Глава Шестая: Отражения прошлого (1/1)

Информация осознавалась с трудом. Настолько с трудом, что в голове звенело, сжимало виски нефизической тяжестью нового и чуждого знания. Сладкого и горького осознания того, как они все были правы много лет тому назад, пророча гибель магии вследствие пагубного смешения с немагической кровью.

Рудольфус поднял бокал и сделал еще глоток, перевел взгляд с огня в камине на Тома... И снова потерялся в его глазах. С этой притягивающей зеленью он был знаком, как ни с чем иным. Близко, почти что как с любовницами. В голове всплывали сотни воспоминаний: Том Риддл коротко обнимающий отца, садящийся подле еще юного Руди и объясняющий что-то, дрожащий над могилой Блейка, протягивающий руку его сыну, наставляющий, осуждающий, сходящий с ума, убивающийи помогающий, приказывающий жить, велящий умирать… Любой... И теперь, те же глаза, наблюдающие суважением, интересом и, что удивило Лейстренджа, с некоторым страхом, который пусть не свойственен, не привычен, но так понятен.Словно отражение жеста зеленоглазого волшебника, воскресший маг делает глоток горячего чая, слабо улыбается. Затем вздыхает и тихо произносит:- Давай еще раз… Если я правильно понял, то в вашем времени нет темной магии, а вместе с ней чистой крови.- Да. Браки поддерживающие чистую кровь были запрещены в две тысячи десятом окончательно. Если история не врет - после великой войны. – Том медлит, как будто пропуская через себя неприятную мысль. – Темная магия пропала сама. Ей не учили. Потом, говорят, не стало магам хватать на нее сил. Жгли книги…- Ты говорил. – Прерывает Лейстрендж, не ища дальнейшего продолжения подтверждений своих мыслей.Том кивает, снова смотрит в глаза воскресшему, ожидая продолжения.- Я даже не хочу спрашивать или узнавать о том, как ты организовал все это. – Вздыхает Рудольфус и, сделав паузу, интересуется. – Надеюсь без меток на коже…- Я только думал о… Оо… Ты действительно много знаешь о нас!Рудольфус покачал головой, сделал еще глоток. В его взгляде было осуждение, и к этому осуждению Том Сайленморт прислушался, склонил голову, как будто стыдясь.- Продолжим. Достав в этом доме последнюю живую книгу о темной магии, вы решили вернуть темного волшебника…- Сильного темного волшебника – Нетерпеливо вставил высокий юноша, стоящий у камина. – В нашем времени рядовой темный маг…- Антон, прошу тебя – Том переводит взгляд на товарища и тот замолкает, отводит глаза. Все это так знакомо Рудольфусу, что хочется смеяться. И он смеется. Искренне, живо, но совершенно не понято окружающими. Они переглядываются, немного напряженно от страха, однако не прерывают. И лишь когда он, успокоившись, отдышавшись, задает новый вопрос, расслабляются.- Итак. Значит, у меня был Хокрукс?

Том кивает.

- Мы нашли его на побережье. У самого мыса страхов, который направлен на…- Юноша осекается с неприязнью.- На Азкабан? – С благоверным ужасом уточняет Руди. Он не уверен, что с его века ничто не изменилось.- На Остров Правосудия. Там действительно раньше стояла эта тюрьма… - Произносит тот, кого назвали Антоном и в голосе его слышен не меньший ужас, чем в тоне Лейстренджа. И Рудольфус кивает, понимая из этого тона больше, чем можно было бы представить. Буквально узнает человека. Уже не первого из них.Повисает тишина. В этом молчании каждый думает о своем. Сидящий на полу у камина платиновый блондин – Людовик – отводит глаза, наблюдая за ковром. Он боится человека перед собой, но вместе с тем безумно хочет сблизиться с ним, подружиться. И это чувство, порождаемое глубинами души, подкрепляется странным пониманием. Каждого жеста. Вздрагивания плеч. Интонаций. И это осознание манит и привлекает еще больше.

Фелиция сидит на подлокотнике кресла Тома, скрестив руки. Куда улетели мысли вольной леди, не знает никто, кроме нее самой. Она же правды стеснялась настолько, что не могла ловить понимающий взгляд Тома или Рудольфуса на себе.Антон разливает по чашкам новый чай и все его эмоции видны в том, как он движется. Как медленно подает чашки товарищам и снова встает на прежнее место. Едва заметно кривит губы. -Антон, – обращается к нему Рудольфус. Парень переводит взгляд на мага и дергается. Не доверяет, и Лейстрендж узнает это чувство в карих глазах. – Ты Русский?- Да… - Помедлив отвечает тот. – Чернов.- Ясно – Отзывается Рудольфус, не собираясь больше никому из ни ничего рассказывать о своем ясно.

Но проходит несколько секунд. Рудольфус переводит взгляд на пустую раму над камином, будто желая от нее услышать ответ, раз от раза вчитываясь в с детства знакомые, теперь выцветшие, почерневшие серебряные буквы: Изабелла Магдалина Коллет Де Флер – Лес Етренж . Том смотрит за выражением лица Рудольфуса с надеждой, а сам Лейстрендж с еще большей надеждой на портрет. Картина, прежде изображавшая основательницу их рода, ныне пуста. То есть, конечно, на ней есть мебель, но нет человека.- Ты поможешь нам, да? – Наконец прерывает молчание мисс Мур. И взгляд Рудольфуса снова встречается с ее, он улыбается, подчиняясь лихорадочному и такому родному блеску знакомых глаз.- Только на моих условиях...- Что и ожидалось от бывшего студента Дома Слизерина времен конца двадцатого века. - Начинает, было, Людвиг.- Что и ожидалось от последнего представителя моего рода, – звучит голос с портрета, и Рудольфус понимает – вот он знак, которого он так ждал.- Я слушаю. – Тихо произносит Том, и в голосе его слышится поразительный контраст между желанием власти и согласием подчинится сейчас.

***Настолько совершенная природная тишина, что слышно собственное сердцебиение, и это успокаивает Лейстренджа, как не способно успокоить его общество людей. Одиночество помогало всегда. В нем он находил ответы на многочисленные вопросы, покой, смирение, осознание. Все, что когда-либо было нужно.Пустой и траурный осенний кладбищенский парк, извечная его прохлада и слабый ветер служат лучшими спутниками этого вечера. Склепы чем-то напоминают дома на улицах, но они оберегают не покой живых семей, а упокоение мужчин рода, а немногочисленные могилы за оградами привлекают взгляд к судьбам ныне мертвых их спутниц. Но ноги сами ведут Рудольфуса по все еще знакомой тропинке чуть в сторону, к склепу отца… Он подходит к почерневшей статуе-памятнику, вырезанной в двери, и кладет руку на голову змеи, так небрежно сползающей с плеча покойного ныне мага. Повинуясь магическому приказу, дверь уползает куда-то внутрь и вбок. Медленно и с благоговением входит сын в опочивальню отца, медленно спускается по крутой скользкой лестнице вниз, опускается на колени перед каменной могилой, положив руку на табличку с высеченным именем.

Здесь тишина совершенна. Нет подвывающего ветра, нет шелеста листьев, нет дыхания осени – только мертвое, всепоглощающее молчание, заражающее своей не всем понятной красотой.Только в этом месте Рудольфус осознает, что у него не кружитсяболее голова, что удушье отступает, что сомнения теряются и мысли становятся ровными, уверенными.

Сколько времени проходит, Руди не знает, да и знать этого не хочет. Как не странно, но ему хорошо здесь. В этом месте можно о многом забыть и многое понять.

- Сядь на лавочку справа. – Тихо произносит Рудольфус, когда девушка спускается с последней ступеньки. Ему не надо оборачиваться – он по шагам ее узнал, да и кто, кроме нее и Тома, мог догадаться прийти сюда. Для Тома слишком мягкая и нежная поступь. Девушка присаживается. И они молчат вместе, прежде чем он начнет говорить так же шепча, позволяя акустике места усилить его голос.

- Я знал, что ты придешь.Ты не могла не идти следом, так как тебя мучает твое любопытство, направленное как к моей персоне, так и ко всему в этом особняке. Открытый склеп как оставленная без присмотра запретная книга. Ты не можешь не прочесть, я прав?- Ты прав. – Выдыхает она. – Но можно вопрос?- Если бы я не хотел отвечать на твои вопросы, я бы не позволил задать и этого.

- Зачем ты здесь? – спрашивает почему-то так, словно от этого зависит ее жизнь.И Лейстрендж не отказывает ей в ответе, как и обещал.- Это место из моего времени. И оно помогает мне думать, не отвлекаясь на какие-либо мелочи. На то, что я до си пор не могу понять, живя с вами уже неделю. Это помогает отвлечься от того, что мир этот бесконечно чужой мне, но в то же время понятный, родной и узнаваемый до боли. Я не вижу будущее – не обманывайся хоть ты, ведь ты всегда была слишком умна для девушки, особенно для столь юной. Я просто вас знаю. Знал. – Он, поправившись, замолкает.Вздыхает и, вдруг, сгибается от кашля, крепко хватаясь рукой за край каменного надгробия, вторую коротким жестом отрицания выставляя навстречу девушке, лишь потом прижимая к груди. Простой приказ не подходить.

Звук кашля разрывает мрачный покой места, заставляет девушку вздрагивать, однако она покорно ждет окончания приступа. Минута и кашель затихает. Еще немного мужчина просто молчит.

- У меня еще слишком много вопросов к миру, на которые мне нужны ответы, прежде чем я смогу чему-то учить тебя. Не темной магии, как вас всех, не сражениям и тактике, не ритуалам и технике каста, а жизни, психологии и тайне мира. То, что хочешь ты от меня услышать.- Как… Впрочем, что я спрашиваю…Он кивает в ответ на ее слова, вздыхает.- Страшно слышать мои слова от того, кому на вид лишь семнадцать лет. Однако… Мне больно сознавать, что могила моего отца последняя в ряде хозяев дома. Что я не похоронен нигде, а сын мой не пережил меня. Что жена и брат покоятся в том месте, что их уничтожило, а не здесь. Что после нас никого не было… И что я снова жив и вижу это…- Не это ли шанс исправить? – Спрашивает девушка, но вдруг испуганно начинает оправдываться, - я не хотела сказать, что тебе надо умереть, что ты должен здесь быть… Я….- Я понимаю. – Он встает, и взгляд девушки приковывается к его фигуре. А он кланяется гробу, разворачивается и уходит. Проходя мимо Фелиции, Руди касается ее щеки, проводит вниз по шее, убирая ее волосы за плечо со столь контрастной к месту улыбкой.- Ничего не бойся. Ты не одна. – Произносит он, как будто читая ее сердце, и уходит, так больше ничего не сказав.

Девушка сидит одна в склепе, сложив руки на коленях и молчит даже в мыслях. Затем встает, подходит к могиле, стирая рукой пыль с гроба, прижимает пальцы к резьбе, чувствуя что-то родное и отзывающееся в душе. А затем полубегом уходит… И медленно стекает по вырезанным жилам надгробия кровь, незамеченная девушкой. А она оступается на лестнице, разбивает колени об острые ступени до крови, однако встает и бежит дальше.

Дверь захлопывается за ее спиной так быстро, словно и не было там никогда прохода. И ненароком голова каменной змеи оказывается на плече девушки. Она поднимает взгляд и видит… Рудольфуса, что ждет ее сидя на ограде напротив. Он подходит, за руку отводит ее от змеи, стирает слезы боли с ее щек, ловя ее руки, сцеловывает кровь с пальцев.

- Иди в дом. Тебе надо промыть ранки на коленях…- Ты не мог отсюда видеть! – Протестует девушка – Ты же ушел.- Ушел. Кое-что вспомнил и вернулся. – Усмехается он, отдавая ей в руки букет из осенних листьев, и уходит совершенно не понятным ей путем – куда-то вглубь сада.

Фелиция еще долго смотрит на листья в свои руках, ощущая странный запах мужчины подле себя, тепло его рук и этой странной заботы, знания. А потом боль в коленях и мерзкое ощущение текущей по ногам крови пересиливает. Она уходит в поместье, в дверях, не задумываясь, отдает Людвигу накидку, уходит в свою комнату и, пока бинтует свои колени, смотрит на осенний букет тепло-рыжих листьев совершенно разной формы.