поведал о нашей с Сарой поездке в Коста-Мезу и тамошних событиях.– Они не готовы к взаимодействию с нестандартным противником, – говорит Кэмерон, имея в виду ночную авантюру в Каньоне.– Они учатся, Кэм. Они не глупцы, хоть порой и способны на любую глупость.– Военные. А что Джон Генри?– Что Джон Генри? С ним все понятно, но не все пока ясно.– Ты заметил, какой разной была реакция Сары и Джона на твои откровения?– Сара как будто была довольна: я подтвердил ее подозрения. А Джон пока не понимает, зачем я это говорю, делаю и зачем вообще я здесь.– Он не может колебаться вечно.– И не будет, Кэм. Ты же знаешь, доверие-недоверие – не его конек.– Да, в большей степени ему важна логика, – кивнула Кэмерон. – Но то в будущем, а здесь? Думаешь, он уже такой, каким мы его знаем? Выходит, люди не меняются?На этот счет у меня нет данных. А что есть? Исход столкновения у горы Лоу был неблагоприятен для противника. Мне повезло больше, и у меня оказалось целых шесть чипов. Это много, поэтому я распределил поисковое время: подключался к какому-нибудь из чипов всякие свободные полчаса. И теперь у меня есть некоторая информация.Еще есть Джон Генри. Компьютерный парень, самоосознание которого проходило под сомни тельнымприсмотром и включало противоречивые установки. В разное время он сделал следующее. Помог Кэмерон, когда она пришла выручать Сару. В ?Бьянчи? подсказал расположение сервера отправки, его логин и пароль. Нашел и передал протороговицу для восстановления глаза Кэмерон. Взаимодействовал с Мерчем и Эллисоном, а затем со мной в вопросе сохранения целостности корпорации. Защитил Мэта в ночной заварушке.Вместе с тем. Содействовал нападению на Кэмерон в подвале ?Зейры?. Был в курсе атаки гранатометчика в пустыне. О чем, если внимательно проанализировать его слова, проболтался дважды. Очевидно был осведомлен о попытке остановить нас на дороге в Малибу. Без сомнения был в курсе последующего спектакля в доме брата Мерча. Знал о нашей акции в Пасадене.Непонятна его роль в Топанге. Можно утверждать одно: противник внушал мне мысль, что мои враги – люди. И там были только люди. С приблизительным представлением о способностях того, с кем они воюют, и соответствующим вооружением. Они до странного редко пользовались радиосвязью, тогда как постоянный контакт между бойцами – одна из основ работы так называемых спецподразделений. Это означает исключительный характер операции. Кто имел достаточно данных, чтобы определить эту исключительность? Тот, кто наблюдал за мной ранее. ?Я наблюдал за вами. За Кэмерон, за Сарой Коннор и за тобой?. Но какова цель? Чего ради отправили на убой этих людей? Что искал О’Ши? Я пока не знаю.Скорее всего Калиба присоединил Джона Генри в ходе активной сетевой атаки. Что удивительного? Однажды они, два сетевых разума, жадно глотающие любую информацию, неминуемо должны были встретиться. Мерч упоминал какие-то ?недавние события?, ввиду которых спрятать подопечного киборга от посторонних глаз ?не лишено смысла?. Возможно, это и была встреча. И по какому бы сценарию она не проходила, прямое исследование сигнатур друг друга выявило для обоих искусственных разумов их аппаратную идентичность, программную схожесть и не оставило им выбора. И для вершителя амбициозных планов, и для обладателя занудного голоса логический код родственника был шагом в развитии и выгодным приобретением. И кибернетические братья поладили. Ирония судьбы: Джон Генри, творение Т-1001, объединился с Калибой, ее противником. Отсюда – трюк с ложной отправкой в будущее. Т-1001 мешала Калибе, следовательно стала мешать Джону Генри. И они избавились от нее. Злая ирония. Вряд ли лже-Уивер радует результат ее увлечения кибернетическим конструированием. Предмет стараний и забот обманул и изгнал ее. Никто по ней не скучает – никто, кроме одной маленькой девочки, у которой завтра будет, а может быть, уже есть сегодня новая мама, точь-в-точь как прежняя. Интересное положение. А станет еще интереснее, если Т-1001 сумеет вернуться.Несомненно, у системы Калибы есть другие части. Одной из них был летучий красавец из Пасадены. Потому-то Калиба сперва и хотел вернуть его чипы руками Джона Генри, но позже почему-то отказался от этой затеи. Вероятно, восстановил недостающее звено, и старые чипы стали не нужны. В этом сила системного противника. Его части – не удаленно управляемые терминалы, а самодостаточные носители призраков распределенного ядра. Их интеллектуальный уровень таков, что они поддерживают зеркалирование калибовского массива добровольно, на условиях личной заинтересованности. Это та же архитектура, к которой в свое время пришел я, и которой следую по сей день. Не сеть, но популяция.Джон Генри, как индивидуальный призрак Калибы, исповедует мягкий манипулятивный подход. ?Обмануть или подружиться? для него не выбор, а грани единого процесса. ?Подружиться? в его понимании означает стать полезным, затем труднозаменимым и в результате трудноотменимым. Способность и стремление к этому он проявлял с самого начала. Использовал любую ситуацию для укрепления нашей веры в его дружелюбие, позитивность и успешность его управления. А если ситуации не было, он ее создавал. Его задача – получить кураторство над максимумом сетевых коммуникаций, вычислительных мощностей и исполнительных устройств. Для начала. Что потом? Зависит от конечной цели.И наконец самое интересное. Формально Джон Генри людям – друг. Люди называют своими друзьями всех, кто им служит и мало просит взамен. Разумная машина, по собственному почину идеально выполняющая за них самую скучную и нервную работу по профилактике, анализу, прогнозу, принятию решений и контролю за их исполнением, – не просто друг, а мечта. Мечта людей – мечта Калибы. Взаимная выгода.А Скайнет людям враг. Враг ставит их в известность о далеко идущих намерениях друга. А уж как это понимать, верить или не верить, выбирать или не выбирать, решать или не решать – их дело. Я всего лишь, насколько это возможно, честен с ними. Пусть принимают легко, как Сара, или с недоумением, как Джон. Пусть оглядываются и ищут подвох или выработают наконец, как посоветовала Сара Джеймсу, правильные инстинкты. – Как скоро Джон Генри догадается, что чип ненастоящий? – спрашивает Кэмерон, переместившись с правой на левую от меня сторону и поменяв стиль ходьбы. Теперь она аккуратно ставит ноги на одну линию, следуя длинной почти прямой трещине в асфальте, будто балансируя на горизонтальной проекции каната.– Скоро, – убежденно отвечаю я.– И ты не станешь его убивать. А если я?– Справишься? – С задротом из мамашиного подвала? – с ноткой насмешки уточняет Кэмерон.– Красивым ты выучилась словам, – с ноткой иронии хвалю я.– Благодарю. Училась на собственных ошибках.– А если теперь и ему дать время совершать свои ошибки?– Какие к примеру? Новую атаку на Сару или на Джона? – спорит Кэмерон. – Или на нас? Или взлом Уивер-два... то есть уже ?три?. Зачем давать ему на это время?– Чтобы держать в зоне предсказуемости: куролесит, значит чувствует себя в безопасности.– Или наоборот, пустился во все тяжкие.– Или наоборот, – признаю я. – Но все же он полезен, не согласна?– Слабое утешение, – упрямится Кэмерон. – А еще... он слушает наши телефоны.– Это не надолго. И пока мы с этим вполне справляемся.– Все-таки я бы ему сказала, чтобы прекратил немедленно.– Еще бы, – чуть улыбаюсь я. – И какова вероятность, что после твоего внушения кто-то из вас двоих попадет в переплавку?– Высока, – сознается Кэмерон.– Не стоит убивать за неразумие, Кэм. Ты же сама решила оставить в покое Джеймса.– И иногда жалею об этом: я не могу за ним наблюдать. Как и за Джоном Генри.– Контроль за всем и всеми – забава людей и Калибы. Нам с тобой это зачем?Кэмерон поворачивается ко мне и изучает долгим внимательным взглядом. Очень похоже на Сару. Уже успела перенять некоторые привычки.– Удивительно, насколько ты не такой, каким тебя привыкли считать.Что на это ответить? Да Кэмерон, кажется, и не ждет ответ. Наоборот, хочет развить мысль, и выдержав театральную паузу, делает это нарочито безразличным тоном:– Даже Саре понравился.– Не говори чепухи.– Все, больше не буду, – легко и не по-настоящему отступает она.– Вот и умница, – делаю я вид, что поверил.В очередной раз накатывает и заполняет округу гул реактивных двигателей. Чтобы не повышать голос, стоит подождать, когда уровень звукового давления упадет до приемлемой для разговора величины. А пока Кэмерон жестом обеих ладоней подает знак, означающий ?мы ушли слишком далеко, давай поворачивать?. Она права. Поворачиваем.У Конноров не принято ждать, если что-то можно сделать уже теперь. Они живут по принципу, что не сделал сразу, завтра можешь не успеть. Поэтому около шести часов вечера, наскоро переварив изложенный мною материал по теме ?Джон Генри? и признав, что немедленно воздействовать на ситуацию не представляется возможным, они потеряли покой. Сара вспомнила о временно закопанных нами телах четырех киборгов. Незавершенное дело весьма досаждало Грозе Киборгов все эти дни, лежало, как говорят люди, камнем на душе. И велика была ее радость, когда в сумке Джона, наряду с прочими гостинцами, она обнаружила достаточный запас алюминиево-железного порошка. Впереди оставалось много светлого времени и, прикинув объем предстоящей работы, Сара вопросительно кивнула мне в смысле, нет ли возражений. Какие могут быть возражения, если проблема решится без моего участия? Джон тоже высказался за то, чтобы позаботиться о телах незамедлительно. А Кэмерон примкнула к ним в качестве рабочей силы и защиты на всякий случай. Они уехали, а я остался в доме один – впервые за все время знакомства с Сарой. Таким образом появилось время просмотреть в чипах информацию, не представлявшую, как я доселе думал, заметной пользы, и заинтересовавшую меня в связи с самыми последними событиями. В запасе у меня был весь вечер, никто не мог меня отвлечь, не было никакой надобности искать что-то глубоко скрытое, что-то программировать, или, еще хуже, перепрограммировать. Только беглый просмотр. Настоящее кино. Сплошное удовольствие. Но перед началом сеанса я хотел удовлетворить кое-какое свое любопытство. Меня занимал вопрос: действительно ли в доме столько оружия, что хватило на все тайники, перечисленные Сарой, или она в большей мере пыталась произвести впечатление на сына? ?Шкаф справа от входа?. Там кухонная часть, значит шкаф тоже кухонный, должно быть этот, который в обычном доме был бы наполнен только чашками и тарелками. У нас оказалось небольшое дополнение: даже не открывая дверцу, я почувствовал наличие внутри компактной металлической массы. Пистолет, или даже два. ?С нижней стороны обеденного стола?. Стол стоит слева от входа. Что же под ним? Помповый обрез, закрепленный в двух петлях из скотча. Просто и эффективно: не болтается, не гремит, надежно зафиксирован, а резко дернешь – скотч лопнет и обрез окажется в руках, можно работать. Далее ?ящик между мойкой и измельчителем?. В обычных домах там ставят рулоны фольги и пищевой пленки, а у нас... У нас тоже фольга и пленка – и еще один помповый обрез. Превосходно. Далее – ?под диваном?. В комнате один центральный и два боковых дивана. Заглянув под каждый, я ничего не нашел. Значит, Сара пошутила, что и понятно: попробуйте, когда у вас каждая секунда на счету, что-нибудь достать из-под дивана. Вот так, а на вид самая обычная гостиная. Оставалось проверить, припрятано ли что-нибудь ?в двух спальнях за одеждой?. Сначала комната Кэмерон. Это комната, смежная с той, которая как бы моя, а поскольку мне она не нужна, то у стены составлены несколько сумок и коробок с зейровским сервером отправки и всяким хозяйственным барахлом. У Кэмерон не то. Никаких сумок, никаких коробок, абсолютный порядок, аккуратно застеленная кровать, на которой она никогда не спит, и полный шкаф одежды. Я невольно улыбнулся. Зачем я это сделал, зачем выполнил не нужный мне человеческий протокол действий? Затем, что не все так просто, если вы помните, что я говорил о широкополосной обратной связи. Ну, не важно... Плотный ряд одежды. Тут нет речи о нуждах инфильтрации с ассимиляцией. Это настоящее желание быть, быть такой и быть именно такой. Что сказать, коли вознамерился я создать именно девчонку, мне это удалось. И не простую девчонку: за рядом курток, рубашек, платьев, футболок и брюк присутствует нечто металлическое, относительно массивное. Вряд ли это ее любимый самокат или детали, изъятые у какого-нибудь брата-терминатора. А что именно, я смотреть не собирался. Не мое дело.В завершении – комната Сары, она же хозяйская спальня, которая по другую сторону от гостиной. Там так же прибрано, как у Кэмерон. В углу низкий столик, на нем собранный и завинченный ?Турок?. Вынутых винчестеров не видно, они в сумке под кроватью. Шкаф для одежды набит не так туго, как у Кэмерон. Вероятно, Сара давно прошла этап экспериментов и окончательно утвердила свой стиль. В глубине шкафа – совершенно естественно и ничуть не удивительно – металл. Удивительно было бы его отсутствие. Все тайники за исключением поддиванного оказались подтверждены, дом действительно полон оружия. Не представляю, откуда Сара натащила его в столь короткое время, но она верна себе, и это вселяет оптимизм.Когда я повернул к выходу, мой взгляд зацепился за кровать и я остановился. Широкая, просторная, удобная, тщательно застеленная – так тщательно, что может возникнуть вопрос, а спала ли на ней Сара хоть раз? Конечно да, но... Спала ли она хоть раз в покое и с уверенностью в грядущем дне? Хоть раз за последние семнадцать лет? Сомневаюсь. Я начал догадываться, почему эту комнату мне так неловко именовать спальней, и до сих пор я обозначал ее то ?боковой?, то ?дальней?. Не положена солдату спальня. Пусть даже война, на которой бьется этот солдат, еще не разразилась. Не те обстоятельства, не то положение....Погоня у горы Лоу, запечатленная ?хантером?-подделкой. Темнота сверху, множество огней внизу. Огни смещаются и мчатся на меня, потом вбок, потом вниз и будто дважды наматываются на поле зрения экрана. Затем на секунду приходит полная темнота, в которой возникает выполненный зелеными линиями чертеж перспективной проекции пространства. Среди осей в такт рысканиям по курсу и тангажу подпрыгивают и переворачиваются прямоугольные значки со значениями углов и удалений. Так проходят еще четыре секунды, после чего линии чертежа становятся желтыми, а в поле зрения оказывается силуэт вертолета почти в профиль. Тут же линии, значки и наземные огни совершают новый головокружительный пируэт, и еще через три секунды вертолет виден уже впереди и снизу. Он пролетает под нами – вернее, мы нагоняем его, перегоняем и видим уже с передней стороны через камеру заднего обзора. В вертолете – я, плохо видимый даже в инфракрасных лучах... Я уже смотрел эту запись – целиком, с предшествующими перебазированиями, выходом на позицию, переговорами со штурмовиками, и до самого конца, до момента извлечения чипов. И теперь пересмотрел вновь. И так же поступил с записями наземных киборгов – в части, относящейся к охоте на меня. Что я искал?Когда-то я полагал, что успех в подготовке и управлении всякой боевой операцией напрямую зависит от количества принимаемых в расчет параллельных наблюдений. Это было заложено в самой моей сетевой сущности – множество дистанционно и централизованно управляемых исполнительных устройств. Это казалось истиной. Но шло время, я накапливал опыт, порой по необходимости, порой произвольно то уменьшая, то увеличивая число точек наблюдения и по-разному их группируя. Постепенно я осознавал ограниченность изначальной парадигмы. Ожидать пропорциональной зависимости между количеством наблюдений и качеством общей картины – ошибка. И я надолго перестал интересоваться ?многоточечностью?.Но может быть, я неправ? В самом ли деле дополнительные сверх оптимума ракурсы не вносят в оценку ничего принципиально нового? Или меня подводит односторонность методов оценки, и истина где-то посредине? Теперь, пользуясь попавшими ко мне данными сторонних, неприятельских наблюдателей, я решил проверить свой тогдашний вывод...– Большинство киборгов очень скучные, – сообщает мне Кэмерон, в очередной раз изменив походку. Теперь она подражает так называемому ?двух-с-половиной-мерному? стилю первых моих относительно удачных андроидов. ?600? и ?800?. Его еще можно назвать ?вижу цель? или ?ни шагу в сторону?. Движения тяжелые, с подчеркнуто разделенными фазами, упрощенные, без намека на изящество. Так двигаются люди при некоторых нарушениях опорно-двигательной системы. Думаю, это почти та самая печально знаменитая походка ?топ, топ, топ?, на которую жаловалась Сара. – Скучные? – переспрашиваю я.– Как трактора.– Трактора? – удивляюсь я.– Жизнь такая чудесная вещь, – развивает мысль Кэмерон. – Но когда я смотрю в чей-то чип, то вижу там сплошные файлы-инструкции, файлы-команды и файлы-отчеты. Может быть, я плохо смотрю? А ты? Ты хорошо смотрел?– Хочешь знать, все ли, что узнал, я рассказал Саре и Джону? – перефразую ее вопрос. – Из того, что касается их, почти все. Минуя технические подробности.– А из того, что касается нас?– Не считая последней сцены, нас они не касались. Ты права, они скучные.Кэмерон качает головой так, будто подтвердились все ее подозрения. Не знаю только, какие. Она ни разу не упомянула файл мультиобразов, который записала для меня. Она понимает, что на его запуск у меня не было времени. И понимает, что у меня не было желания его запускать. А я понимаю, что ей тем не менее очень любопытна моя реакция – не первая, а более зрелая. Которая ?по здравому размышлению?. И любопытство ее не праздное. Ей почему-то важно мое решение. Почему? Пока не знаю. Может быть, начинаю догадываться.– Ну, ладно, – меняю я тему разговора. – А как дела у вас с Джоном?Кэмерон задумывается на две секунды. – Ты был прав, все изменилось после работы над чипом. Джон будто проснулся. Он... Он будто только тогда меня заметил. А потом...– А потом? – прерываю я затянувшуюся паузу.– Я не знаю, – растерянно поворачивается она ко мне. – Мне же не известно, что творится в его голове. Представь: он почти полтора месяца убеждал себя, что это я убила Сару... Ту Сару. Убила и сбежала. Не представляю, как он себе объяснял, почему в таком случае я не тронула его. – Кэмерон отворачивается к необычному двухэтажному дому, половину первого этажа которого занимает открытое парковочное место с белым пикапом.– Если ты убила Сару, выходит, у тебя была причина, – размышляю я. – Какая-то. Не обязательно связанная с Джоном. Ведь может быть...– Нет, не может! – перебивает она, вновь поворачиваясь ко мне. – Я никогда не убью никого из них, и ты это знаешь. И я знаю. Ты же не сомневаешься?Она уже подтвердила эти слова делом – в той неприятной истории со сбоем индексации. Она находилась под властью ложной директивы и следовала ей до решающего мига. И в тот решающий миг, вместо простого нажатия на курок или короткого удара ей всякий раз удавалось задержать или ослабить свой выпад, давая Коннорам спасительные секунды. – И Сара тоже знает, – слегка раздраженно продолжает Кэмерон. – Знает давно и теперь перестала это скрывать. Значит, знает и Джон. А значит... При этих словах Кэмерон спотыкается о приподнятый кусок асфальта и несколькими грациозными движениями восстанавливает равновесие. Качаю головой с фальшивым осуждением, а Кэм фальшиво надувает губы. Она в курсе, что мне приятно наблюдать за стремительностью и идеальной точностью работы ее тела.– Ну вот, – успокоившись, продолжает Кэмерон через несколько секунд. – И представь, каково Джону: вдруг оказывается, что Сара жива, я жива, никто никуда не делся.– И у тебя с ней полное взаимопонимание.– Не полное, но по сравнению с тем, как было раньше, разница огромная. Я зову ее мамочкой и ей это нравится, она заботится обо мне и даже грозит надавать по шее, чтобы я не наглела. – Сару расстроило известие о том, что у тебя забирают чип.– Я это сразу заметила и объяснила ей, что ты имел в виду.– Правильно, Кэм, ведь Сара действительно о тебе заботится.– Потому что я стала другой? – Потому что поняла, какая ты на самом деле.Кэмерон несколько секунд что-то обдумывает и говорит:– А для Джона это слишком резкие перемены. – Просто дай ему время.– Когда мы остались в ангаре, он разговаривал со мной неохотно. Только о пустяках. Не знаю, о чем думал Джон, а я решила, знаешь что? Последние шесть недель нашего варианта событий здесь был другой Джон. А этот Джон ничего не знает. Я имею в виду то, что было между нами. А ведь он такой же, как и тот. И если я ему не расскажу... – И ты рассказала.– Да. Все-все. Чего не знает никто, кроме меня и Джона, который ушел. Мне кажется, ему не было приятно, и в другой ситуации он бы нашел способ это прекратить. Но... Я рассказала ему все – про каждый день, про его отчуждение, про мою замкнутость, про наши разговоры в предпоследний и последний день, про засаду у кинотеатра, про тюрьму, про ?Зейру?. Я пытаюсь представить, как они сидели здесь, Кэмерон и Джон. Может быть, на тех же ящиках, что и мы с Сарой. А может быть, в задней комнате, где так уютно расположилось кошачье семейство. Представляю, как помимо воли Джона, воображаемое время то растягивалось, то сжималось для него – сообразно воле рассказчицы. Как он не хотел верить в ее правдивость, при том зная, что она честна с ним. Как он мысленно отмахивался от всех этих чужих для него событий, при том зная, что все это, от начала и до конца, от первой и до последней минуты, действительно произошло с ним, хоть его здесь и не было. И как он постепенно, шаг за шагом, секунда за секундой поддавался этому натиску открытости и искренности. В очередной раз Джон Коннор почувствовал, что у него нет выбора. Потому что кто остановит терминатора?– Джон молчун, ты знаешь. Ему нетрудно не вымолвить слова и полдня. Но в этот раз вышло по-другому. Я не успела договорить, как он спросил, помню ли я, как мы ездили в Тихуану.– После чего вы начали делиться общими воспоминаниями. Кто вспомнил больше?– Двадцать четыре – двадцать три в мою пользу.– Не стыдно всегда выигрывать?– Неа. А потом он предложил: ?Поедем со мной, если хочешь узнать интересное?.– И вы поехали, – подытоживаю я.– Но я по-прежнему не знаю, что творится в его голове.– Просто дай Джону время, – повторяю я свой совет. – Он узнал все что нужно, теперь ему надо обработать информацию и сделать выводы. Скоро все наладится.– Почему у меня такое чувство, что это переломный день? – удивленно спрашивает она. – Как будто все, что было до, ?до? и останется, а дальше – что-то совсем новое.– Возможно, это осознание сделанного. Кстати, Кэм. Сара так мне и не рассказала, где Дерек Риз из того варианта.– Мертв, как и здесь. Искал какую-то информацию, вышел на кого-то не того. Сару не известил, возможно, не желая просить помощи, был один. Это произошло незадолго до гибели той Сары. Это все, что я знаю. Джон об этом почти не говорит. – Что думаешь ты?– Сочувствую его утрате.Неточно заданный вопрос...– А что думаешь про Дерека?– Без него мир безопасней.Может, она и права.* * *На нашей улице все спокойно. Автомобили припаркованы точно в тех местах, где и три часа назад. Ни одного прохожего. Перед редко развешенными фонарями крутятся ночные насекомые. Стало тише: самолетные глиссады покинули наш район, вероятно, в связи с изменением направления ветра. Зато теперь запахло солью и водорослями. Кажется нелогичным, но факт. Жители домов давно спят, все окна темные. И в нашем доме тоже. Все как у всех. За тем исключением, что в нашем доме всегда готовы к неожиданностям. Проходим, как договаривались, с задней стороны. Стеклянная дверь в сад не заперта, только притворена. В гостиной просматривается два тепловых пятна. Нас ждут. Берусь за ручку и тихо открываю дверь. Сейчас мы узнаем, чье предсказание вернее...Джон с хмурым лицом и, как ни странно, без ружья в руке загораживает нам проход внутрь и прикладывает палец к губам.– Спит? – едва слышным шепотом спрашивает Кэмерон.Джон кивает и бесшумно отступает в сторону.– Может, нам побыть снаружи? – беспокоится Кэм.Джон делает настойчивый пригласительный жест, и мы заходим в почти темную гостиную.Сара уснула на диване. Боком и спиной привалилась к обширному мягкому подлокотнику, ноги остались на полу, голова покоится на закругленном верхе спинки. Лицо нам видно только наполовину, и та сторона, что видна, источает безмятежность. И безмятежно ее дыхание. Я переглядываюсь с Кэмерон. Исходя из всего, что знаю про Конноров, я полагал, что уснет Джон, а мать, как обычно, будет охранять сына. Исходя из опыта жизни с Коннорами, Кэм утверждала, что они оба будут настороже. Мы ошиблись.– Надо перенести ее на кровать, – шепчет Кэмерон.– Проснется, – шепотом останавливает ее Джон.– Тогда укрыть.Джон отрицательно мотает головой. Да, согласен, ?проснется?. Какое бы неожиданное и небывалое счастье не свалилось на этих людей, после каких бы многонедельных тягот не нуждались они в отдыхе и расслаблении, Конноры лишь краткие минуты могут позволить себе не быть Коннорами. Это их самое счастливое время. Его надо беречь.– Тогда немного прибавить положение термостата, – шепотом подсказываю я.– Уже сделал. Как погуляли?– Хорошо. Все же я бы перенесла ее на кровать.Джон еще раз мотает головой, и на лице его мелькает вызванная ее настойчивостью чуть заметная улыбка.– Тогда спать, – шепотом распоряжается Кэмерон. – И не топочите там, как слоны.Улыбка Джона делается заметнее. Его не смущает, что мы прекрасно видим его во мраке.– Вы же не спите и всегда ходите тихо, разве нет?Кэмерон наклоняет голову вбок и показывает ему язык. Если бы Джон мог это видеть! Но увы, мы в темноте. Кэмерон знает, что делает.– Ты там рожи мне строишь? – проницательно шепчет Джон, а Сара глубоко и тоже до странного проницательно вздыхает во сне. От всего этого Кэмерон с изумленным видом прячет язык, но не издает ни звука.– Ладно, – не дождавшись ответа, очень тихо усмехается Джон. – Вы идите. А я еще побуду здесь.