III. Invenias argentum (1/1)

Ужин с дядей — мероприятие на удивление формальное и торжественное для того, кто видится с ним и так каждый будний день на работе. Секретарша ловит ординатора в коридоре и передает приглашение — голубой конверт, плотная кремовая бумага, личная подпись дяди внизу — так, словно она средневековый гонец, доставивший послание в замок. Лань Чжань кивает и читает молча, пока секретарша говорит что-то об особенно холодном дне и кофе. День и правда холодный — приближается день благодарения. Лань Чжань думает, что надо бы согласиться, но слишком углублен в чтение. Он понимает, что должен ответить, лишь когда поднимает глаза и встречается с ее вопросительным взглядом.— Мгм. За углом есть хорошая кофейня?..Выстрел наугад.— О, в самом деле? Да, было бы здорово!И он не знает, попал ли в цель.— Мгм. Приятного Вам дня.Секретарша кажется несколько разочарованной.Наверное, в действительности она уже была там — и ей не понравилось, думает Лань Чжань.Лань Чжань [10:01 am]: Доброе утро, брат.Лань Чжань [10:01 am]: Обед в выходные?Лань Сичэнь [10:05 am]: Да, дядя мне уже сообщил ;)Сообщил. Не пригласил, не предложил. Лань Цижэнь не спрашивает, а ставит перед фактом.Лань Сичэнь [10:06 am]: Будем только мы втроем. Все в порядке ;)Лань Чжань [10:07 am]: Жду.Лань Сичэнь [10:07 am]: Хорошего тебе дня!Идет третий месяц работы в клинике. Выходя на крыльцо, Лань Чжань встает под золотым пологом кленов и долго смотрит на дождь.┈───?───┈Открывает ему очередная незнакомая горничная: у дяди прислуга не задерживается надолго, потому как всякий прокол, даже самый незначительный, равносилен смерти. Смерти в глазах Лань Цижэня, разумеется. На первом курсе брат сам писал рекомендацию несчастному дворецкому, который недостаточно быстро — по мнению Лань Цижэня — открывал входную дверь гостям. Писал втайне от дяди. И улыбался тепло, но сочувственно.— Могу я взять ваше пальто?Горничная случайно оставляет пятно на белом воротнике. Дяде Лань Чжань ничего не скажет, конечно.Брат уже сидит в гостиной и пьет безалкогольный коктейль. В доме Лань Цижэня действует около трех тысяч правил, и одним из них является сухой закон. Лань Чжань помнит, как на одном из светских приемов для светочей медицины шестнадцатилетний Лань Сичэнь впервые попробовал виски — его тайно протащили сыновья и дочери важных гостей. Они уединились в пустующих комнатах и со смехом передавали друг другу бутылку по кругу. Лань Чжань был младше всех, и ему не удалось даже попробовать: Лань Сичэнь, раскрасневшийся после нескольких глотков, но достойно держащий себя в руках, с улыбкой покачал головой, и младший брат так и не смог на него обидеться. Тогда Лань Сичэнь пошутил, что чувствует себя в подпольном баре начала века.Сейчас у него свое имя, уважаемое всеми в медицинском сообществе. Он сохраняет безукоризненную осанку и одет в белую рубашку, светло-серый джемпер и строгие брюки в тон. Единственное украшение — часы (простые и функциональные Apple Watch: Лань Чжань знает, что брат бегает по утрам, занимается йогой и следит за калориями) и бриллиантовые запонки.Братья почти не виделись с сентября.Лань Сичэнь приветливо улыбается.— Готов к очередному удивительно душевному вечеру?— Мгм.Он шутит, но Лань Чжань и сквозь шутливые интонации чувствует, что брат искренне рад их встрече. Он любит семью больше всего на свете, и это знание согревает.Разговаривают обычно двое — дядя и брат. Лань Сичэнь в меру сдержанно рассказывает о своей частной практике и о научных публикациях. Изредка дядя задает вопросы, но в основном он молчит, одобрительно кивая. Лань Цижэнь гордится племянниками и демонстрирует это так, чтобы они не загордились сами. По его мнению, это наилучшая тактика воспитания детей. Лань Чжань не знает, у него-то детей нет, и судить не смеет.Ко второй смене блюд беседа переходит к делам Лань Цижэня (настает черед брата кивать и задавать вопросы).К десерту Лань Чжань произносит от силы слов пятьдесят.На прошлой неделе Вэй Ин ему так и сказал:— Ординатор Лань, я читаю роман, в котором тоталитарное правительство США ограничивает речь женщин ровно ста словами в день.* Кивни, если тебя тоже бьет электричеством за каждое лишнее слово!Тогда Лань Чжань посмотрел на него хмуро и осуждающе, а Вэй Ин, даже не дождавшись кивка, залился смехом:— Молчание — знак согласия, девочка моя!Доктор Вэй невыносим по определению, но иногда он еще невыносимее невыносимого.— …поэтому билеты стоит брать уже сейчас, не так ли, Лань Чжань?— Мгм? — Лань Чжань понимает, что только что прослушал нечто важное.— Билеты в Калифорнию для нас.— Зачем?..— Конференция по гинекологии, — повторяет Лань Цижэнь не без раздражения. — Тебе пора уже начинать готовиться к специализации. Я знаю, что ты еще не практиковался в гинекологии, и не понимаю, к чему тянуть.Слова вырываются против воли:— Потому что я… и не собираюсь работать в гинекологии.За столом воцаряется тишина.┈───?───┈Вэй Ин не ожидал, что его пригласят. Он так и говорит Цзян Чэну:— Не ожидал, что вы меня пригласите.— Нет, оставим есть крошки на улице под дождем! — огрызается Цзян Чэн. Он раздражен с самого начала встречи: они поспорили на камень-ножницы-бумага, на чьей машине ехать и кто будет за рулем, и Цзян Чэн проиграл.— У тебя на лбу написано, что именно об этом ты и мечтаешь, — отшучивается Вэй Ин. Ему пришлось одеться приличнее обычного ради этого ужина, и он решает, что если планомерно выводить Цзян Чэна из себя на протяжение вечера, то все неудобства окупятся.Дверь открывает Яньли.Видимо, у Вэй Ина тоже кое-что написано на лбу — один конкретный вопрос, — потому что она улыбается:— Мама уехала пару часов назад, а папа вас уже ждет.— Уехала? — Вэй Ин старается изо всех сил, чтобы его голос звучал как можно более непринужденно. Правда старается.— На неделю в Европу с подругой. Ей надоела наша промозглая осень. У них самолет через… папуль, во сколько самолет?— Да уже через час должен быть!— Кот из дома, мыши — в пляс, — ворчит Цзян Чэн и топчется сзади.— Как будто сам ты не мышь! — фыркает Яньли.Она втягивает братьев в квартиру. В глубине комнат слышится смех шестимесячного Цзинь Лина: на его фоне приглушаются остальные звуки, даже голос Цзысюаня. Различим лишь тон, мягкий и ласковый.Без мачехи дышится легче, а с наличием у сестры мужа Вэй Ин давно смирился и даже нашел у Цзысюаня кое-какие достоинства. Яньли неторопливо расставляет посуду в столовой, из кухни пахнет ее фирменным супом — Вэй Ин узнает его из тысячи. Индейка изящно украшена и воцарена в самом центре стола.Вэй Ин делает попытку внести свой вклад в вечер, предложив заказать что-нибудь из ресторана, но Цзян Фэнмянь качает головой:— Ты и так питаешься одними полуфабрикатами и едой из ресторанов, думаешь, я не знаю? Поешь хоть один день домашнего!Домашняя еда!.. Звучит восхитительно.Яньли настаивает, что накроет сама, и все рассаживаются за столом. Цзысюаня с ними нет: у него с Яньли безмолвная договоренность, что в этот день он снимает с нее все заботы о ребенке.— Как работа?— За ужином мы не говорим о работе! — шикает Яньли.Это правило ввела еще мачеха, когда Вэй Ин был ребенком. Тогда оно касалось лишь ее и Цзян Фэнмяня, но теперь, когда дети внезапно перестали быть детьми, соблюдать его становится тяжелее.— И о чем нам тогда вообще говорить? — подкалывает Цзян Чэн. Яньли награждает брата укоризненным взглядом:— Будешь острить — не получишь супа!И грозит ему половником.— И как это вы с Цзысюанем еще вместе? Он не превратился в тыкву и не встал в ряд с другими растеними? Не сбежал из джунглей, прихватив Лин-Лина?— Наверное, боится: ведь в случае неудачного побега ему может прилететь в голову фикусом!— Да ладно фикус: вот горшок из-под него…— Вэй Ин, я люблю тебя, но и ты тоже рискуешь остаться без горячего!И все-таки суп достается всем. Яньли оставляет в кухне фартук с узором из лотосов и остается в нежно-розовом шифоновом платье.— Можете злорадствовать сколько угодно, но когда вы сами приведете домой невест? — спрашивает Цзян Фэнмянь.— Да, Цзян Чэн, когда приведешь в дом завидную невесту? Только смотри у нас, чтобы приданое было побольше! — говорит Вэй Ин и грозит ему пальцем. — Если, конечно, найдется хоть одна, отвечающая всем твоим запросам! Что там тебе нужно? Тихая, скромная, изящная, вежливая, сдержанная, пункту…Цзян Чэн пинает его ногой под столом.— Ты просто перечисляешь характеристики невесты из диснеевской ?Мулан??— А откуда еще я должен черпать знания о китайской культуре? — удивленно тянет Вэй Ин.— Не паясничай!— Кстати, как там твоя докторша? Вэнь Цин? Почему ты заявился вообще без нее, мы приглашали вас обоих! — вставляет шпильку Цзян Чэн, воспользовавшись моментом.Вэй Ин молча делает глоток супа и опускает ложку. Впервые за много лет в этой семье он не чувствует вкуса.О расставании с Вэнь Цин он рассказал лишь Яньли: сначала написал, затем — делал вид, что не слышит ее звонки.?Просто хочу знать, что ты в порядке :)?, пишет в конце концов Яньли, и по негласному соглашению с тех пор они больше не упоминают Вэнь Цин. Он не знает, понимает ли сестра, что он чувствует (или должен чувствовать?). И не знает, смог бы объяснить, спроси она, или нет.— Все неплохо, — наконец говорит Вэй Ин и зачерпывает еще супа.— Выглядит так, будто ты врешь, — отвечает Цзян Чэн и подозрительно щурится.— Не вру. Все неплохо. У нее неплохо. У меня неплохо. Просто… порознь.В столовой повисает молчание, и становится слышно, как за окном кто-то запускает фейерверки в честь праздника. Праздника, который они отмечают, имея к нему мало отношения.— Она мне нравилась, — наконец говорит Цзян Чэн. Он вроде как выглядит разочарованным, и Вэй Ин мысленно фыркает: это он, он должен быть разочарованным, Вэй Ин, а не Цзян Чэн! Задетый, он не может сдержать подколки:— Что ж тогда сам не стал с ней встречаться?— Бестолочь, не в этом смысле!— Да в этом смысле тебе никто и не нравится! Тебя можно пускать в загон к единорогам — они почуют девств…— Вэй Ин!— Я!— Мальчики!— Идиот!— Сам дурак!— Суп стынет!Яньли хватает их за уши как нашкодивших детей. Как хватала с десяток раз до этого — в детские и подростковые годы, сердитая и строгая, но любящая.— Больше ни одной ссоры за моим супом! — грозно говорит она.Цзян Фэнмянь прячет легкую усмешку за кашлем.┈───?───┈— Разговор прошел плохо? — сочувственно спрашивает Лань Сичэнь. Он сидит на софе у двери в кабинет дяди, и Лань Чжань, выходя к нему, чувствует себя снова в клинике. Словно выходит в приемную главврача. Ему не нравится это чувство, пускай он и бывал в этом кабинете уже тысячу раз, пока жил с дядей.Вместо ответа Лань Чжань неопределенно передергивает плечами.Плохо — это мягко сказано.После его заявления за ужином они запираются в дядином кабинете для ?серьезного разговора?. Лань Цижэнь всеми правдами и неправдами пытается ?выбить эту дурь? из головы ?неблагодарного? племянника. Поминает и злосчастные gap years, из-за которых Лань Чжань теперь старше всех своих коллег-ординаторов (по мнению дяди, это приравнивается к пожизненному позору), и дорого стоящую учебу в медицинском, и все усилия, которые ему — ему! — пришлось приложить, чтобы пристроить племянника, оплачивать его квартиру, счета, продукты, одежду…— Я не просил об этом, — тихо говорит тогда Лань Чжань, но дядя лишь всплескивает руками: ах да, не просил он! Вот ютился бы сейчас в однокомнатной квартире с пятью соседями и общей ванной на весь этаж… еще и без отопления!Лань Чжань вздрагивает. Однажды он видел скопище тараканов, когда пришел в гости к знакомому по школе, и с тех пор, если ему снятся кошмары, то они обязательно в них фигурируют.Лань Цижэнь все силы и деньги положил на то, чтобы воспитать племянника, обучить его — он ведь был лучшим на курсе! Лучшим! И что теперь — загубить карьеру в отделении общей терапии?— Общая терапия не так плоха, — сдержанно говорит Лань Сичэнь, когда они вдвоем идут в холл. Дядя вызывает горничную, чтобы принесла ему успокоительного, и не выходит из кабинета, чтобы их проводить.— Не то будущее, которого он для меня хотел, — качает головой Лань Чжань. Дядя готовил себе преемника — идеального наследника его клиники, что идет по стопам блестящего старшего брата, заведует отделением гинекологии, работа в котором приносит достаточно средств для безбедной жизни, ездит по научным конференциям с докладами. Лань Чжань знает, ему не пришлось прикладывать никаких усилий, чтобы стать обладателем этого знания: дядя никогда это не скрывал и не замалчивал, напротив, открыто называл племянников своими преемниками.Лань Чжань знает.Поступая в ординатуру в клинику дяди, Лань Чжань знает, что его путь лежит в отделение гинекологии.— Сильно ругался?— Мгм.Кивает.Племянник его разочаровал, но он еще юн: Лань Цижэнь надеется, что он одумается.Качает головой. Нет, дядя.Несколько лет Лань Чжань прожил на расстоянии от семьи — поступив в университет в другой город, где привык быть один, где прижился, обзавелся своими привычками, рутиной и, может быть, даже… какими-то планами? И теперь он вновь на коротком поводке, словно ординатура под началом дяди возвращает Лань Чжаня с небес на землю.Как он мог забыть, что Лань Цижэнь всегда должен все контролировать.На первом курсе сосед по общежитию упомянул при Лань Чжане о личных границах, и тот долго недоуменно на него смотрел, не понимая, как в комнате можно провести границы и почему он их не увидел. Остаток вечера Лань Чжань провел в интернете, читая статьи о личных границах.— Он отойдет, — пытается ободрить Лань Сичэнь.— Нет.— Я же его знаю, отойдет.Я тоже его знаю. Я провел с ним всю жизнь. Я провел с ним больше времени, чем с родителями.Лань Чжань не говорит этого.— Знаю, что совет не попадаться ему на глаза, учитывая, что вы работаете в одной клинике, будет…— Нет.— Можешь взять пару выходных и?..— Нет.С тяжелым вздохом Лань Сичэнь помогает ему надеть пальто и одевается сам. Они выходят в темноту, и на скользких от дождя ступеньках террасы Лань Сичэнь придерживает брата за локоть, как ребенка. Лань Чжань благодарен за эту заботу. Сам он идет вперед, словно слепой в тумане, и спотыкается на ровном месте.— Хочешь, подброшу тебя домой?— Нет.— Ну что-нибудь я могу для тебя сделать?Лань Чжань мнется.— Можешь… взять к себе Бичэнь на несколько дней? Пожалуйста.— Бичэнь? О, да, конечно, — Лань Сичэнь несколько удивлен тем, в каком направлении движется разговор. — Но почему?..Дядя лишил меня содержания. Придется искать новую квартиру. Не хочу, чтобы ей было неудобно.— Предстоит несколько смен по тридцать часов. Лань Сичэнь понимающе кивает.Возможно, сказав правду, Лань Чжань впервые увидел бы, как у брата отвисает челюсть.┈───?───┈Клубничного мороженого в магазине нет, а продавец укоризненно посматривает на Вэй Ина, от которого несет спиртным за версту. Цзян Чэн тоже пил, но пахнет все равно сильнее от Вэй Ина, и последний находит это несправедливым. Яньли улыбается так лучезарно, как только умеет, и лишь ее очарование спасает мрачного, так и нарывающегося всем видом на неприятности брата и пьяного до безобразия сводного брата. Они вываливают на ленту с десяток упаковок мороженого.— Сегодня праздник, — говорит продавец так, словно это повод соблюдать трезвость, а не, наоборот, пить.Вэй Ин не знает, не нарывается ли он.— Цзян Чэн, он нарывается? — шепчет он, но так громко, что это слышат все. — Типа… намекает, что мы азиаты или че? Это расизм?У Цзян Чэна немного плывет перед глазами.— Да угомонись ты, — шипит он. — Мы вапщета доктуры, господин!— И у тебя еще диплом с отличием лол! Доктора! — Вэй Ин смеется шепотом.Яньли закатывает глаза.— У меня как будто три сына, а не один, — мягко журит она, когда все выходят.— Я хотел клубничное! — канючит Вэй Ин. Где-то между кассой и улицей он успевает вскрыть упаковку эскимо и съесть половину.— Зубы будут болеть, доктор.Вместо ответа Вэй Ин показывает язык.Ночь на удивление тепла для ноября.Они не помнят, кто первым повернул во дворе не к дому, а к детской площадке и занял скрипучие качели. Цзян Чэн показывает пальцем на Вэй Ина, Вэй Ин — на Цзян Чэна. Яньли открывает банку мороженого с манго, и они втроем по очереди зачерпывают себе пластиковыми ложками.— Хорошо, что папа ушел спать и не видит это безобразие, — тихо смеется Яньли. Вэй Ин знает, что она не всерьез, но все равно улыбается. Он давно не чувствовал себя так хорошо, как на старых качелях с облупившейся краской.Ассоциация приходит на ум сама собой, и он сгибается пополам:— Это его любимое слово! Точнее, э… одно из любимых. Безобразие и бесстыдство.— Твой ординатор? — уточняет Цзян Чэн, хотя смысла уточнять и нет.За ужином Вэй Ин вспоминает его столько раз, что, если бы за каждый раз Цзян Чэну давали доллар, он бы уже неприлично разбогател.Желая нарушить напряженную тишину, воцарившуюся за столом после сообщения о том, что Вэнь Цин собрала вещи — те, которые оставались у Вэй Ина в квартире между ее визитами — и уехала работать в другой штат, Вэй Ин рассказывает об одном из новых ординаторов. О том, что вечно выводит его из себя молчанием, о том, что за все это время толком даже не посмотрел на Вэй Ина, о том, что является идиотским протеже главврача.Яньли говорит, что Вэй Ин наверняка просто запугал ординатора в первые дни, но это не так, Вэй Ин же прекрасно помнит, что это не так: Лань Чжань, из которого одно-единственное слово приходится вытягивать клещами, был таким с самого начала.Цзян Чэн вносит свою лепту и предполагает, что Лань Чжань просто сразу раскусил руководителя своей ординатуры и втихушку ненавидит его.— Это уже ближе к истине, — говорит Вэй Ин. — Хотя… нет, ну как меня можно ненавидеть! Я же так обаятелен! Хорош собой! Остроумен!— На этом мальчике ты тоже упражнялся в остроумии?— Было дело. Да нет же, я так со всеми общаюсь, просто с ординаторами немного… немного острее остроумен! Да если бы этот поганец не был таким холодным и безразличным, я бы даже сказал ему, что он неплохо справляется. В смысле, ну, я же знал, что это племянник Лань Цижэня. Его старшее дитя, конечно, — притча во языцех в клинике, но я думал, что младший Лань будет просто избалованным мальчишкой, которого надо было хоть куда-то пристроить. Вот старик и пристроил в свою клинику. Еще и мне его сунул: возись с ним, пожалуйста!— Ты руководил ординатурой еще до того, как в клинике появился он, — напоминает тогда за ужином Цзян Чэн.— Капец, старик начал планировать досадить мне заранее!С этого все начинается. И на протяжение вечера Лань Чжань постоянно просачивается во все разговоры на любые темы. Яньли с Цзян Чэном узнают, что Лань Чжань не понимает юмора и никогда не то что не смеется — даже не улыбается. Узнают, что он либо робот, либо был вскормлен ими, подобно тому как Маугли вскормили волки, и теперь не воспринимает ничего человеческого. Узнают, что он брезгует кофе из автоматов в больничных коридорах и даже один раз указал Вэй Ину на то, что пить его в таких количествах вредно. Что он способен целый день ходить в белом джемпере под формой и не запачкать его. Что он продал душу дьяволу, раз умудряется всегда оставаться настолько безукоризненным и идеальным во всем.— На неделе он заявился во время ночного дежурства в комнату отдыха, когда там не было свободных коек. Я предложил ему лечь со мной, если только он не боится, недотрога такой, что я воспользуюсь ситуацией! Так у него аж уши покраснели от злости! Бросил, что я бесстыдник, и ушел! — смеется Вэй Ин, раскачиваясь все выше и выше.— Думаю, ты просто смутил его своими шутками, — замечает Яньли. — И он покраснел от смущения.— Да уж, ты никогда не замечал, как переходишь все границы, — поддерживает ее Цзян Чэн.— Значит, нечего… э… смущаться! — неожиданно раздраженный их словами, огрызается Вэй Ин. — А вам нечего его защищать. Я же вижу, что ему не нравлюсь.— Нам ты тоже не нравишься, но отделаться от тебя мы не можем. Как думаешь, Яньли, ординатор согласится принять у нас эстафету?Яньли тихо смеется и протягивает Цзян Чэну мороженое, чтобы тот зачерпнул еще.— Не слушай его, мы тебя любим, Ин-Ин!Цзян Чэн бурчит, что Вэй Ин и так никогда никого не слушает.Ноябрьский холод пробирает до костей даже сквозь куртку, и Вэй Ин вспоминает еще, как пациенты вздрагивают от прикосновений ординатора.— Говорят, у него очень холодные руки, а он смешно так теряется, когда слышит это, еще и в моем присутствии! Пару раз я посоветовал ему посидеть на своих руках!— Ин-Ин, ты невыносим.— Это он невыносим!— Нет, ты! С виду взрослый человек и серьезный врач, а на самом деле ребенок! — Яньли делает вид, будто хочет бросить в него своей пластиковой ложкой, но, конечно, не делает этого. Вэй Ин, конечно, все равно пригибается. Ему кажется, что им снова по девять-десять лет, и они играют на площадке, сбежав из-под строгого контроля мадам Юй.К моменту, когда усталость берет свое и Яньли укладывает младших братьев спать на диване в гостиной, бережно и заботливо, Вэй Ин успевает упомянуть своего ординатора еще пару десятков раз. Он засыпает, едва голова касается подушки. И до самого утра ему снятся сны, в которых молодой человек с красивым непроницаемым лицом и безразличным взглядом зовет его по имени и улыбается. Едва заметно и бесконечно волнующе.