1. Прибытие - седла, песни и прокисшее вино (2/2)
?Мальчишка? - Алиса вспомнила хмурое лицо с незагорелой полоской на перебитом носу: явно в шлеме с переносьем кататься любит по солнышку.***
Вечером, проверяя караулы, Гисфрид де Борн, начальник стражи барона Монтгомери, услышал доносящиеся из открытого окна звуки лютни. В этом не было ничего удивительного – леди Мод, старшая дочь барона, часто по вечерам играла на лютне. Играла она очень хорошо, чисто и правильно. И Гисфрид сам себе не мог признаться, что старается задержаться во дворе подольше, только чтоб увидеть мелькнувшую в окне прелестную каштановую головку.
Но сегодня музыка была необычной - словно бурнаяисповедь, озареннаяпотустороннимотблеском какой-тострастной, безудержной отрешенности от всего земного. Если раньше игра леди Мод была сдержанной холодной россыпью светского разговора в освещенной парадной зале, то сегодня Гисфрида поразила лихорадочная легкость,с какоюона импровизировала.Это была игра-дыхание. И вдруг зазвучал голос – полный, глубокий, еще совсем юный, но неожиданно сильный и чистый. И песня – нет, это была даже не песня, голос просто нараспев читал странные стихи на французском языке, под текучий напев лютни. Раньше леди Мод никогда не пела.Войди в этот лес, посмотри –В нем тесно от плача листвы,От голоса трав.Поклонимся – в этих лесах
скрывается шорох вековИ грохот ветров.Небес опрокинута гладьНа зеркало озера. Глянь! –Сквозь лица, ветра и века
Наблюдают за намиКрик лунной ночи
И шепоты дикого леса.Эти строчки, словно сияющие стрелки, вырывались из окна, собирались сверкающими стайками во внезапно сгустившемся вечернем воздухе. Гисфрид встряхнулся, отгоняя оцепенение, и поспешил в оружейную мастерскую – надо проверить, кактам дела.Когда стемнело, он пришел в караульное помещение – сегодня день встречи юной дочери барона, ему уже сказали – любимой дочери, поэтому был риск, что старавшийся выслужиться стюард за господским пиром позабудет об ужине для караульных.И правда – солдатам прислали только горшок каши и буханку хлеба. Гисфрид, ругаясь про себя последними словами, послал на кухню за мясом. В большой зал идти не хотелось – он отвратительно чувствовал себя в обществе. С солдатами ему было легко – особенно легко стало месяц назад, когда они накрыли шайку здешних разбойников, прятавшихся в пещерках и зарослях у берега. Тогда он почувствовал, что замковая стража из сборища плохо обученных и вооруженных смердов, набранных с бору по сосенке, превратилась в настоящий боевой отряд, безгранично доверявший своему командиру.Когда Гисфрид, стараясь не привлекать внимания, вошел в зал и сел на свое место возле Карантэна, пир уже был в самом разгаре. Баронесса Марианна Монтгомери и обе ее дочери сидели во главе стола, баронское большое резное кресло рядом с баронессой пустовало.Рудольф взахлеб рассказывал о своем путешествии из Нормандии в Англию, смешно перекривляя грубую речь матросов, и Гисфриду больно было смотреть, как весело смеется леди Мод над его рассказом, как блестят ее глаза. Сам он – плохой рассказчик: не говоря уже о проклятом заикании, слова, роясь и жужжа в его голове, никак не желают слипаться в уклюжие стройные фразы.
За баронским столом зашел разговор о страхе. Леди Мод жаловалась, что стала плохо спать, дескать, мучают кошмары, время от времени она взглядывала на Рудольфа, словно ища его поддержки. Леди Алиса опустила голову к своей тарелке – она почти ничего не ела, ковыряя тонкой косточкой в подливке и вырисовывая по ней диковинные вензеля. Сестра пихнула ее в бок, но та только злобно огрызнулась. Баронесса закатила глаза, словно не в силах поведать миру о том раздражении, которое вызывала у нее младшая дочь.- А вы чего-нибудь боитесь, сэр Рудольф? – решила поддержать баронесса тему разговора. Алиса злобно сверкнула глазами – в голосе матери и в ее обращении к молодому Рудольфу ей послышалось похотливое воркование.
- Только утратить свою честь, - наклонил он почтительно голову.- Честь? – высокомерно бросила Алиса по-саксонски. - Не думала, что вы еще девственник – по виду не скажешь.Это было так неожиданно, что за верхним столом все застыли с разинутыми ртами, а лица баронессы и леди Мод перекосило от злости. А за нижними столами раздался громовой взрыв хохота.- А вы чего боитесь, сэр Гисфрид? – невозмутимо обратилась Алиса к начальнику стражи.- Ос-слепнуть, - тихо и просто ответил тот.- Вот как? Странная боязнь. И давно это у вас?- Нич-чего с-странного, - Гисфрид усмехнулся. - С-с тех п-пор, как п-поп-пробов-вал. Б-больше не х-хочу.- Вы уже слепли, сэр Гисфрид? – спросила Мод. Ее хорошенькие зеленые глазки заинтригованно блестели.- Д-да, м-миледи.- Позвольте, я расскажу, - вмешался Рудольф. - Это было в Нормандии, мы вместе с Гисфридом сидели в кабачке. Уж не помню, за что мы успели выпить – за добрейшего короля, за нашего командира, Гисфрид предложил выпить за хорошенькую дочку хозяина, и тут вдруг мне пришло в голову, что хозяин подал прокисшее вино. Слово за слово – мы повздорили с хозяином, он позвал пару дюжих работников, к нам присоединились несколько брабантских парней, которым тоже вино не по нраву пришлось. И вот тогда Гисфриду и засандалили прямо по носу, как...
Рудольф не удержался и выразился очень крепко. Баронесса и леди Мод в смущении прикрыли лица вуалью – и стюард почувствовал, что хватил через край. На лице же Гисфрида блуждала неопределенная усмешка.- Да, миледи, - подтвердил он, - именно так все и было. Я ослеп после удара на целую неделю. А теперь прошу простить нас, миледи, сэр Рудольф и я должны еще уладить кое-какие дела с замковой стражей.
Алиса заметила, что сейчас он ни разу не заикнулся. Она прищурилась, острый взгляд черных глаз, словно лезвие стилета, скользнул по лицам молодых людей. Рудольф казался смущенным, насколько это вообще былодля него возможно. Гисфрид, напротив, словно сбросил стесняющие его путы. Алиса даже обратила внимание, что его лицо вдруг утратило жесткость и холодность и стало почти красивым, особенно когда он дрогнул ресницами в ответ на ее вопрос.Алиса прикрыла глаза и увидела лицо Гисфрида, но лет на семь моложе, совсем подростком – залитое кровью, искаженное страшной болью. Вокруг кипел бой, хрипели раненые, ржали кони, вопили несшиеся в атаку обезумевшие от крови люди. Высокий человек склоняется над бессильно дергающимсятелом паренька и поднимает его на руки. Чей-то голос в голове произнес ?Симон де Монфор, шестой граф Лейстер?. Потом – светлое помещение, худенькое мальчишеское тело, изгибающееся от боли, пока странно смуглые пальцы лекаря пытаются сложить под кожей разбитые хрящи и кости носа. Полыхающие страданием синие глаза – сейчас невидящие и оттого еще более страдающие.
Трактирщик и прокисшее вино, да, сэр Рудольф?