Марк Антоний (1/1)

Всю дорогу до Форума я размышлял над сном Кальпурнии, поведанным мне Цезарем, и понимал, что ей удалось посеять зёрна сомнений в моей душе. Зная, что никогда за женой Цезаря ранее подобного не водилось, я был склонен верить женщине. Верить, как, не побоюсь этого слова, мужчина, знающий о женщинах почти всё. Кальпурния и вправду была испугана и не просто испугана?— она была в ужасе. Не знаю?— на месте великого Цезаря я бы ей поверил.Но как объяснить сенаторам то, что ты не придёшь? Свалить на Кальпурнию? Так Децим Брут не далее как полчаса назад высмеял её страхи и желание Цезаря прислушаться к женским снам. Цезарь никогда не покажет свой страх. Я помнил, как в одной из битв с сыновьями Помпея, когда казалось ещё чуть-чуть?— и они бы победили,?— Цезарь совершенно спокойно готовился покончить жизнь самоубийством, чтобы сохранить свою честь. Глумиться над собой он бы не позволил, а с телом… Ну, с телом можно было делать всё, что угодно, но Цезарь всегда надеялся на благородство и благоразумие врагов. Но лично я сомневался в том, что попади тело Цезаря в руки сыновей Помпея, они бы его предали огню с почестями.Всю дорогу от виллы Цезаря до курии, я шёл, размышляя над странным сном жены Цезаря. В чём-то страхи Кальпурнии передались и мне, и я волей-неволей следил за людьми, которые то и дело подходили к Цезарю и о чём-то просили его. Подозрений они не вызывали.Но вот к Цезарю чуть ли не украдкой подскочил один из сенаторов, что-то шепнул на ухо и буквально заставил взять какой-то свиток. Я видел, как помрачнело чело великого человека, видел, как он бросил задумчивый взгляд на свиток, но разворачивать не стал. Моё сердце вдруг учащённо забилось. Я нутром чуял, что в этом свитке важные новости. Может, о заговорщиках? Тогда почему Цезарь не захотел его прочитать?Мне припомнилось, что не далее как зимой друг Требоний предложил принять участие в заговоре с целью свержения диктатора и провозглашения дальнейшего процветания Республики. Я тогда отмахнулся от него, но, каюсь, не рассказал ничего Цезарю. Впрочем, все попытки кого-либо рассказать Цезарю про заговоры против него или хотя бы просьбы быть поосторожнее натыкались на неизменное: ?Потомку самой Венеры не пристало проявлять трусость перед опасностью?. Да кто тут говорил о трусости? Люди просили быть осторожнее и в словах, и в действиях.Перед тем как войти в сенат, Цезарь вдруг свернул в сторону регии. Я, шедший следом, остолбенел?— копьё Марса вибрировало словно натянутая тетива. Жрецы и весталки взирали на Верховного понтифика с ужасом?— и с надеждой, что он отменит заседание. Даже нервный Децим Брут, и тот не двигался. Цезарь некоторое время мрачно разглядывал копьё, а потом, словно что-то решив для себя, стремительно развернулся и направился в сторону сената. От моих попыток раскрыть рот Цезарь властно отмахнулся. И что мне было делать?Прямо у ступеней театра Помпея Требоний схватил меня за руку.—?Антоний, я хочу тебя спросить кое о чём.—?Что? —?я аж споткнулся от неожиданности, и Цезаря тут же скрыла от меня толпа жаждущих внимания.Сердце тревожно ёкнуло, и я попытался отцепить руку Требония от своей.—?Твой разговор не может подождать? —?спросил я невежливо.Требоний не смотрел на меня?— его взгляд неотрывно следил за толпой, скрывающей Цезаря. Мне удалось наконец привлечь к себе внимание Требония, отцепив от себя его руку.—?Что ты сказал? —?нервно дёрнулся Требоний.—?Я спросил: насколько важен твой разговор со мной?Требоний развернулся и натужно улыбнулся:—?Очень важен.Уперев руки в бока, я следил за толпой. Несмотря на гул голосов, звуки строительства, я прекрасно слышал голос Цезаря, легко перекрывший весь шум у курии и театра Помпея. Внезапно толпа остановилась, и мы с Требонием услышали, как Цезарь говорил кому-то:—?Как видишь, провидец, мартовские иды уже наступили, а я ещё жив.—?Но они ещё не закончились,?— ответил чей-то скрипучий голос.Я вытянул шею и увидел старика, кутавшегося в лохмотья. Снова он! Один из тех, кто предостерегал Цезаря об опасности, и именно в мартовские иды. Я невольно рванул в сторону старика, но меня вновь перехватил Требоний.—?Отпусти! —?потребовал я, но он вцепился в куда меня сильнее, чем в первый раз.И в эту момент я всё понял. Меня прошиб холодный пот, я сглотнул. Они действительно собираются сделать это сегодня! Застыв на месте от ужасной догадки, я лихорадочно размышлял. Каюсь, мелькнула мысль, чтобы остаться и не вмешиваться?— ну или прийти поздно. Но что потом? Если вдруг каким-то чудом Цезарь выживет?— он всё про меня поймёт. Я не умею скрывать эмоций; я не он. Он простит, как всегда и всех прощает, но каково будет мне? Я теперь прекрасно понимал и Брута, и Кассия, которых великий Цезарь раз за разом прощал и назначал на высокие должности, несмотря ни на что. Оба они, чувствуя свою вину, могли вполне посчитать такое положение дел для себя унизительным. Оба были слишком гордыми, чтобы понять и принять решения Цезаря.Стряхнув с себя малодушное оцепенение, я развернулся к Требонию и, схватив его за грудки, прошипел в лицо:—?Говори, что задумали!—?Антоний, т-ты о чём?—?Отвечай! —?рычу я в ответ. —?Вы задумали сделать ЭТО сегодня?Требоний дрожал в моих руках, молчал, но всё и так было понятно. Они задумали страшное злодейство.—?Значит, сегодня. Какие же вы дураки! —?с этими словами я брезгливо разжал руки и стал пробиваться к входу курию.Пока поднимался по ступенькам, услышал крики ужаса, раздавшиеся из курии. Потом оттуда выскочили несколько сенаторов и рванули мимо меня вниз, затем ещё и ещё. Мне пришлось прижаться к колонне, иначе сбили бы с ног. Народ на улице начал голосить. Наконец толпа сенаторов поредела и я, прокляв себя за трусость, ворвался внутрь. Пот застил мои глаза, я ничего не видел, однако крикнул:—?Остановитесь!Стало тихо, как перед бурей, слышны были только хрипы раненого и тяжёлое дыхание людей. Я вытер пот со лба и увидел на полу, у подножия статуи Помпея Великого, Цезаря, накрытого окровавленной тогой. Алая лужа медленно-медленно расползалась по мрамору пола. Рядом с телом сидели и стояли заговорщики, ошеломлённые тем, что натворили.Мне хотелось орать в голос, но хватило лишь на шёпот:—?Что вы наделали?Мой срывающийся тихий голос эхом отразился от стен.Брут, не аристократично плюхнувшийся на ступени у кресла Цезаря, неуверенно ответил:—?Это на благо Республики.Хотелось расхохотаться. Какая Республика? Кучка властвующих аристократов?— это не республика! С трудом сдерживаясь, чтобы не воткнуть свой стилус в какого-нибудь близстоящего заговорщика, я зашипел:—?Какой Республики? Где она, ваша Республика?На самом деле мне хотелось схватить Брута за его изящную тонкую шейку и сжать её посильнее. После всего, что у них с Цезарем было в Греции, он ведёт себя как обесчещенная римская матрона. Да, я был случайным свидетелем их жаркой ночи, когда этот гадёныш сам приполз к Цезарю. А тот вместо того, чтобы лишить предателя головы, уложил его в постель. С другой стороны, зрелище было столь прекрасным и завораживающим, что я даже позавидовал Бруту и посетовал на то, что Цезарь ценит меня только как друга.Думая о том, что сотворю с Марком Юнием, дай мне волю, я стремительно шёл к телу Цезаря. Наклонился, чтобы убрать тогу с лица. Что это?! Я едва не отшатнулся, тяжело дыша. Глаза Цезаря были открыты и в упор смотрел на меня, словно спрашивая, где я так долго был. Грудь его слабо-слабо вздымалась. Я едва взял себя в руки и заорал:—?Вон отсюда! Все вон!Я чувствовал, что Кассий хотел и меня убить, но Брут ему не дал. Играл в благородство, чтоб ему…Дождавшись, когда последние заговорщики покинут курию, осторожно вытер с лица Цезаря кровь и прошептал:—?Прости, что не успел.Он молчал, с трудом втягивая воздух в лёгкие. Его хрипы эхом разносились по театру.Послышались лёгкие быстрые шаги. Я вздрогнул и оглянулся?— чуть поодаль стояла бледная как смерть Кальпурния. Уступив ей место у тела Цезаря, я стал лихорадочно соображать, что делать дальше.