Глава Вторая: Шаги в бесконечность (1/1)

Аврора – когда-то это слово было почти что синонимом надежды, вечной веры во что-то хорошее. Раньше это было что-то светлое и, быть может, для победителей войны в этом слове все еще звучат исконные, эллинистические нотки. И только для бывших Упивающихся в этом не те нотки. Приходя с рассветом, эти люди принесут не счастье, а конец для их жизни и их начинаний, а кому-то и конец рода.И вотАвроры входят в камеру,Лейстрендж все еще сидит на полу. Он почти не движется и только едва заметно вздрагивает. На его глазах слезы.

Авроры не скрывают своих лиц – зачем? Они ни от кого не бегут, не исключают своего права здесь быть, да и не считают свои действия незаконными.С какой-то точки зрения они безмерно правы, ведь они служители закона. Когда-то Рудольфус даже понимал их, однако сейчас ему было бы легче не видеть этих лиц. Те люди, что вели его на казнь, были последними, кого он хотел видеть в последние минуты.Невилл Лонгботтом – сын тех, кого он своими руками довел до ?мунго? и, хотя несколько минут назад казалось, что уже ничего темного не всплывет в голове, так как эти воспоминания пытали его все время до, то теперь… Упущенное столь случайно воспоминание о истязании Алисы и Фрэнка поднимается в душе. И только второе лицо позволяет не погрузиться в пелену криков женщины, которые первый и последний раз не дарили наслаждения. Второй аврор – человек, из-за которого Рудольфус здесь, из-за которого мертва его жена, его лорд, а лучший друг лежит в бессознательном состоянии на койке в больнице Святого Мунго ровно по соседству с Лонгботомами. Гарри Джеймс Поттер. Если бы Рудольфус мог колдовать, Авада прозвучала бы незамедлительно. А сейчас…Рудольфус вскакивает на ноги. Он еле стоит и его противники это видят, однако палочки наготове.— Как это низко – угрожать безоружному. – Мужчина смеется и его глаза блестят сумасшедшим огнем человека, что больше всего на свете сейчас жаждет забрать единственную жизнь вместе со своей.

— Мистер Лейстрендж, думаю, вам не стоит пытаться оказывать нам сопротивление…

— Это угроза, Поттер? – Усмехнулся Рудольфус снова. Теперь это звучало даже как-то угрожающе, только вот все трое понимали, что он ничего не может, каким бы превосходным темным магом он бы не был. Двое. Невилл попятился, ударился спиной о стену камеры… Для юноши именно этот человек, а так же его покойные жена и брат, были не только самыми страшными призраками войны, но и живым воплощением ужаса, который приносит темная магия. Его нелепый жест вызывает у заключенного новый приступ морозящего душу хохота. Приятно ощущать себя чем-то большим, чем просто человек, безысходно заключенный в тюремную робу.— Это предложение. – Голос великого, по мнению общественности, героя звучит уверено, но утопает в смехе.

Отвечать на эти глупости не хочется, ровно, как и нет желания идти без сопротивления на смерть. И все-таки – слишком просто. Кажется, так сдаваться не только аристократично, не только как-то… фора врагу? Просто не естественно для души. Но только вот этот бездонно серый мир, в котором не только чего-то не хватает, но просто и ничего уже не будет взамен. Это ощущение отчаянья, навалившееся на него, полная безысходность. Сбежать? Даже если выйдет – все, к чему он стремился, стало невозможным, его мир превратили в пыль, его любовь похоронена в самых затхлых закоулках Хогвартского кладбища, и ее могила, по сравнению с постаментами героев, пускай нова, но заброшена и извечно безлюдна. Ему даже не принести розы единственно любимой женщине.

Опустошенное отрицание мира. Когда ничего уже не может быть, приводит за собой покой, отрешенность, и Лейстрендж делает шаг вперед. В углу камеры Невилл судорожно поднимает палочку, однако еготоварищ стоит… И по его глазам, по его жестам…— Ты многих так убивал, а, Поттер? – Маг больше не смеяться. В нем нет эмоций. Нет жизни. Кого-то бы это напугало, но Гарри даже не вздрагивает. Рудольфус прав. До Лейстренджа дошло не быстро, тем более, что пока был в уме, Люциус Малфой пытался защитить честь и жизнь этого своего товарища. Для Избранного вопрос ?почему? так и останется тайной. Не было в этом выгоды, а ?слизеринская дружба? гриффиндорцу кажется бредом.— Тебе то что? – Уже известно дальше. Поттер спокойно подходит .— Интересно, та ли мразь будет последним лицом в моей жизни, которая вела на смерть моих друзей? – Как нелепо смотрится аристократ в этом месте. Его вдруг снова ставшая прямой осанка, холодное спокойствие глаз и это изящество черт, строгость интонаций несмотря на грязную робу и спутавшиеся волосы.

— Ин… Инкарцеро – Произносит Лонгботтом, и руки мужчины оказываются связаны за спиной.

Его ведут. Коридоры медленно сменяются другими, камеры камерами. Толстые веревки почти мгновенно натирают слабые бледные запястья до крови. Капли стекают вниз и от этого мокро и противно. Так же противно, как на душе.В коридорах темно. Лишь в одном…— Рудольфус!Рудольфус Блейк Лейстрейндж? – голос надрывен. Этот голос принадлежит Алекто Кэрроу и звучит как-то до ужаса знакомо. – Ты!? Ты жив? Они тебя… Тебя…

Он истеричный, этот голос, он сумасшедший… Женский… И такой схожий с Беллой. Именно он заставляет Лестрейнджа встрепенуться, поднять голову. В его слепом взгляде обреченного человека появляется смысл. Как в плохом кино – медленно – он поворачивает голову. Женщина стоит у решетки. Когда-то пышная особа истощена до впалости щек. Ее пальцы до побелениясжимают решетку И эти карие глаза… В них горит огнем бессмысленное безумие. Она узнает, и это уже удивительно – никогда они не были слишком близки.

— Тебя… Посмотрите на них! – Она смеется, но почти сразу же начинает плакать. Его руки заламывают сильней и так по-маггловски глупо… Такунизительно. Сопротивление, правда, все равно бесполезно. Лейстрейндж не доставит им такого удовольствия. Свою смерть мужчин примет гордо подняв голову, гордясь своим прошлым и жалея этих ничтожных. Они еще не знают, на что обрекаю себя. Ведут и он идет. Зачем противиться, если благородно выдержать это испытание даже просто проще…. И в каждый свой шаг, пока Рудольфуса ведут, он слышит в спину..— Вы жалкие отродья! Магглолюбцы! Как же вы ничтожны… Все, что вы можете, это унижать его собой, казнить его… Вы только боитесь! – Женщина кричит, срывается на вопли и истерики. Ее слова все больше утопают в рыданиях и только едва уловимо что-то про ?великого волшебника?, про ?вечную темную магию? и про ?Салазар, спаси?. Лейстрендж же с каждым ее словом все больше возвращается к мыслям о Белле. Те долгие первые годы в Азкабане она кричала на Авроров, проходящих мимо куда более злобно, куда более проклинающее… Кричала все что угодно, лишь бы хоть словом выразить свое отношение к происходящему. И как-то снова почему-то хочется дышать… От каждого звука легче. И снова вдруг в этот бесконечный серый вплетается тонкой нитью белый. Единственная мысль. ?Я не последний?.

Его смерть будет лишь одной из цикла. Не первой и не последней. Ему не придется забирать с собой в небытие правду о целом поколении сильных магов, которые были достаточно горды, что бы бороться за свои права, за свои идеи и за мечты своих родителей, за отнятое счастье.

Теперь Рудольфус не опускает голову. Он почти постоянно встречается взглядами с заключенными. Полубезумными, полунемыми… Кто-то еще в рассудке, кто-то уже давно не с ними, но во всех этих глазах он видит одно и то же. Отчаянье, страх, боль и, где-то в самой глубине, надежду. Секундного контакта взгляда хватает, что бы и внутри них зажглась гордость, вспомнилось все то, ради чего боролись и как. Что бы эти люди не были согласны больше радовать победителей своим жалким видом, что бы они осознали… Своими смертями они лишний раз сделают плохо победителям. Они – элита своего времени. Те люди, у которых всегда было больше гордости, знаний и власти. Те, кого до сих пор бояться.

Страхи. Именно страхи заставляют их избавляться отсильных мира сего.

Каждую секунду уверенность увеличивается и краем глаза Лестрейндж замечает искаженное выражение лица Лонгботтома. Этому мальчишке аристократ куда больше нравился униженным, почти сломленным постоянным соседством с дементорами, чем настолько… живым, гордым, даже немного уверенным в себе. Для аврора плохое выходит назидание другим. Вместо ?Смотрите и такого сильного мага мы сломили? выходит ?мы беспомощны перед вашим духом?.Коридоры… Такие же темные, дышащие плесенью и отчаяньем, встречающие сотней знакомых глаз и лиц…. Невилл нервно поглядывает на Гарри, Поттер же мотает головой едва заметно,тихо вздыхая.— Ну мы же не звери… — Произносит он – Мы же не такие как они…?Конечно. Вы хуже? — Прошипел про себя Рудольфус, однако вслух не сказал. Он точно решил для себя не унижаться, не разговаривать с теми, кто ведет его на казнь. Они всего лишь винтики в машине безумия. Не его уровень. Не достойны.Коридор идет дальше, путается, вводит в заблуждение. Слишком много рядов подряд, лишком сложно понять, где ты, как далеко еще идти, и сколько уже пройдено. Только чуть саднят от боли ноги, чуть выламывает руки, а запястья натирают веревки.Шаги смешиваются с шагами. Сложно понять, сколько людей идет, откуда идет. И только там, впереди, около лестницы виднеется какое-то движение? Дементоры?Рудольфус вздрагивает. Эти мерзкие существа… сами мысли о них напоминают о том, что лишь перед казнью этот путь кажется невыносимо долгим.Шаг, другой, поворот… Это как шаги в бесконечность. Каждый может оказаться последним, за каждым поворотом – та самая дверь… и за ней… только смерть. Такая отторгающая, отвратительная, грязная и липкая, словно те существа, что принесут ее. Черная, мучительная бездна, которую и милосердной то не назовешь… И с каждым шагом сердце почти что разрывается в груди. Дикое ощущение. Дикое и любопытное. Никто никогда не смог рассказать, что же это – жизнь без души…

Но, тем не менее, не хочется. Любопытство не то чувство, что берет верх над желанием жить. И что угодно… Что угодно должно произойти, чтобы стало чуть больше времени. Еще пару глотков воздуха, обжигающих легкие, еще пара секунд… Знать себя. Чувствовать себя.

Мимо кого-то ведут… Совершенно незнакомое лицо, впрочем, Рудольус и не пытался узнать человека. Он голову поднял лишь для того, что бы взглянуть в глаз Аврорам, взглядом задать вопрос – ?И вы после всего этого зовете себя светлой стороной??. Поднял. И взглянул в эти глаза. И девушка напротив вздрогнула. Попятилась, даже выпустила конвоируемого, отчего тот в странной судороге упал на пол. Бледные губы едва заметно шепнули:— Дядюшка? – Испуг в голосе. Нет. Легко перепутать, но это не страх, а скорее горькое сочетание отчаянья, вины и нежелания принимать истину.

Лейстрейндж не находит в себе силы на что-то кроме улыбки. В ней нет осуждения, злобы.. Лишь попытка поддержать. Девочка в какой-то мере ему дорога. А эти глаза…. У нее совершенно Блэковский разрез глаз – Лейстрейндж давно заметил – и теперь это так неуловимо и неумолимо напоминает Беллатрису.

— Последняя из Блэков… — Тихий шепот. – Никогда не сомневайся.Ему выламывают еще руки, и девушка вскрикивает. В ее глазах отчетливо читается ?не надо?.Она не просто против – ей, словно самой, невыносимо больно от унижения мага перед ней, от боли его.— Зачем вы с ним так? Гарри, ты видишь… Он слаб. Он вам ничего не сделает…— Он опасный убийца…. – Встревает Невилл. Какая ненависть – будь сейчас уРудольфуса палочка… или хоть возможность нормально говорить, вместе с тем, желание бежать… О, он бы развернул эту ненависть против слуг Министерства. И голос… Хочется поинтересоваться не владеет ли часом мальчик парселтангом. – Тонкс, ты что, жалеешь его?

— Он мой дядя… — перебивает девушка так и не начатую фразу. – Он никогда не винил меня, не трогал, не причинял боли… Он жалел детей. Быть может он наш враг, но уж точно человек.

— Ты что? Он тебя заколдавал? Вот мразь.. Нимфодора, опомнись! Он темный маг. Убийца. Он пытал таких как ты до смерти!— Его жена и брат. Он руки на детей не поднимал. – Девушка шипит. Ее волосы алеют, и это выглядит угрожающе.— Тонкс, — Зовет ее Рудольфус. – Не унижайся… Они никогда не узнают и не хотят знать.. За глупость не вини их… Они лишь…— Заткнись! – Почти визг. В этой тюрьме и у самого сильного мага срывают нервы.. особенно если ты не провел здесь несколько лет. Особенно, если ты яро ненавидишь того, кого сейчас ведешь на смерть и все же… Это кажется таким ребячеством.— Невилл… — Голос с другой стороны. Великий герой наконец вступает в диалог – Успокойся. Она права, хоть и не во всем. Это – тоже человек.Повисает тишина. Слышно лишь дыхание пятерых… Полсекунды… Две… Поттер делает шаг вперед, буквально вынимает руки пленника из рук товарища. И легко подталкивает вперед. Рудольфус идет, но поравнявшись с Тонкс, застывает на долю секунды, поворачивается к ней.— Спасибо. – И тишина снова повисает. Снова шаги в никуда.