Часть 2 (1/1)
Локсли дремлет, грудь его под одеялами из шкур тяжело вздымается и опадает. Рот чуть приоткрыт, волосы рассыпаны по постели. Гизборн присаживается на край ложа, осторожно приподнимая голову юноши, придерживая ладонью затылок. Локсли открывает глаза. К его губам прижимается краешек деревянной чашки.-Вот, выпей это…Он делает глоток и давится.-Горько…-Ничего…пей…это поможет…Локсли с трудом глотает, морщась и подавляя позывы тошноты. Гай чувствует какое-то странное удовлетворение при взгляде на его искаженное гримаской лицо. Словно страдания этого чертова сакса каким-то образом искупают его собственные муки.-Гай…-Заткнись Бога ради, Локсли…-Зачем ты спас меня?Он вздрагивает, понимая, как сильно боялся этого вопроса. Не потому что не знал ответа, а потому, что знал слишком хорошо. Хотя и не признавался в нём даже самому себе.-Неважно…Он очень надеется, что Локсли не заметил дрожи в его голосе. Проблема в том, что когда он прикасается к этому треклятому эльфу, то теряет контроль над собой. Дрожат руки, сердце колотится как безумное, и непонятно, чего хочется больше- придушить ублюдка или…Это ?или? сбивает с толку, в мозгу проносятся совершенно несвойственные, сумасшедшие и глупые фантазии. О руках Локсли на его плечах, о податливых мягких губах под его губами, о гибком мускулистом теле, прижатом к его телу. В памяти вспыхивает их схватка в грязи…то, как они были близки несмотря на то, что валяли друг дружку и потом у него болело всё, что только могло болеть. Потом ему часто снилась та драка и всякий раз он просыпался, ошеломленный вспышкой тягучего темного удовлетворения, почти теряя сознание от шока и осознания того, что сумасшедшее желание не прошло, а, казалось, стало ещё сильнее.-Гай…- слабо стонет Локсли и он, очнувшись от тяжких размышлений, понимает, что слишком сильно сжал в объятиях измученное тело разбойника. –Гай…Он бережно опускает его обратно на шкуры и отводит взгляд от лица лесного эльфа. А потом вздрагивает, пораженный тем, какова реакция слабого, измученного юноши, глядя на заметно натянувшиеся холщовые штаны. Локсли дышит тяжело, трудно, закусывает губы. Но руки непослушны и он даже не может развязать тесемки на штанах. В огромных глазах слёзы. И тогда Гай делает то, чего никогда не мог бы ожидать от самого себа. Развязывает тесемки на бедрах локсли, рывком спускает штаны до колен и берет в ладонь тяжелый, наливающийся жизнью член. С губ Локсли срывает протяжный вздох, он выгибается, перехватывая воздух мелкими болезненными глотками, задыхаясь, втискиваясь в тесные объятия этой жесткой ладони, привыкшей более к рукояти меча, нежели к ласкам. Гай медленно двигает рукой, от мошонки до головки, сдвигая крайнюю плоть, касаясь чувствительной кожицы у основания, снова вниз, и опять вверх. Он слышит почти жалобные стоны Локсли и внезапно успокаивается. Всё под контролем. Чувства, злость, и…жажда… Позже он вернется в свою комнату и точно так же сожмет свою собственную плоть, представляя искаженное наслаждением лицо сумасшедшего лесного божества. А может и просто будет лежать и улыбаться, представляя себе как Локсли мечется и постанывает в его руках. Протяжный вскрик дает понять, что финал близок и он едва успевает накинуть край покрывала, чтобы не испачкать шкуры. Локсли кончает, захлебнувшись воплем, содрогаясь в конвульсиях безумного, сносящего рассудок наслаждения. Дни утекают словно капли дождя. Присутствие Локсли пропитывает старые холодные камни замка Гизборн, как мёд пропитывает соты. Гаю нравится просто сидеть в кресле, которое он велел перенести в комнату разбойника, и смотреть, как Локсли посапывает, уткнувшись в подушку. Иногда они беседуют. Обо всем и ни о чем. О погоде, о земле. О войне, о том, что на сердце. А ещё Локсли впервые рассмеялся, когда Гай попытался переодеть его после того, как жар спал, и рубаха пропиталась испариной.
-Зачем ты спас меня, Гай?- в очередной раз шепчет разбойник, роняя голову на плечо Гизборну, когда тот меняет повязки в очередной раз. -Зачем я тебе?А он по-прежнему молчит, не в силах произнести ни слова, не в силах ответить на такой простой вопрос. Месяцы пролетают как мгновение. Близится Рождество. Гай мечется между двух огней, между Ноттингемом и Биркенаром. Шериф словно с цепи сорвался, почти всегда в дурном настроении. Гай пытается как-то решить проблему с деньгами, но все его планы срываются. К счастью, в лесах много дичи, еды хватает. Гейр и Робин, кажется, относятся друг к другу более чем хорошо. Мальчишка привязался к разбойнику, вдвоем им веселее. Когда Гай возвращается из очередной поездки в Ноттингем, они буквально повисают на нём. Он никогда не думал, что может быть так приятно, когда тебя кто-то ждет! Иногда они сидят втроем, болтая и рассказывая всякие истории, Локсли заливисто смеется и от этого смеха по телу Гая словно пробегают мурашки. Но по-прежнему разбойник просыпается по ночам от собственного крика. Об этом Гейр тихо говорит хозяину, когда они остаются одни на кухне. Гай не знает, что ему делать. Локсли идет на поправку, но медленно и тело его всё ещё измождено. Потому он легко схватывает простуду, выбравшись в один ветреный день во двор, подышать свежим воздухом. К вечеру он уже снова пылает. Гай рычит на Гейра, не усмотревшего за разбойником, но мальчишка и так подавлен и мечется как угорелый, то нагревая воду, то собирая по всему замку шкуры и одеяла, чтобы согреть Локсли. Гизборн решает переселить разбойника, ему кажется, что в его комнатке слишком холодно. Локсли весь горит и натягивает на себя все имеющиеся одеяла и шкуры, но не может согреться. Он так исхудал, что Гай с легкостью переносит его в свои покои, где шире ложе и камин больше. Гейр собрал все шкуры и простыни и покрыл ими деревянное ложе своего господина. Сам он перебирается в комнату Локсли, которую пожаловал ему Гай. Первая ночь, когда они оказываются рядом в одной постели. Гай неловко поворачивается, почти не спит, боясь во сне придавить больного Локсли. Тот мечется, стонет во сне, зовет бывших соратников, тех, кто так легко позабыл его, сменив на другого. Гаю неожиданно больно слышать имя Мэйд Мэриан, срывающееся с искусанных губ разбойника. Внутри всё сжимается. Локсли стонет, задыхаясь. А потом…потом Гизборн с изумлением слышит своё собственное имя и это потрясение! Потому что разбойник выгибается и стонет уже совершенно иначе, а его плоть натягиваеттонкую ткань исподних портов. Он прикусывает губы и в забытьи шепчет его имя, зовет его, Гая, и когда Гай прижимает к себе Локсли, набрасывая шкуры, чувствуя обжигающий жар доверчиво прижимающегося к нему тела, то чувствует непонятное спокойствие и умиротворение. Локсли сворачивается калачиком в его объятиях, успокаиваясь. Лицо его в пятнах жара, скулы обтянуты кожей так туго, словно под ней не осталось мяса, но для Гизборна нет лица прекраснее. И он гладит спутанную отросшую гриву, проводя пальцами по виску, щеке, касаясь бледных губ. А потом наклоняется и целует их, чувствуя горечь настойки, подсохшей крови и вина. В полусне Локсли отвечает ему, а потом Гай с изумлением ощущает тонкие горячие пальцы, трогающие его тело сквозь рубашку. Он боится двинуться не так, чтобы не навредить Локсли, но прикосновения сводят с ума и ему неимоверно тяжело держать себя в руках. Но вот Локсли снова засыпает и его дыхание опаляет грудь рыцаря. Гай обессилено закрывает глаза. И снова день за днём они с Гейром не отходят от постели больного. Но если Гейр хоть изредка дремлет свернувшись на медвежьей шкуре у камина, то Гай почти не спит. Под глазами у него залегли темные круги, он стал похож на тень и едва держится на ногах. Гейр охотится, а Гай безвылазно сидит в замке, присматривая за Робином. Пару раз он едва не падал с ног от телесной слабости. Гейр почти силой заставляет его есть и пить, настаивая вино на травах, что оставила старая лекарка. Он стоит у крошечного оконца, глядя на заходящее солнце. Выпал снег и морозец затянул речушку и ров с водой, опоясывающий серую громаду замка.
-Гай…- произносит Робин, приподнимаясь на локте. –Побудь со мной…мне спокойно, когда ты рядом.Он молча выскальзывает из одежды и ложится рядом, подставляя руку. Робин сворачивается в его объятиях костлявым жестким клубком. Голова разбойника устало прижимается к его плечу.-Гай…-Что…-Гейр так на тебя похож…Он вздрагивает, открывая закрывшиеся было глаза.-Не мели чепухи…он норманн…светловолосый…голубоглазый…вот и всё сходство!-Неправда…черты лица, линия губ, носа…Он прижимается губами ко лбу Локсли. Странно, жара вроде нет.-Что ты несешь? Что стукнуло в твою дурную голову, Локсли?-У вас одинаковая манера двигаться, даже воду пьете одинаково…- шепчет Локсли откуда-то из одеял. Гай не успевает понять, что потрескавшиеся сухие губы разбойника касаются его шеи, груди, пальцы гладят тело под рубашкой. А потом уже просто не до того…-Что ты делаешь?- почти стонет он, выгибаясь и судорожно стискивая шкуры и одеяла. Локсли не отвечает. Его губы уже где-то внизу и из горла отважного рыцаря Гизборна вырывается даже не стон, а рычание. Тонкие пальцы нежно гладят бедра, запутываются в поросли светлых волос в паху. Рыцарь почти теряет сознание, когда губы разбойника трогают тело.
-Локсли…что…зачем…аааххххххх!!!!!!Последнее, о чем он успевает подумать, это откуда у лесного паршивца ТАКИЕ познания?