9. Соратники и ночь перед боем. (1/1)

Алиса с самого утра, с самого разговора с Гисфридом и отцом уехала из замка – не было сил встречать гостей, пахнущих тьмой и кровью. А еще ей хотелось проститься с этими холмами, голыми песчаными дюнами. Со своим прошлым – каким бы оно ни было коротким.Под копытами Корри сочно шмякал мокрый плотный песок, пролетали мимо дюны, полоса холодного тусклого моря – здесь она скакала верхом на Громе… с отцом и сэром Ательстаном.Сэр Ательстан, громадный,широкоплечий богатырь – он легко поднимал на плечах двухгодовалого жеребчика и носил его.И как бережно его огромные ручищи обняли Алису одним жарким июньским вечером… И как ласково засияли серо-синие глаза, смягчая жесткое, словно высеченное из камня лицо с крупными красивыми чертами и прямым носом.Но мимо, мимо – Алиса вспомнила, как поднялось в ней темная злая волна в ответ на его нежность, и как она не нашла в себе ничего, что могло бы противостоять этой волне. Да полно, Алиса, хоть сейчас-то не ври сама себе! Вся беда в том, что тебе это нравилось – нравилось будить обожание, нравилось ощущать власть, пусть даже это была не совсем твоя власть; ты попала в ловушку, ты просто заигралась, маленькая глупая девочка!

Дорога поворачивала к Желтым камням. Роща, пещеры, возле которых их схватили… лицо Гисфрида со следами побоев, разбитые в кровь губы шепчут ?Не смотри?... И совершенно неожиданно появившиеся в ее душе страх и ярость – впервые она так испугалась за другого человека.

Отмель, мелководье, по которой они скакали вместе… вместе с Гисфридом, еще так недавно, и с которой Гисфрид на руках переносил ее на берег. Как они хохотали, когда ее кобыла отказалась выходить из воды и Гисфрид, по пояс мокрый, тянул ее за повод, словно упрямого осла, и орал, давясь хохотом, ?- Пошла, давай, зануда!?, а она от смеха едва не падала с седла, а потом и правда почти упала – в его объятия. Гисфрид… нет, не думать о нем, не давать Тьме ни единого намека!Дальше и дальше от моря. Эта деревенька уже не принадлежит ее отцу – здесь земли Уорчестера. Алиса без опасения проехала между жалкими хижинами. В центре деревеньки, очевидно, как раз собирали очередные подати – двое верховых и человек шесть пеших солдат. Видимо, все происходило тихо и мирно – в солдатах не было заметно никакой настороженности, верховые сидели на конях расслабленно, один даже положил согнутое колено на луку седла и скучающе сложил руки.- Эгберт! – во втором всаднике Алиса сразу узнала своего старого знакомого из гарнизона замка. - Так вот ты теперь где!

- Леди Алиса! – Эгберт и его товарищ, в котором несколько запоздало Алиса признала Мэтью, бывшего капитана отцовских арбалетчиков, подъехали к ней.- Как здоровье милорда барона? – почему-то Эгберт предпочел начать с выяснения этого вопроса. Получив сдержанный ответ, что со здоровьем у милорда барона все обстоит благополучно, некоторое время все неловко молчали.- Я приехала попрощаться, - наконец сказала Алиса. Мэтью наклонил голову, что должно было изображать почтительный поклон, а Эгберт заботливо осведомился:- Проводить вас, миледи? Мы тут уже почти закончили, можем…- Нет, благодарю, я хочу побыть одна, - прервала его Алиса и тронула каблуками Корри.- Счастья вам в законном браке, - несколько насмешливо крикнул ей вслед Мэтью.- А ты откудова знаешь, что леди Алиса замуж собралась? – удивленно спросил его Эгберт. Мэтью насмешливо хмыкнул.- Да уж известное дело. Командира вот только жаль – эта девчонка совсем ему голову заморочила! - он сплюнул в сердцах. - Такого рыцаря на хлыща какого-нибудь сменяла! Прямо зло берет на этих баб!- Ну, то не нашего ума дело, - пробормотал в бороду Эгберт.- Не нашего-то не нашего, а все же сэр Гисфрид может на что-то отчаянное решиться – завтра-то в Торкилстоне праздник, вон и нас под это дело убрали, и гостей к ним понаехало, да таких, что мурашки по коже – сам-то небось слышал, как старухи в деревне шепчутся да крестятся?- Старухи крестятся – невелика новость, - Эгберт пытался не обращать внимание на поднимавшуюся в душе тревогу.- Невелика? Оно, может и невелика, да только мне-то сэр Гисфрид жизнь спас, когда мы разбойников брали! – почти выкрикнул Мэтью. - Так что ты, старина, как хочешь, а мне это все шибко не нравится…***

В замок Алиса вернулась поздно, не желая встречаться с озабоченно хлопочущей матерью и столь же озабоченно помогающим в подготовке завтрашнего празднества уставшим Гисфридом. Особенно с Гисфридом – она с дрожью вспомнила, как вдруг словно заледенел его взгляд после ее отказа.

В своей комнате Алиса полезла в сундук, где хранила свои самые любимые вещи и куда строго-настрого запрещала заглядывать прислуге. Оттуда, с самого дна она извлекла свернутый рыцарский плащ, тускло-бордовый, из грубой дешевой шерсти. Закутавшись в него, онадолго стояла у окна, не закрывая ставни, дыша холодным ветром, приправленным терпким соленым запахом моря.Потом сняла плащ, бережно свернула его и положила на постель. Снова залезла в сундук и достала оттуда ладанку на серебряной цепочке - ту самую, которую ей надели напавшие, и ту самую, которую она сняла, когда поняла, что палач вот-вот забьет Гисфрида до смерти. Сняла, чтобы выпустить Тьму. Частица мощей святого Фомы, вспомнила Алиса.

Сейчас ей снова нужна сила ладанки – в преддверии праздника Гекаты она не может рисковать его жизнью и его душой…

***

Хорошо, что милорд не потребовал его присутствия на пиру, подумал Гисфрид. Он не пытался понять, для чего барон потребовал его присутствия в библиотеке завтра – ему достаточно было того, что милорд Монтгомери попросил его спасти Алису.

Гисфрид до последнего изо всех сил старался не поверить в ее отказ – такой резкий, почти злой. Абсолютно не к месту вспомнилась ночь перед Ившемской битвой – после военного совета у себя в шатре милорд де Монфор долго молчал, пока Гисфрид снимал с него доспехи и помогал переодеться ко сну.

- Нет безнадежных битв, парень, - сэр Симон всегда переходил на нарочито простонародный язык, когда высказывал свои сокровенные мысли, - ты все равно побеждаешь, если не врага, то самого себя.Morituri te salutant.* Ты слышал о римских гладиаторах, парень? В последнюю ночь перед боем в их мрачные пропахшие кровью, потом и мочой каморки приходили прекрасные римские матроны, жены знатнейших сенаторов, и отдавались грубым мужланам, только и умевшим что умирать на кровавом песке арены, под вой и рев толпы. А у нас с тобой есть только пара старых маркитанок с проваленными дурной болезнью носами.Гисфрида очень порадовало тогда это ?нас с тобой? - великий полководец Симон де Монфор ставит себя на одну доску с восемнадцатилетним мальчишкой, только вчера надевшим рыцарскую цепь. Но потом Монфор грубо прогнал его спать снаружи шатра и все же зазвал к себе маркитанок. Кутаясь в попону и стуча зубами от холода, Гисфрид недобрым словом поминал и милорда, и шлюх, чьи хриплые стоны вовсю доносились из шатра, пока сон не сморил его.

Утром он проснулся – и увидел, что заботливо укрыт большим теплым плащом Монфора. А потом была петля Эйвона**, в которой задыхалось войско Монфора, прорыв, отчаянный, на рывок и на удачу. И слова сэра Симона – последнее, что услышал от своего сеньора Гисфрид, в потоках обрушившегося ливня прорубаясь рядом с ним сквозь строй королевских мечников – ?Боже, смилуйся над душами нашими, ибо тела уже принадлежат недругам?…

Гисфрида уже борола дремота, уже в полусне проскакали перед ним всадники в темно-красных сюрко с белыми вздыбленными львами,*** и какие-то веселые разбитные молодки запели похабную песенку, когда дверь тихонько скрипнула, приоткрываясь и пропуская свет свечи и тонкую фигурку.

- Я пришла отдать твой плащ, - просто, как будто войти поздним вечером в комнату молодого мужчины было обыденностью, произнесла Алиса. Она аккуратно положила плащ на стул у окна, поставила свечу рядом с догорающим огарком и присела на край ложа. Ее лицо казалось чужим – с темными провалами глаз и черной волной волос, спускающихся ниже талии и укутывающих ее.

- Ты уедешь завтра, - не спрашивая, а утверждая, произнесла Алиса, не обращая внимания на то, как Гисфрид отрицательно замотал головой. - Уезжай! Ты слишком живой для этого замка, в тебе горячая кровь. Все живые уже ушли. Пора уйти и тебе. Оставь призракам и Тьме властвовать здесь.

- Я не оставлю тебя! Уедем! – он вскочил. Почему он не сказал этого раньше? - Давай, прямо сейчас! Все в зале, и нас никто не хватится!Она взглянула на него, словно на неразумного ребенка.- Нет, нет, Гисфрид, - тихо сказала Алиса, - я хочу, чтоб ты знал все. Я обещана в жены Бафомету, которому поклоняется мой отец и его гости. Завтра праздник Гекаты и завтра состоится наш брак.- Твой отец тебя… - Гисфрид сжал кулаки – почему он не догадался сам? Что мешало ему вчера просто увезти Алису?- Ты в самом деле не понимаешь? – грустно улыбнулась она. - Я проклята. Мной владеет Ишет Зенуним, архидемоница. До семи лет я не могла ходить, и чтобы вылечить меня, отец отдал меня Ишет. Я выздоровела, но Ишет поселилась во мне. Отец не хотел этого, он пытался... – впервые в голосе Алисы послышались слезы, - избавить меня от этого, он прочел в одной древней книге, что противоположности уничтожают друг друга. Ишет – демоница похоти, значит, ее должна уничтожить любовь. Но Ишет Зенуним изводила всех мужчин, возжелавших меня, и всех тех, кто любил меня. Поэтому я хочу, чтобы ты уехал! Я не прощу себе этого. Если б ты знал, как она… как они жаждут чужой крови! Я не смогу… если еще и ты…Она подняла на Гисфрида глаза и он увидел,какпо щеке поползлавнизтяжелая, нечеловечески одинокая слеза, скорее изнемогающего от отчаяния мужчины, нежели девушки, почти ребенка.

- Я рождена для того, чтобы быть отданной Тьме.Я проклята, - спокойно, словно о чем-то будничном, сказала Алиса - Я давно уже это знала и была готова. Но сейчас мне стало немножко...жаль. Не так легко уходить во Тьму, если успела хоть немножко увидеть жизнь и свет. Это плохо, раньше тьма была привычной... И все потому,что яначала немножковерить свету... Не нужно этого! Лучше уж пусть... так, как было прежде - тише, спокойнее...В тот же миг он рванулся вперед, сгреб Алису в объятия, настойчиво приник к ее губам, и она ощутила, каким лихорадочным жаром вспыхнуло его лицо.- В Господа Бога душу мать… - бессвязно выругался Гисфрид, прервав поцелуй, и Алиса почувствовала – впервые почувствовала сама, собой, а не через похотливую Ишет, - как замирает от страсти дыхание. - К черту судьбу и всех демонов! Да я их наружу выверну, если надо! – потом он прижал Алису к себе и она почти ужаснулась тому обожанию, которое сейчас горело в его безумных голубых глазах. - Ты не уйдешь!У Алисы перехватило горло, и даже жжение от висящей на груди ладанки куда-то ушло.- Потому что ты хочешь остаться. И я тоже хочу, чтоб ты осталась. Потому что мне плевать на душу, на бога, на дьявола… - мне нужна только ты. И я их всех…Уже в следующий миг его жаркие губы полностью завладели ее ртом, то нещадно терзая, то касаясь нежными и почти невинными поцелуями. У девушки кружилась голова, она чувствовала себя полностью лишенной воли. А Гисфрид – такого с ним никогда не было, это была не похоть и даже не страсть. Они отдавались друг другу, забыв о страхе, о тьме, о свете – и каждый был для другого самым важным во всей вселенной. Ее тело- худенькое, почти тщедушное, еще детские груди, она была совсем неопытна в любви. Но Гисфрид дрожал от ее ласки, как не дрожал никогда, потому что в ней было то, что прекрасней всех игр на свете – искренняя любовь, страсть и нежность юного существа. И он – он впервые отдавался, с нежностью, забыв о себе. Алиса опьянела от этого в считанные мгновения - она ласкалась к Гисфриду горячо и самозабвенно, выгибаясь под его жадными руками.

- Ты мне веришь?Его горячее тело, поцелуи, его руки всюду… Она горела, плавилась – впервые она, она сама, а не мерзкое похотливое существо, поселившееся в ней! Эта боль, не возмутившая, а восхитившая ее – она, наконец, сама, собственным телом принадлежала мужчине, которого любила…- Уже все. Ты плачешь?Алиса и сама не знала, почему плачет. Ей было больно, но не слишком. Она переносила без слез и гораздо большую боль. Просто сейчас она впервые чувствовала себя ранимой, хрупкой… Ей хотелось защиты и утешения, хотелось быть маленькой возле сильного мужчины – пусть даже он был совсем молод.* * *Алиса лежала с открытыми глазами и смотрела на белесо светлеющую щель в ставнях. Рядом, обняв ее, тихо спал Гисфрид. Она провела ладонью по его закрытым глазам и прислушалась к сразу ставшему более глубоким дыханию. Приподняласьнемного, выскользнув из-под его руки, дотянулась о ставни и распахнула ее. Потом облокотиласьи, молча,вслабомполусвете утра, разглядывала егомускулистое тело,с широкими плечами, узким тазом и сильными стройными ногами.Темный загарлица иверхней половины шеи резко отделялся от белизны плеч и груди.

У них нет будущего… Хорошо еще, если эта ночь останется в ее памяти, всего одна ночь, в которой на несколько часов они принадлежали друг другу, перед тем как снова разойтись по своим мирам.Через пару минут она тихо поднимется и уйдет, чтобы больше никогда его не встретить. И он … пусть он тоже уйдет в свою жизнь, будет счастлив и не будет искать ее.И тоже навсегда оставит в памяти эти несколько волшебных часов.