Часть 2 (1/1)

…Она действительно зверски, нечеловечески устала. Этот день был таким длинным и тяжелым, что Мэри была уверена: она уснет, едва голова коснется подушки. Мейсон устроил ее по-королевски: под пуховым одеялом на широченной кровати, растопил камин, а сам ушел в гостиную. Но сна не было. В голове теснились сотни мыслей, Мэри никак не удавалось расслабиться и перестать думать о том, что они с Мейсоном в этом доме совершенно одни и отрезаны от остального мира. И можно, наконец, стать собой и позволить себе то, что хочется, но внутри нее словно сидел какой-то демон, ставивший клеймо ?дурно? на все ее душевные порывы… Ей же так долго внушали, что подобные желания – грех…Она вспомнила слова Мейсона: ?Ты, наверное, измучилась… тебя все без конца дергали и рассказывали, что ты чувствуешь?… И почему он так хорошо понимает ее? Ведь верно – в последнее время для определения своих чувств она брала чужие слова и формулировки. Ей ежедневно и ежечасно подсказывали, как надо, как не надо. А что подсказывает ей собственное сердце? О, тут не требовалось особого препарирования! Она же только и делала, что сопротивлялась этим подсказкам. Но ведь не может быть, чтобы все, что она ощущает, было насквозь пагубно или ошибочно! И Мейсон – не злодей, она знает это сердцем, которое с первой встречи отдала ему без оглядки.Лежать полуобнаженной в постели так близко от него и не думать о том, как могли бы они проводить этот вечер, для Мэри оказалось не под силу. Она попыталась прогнать греховные помыслы, повторяя себе, что это искушение ей послано как испытание, но откровенные любовные фантазии от этого почему-то стали только ярче и мучительнее. Она так и не научилась глушить это удивительное влечение. С первого дня Мейсон ее прямо заворожил - изяществом речи, обаянием внешности, изысканностью манер, виртуозным умением пикироваться и делать потрясающие комплименты. Он был умнее и интереснее всех! С ним ей было легко, тепло и очень весело. Он так отличался от всех мужчин, с кем сводила ее судьба. Мэри не всегда понимала его слова или поступки, и это пугало ее еще тогда, но волнующее притяжение от этого лишь усиливалось. Она часто возвращалась мыслями к несостоявшемуся круизу на яхте и тому, что, скорее всего, там бы произошло. В тот момент Мэри доверяла Мейсону так, что почти растворилась в нем. И строгие слова ?секс вне брачных отношений? потеряли для нее всякий вес и смысл. Она была влюблена и счастлива! В ее снах и фантазиях они с Мейсоном были близки множество раз, и никого другого она даже представить рядом с собой не могла. Мэри почти созрела, чтобы простить ему ту давнюю связь с Джиной. Сначала, конечно, ее просто наотмашь хлестнул факт, что Мейсон спал с женой своего отца, и неизвестно, чего в ее яростном отторжении было больше – женской ревности, жизненной неопытности или человеческого неприятия такого морального падения. Но потом… Она наговорила ему миллион ужасных слов, многие из которых были вопиюще несправедливы, и тот Мейсон, которого она старалась обличить, никогда бы не простил ей подобного оскорбления. Что ему стоило цинично обозвать ее очередной интрижкой и дальше жить в свое удовольствие? А живой, настоящий Мейсон страдал от ее нападок. Ему было очень больно и горько – этого Мэри не видеть не могла. И это был тот Мейсон, которого она любила. Сам собой испарялся ее гнев, все труднее было подбирать хлесткие выражения, чтобы оттолкнуть его, и все чаще она мысленно говорила ему: ?Я люблю тебя?. До примирения оставался лишь шаг, но тут очнулся от комы Си Си и безжалостно затоптал робкие ростки ее прозрения. Мэри буквально ошеломили его властность, сила и беспощадность. Он подавлял всех вокруг, но тем выигрышнее становился его образ в минуты доброго расположения. А с ней отец Мейсона был очень добр и щедр. От одного его присутствия возникало небывалое чувство защищенности, уверенного, правильного курса, которым ведет тебя и все вокруг этот человек. Перед его харизмой невозможно было устоять, к тому же Мэри так не хватало в жизни отцовской заботы и покровительства. Она это нашла в Си Си, она гордилась их дружбой и действительно верила ему. И вот тот, кого она так безмерно уважала и кем восхищалась, без тени колебаний расправился со своим старшим сыном. При этом Си Си прямо дал Мэри понять, что Мейсон заслужил такое отношение. А ее любви он просто недостоин. И никогда не будет достоин. В отличие от Марка. Его железное убеждение смутило Мэри. Она снова начала стесняться своих чувств к ?недостойному сыну?, полагая, что они вызовут всеобщее осуждение, снова принялась отыскивать в Мейсоне недостатки, чтобы объяснить себе, что они друг другу не подходят, а значит, это не любовь, а болезнь. А еще, желая победить свою болезнь и жить ?правильно?, она опрометчиво дала надежду Марку. Мэри искренне полагала, что это лекарство поможет, но, кажется, стало только хуже… Завывания ветра в каминной трубе обостряли чувство одиночества, а с другой стороны, усиливали иллюзию нереальности происходящего. Как будто Мэри оказалась внутри собственного сна… Это придало ей смелости. Она оделась и тихонько, стараясь, чтобы не скрипели ступени, спустилась в гостиную. Комната освещалась лишь ночной лампой да отсветами пламени. Мейсон сидел с закрытыми глазами в кресле перед камином, откинув на спинку голову. Мэри подошла и шепотом позвала его по имени. Он спал. Черты лица разгладились, без насмешливого блеска глаз и ироничной улыбки Мейсон казался очень уязвимым, беззащитным и таким… хорошим. Сердце у Мэри сразу сжалось от сентиментального, какого-то почти материнского чувства. Словно в грудь вонзилась рапира - до чего Мейсон весь мил и дорог ей! Со сложностью, непонятностью, недостатками, прегрешениями и… неповторимостью. Забыв свои метания, она протянула руку и коснулась его волос. Мейсон не проснулся, и она погладила его по щеке, задержав ладонь возле линии губ. - Ты же все понимаешь, правда? – тихо сказала она вслух, потому что подумала вдруг, до чего это по-детски – объясняться в любви спящему мужчине, а потом неистово отпираться, когда он умоляет повторить эти слова ему в глаза. От кого она прячется?- Мэри, как ты считаешь, уже пора дать тебе знать, что я не сплю? – раздалось внезапно в тишине комнаты. - Или ты еще немножко хочешь попользоваться моим бессознательным состоянием? Мэри вспыхнула и отдернула руку от лица Мейсона. Он открыл глаза. Взгляд был грустным и усталым, а уголок рта застыл в горькой усмешке. - Мэри… может быть, хватит? Послушай, мы же взрослые люди… Ну сколько мы будем мучить друг друга? Давай что-нибудь придумаем… Давай хотя бы попробуем… Еще раз… Он взял ее за руку и осторожно потянул к себе. Мэри не сопротивлялась, ее загипнотизировала музыка его голоса и слов, магия прикосновения – такого осторожного и нежного. Она так это любила и так об этом скучала! Дальше все было как в тумане. Его ладонь на ее щеке… Глаза - требовательные и умоляющие - так близко, что она едва не утонула в них… Прикосновение губ к ее губам – сначала робкое, почти с опаской, а затем уже властное - подчиняющее себе своей страстностью… В коротком проблеске сознания Мэри обнаружила, что прильнула к Мейсону всем телом и отвечает ему не менее пылко. Его руки стиснули ей плечи – эта боль была так сладка и желанна, что Мэри еле сдержала стон. Мейсон продолжал ее целовать, и ей казалось, что она умрет, если он остановится. - Ты скажешь мне что-нибудь? – до Мэри донесся его взволнованный шепот, и комната постепенно перестала кружиться у нее перед глазами. Ах да, он же ее о чем-то спрашивал… О чем? О том, чтобы начать все заново… Господи, какой еще ответ ему нужен!- Я не могу думать, когда ты меня целуешь, - шутливо заметила она. В ее глазах, интонации, улыбке снова было тепло! У Мейсона перевернулось все внутри. Неужели его молитвы услышаны, и она согласна вернуться?! Он крепче прижал Мэри к себе и наклонился к ее лицу. - Тогда будем жить бездумно… - услышала она за секунду до того, как их губы слились. Мэри закрыла глаза, но вместо темноты увидела яркую, как фейерверк, вспышку. Она разлетелась на миллион искр, которые прожигали ей сердце до самого безумного восторга. Ей никогда не было так хорошо, как сейчас, и единственное, чего она боялась, что не познает это чувство до конца. Резкая трель телефона вырвала Мэри из наваждения, как будильник – из чудесного сна. Мейсон, едва ощутил ее неловкость и напряжение, сразу разжал объятия. - Оказывается, телефон работает, - сказал он хрипло и поднял трубку. – Я слушаю.Звонил управляющий. Старик беспокоился, не нужна ли Мейсону срочная помощь в такую непогоду. По его словам, телефон заработал буквально полчаса назад, но в любой момент может отключиться снова, поскольку прогноз неблагоприятный – буран еще минимум на сутки. ?Слава богу!? - чуть не вырвалось у Мейсона, он бы и на всю жизнь остался в снежном плену вдвоем с Мэри. Мейсон заверил управляющего, что ни в чем не нуждается и спокойно дождется завершения стихии. Слушая этот разговор, Мэри вспомнила о Марке. Она ведь ничего ему не сказала, не объяснила! Просто исчезла и все. Он, наверное, с ума сходит… Бесшумно ступая, со спины к ней подошел Мейсон и мягко обнял. Мэри сразу задрожала.- Мейсон…- голова у нее предательски кружилась, а голос сдавливало, - мне тоже нужно позвонить. Предупредить, что все в порядке… - Хорошо, - пробормотал он, скользнув губами по ее шее. Мэри беззвучно ахнула. Пальцы Мейсона тем временем гладили ее руки – от плеч до запястий – проникая под закатанные рукава рубашки, касаясь так любовно и так умело, что от этой невинной ласки Мэри вся запылала. - Подожди… Мейсон…- Прости, я, наверное, тороплюсь, - он вдруг словно испугался чего-то и отпустил ее руки. – Просто ты с ума меня сводишь… ты даже не представляешь…как я люблю тебя… и как хочу. Я так скучал… Но ты не волнуйся – черты я не переступлю. Мэри это всегда почему-то знала, без страха оставаясь с ним наедине. Но сейчас ее, скорее, огорчила его выдержка. Она ведь сама была в миллиметре от того, чтобы забыть обо всем на свете и просто довериться себе…но момент был упущен. - Я позвоню, пока телефон еще работает. Она набрала номер Марка, даже не понимая, что именно собирается ему сказать, продолжая думать о Мейсоне. - Алло! – трубку сняли почти моментально, хотя было уже за полночь. - Марк…- Мэри! Господи боже мой! Куда ты пропала? В такую погоду! Я думал, поседею за этот вечер! - Прости, я не успела тебе сообщить. Телефон не работал. Со мной все в порядке, не волнуйся.- Где ты? За тобой приехать? - Сюда сейчас не добраться, Марк. Я в горном домике Кепвеллов. - Невероятно! Как ты туда попала?- Долго рассказывать. Поговорим, когда я вернусь. - Ну ладно. А с кем ты там? - Ни с кем, - торопливо соврала Мэри. – Вернее, с управляющим. Слава богу, он меня впустил. - Действительно, повезло. Сладких снов, Мэри. Буду ждать твоего возвращения. Помни, я люблю тебя. И надеюсь, что скоро смогу повторить тебе эти слова у алтаря.- Марк…- Да, да, тебе нужно время, ты говорила. Извини. Что ж, потерплю. Ты этого стоишь… Мэри опустила трубку на рычаг, словно та весила тонну. Ну почему ей так тяжело выслушивать слова Марка о любви и потенциальном браке? Ей вдруг стало холодно и одиноко. Ощущение было противным, словно она опять брела по ледяной пустыне под завывания ветра. Даже пальцы рук снова заломило, как тогда… Она хотела прогнать эти воспоминания, хотела согреться… почувствовать себя в безопасности…а сильнее всего хотела, чтобы Мейсон вновь ее обнял…прижаться к его груди и услышать, как бьется его сердце. Бьется только для нее… Мэри оглянулась на Мейсона и робко улыбнулась. - Марк волновался. Я хотела его успокоить. Теперь мы можем с тобой поговорить. - А стоит ли? – резко спросил Мейсон. – Я уже и так понял, какую роль ты собираешься отвести мне в своей жизни. Тайного воздыхателя. Единственной слабости святой Мэри Дюваль, которую она тщательно от всех скрывает. Так? - Я просто не успела подготовиться к вопросам Марка… Это не значит, что я ему не скажу…- Неужели? Мэри будь честной хотя бы с собой – ты же стесняешься своего влечения ко мне. И меня стыдишься. Тебе так важно, что скажут другие, а Марк – это правильно, это прилично… Со мной же ты готова встречаться только под покровом ночи. Я что угодно сделаю, лишь бы ты вернулась, но совсем, понимаешь? Чтобы разделить со мной всю жизнь, а не так… - Я не собираюсь прятаться! И если решусь быть с тобой…- Если… решусь… - Мейсон тяжело вздохнул. – И Марку ты говоришь: если… И, наверное, он тоже целовал тебя – вот здесь… Краска возмущения бросилась Мэри в лицо, и гневные слова отпора уже готовы были слететь с языка, как вдруг она увидела глаза Мейсона, полные такой тоски и боли, что невольно сделала шаг к нему. - Между мной и Марком ничего не произошло. И не могло произойти, - серьезно сказала она и прижала его руку к своей щеке. - Почему? - Потому что я все время думала о тебе. Тут повсюду твои фотографии, вещи, кубки… Ты все время был здесь, и я не могла заставить себя… Это было бы как предательство. Мейсон ласково очертил пальцами линию ее подбородка и отнял руку. - Только для нас это ничего не меняет, - грустно заметил он. - Поцелуй меня, пожалуйста, - вдруг тихо попросила Мэри. – Мне это очень нужно сейчас. Мейсон дотронулся губами до ее губ совсем легко, очевидно, намереваясь этим ограничиться, но Мэри ответила, и он снова потерял голову. Ее сердце, ее дыхание он слышал, как свое, ее губы, податливо раскрываясь под его губами, заставляли замирать пульс, ее ладонь дразняще скользила по его волосам, и Мейсон, забыв все благоразумие, притянул Мэри к себе так, что кожей ощутил каждый изгиб ее тела, трепет и зов каждой клеточки, боязнь и непреодолимое желание близости. Он стал целовать ее медленнее и нежнее, прикосновения его губ словно проникали до самой глубины ее естества, волну за волной вызывая невыносимое наслаждение. Оно заполнило Мэри целиком, абсолютно лишив ее способности сомневаться и рассуждать, и когда она почувствовала под своей рубашкой горячую ладонь Мейсона, не испугалась, а лишь теснее прижалась к нему. Но он вдруг все оборвал: с усилием отстранил Мэри и, избегая смотреть ей в лицо, принялся поправлять кочергой дрова в камине. Ошеломленная и растерянная, она тронула его за плечо.- Что случилось? - Этого мало, Мэри… - глухо, не оборачиваясь, ответил он. – Мне мало. Знаешь, о чем я чаще всего думал в детстве? Если бы кто-нибудь мог исполнить всего лишь одно мое желание, я загадал бы безусловную любовь. Я все старался и никак не мог постичь – за что отец так любит Ченнинга, Иден, Келли, Теда? Я ведь учился лучше и вообще доставлял ему куда меньше проблем, потому что стремился заслужить его любовь. Уже потом, повзрослев, я понял, что это невозможно. Человека либо любят таким, какой он есть, независимо от заслуг и прегрешений, либо просто не любят. Достижения тут ни при чем. Ты упомянула мои кубки… Вот этот я получил на окончание школы, меня признали выпускником года, - Мейсон с горькой улыбкой повертел в руках статуэтку в виде богини Победы – Ники. – Мой триумф превратился в грандиозное фиаско. Отец не приехал на торжественную церемонию. У Ченнинга в тот день был матч – он играл в поло. Не самый важный матч, не кубковый, и тем не менее отец из двух событий менее значимым посчитал мой выпускной. А ведь эта статуэтка для меня имела смысл только в его присутствии. Я чуть не плакал, когда мне ее вручали под аплодисменты огромного зала. Потом увидел Софию, она улыбалась и хлопала вместе с другими, после церемонии подошла и поздравила, но стало только хуже. Так тяжело было сознавать, что столько людей ценят и уважают мои достижения, а единственный человек, ради которого это было сделано, остался равнодушным. Тогда я поклялся, что больше никогда не стану побеждать для кого-то, только для себя. Наверное, с того дня начался Мейсон Кепвелл, которого ты презираешь теперь. Смешно… - Что?- Уверен, как раз ты относилась бы ко мне иначе, будь у меня в копилке побольше достижений. Но, увы, все кубки остались в юности…Мэри слушала и думала, какой он все-таки необыкновенный, многогранный человек – Мейсон Кепвелл. Кто еще мог бы вот так отказаться от синицы в руках, потому что тоскует по журавлю в небе? Кто еще, будучи блестящим профессионалом, умницей и обаятельнейшим дьяволом, мечтой любой женщины, умудрялся бы не ценить своих достоинств? И кто еще мог в глубине души остаться наивным мальчишкой, которого до такой степени по-прежнему жгут детские обиды? Его рассказ не вызвал у Мэри жалости, она знала, что жалеть его не за что. Он неправ, полагая, что она его презирает. И вдвойне неправ, говоря о том, что она любила бы его больше из-за каких-то кубков. - Мейсон…Он даже оглянулся на ее интонацию. - Давно я не слышал, чтобы ты называла меня по имени таким голосом… - И очень хорошо. Может быть, прислушаешься… Ты столько лет живешь своими обидами на отца… Я не говорю, что у тебя не было на то оснований – видимо, были, и предостаточно, но, Мейсон, это старая история. Она тебе и тогда слепила глаза и сейчас мешает увидеть, что то, о чем ты мечтаешь, у тебя есть… Та самая безусловная любовь. На твой выпускной приехала София. Ее никто не просил – она сама захотела разделить с тобой этот день. Она искренне радовалась твоему успеху, а ты даже не заметил. Иден, Келли и Тед, как бы ни относились к твоим поступкам, ни разу не пошли на подлость против тебя. Они все знали про… Джину, но ведь ни словом мне не обмолвились… - Такими темпами ты и у моего отца отыщешь признаки любви и уважения ко мне…- Да вы оба просто отказываетесь видеть это друг в друге! Вы с Си Си, как два бойца – без остановки сражаетесь, тем самым к старым ранам добавляете свежие, и каждый боится первым бросить оружие из страха оказаться беззащитным. Хотя, на самом деле, давно мечтаете о мире. - Что же ты мне предлагаешь – сдаться на его милость и молиться, чтобы в нем проснулись отцовские чувства?- Я думаю, тебе не надо так часто оглядываться назад. Прости Си Си его несовершенство. Не исключено, он и сам о многом жалеет, просто уже ничего не может исправить… Мейсон вдруг перестал хмуриться, просветлел лицом и улыбнулся с восхищением. - Ты неподражаема! Честное слово, я серьезно подумаю над твоими словами, мне вдруг показалось, ты подобралась очень близко к истине… - и добавил, словно уже не мог сдержаться:- Я так устал жить без тебя…- А я устала отгонять твою тень, - грустно пошутила Мэри. – Со мной явно что-то не то – я так долго не могу смириться с тем, что мне хорошо только с тобой. Я как будто раздваиваюсь. Одна часть меня знает тебя и верит тебе, а другая – судит исключительно по твоим неблаговидным поступкам, по мнению Си Си, по чужим словам… И я никак не могу решить, какая часть меня права. - Обе правы. Это сложно для тебя, Мэри. В твоем измерении мир был черно-белым, в моем все краски давно перемешались. У нас, конечно, разная система координат,-Мэри даже вздрогнула: Мейсон почти слово в слово произносил ее собственные мысли. - Просто тебе нужно признать, что ты действительно изменила меня и мою жизнь, и тогда паззл сложится. Я бывал плохим парнем, и когда люди клеймят меня, уничтожая остатки положительного имиджа, которого ты так жаждешь, они имеют на то основания. Но то – они. Не ты. Тебя тогда не было в моей жизни. Будь иначе, возможно, я не совершил бы и половины того, что сейчас так тебя терзает. Я много лет провел в маске, пряча под ней детские обиды и невостребованную любовь, и позволял окружающим видеть только защитную ширму. А с тобой было по-другому. Тебе хотелось открыться, и я верил, что, узнав меня настоящего, ты уже не придашь значения ?славе?, которую я создавал себе столько лет. - Выходит, я не оправдала твои надежды…- Наоборот. Ты среагировала именно так, как должна была среагировать на грязь и ложь самая чистая, честная и красивая девушка на свете. Наверное, все справедливо - я уже не заслуживал такого счастья.- Как поэтично ты обрисовал мое образцовое ханжество, - невесело усмехнулась Мэри. - С чего вдруг подобная самокритика? - Не знаю. Услышала твой рассказ и словно посмотрела на себя в зеркало, - она отважно подняла на Мейсона глаза. - Ты ведь и правда всегда делал для меня замечательные вещи. Столько радости у меня не было за всю жизнь… А потом случилась Джина, и я сразу зачеркнула все хорошее. Потому что ты не заслуживал любви и снисхождения… Боже мой! Мейсон прекрасно понимал смуту в ее душе, наблюдая, как через свою боль, догмы и сомнения она продирается к нему. Как пытается разворошить то, до чего много месяцев боялась дотронуться, потому что было слишком мучительно, а теперь честно хочет разобраться в себе, в природе своего отношения к нему. Мейсону на секунду стало страшно: ведь это Рубикон. Если, пройдя этот путь до конца, Мэри не сможет принять его и снова гордиться их любовью, то уже не вернется к нему никогда. Как ему хотелось обнять ее, почувствовать на своем лице мягкие волосы, коснуться губами теплых губ, которые своей робостью и нежностью сводили его с ума! Мэри ведь сейчас не оттолкнет, она сама, как под магнитом, тянется к нему, но нельзя… Ее так легко сбить, помешать… У них все будет, но потом… если она распутает клубок своих переживаний, эмоций и мыслей… - Ну вот, первые проблески милосердия у канонической святой, - на этот раз ирония в голосе Мейсона звучала по-доброму. – Давай я сделаю тебе чаю, чтобы ты не остановилась на достигнутом. Или лучше кофе? Конечно, теоретически ты можешь захотеть и бренди, но, думаю, твоя эволюция вряд ли способна на такие скорости… Мэри засмеялась, потому что тоже поняла его. Поняла, что вся эта шутливая болтовня – демонстративный отказ пользоваться ее колебаниями, растерянностью и минутной слабостью. - Чаю я с удовольствием бы выпила…Слова были самыми обыкновенными, но ее глаза… Словно выглянуло солнце и согрело Мейсона своим лучом. Немножко лукавства, немножко признательности, немножко восхищения и море симпатии. Раньше она всегда так смотрела на него, когда думала, что он замечательный… Против этого взгляда Мейсон не знал средства – ее глаза мгновенно растапливали толщи льда, открывали любые замки и затворы, манили за собой и уже не отпускали ни наяву, ни во сне. ?Господи, помоги мне! – мысленно взмолился он. – Это же выше человеческих сил – сдерживаться, когда на тебя так смотрят!? Мейсон провел рукой по лицу, смахивая оцепенение. - Куда я шел? - Наверное, на кухню, - снова засмеялась Мэри. – Ты собирался заварить чай. - Да, верно… На полпути его остановил звонок телефона. Звук в этот раз показался Мейсону особенно неприятным, даже требовательным, будто кто-то нарочно стремился разрушить хрупкую атмосферу доверительности, которая только-только установилась между ним и Мэри. - Это называется изоляцией? – пробурчал он. – Овальный кабинет в разгар Карибского кризиса. В Санта-Барбаре сейчас точно ночь? – задал он Мэри риторический вопрос, сдернул трубку и спустя секунду убедился, что дурные предчувствия его не обманули. На том конце провода был Марк. - Мейсон??? – коротенькое восклицание вместило в себя целую палитру эмоций, в которой, правда, полностью отсутствовали теплые оттенки. – Какого черта ты там делаешь?!Мейсон издевательски изогнул бровь.- Удивительный вопрос, доктор, если учесть, куда вы звоните.Мэри побледнела. Сразу исчезла веселая искрометная легкость, ей на плечи будто положили огромный камень. В долю секунды Мэри с изумлением осознала, что совсем не рада звонку Марка и вслед за тем ощутила острый приступ вины за это. - Она же не Мэри Поппинс, на ветрах летать не умеет, - между тем говорил Мейсон, усмехаясь невольному каламбуру. – Конечно, она здесь. Минутку… С каменным лицом он протянул Мэри трубку. И только тревога, плескавшаяся в темных глазах, выдавала его. - Это тебя. Марк. У нее был вид человека, покорно принимающего неотвратимое и заслуженное наказание. Мейсон даже пожалел Мэри, и ему стало как-то неловко присутствовать при ее разговоре, хотя изначально он не собирался никуда уходить. ?В конце концов, на кухне мне и так все будет слышно?, - попытался он, как обычно в трудный момент, призвать на помощь самоиронию, но облегчения не почувствовал. - Алло… Марк…- Оказывается, ты еще не в постели в столь поздний час, - ядовито заметила трубка. – Похоже, вы с Мейсоном не скучаете. За окном метет буран, воет ветер, а вы щебечете у камина. Это так романтично… - Пожалуйста, не надо... - А как надо? Мэри, ты же меня обманула! Сказала, что в доме с тобой только управляющий!- Я не хотела тебя расстраивать, неужели непонятно? Я не знала, что окажусь здесь, не знала, что встречу здесь Мейсона… А ты начал бы переживать из-за этого.- Ты считаешь, у меня нет повода? - Между мной и Мейсоном все по-прежнему, - любимая мантра вырвалась у Мэри автоматически, и она тут же испуганно оглянулась – слышал ли ее ответ Мейсон. В комнате никого не было. - Тогда почему у меня такое чувство, что меня предали?- Марк, я ничего тебе не обещала! – к раскаянию у Мэри добавилась явная нотка протеста. – Но и никогда не обманывала тебя. Мы же недавно уже говорили об этом. Ты признал, что был неправ, что доверяешь мне… - Мэри, я сделал тебе предложение, а ты сбежала от меня! - Я не просила тебя об этом! – почти со слезами выкрикнула она, на миг испытав вдруг необъяснимую невесомость – словно улетела из клетки. - Что? - Прости, я не то хотела сказать… - Мэри тут же устыдилась и своих слов, и ощущения. - Марк, мне очень дорого твое отношение, но это серьезный шаг. Я уехала, потому что хотела спокойно подумать. Рядом с тобой у меня не получается, ты давишь на меня…- Зато Мейсон, конечно, не давит! Не удивлюсь, если у порога твоей спальни он постелил для себя половичок. - Ничего подобного!- Черт, и как этот тип умудряется вечно путаться у людей под ногами и мешать им жить?! Неужели так трудно признать, что проиграл?- Марк, это не скачки! - возмутилась Мэри. – И дело не в Мейсоне, а во мне. Я хочу быть уверена, выходя замуж, что это именно тот единственный мужчина, который мне нужен. Марк сообразил, что перегнул, и сбавил обороты. - Главное, чтобы ты снова не принялась мечтать о несбыточном. О Золушке и Принце Кепвелле. Мэри, он оборотень, а не принц! Прошу тебя, не слушай его! Вспомни, как он обидел тебя, как обманывал! Беспринципный, циничный мерзавец. От него отвернулась даже собственная семья! Его пылкий монолог произвел на Мэри неожиданный эффект. Она всерьез обиделась за Мейсона. И почему-то за себя тоже. - Откуда такая ненависть? Тебе он ничего плохого не сделал. - Он причинил боль тебе. Для меня это еще хуже. Этот человек не заслуживает твоего снисхождения!Последняя фраза стегнула Мэри как кнутом. Опять! Опять ей диктуют, что надо чувствовать, что делать, что говорить! Неужели из-за ее неопытности все считают ее легковерной дурочкой, которая сама не в состоянии отличить белое от черного? В ушах зазвенело, к горлу подкатила тошнота. Мэри с трудом удержалась, чтобы не оборвать разговор, не швырнуть эту раскаленную трубку. - Возможно, Марк, - с усилием выговорила она, - но давай не будем обсуждать Мейсона. Уверяю тебя, твои переживания напрасны. Давай спать, я очень устала.- Конечно. Только запри дверь спальни на все замки. - Непременно. Я позвоню тебе завтра. Вернее, уже сегодня. Спокойной ночи! - Боже, как я люблю тебя… Мэри молча положила трубку и, обхватив себя за плечи, вплотную подошла к огню. Ее всю трясло. Насквозь неправильно и фальшиво… Разве к этому она стремилась? Марк ей еще даже не жених, но сколько она уже ему должна! Между ними еще не случилось ничего феерического, ничего незабываемого, а сколько уже претензий и оправданий! В чем ее преступление? Неужели только в том, что она позволила ему думать, что у него есть права на нее? Она вспомнила свое мимолетное ощущение свободы после нечаянной фразы… Брак с Марком невольно представлялся ей чем-то унылым и тягостным, а брачные обеты – прямо-таки кандалами. Тогда почему она прямо не скажет об этом Марку? ?Любить легко, но без доверия ничего не выстроить? - это же ее собственные рассуждения. Разве она не доверяет Марку? За один короткий разговор она нагромоздила столько лжи! Ложь была во всех словах, а еще больше – в том, что она скрыла. ?Между мной и Мейсоном все по-прежнему?… кого она хотела в этом убедить? Одним предложением она обманула Марка, обидела Мейсона и превратилась в бессердечную расчетливую профурсетку. Получается, с головой уйдя в свои переживания, она использовала обоих мужчин. Мейсона – чтобы пойти на поводу у своих тайных желаний, Марка – чтобы спастись от урагана незнакомых чувств в безопасной гавани. Этот вывод ее оглушил. Она, такая нетерпимая ко лжи и манипулированию, по шею увязла и в том, и в другом, как в липкой болотной трясине. Разве Марк это заслужил? Да и Мейсон… На память пришли предостережения Марка: ?Запри дверь спальни! Он оборотень, а не принц?… Эти страшилки не имели никакого отношения к тому человеку, с которым она проводила сегодня ночь под одной крышей. Потому что она пришла к нему сама. А он отказался от нее, хотя мечтал о ней больше всего на свете… Мэри казалось, что она смотрит в кривое зеркало. Все, что еще вчера она полагала правильным и лучшим, расплывалось, искажалось, трансформируясь в уродливую конструкцию. И наоборот – то, что она видела чудовищным и неприемлемым, на поверку оказалось красивым и благородным. ?В ситуации стресса ты не стремишься отыскать правду, ты хватаешься за то, где наклеен ярлык ?правда? и исступленно в это веришь?, - сказал ей Мейсон. Вот оно – то самое кривое зеркало… И его нужно разбить, быть честной с собой и с другими людьми, как бы больно ей от этого ни стало. Потому что, повинуясь чужим подсказкам, она забрела совсем не туда. За спиной раздались шаги. - Твой чай, - тембр у Мейсона был какой-то незнакомый, измятый, словно ему не хватало дыхания. - Мейсон…- Не надо, Мэри. Пожалуйста. Я все слышал. - Что ты слышал? – несчастным голосом спросила она. - Как за все время я, кичившаяся перед тобой своей честностью, не сказала ни слова правды? В глазах у нее была даже не растерянность – настоящая паника, словно земля уходила из-под ног, а она не знала, как это остановить. - Ну… правда не всегда уместна, - осторожно предположил Мейсон, который не успевал проследить бурный поток ее мыслей, но, захваченный им, забыл о собственных переживаниях. - Да… Ты скрывал от меня правду о Джине, а я прячу от Марка правду о тебе. И чем я лучше тебя? - Все зависит от мотивов. Я молчал, потому что боялся потерять тебя. А ты, видимо, не хочешь делать Марку больно без нужды. И это понятно. Я бы, например, извелся от ревности, если бы ты оказалась с кем-то наедине в наших обстоятельствах. Закатил бы тебе первосортный скандал! - Ты не скандалишь. Ты философствуешь. Это еще хуже, - грустно улыбнулась Мэри. – Надо же… ты защищаешь меня. И Марка тоже…- Просто я очень хорошо представляю, что он чувствует. Если бы мы были вместе…- Мы с Марком не вместе, - торопливо перебила его Мэри и в ужасе сжалась, снова увидев себя со стороны. ?Между мной и Мейсоном все по-прежнему? – Марку. ?Мы с Марком не вместе? - Мейсону. Что она творит?! Мейсон сверкнул из-под бровей взглядом, режущим как скальпель – он тоже оценил все своеобразие происходящего. - Мэри, это уже слишком. Даже для тебя. По-моему, пора определиться… Она закрыла лицо руками и порывисто отвернулась. Хотелось не плакать – рыдать. Как она сейчас презирала себя за малодушие, ханжество, снобизм! Еще недавно ей казалось, что любви и добра в ее сердце хватит, чтобы сделать лучше целый мир вокруг себя, а в реальности она не способна привнести ничего хорошего даже в жизнь двух дорогих ей людей! - Очень хочется сбежать, да? – беззлобно спросил Мейсон. - Ты снова читаешь мои мысли? - Да тут не требуется волшебства. Это твоя обычная реакция при столкновении с неприятными сторонами бытия. Вот что, Мэри, - он бережно, но решительно взял ее за локоть и усадил в кресло, - выпей чаю и перестань сходить с ума. Тебе всего лишь нужно честно ответить себе на один вопрос. Чего - ты - хочешь? Ты, понимаешь? Не я или Марк, не мой отец или твои родственники, а ты сама. Почему ты другим доверяешь больше, чем себе? Разве не ты сама лучше всех знаешь, что для тебя хорошо? Вот и попробуй просто довериться себе. А я пока пойду почитаю что-нибудь мудрое и вечное… В этот момент ночная лампа, коротко мигнув, погасла. В гостиной стало почти совсем темно, только оранжевые блики пламени освещали их лица. В полумраке Мэри казалась совсем юной и такой печальной, что Мейсон невольно забылся. Присев перед креслом на корточки, он накрыл ладонями ее руки. Пальцы у нее были ледяные. Он поднес их к губам, чтобы согреть, и поцеловал сначала одну ладонь, потом вторую. - Ничего не бойся, - твердо сказал он Мэри. – Все будет замечательно. Потому что ты – самый замечательный человек на земле. Она благодарно улыбнулась в ответ и несмело провела ладонью по его волосам. Мейсон замер от счастья, как преданный пес под лаской хозяина, и с трудом вернул себя в сознание. - Похоже, отрубилось электричество, - заметил он, поднимаясь. – Ничего не поделаешь, придется идти в подсобку – подключать генератор. Не теряй меня. Я скоро. Мейсон накинул куртку, двинул дверь и на самом пороге вдруг обернулся с видом присмиревшего проказника. - Мэри, а ты бы хотела, чтобы у нас был сын или дочка? И не дожидаясь ее реакции, исчез за снежной пеленой. Мэри чуть не выронила из рук чашку. Вопрос был, конечно, провокационным, но просто повис в воздухе, и она задумалась. Сын или дочка…Всего лишь позавчера у этого же камина ей о детях говорил Марк, упоенно конструируя в воображении их будущую жизнь. ?5 девочек по имени Мэри? остались для нее очень абстрактным понятием, одним из элементов семьи, которой она не видела, как ни старалась. А сейчас безо всяких усилий она живо представила себе аккуратно причесанного на пробор мальчика в клубном пиджачке с деловитым выражением лица и чертиками в карих глазах, а рядом прелестную девочку в голубом платьице с большим бантом и ямочками на щеках. - Мама, он опять спрятал от меня конфету! – пожаловалась девочка.- Папа говорит, что много сладкого вредно! – назидательно сообщил мальчик. Мэри даже засмеялась вслух – такой яркой и живой оказалась ее фантазия. Ее сын и дочь словно уже были с ней… Ее и Мейсона…Так значит она ХОЧЕТ этого? Этих мальчика и девочку, большой дом, лужайку, собаку, и чтобы каждый вечер дверь этого дома своим ключом открывал Мейсон… Хочет флотилию белых кораблей на день рождения, и чудо от Санты на Рождество… Хочет видеть, как пламя свечей играет в любимых глазах, и слушать, как родной голос плетет очередные словесные кружева… Чтобы прикосновение к ее руке было бережным, как к хрусталю, а каждый поцелуй открывал неизведанный мир чувств…. Чтобы ее понимали лучше, чем она сама себя… А еще она хочет, чтобы до конца дней на нее смотрели таким невероятным взглядом, где смешались и покорность, и мольба, и власть над ней, и страстное желание, и глубокая нежность, и готовность отдать все за одну ее улыбку… И это все Мейсон! Только Мейсон. Те мальчик и девочка произвели с Мэри удивительную метаморфозу – ей стало вдруг очень легко, без оглядки на чужое мнение, называть вещи своими именами. Словно она и вправду уже была не одна, и ее детям нужны были не ее страхи, а любовь. Доверчивый и внимательный взгляд мальчика и веселый щебет маленькой девочки стали ее опорой, ее уверенностью, что она нащупала наконец правильный путь. На этом пути не будет Марка. Он чудный, надежный, добрый – но он друг ее детства. И ничем большим стать не сможет. Он не Мейсон! Она уже однажды говорила себе это, но Си Си потом убедил ее, что любить нужно именно Марка. Она послушалась, попыталась, но отношения, которые выстраивались таким способом, с каждым днем обрастали все новой и новой ложью. Они требовали от нее титанических потуг, ежеминутного пересиливания себя, преодоления ощущения, что все неправильно и искусственно. Поддерживать ложную надежду было нечестно по отношению к Марку и его чувству… Мэри вздохнула с облегчением, как если бы вскрыла долго гнивший нарыв, хотя разговор с Марком обещал быть сложным. Но теперь она верила, что только так приведет в порядок свою жизнь, и сделает шаг к тем мальчику и девочке… Впрочем, Марк – это была меньшая часть ее проблемы. Понять, что ей нужен только Мейсон – полдела. Куда как труднее снова довериться ему… А так ли уж это трудно? Мэри сделала глоток чая и обхватила чашку ладонями – ей так лучше думалось. Эта ночь в доме, отгороженном от всего мира стеной бурана, как будто преподносила им обоим тест за тестом. И свои Мейсон прошел просто образцово… Неистово осуждая его за связь с мачехой, Мэри всячески избегала попыток понять его мотивы. С высоты ее ?белых одежд? было проще и удобнее клеймить, не вдаваясь в детали, и заняв категоричную позицию ?Подобное нельзя оправдать ничем!?. Теперь своя высокомерная ?святая? поза Мэри очевидно раздражала, и она постаралась взглянуть на ситуацию иначе. ?Тебе нужно признать, что ты действительно изменила меня и мою жизнь?… А если все так и есть? Что, она никогда не совершала поступков, о которых потом стыдилась даже вспоминать? Тот же процесс над Тедом… Чего она им с Мейсоном только не наговорила тогда! Она готова была придушить добрейшего простодушного парня, кровожадно желала, чтобы его засадили в тюрьму до конца жизни, и в упор отказывалась видеть то, что противоречило ее бездумному убеждению! В определенном смысле это похлеще, чем роман с женой отца. Но ведь Тед никогда потом не попрекал ее этой ошибкой. Они с Мейсоном простили ей ее яростное заблуждение, потому что уважали ее мотивы и поверили, что на самом деле она не такая… Разве Мейсон не мог совершить того, о чем бы потом горько сожалел? Или право на ошибку есть только у других людей и у нее, но не у Мейсона? Мэри в глубине души никогда не считала его чудовищем. А сейчас уже, положа руку на сердце, не видела оснований ставить на человеческих качествах Мейсона крест из-за старой связи с Джиной. Это у Си Си нанесенная рана будет болеть долго, это ему трудно простить двойное предательство сына и жены, но у Мэри своя история. Мейсон не встречался с Джиной у нее за спиной, не предавал ее, он просто не рассказал о своих прегрешениях в жизни ДО нее. И опять же – понятно, почему не рассказал. Ведь она среагировала именно так, как он и боялся. И она наказывала его тем самым не только за себя, но и за Си Си… Не зря отец Мейсона так старался раздувать внутри нее пламя праведного гнева…Здесь Мэри застопорилась, развивать эту тему ей не хотелось. Вывод, который плавно вытекал из ее рассуждений – что Си Си просто использовал ее, как орудие точечного поражения, в борьбе с собственным сыном – ее совсем не радовал. ?Об этом я подумаю завтра, - усмехнулась про себя Мэри словами Скарлетт О’Хары. – Си Си подождет?. Все, что происходило этой ночью в горном доме, просто кричало ей, что она не только МОЖЕТ доверять Мейсону, она ему никогда не переставала доверять. Перед Марком она побоялась обнажить свои сомнения и неидеальность, Мейсону раскрылась без утайки. И он не воспользовался ее слабостью, он ей помог. В ее понимании такой должна была быть любовь. Тогда что же ей мешает сделать последний шаг? Неужели опасение, что рано или поздно неопытная, чистая девушка наскучит Мейсону и он вернется к бусам из покоренных дамских сердец? Да, это ее мучило, потому что в себе она не была настолько по-женски уверена. Контраргумент в противовес у нее имелся только один – ни разу за все время, что они были вместе, Мейсон не дал ей повода ревновать. Девочки Джинджер, Дженис – ей как-то сразу было понятно, что она значит для него намного больше. Конечно, это ничего не гарантировало в будущем, и не исключало, что красивый воздушный замок счастливой семейной жизни, который она себе нарисовала, развеется, как дым, и обернется кошмаром в действительности. И снова она увидела перед собой мальчишку, как две капли воды похожего на Мейсона. - Смелее, мама, - сказал он ей. – Ведь есть только один способ узнать, какой будет твоя жизнь с отцом, - решиться на нее. - А ты, пожалуй, прав, малыш, - вслух с улыбкой ответила ему Мэри. – Твоей маме пора перестать прятаться от реального мира.Отказаться от Мейсона – это значит, что больше никогда не будет боли, сложных дилемм, мучительного самокопания и противостояния всему свету. Но никогда больше не будет у нее и столько радости, такого полета, счастья. Нужен ли ей этот покой? В конце концов, если она снова потерпит фиаско в отношениях с Мейсоном, страдать будет только она. Это ее выбор и ее доля. Но оттолкнуть его теперь было выше ее сил. Распутывание паутины собственных мыслей и чувств привело ее к безоговорочному торжеству женского начала. И отныне больше всего на свете она хотела, чтобы Мейсон всегда был рядом с ней.С легким шипением зажглась настольная лампа, вновь замигал электрический щиток у двери, словно Мейсон напомнил ей, что вот-вот вернется. Мэри поставила чашку на столик и встала. Ей вдруг пришло в голову, какое это счастье, что она все поняла и решила для себя именно сейчас и здесь, они с Мейсоном одни и наконец получат возможность не выяснять отношения, а просто наслаждаться обществом друг друга. Она уже сгорала от нетерпения повторить ему все это в глаза и предвкушала его восторженное изумление, объятия и поцелуи, когда за дверью раздался громкий хлопок, а вслед глухой грохот – словно падали и лопались глыбы. Это продолжалось секунды три, после чего все смолкло, только по-прежнему ломился в окна и выл в каминной трубе ветер. - Мейсон! – встревоженно позвала Мэри. Ответом ей послужила оглушающая мертвая тишина. Мэри бросилась к двери и попыталась открыть ее – та не поддалась ни на сантиметр, словно снаружи была заперта на несколько засовов. - Мейсон! И снова ничего не услышала с улицы – ни звука, ни стона, ни шороха. С дверью биться бесполезно – она не двинется. Похоже, козырек над крыльцом не выдержал тяжести снежной массы и обвалился вместе с сугробом… Господи, где же Мейсон?! Неужели там, под глыбами спрессованного снега и обломками навеса?!Сердце у нее упало, внутри все залило тошнотворным страхом и отчаяньем от собственного бессилия. Как ему помочь, если ей даже не выйти?! ?Для начала надо успокоиться и вернуть самообладание, - медленно сказала себе Мэри. – Истериками Мейсона точно не вытащить?. Усилием воли она заставила себя отвлечься от тревожных мыслей и переключиться на конкретный вопрос: как попасть на улицу?В комнате было три окна. Одно располагалось почти под козырьком, и в настоящий момент было, словно ставнями, заглушено сошедшей лавиной. В другом, как обнаружила Мэри, стояла глухая рама. Третье можно было открыть, но шпингалеты порядком примерзли, и сходу Мэри только ободрала пальцы, после того как рука неудачно сорвалась. Порезы неприятно саднили, но она даже не обратила внимания. Вцепившись в верхний шпингалет, Мэри принялась трясти и расшатывать ?застежку?, одновременно двигая ее вниз. Никакого эффекта. Она с досадой закусила губу. Чертова рама! Ну же!!! Отчаянье удесятерило ее силы, Мэри снова и снова дергала упрямый шпингалет, пока он наконец не сдался. С нижним после этого она справилась уже без особого труда. Распахнула настежь окно и, прямо в чем была – в одной рубашке, спрыгнула с подоконника в метель. Бегом она обогнула угол здания и выскочила к фасаду. Снег слепил глаза, что добавляло открывшемуся ей зрелищу долю сюрреализма. Пластиковый козырек действительно рухнул прямо на крыльцо вместе с наметенной за сутки снежной массой. Входную дверь было почти не видно – ее на две трети скрывали наваленные друг на друга глыбы, которые местами уже стали монолитным айсбергом – мокрый снег прекрасно слипался. Мейсона нигде не было. На мгновение Мэри оцепенела от ужаса: ведь этот айсберг весил не один десяток килограммов. Если Мейсон там, под ним… Она беспомощно обвела взглядом двор в поисках хоть какого-нибудь инвентаря для раскопки завала, но вьюга, словно насмехаясь, кружила полчища своих снежинок и прятала от нее постройки, предметы. Так и не сумев разглядеть ничего подходящего, Мэри кинулась к снежной горе и принялась отбивать куски наста голыми руками. Для нее исчезли время, боль, студеный ветер, усталость. Она осознавала лишь одно – большие и маленькие пласты снега, которые ей удавалось отделить от айсберга. - Мэри! – обеспокоенно произнес за спиной знакомый голос. – Господи, что ты делаешь?!Она резко обернулась. Перед ней стоял Мейсон, живой и невредимый, в руках он держал две лопаты – штыковую и снегоуборочную. Мэри часто задышала, поднесла к губам исцарапанные ладони, словно сдерживала крик, а по ее лицу сами собой потекли слезы. Она плакала и не могла остановиться – плакала от облегчения и схлынувшего напряжения, от боли в саднивших руках и пронизывающего холода, которых до этого момента не чувствовала, от неразумности своих действий и невыразимой радости, что Мейсон просто есть на свете. Увидев ее слезы, он все понял. Отшвырнув инструменты, бросился к Мэри и прижал к себе, пытаясь защитить от ветра и снега, согреть своим теплом. - Ты все-таки меня потеряла? – прошептал он, целуя ее заплаканные глаза. – Прости, что напугал тебя. Мне повезло. Эта штука грохнулась в двух метрах передо мной. Я хотел откопать вход, но теперь передумал. - Почему? – подняла она к нему лицо. На щеках еще не высохли дорожки слез. - Ты вся дрожишь… А твои руки! Боже мой, Мэри! Черт с ней, с этой дверью – завал и сам растает когда-нибудь. А не растает, тем лучше – мы никогда отсюда не выберемся. Тебе срочно нужно обратно под крышу, в тепло! Ее губы были совсем близко. Мейсон слегка наклонил голову и поцеловал – медленно, словно смакуя их вкус, глубже и глубже погружаясь в какую-то удивительную невесомость, где уже не было его тела, а только сердце, грохочущее, как паровой молот. Ему стало жарко, несмотря на то, что снег по-прежнему жалил лицо, а вихри поземки забирались под куртку. - Сейчас мне не холодно, – в унисон его ощущениям улыбнулась Мэри. Глаза ее блестели уже не от слез - от радостного возбуждения.Она была так хороша, что Мейсон, не удержавшись, поцеловал ее снова и, не выпуская из объятий, повел к раскрытому окошку. Он подсадил Мэри на подоконник, потом влез сам и захлопнул раму, с явным усилием подняв и закрепив шпингалеты. - Как же ты с ними справилась? Их не провернуть… - Я об этом не думала. У меня была причина для беспокойства посерьезнее. - Прости… - снова виновато потупился Мейсон. – Надо было докричаться до тебя, я не сообразил. В искупление я готов окружить тебя заботой и вниманием, если, конечно, ты позволишь…- Позволю и даже буду настаивать. - Тогда начнем с теплой ванны и горячего чая с бренди. И вообще, сегодня все будет так, как ты захочешь… - Я хочу, чтобы мы больше не потратили даром ни одной минуты. Если бы с тобой что-нибудь случилось, и я не успела сказать тебе то, что собиралась, то уже никогда бы не простила себе упущенное время… - На тебя тут тоже, кажется, сошла лавина, - пошутил Мейсон, ласково взяв ее руки в свои. – Очень болит? – спросил он, имея в виду ссадины. - Терпимо. - А так? – он по очереди прикоснулся губами к красным следам ее подвигов, оставшимся на ладонях. По ее коже словно проводили кусочком бархата, по телу бежали мурашки, и сердце у Мэри сладко замирало в такт поцелуям. И как у него это получается – любому прикосновению придавать столько многозначности, благоговения и… сексуальности? Последнее слово Мэри пришло в голову само. Она никогда особенно не задумывалась над его смыслом, а сейчас подумала, что иного определения и не подберешь к тому, что она чувствует, когда Мейсон просто дотрагивается до ее руки. - Так намного лучше. Ты всегда умел заставить меня позабыть обо всем. Мейсон стремительно поднял на нее глаза. В них Мэри без всяких подсказок прочитала смесь вспыхнувшей с новой силой надежды и страха неправильно истолковать ее слова. Ей стало и жалко его, и радостно от понимания, какое счастье им обоим принесет ее решение. - Знаешь, - тем временем говорил он, не выпуская ее рук и продолжая гладить пальцы, - я никак не могу поверить, что мне можно вот так свободно коснуться тебя, и ты не убегаешь, не отшатываешься. Еще позавчера я о таком и мечтать не смел… Я хочу, но боюсь спросить тебя…- Не бойся. Ничего теперь не бойся, - прервала его Мэри, и щеки ее жарко запылали. – Прости меня, Мейсон!- За что? – изумился он. - За беспощадность, несправедливость, за страхи и за обиды, за то, что другим людям, которые преследовали свои цели, верила больше, чем своему сердцу, за то, что из-за меня мы потеряли столько времени… за эту поездку с Марком… - Да ты, оказывается, не подарок, - с юмором вставил Мейсон, чтобы хоть как-то прийти в себя от этого признания. - Удивительно, что ты только сейчас это заметил…- Мэри… - он произнес ее имя с такой теплотой и любовью, что ее снова бросило в жар, - ты же знаешь, что я не умею на тебя сердиться. Иногда мне кажется, что я мог бы тебе простить все на свете, даже не задумавшись, ну просто потому, что ты не способна совершить того, что нельзя простить. - Это ты еще мало видел в деле мой ирландский характер, - весело рассмеялась она. - Звучит, как предупреждение на будущее… Мэри… так у нас оно есть… будущее?Ее губы дрогнули в безудержно счастливой улыбке, глаза засияли, как звезды, вся она сейчас излучала свет самой любви и жизни. Мейсон даже зажмурился – такой ослепительно красивой Мэри еще никогда не была. - Да… - тихо сказала она, сжав ему руку. Мейсон угадал ее ответ раньше, чем услышал. Их, как ветром, качнуло друг к другу. Уткнувшись подбородком ему в плечо, Мэри блаженно вздохнула и закрыла глаза. Она как будто вернулась домой после долгих странствий, полных штормов, ловушек, лишений и одиночества. Еще несколько часов назад, когда Мейсон обнимал ее, она чувствовала себя преступницей, на минуту сбежавшей из-под собственного надзора и украдкой вкушающей запретные и сладкие плоды. Теперь же из ее глаз словно выпали осколки кривого зеркала, а с души слетели оковы. Мэри смотрела на Мейсона и видела не оборотня – коварного соблазнителя, циничного и беспринципного, а безумно влюбленного, заботливого, романтичного, деликатного – самого лучшего на свете. И ведь это всё только для нее!... Эта мысль взволновала Мэри, ей захотелось услышать ее подтверждение от Мейсона. Она слегка отстранилась и заглянула ему в глаза. - Ты рад? - Это не то слово, - он помотал головой, будто стряхивая наваждение. – Я жил, как в замурованном каменном мешке, где должен был провести остаток своих дней. И вдруг темницы не стало! Ты протягиваешь мне руку и говоришь, что пойдешь со мной… Мэри, может быть, я только сплю? Ведь так не бывает…Вместо ответа она поцеловала его в губы. Как когда-то после воздушной, как сама мечта, конной прогулки по пляжу – отчаянным, одновременно дерзким и испуганным этой дерзостью поцелуем. В нем была неповторимая юная свежесть первой любви, запоздавшей, но от этого еще более яркой и острой, и та самая не знающая компромиссов искренность, с которой один человек без остатка вручает себя другому и которая бывает только раз в жизни. И как тогда, Мэри снова ошеломила Мейсона этим поцелуем, обезоружила и почти лишила дара речи. В этот момент у него был взгляд ребенка, потрясенного чудом и пока не знающего объяснения. А она с ликованием и умилением читала это на его лице, чувствуя себя самой счастливой на земле. - Мэри… Я люблю тебя. Господи, как же я тебя люблю… Он целовал ее смеющиеся глаза, длинные ресницы, обворожительную улыбку, безошибочно теперь улавливая в ней чистый отзвук своего чувства и хмелея от своей удачи. К Мейсону понемногу возвращалась уверенность, которая делала его особенным, добавляла шарма и привлекательности. Он снова начинал нравиться себе, потому что видел, что нравится Мэри.- Мейсон… - еле выдохнула она. – Мне еще нужно сказать Марку… - Прямо сейчас? - А что?- Ничего, просто я не уверен, что такие новости уместны в четыре часа утра.- Я совсем забыла о времени… - смущенно призналась она.- Как и я… Давай не будем спешить, у нас теперь впереди вечность. Предлагаю вернуться к программе твоей физической реабилитации. Я приготовлю тебе теплую ванну, а пока ты будешь оттаивать, попытаюсь добавить немножко романтичности горно-лесному минимализму этой обстановки. Что скажешь?- Скажу, что до конца жизни буду благодарить Бога за этот буран, - серьезно ответила Мэри и быстро поцеловала Мейсона в щеку. – Покажи мне, где ванная, пожалуйста.