3. Старые товарищи, демон и песня под лютню (2/2)
- Не плачь, маленькая, - услышал Гисфрид, войдя в конюшню. Конюхов не было видно, а рядом с игреневой Корри он увидел Алису, шмыгавшую носом. Лошадь стояла, чуть поджав правую переднюю ногу, на которую ей, видно, было больно наступать.
- Захромала вот, - даже не поздоровавшись, растерянно произнесла Алиса, в ее глазах блестели слезы, - а Уиллард говорит, что не знает, в чем дело.- Ну-ка, посмотрим, - вдруг так же просто, без предисловий, как ответил бы старому приятелю, сказал Гисфрид. Он осторожно ощупал ногу Корри.- Ушиб небольшой, - заключил он после осмотра. - Повязку наложим, и через неделю все пройдет.
Вошедший в это время конюх Уиллард помертвел от страха – сейчас милорд де Борн осерчает и прикажет выпороть. А ведь он человек маленький, всего лишь выполнял приказ баронессы…- Глину вот сюда положишь, холодную, лепешкой. А завтра-послезавтра – теплую повязку, - указав наногу Корри, бросил ему Гисфрид. - И будешь ее выгуливать понемножку, с завтрашнего дня – в поводу, шагом, чтоб не застоялась. И не дай тебе Господь что-то забыть или перепутать! – закончил он с угрозой.
- Вы с Кроу тоже сегодня остались без прогулки, сэр Гисфрид? – усмехнулась невесело Алиса. Ее собеседник провел рукой по волосам, откинув со лба пшеничного цвета челку. Очень хотелось сейчас вскочить на спину Кроу и нестись, нестись куда-то… Когда рядом была Алиса, все его мысли об обязанностях и долге вдруг сменялись проказливым настроением, которого он не помнил с самого детства.
- С п-превеликим уд-довольствием бы отп-правился на прогулку. Но мне н-надо еще…
- Ой, бросьте! - Алиса наморщила нос. - Вы прямо как та бедная падчерица из сказки – все уехали на праздник, а вам задали большой урок по хозяйству. А давайте сами устроим себе праздник? – Алиса даже подпрыгнула, глаза ее загорелись, - Быстренько ступайте в большой зал, я сейчас!И она убежала вприпрыжку куда-то в сторону кухни. Конюх испустил шумный вздох облегчения, когда Гисфрид и Алиса покинули конюшню. Гисфрид отправился в зал, притворяясь перед самим собой, что делает это с величайшим неудовольствием. Когда он вошел в полутемный холодный большой зал, который сейчас не был освещен ничем кроме яркого солнца, бьющего в узкие окна – чего было явно недостаточно, - в противоположной двери, ведущей в кухню, показалась тоненькая фигурка, тащившая мешок в руках, лютню за спиной и державшая в зубах большущую сочную грушу. Грушевый сок стекал по подбородку на шею и капал на ее простое темное платье.
Гисфрид подбежал к ней, вынул из рук тяжелый мешок – и так же просто не заметил, как коснулся руками ее тонких пальцев, как не заметил бы этого, коснись он рук сестры. Алиса откусила до конца грушу, придержав ее освободившейся рукой, потом вытерла липкие ладошки о забытую на столе тряпку.
- Вот, тут найдется чего пожевать, - она нырнула в мешок, извлекая головку сыра, полбуханки хлеба, баклагу с элем и десятка два больших синих слив.
Гисфриду стало совсем весело – он ничего не ел, кроме схваченных утром наспех кусков, и даже забыл об этом, а до обеда было еще долго. Алиса благожелательно улыбнулась, когда он набросился на еду, и сама тут же снова набила рот грушей. Несколько мгновений оба сосредоточенно жевали, а потом поглядели друг на друга – и расхохотались. Алиса подавилась грушей и отчаянно закашлялась, а Гисфрид, силясь поскорее проглотить все, что еще было у него во рту, колотил ее по спине.- Ай, больно! – вскрикнула Алиса, кашляя.Молодой рыцарь резко выпрямился, испуганно смотря на нее. Что он наделал?- Ага, испугались, сэр Гисфрид? – Алиса посмотрела снизу вверх, ее черные глаза лукаво блестели. - А вот нечего было меня лупить!- П-простите, пр-ростите м-меня...- Да ну, пустяк! Давайте я вам лучше поиграю! – Алиса уселась прямо на стол рядом с ним и сняла со спины лютню. Бережно положила правую ладонь на струны, а пальцы левой привычно и уверенно обхватили гриф.И полилась мелодия – причудливая и переливающаяся, как радужная пленка водной глади с муравьем, бегающим по ней. Именно ее игру Гисфрид слышал когда-то из окна – он сейчас был в этом совершенно уверен. Мелодия простая, не сочиненная, как холодные и искусные песни менестрелей, звуки словно стекали с пальцев Алисы, послушными ручными райскими птицами садились на струны и пели… И именно этот голос – чистый и светлый и сладостный, как сонный вздох ребенка, он тогда слышал.
Это сказка, это тайна, никому не говори,Как в июне к нам случайно залетели снегириКак рассыпалась в июле туча меленьким снежкомКак стадами шли косули за насмешливым рожкомВ этой сказке, мой хороший, не такое встретишь ты…Заметет твой след пороша из осколочков мечты.Ты глотком воды хрустальной с губ остатки слов сотри,Это сказка, это тайна – никому не говори!- Леди Алиса… - начал Гисфрид, когда к нему вернулся дар речи, - это…- Не надо, - неожиданно резко, словно испугавшись огня, вспыхнувшего в его синих глазах, сказала Алиса.
И разом погасло детство, сказка и доброе рождественское колдовство. Гисфрид тихо ахнул - перед ним сейчас была не прежняя девчонка-подросток, а нездешнее невыносимо прекрасное существо. Прекрасная и бесконечно страдающая принцесса из сна – ее лицо сейчас исказилось, губы искривились,тонкие черные бровивскинулись вкаком-то странномизломе, а в огромных, черных глазахзастыло какое-то непонятное выражение - страдальческое, больное.
- Вам не нужно быть здесь, сэр Гисфрид! - сдавленным, чужим голосом проговорила Алиса. - Вы слишком... живой и настоящий для этого замка.
И внезапно Гисфрид понял то, что проступило сейчас в ее лице - этобыл ужас, темный ужас, не тот ужас, который приходит короткой волной, заставляя на миг подняться дыбом волосы, а ужас, которыйнастаивается, как старое вино -годами;ужас, с которым сживаешься и который становится вконцеконцовобыденным состоянием.Алиса схватила лютню и почти выбежала из зала. Гисфрид смотрел ей вслед, и душой его овладевало то же состояние покоя, которое он каждый раз испытывал перед началом сражения – это был покой уверенности. Он теперь знал одно: он любит Алису.