Марк Юний Брут (1/1)

С полудня и до вечера (15 марта 44 г. до н.э.)Да боги всемогущие, когда же это всё закончится?!День перевалил на полдень, а Цезаря до сих пор нет в Сенате. Неужели он всё знает?А если знает, то почему мы все ещё на свободе? Снова простил? Чувствую, как от таких мыслей меня пробивает нервный смешок.Всё, всё, надо успокоиться. Я покосился на Кассия, сидевшего рядом подобно статуе, но при этом не отводившего огненного взора от входа в курию. Как ему удаётся сдерживать себя? Уверен, у него в груди всё клокочет, как и у меня. Ещё раз обвёл взглядом наших единомышленников и закрыл глаза, чтобы усмирить волнение в груди.Для нас главным сейчас было, чтобы Цезарь пришёл на заседание Сената. Каска и Цимбор вон уже больше часа как караулят у курульного кресла нашего пожизненного диктатора. А не выдержавший ожидания Децим Брут пошёл за Цезарем.Несмотря на озноб, я чувствовал, что поступаю правильно. Да, Цезарь любил меня и благоволил мне, но это всё из-за матери. Сервилия умела вить из мужчин верёвки, даже великий Цезарь до сих пор откликался на её просьбы. С такими моими метаниями от врагов к друзьям и обратно Сулла или Помпей, например, давным-давно бы отправили меня в мир иной. Собственно, это и могло бы случиться ещё двенадцать лет назад, когда Гней Помпей Великий был решительно настроен указать мне путь в царство Плутона. Если бы не заступничество Цезаря (с подачи матери, разумеется), я бы принял смерть, как полагалось герою-республиканцу. Как принял её мой отец, предательски убитый у реки По. Но благородный Цезарь лишил меня этой возможности.Я злился на него больше, чем на мать. С той-то что взять? Она женщина, и этим всё сказано. Сдав меня на руки своему сводному брату Катону, после гибели отца мать пустилась во все тяжкие в поисках богатых и влиятельных покровителей. Одного нашла?— и это оказался не Цезарь, хотя он всегда преподносил матери дорогие подарки, и я полагал, что она надеялась на большее. Год назад Цезарь подарил матери чёрную жемчужину стоимостью в шесть миллионов сестерциев. Матушка украсила ей одну из самых дорогущих диадем и гордо надевала этот подарок Цезаря на все более-менее значимые торжества.Что касалось той ночи в Греции, случившейся после поражения помпеянцев?— я старался затолкать воспоминания о ней как можно глубже. Нужно ли говорить, что ничего не вышло? До сих пор не могу понять: великий Цезарь увлёк меня на ложе, потому что я?— сын Сервилии и похож на неё, или была другая причина для столь настойчивого желания? Да кого я обманываю?— сам же напросился, спасая свою жизнь. Жаловаться мне грех. Цезарь оказался очень умелым любовником. Подозреваю, что слухи про его растление в юности царём Никомедом, которые распускал Цицерон, имели в себе зерно правды. Некстати перед глазами возникло видение, где я, оседлав бёдра лежащего на спине Цезаря и скользя по его члену, смотрел в эти бездонные глаза, полные какого-то животного желания. С трудом удалось прогнать неприличные воспоминания из головы.Солнце перевалило зенит, когда ко мне прибежал кто-то из домочадцев с вестью, что Порция при смерти. Меня прошиб холодный пот. Я судорожно сглотнул воздух, но Кассий схватил меня за руку, чтобы успокоить. Домой я уйти не мог?— это и велел передать. Надеюсь, у Порции случился обычный упадок сил от напряжённого ожидания. Силы скоро и меня покинут, если Цезарь вот прям сейчас не войдёт в сенат.Слуга ушёл, а Кассий приобнял меня и усадил на скамью. Я закрыл глаза и привалился затылком к прохладной стене. Сколько прошло времени, не знал, но внезапно почувствовал, что меня толкают, и резко открыл глаза. Увидел над собой обеспокоенное лицо Кассия.—?Что случилось? —?спросил я, растирая лицо ладонями.—?Он идёт.Идёт, значит. А я уж думал, что он трусливо спрятался на вилле из-за такой кучи плохих предзнаменований о сегодняшнем дне. Утром, когда мы шли в сенат, кто-то рассказал о том, что копьё Марса колеблется с самой ночи. Цезарь как Верховный понтифик мог придать огромное значение древнему поверью. Хотя о чём это я? Трусость и Цезарь?— вещи несовместимые. Нет, мы собирались убить человека сильного, волевого, но сосредоточившего в своих руках всю полноту власти Риме, а этого быть не должно.За дверями курии стал нарастать гул, который перекрывался уверенным, негромким и спокойным голосом Цезаря?— человека, объявившего себя почти равным Юпитеру и которому вот-вот предстояло быть убитым, как ритуальной жертве, в честь возрождения Республики.Мы с Кассием переглянулись со всеми соратниками. Каска и Тилий Цимбор заняли свои места, ибо диктатор в своём белоснежном одеянии с кровавым подбоем уже показался в дверях. К нашему облегчению, Марка Антония мы не увидели. Значит, его удалось отвлечь.Хорошо?— я не хотел его смерти, несмотря на упорство Кассия.Диктатор зашёл в театр, наполняя собой всё пространство вокруг, и направился прямо к своему креслу. Едва он поднялся, как, оглядев всех собравшихся, остановил свой взор на нас с Кассием, но его лицо при этом ничего не выражало, а глаза были словно пустые. Меня передёрнуло, но отменять что-то было уже поздно.Сегодня должна возродиться Республика.Тиллий Цимбор тем временем шагнул к Цезарю, держа в руках прошение по поводу брата. Цезарь, не слушая его бормотания, стал разворачивать свиток. Каска в этот момент оказался за спиной диктатора и замахнулся сверкнувшим в лучах солнца ножом. Это и было сигналом. Удар получился, судя по всему, слабым, потому что Цезарь резко обернулся и схватился за нож.—?Что ты делаешь, Каска? —?возмутился он, отводя в сторону направленное на него оружие.Я застопорился?— Цезарь не удивился удару ножом из-за спины. Это правда или мне показалось?Остальные сенаторы, кроме моих единомышленников, застыли от изумления и ужаса, и это дало нам время окружить диктатора. Внезапно всё как-то пошло не так; удары наносились не с той силой, с какой было нужно; и поэтому Цезарь?— этот сильный и мужественный человек?— мог отбиваться, несмотря на возраст и количество нападавших.Как-то незаметно для себя я оказался позади всех. Заметивший это Кассий подскочил ко мне и толкнул в сторону Цезаря, который с трудом опирался о подножие памятника Помпею Великому. Вся его белоснежная тога была заляпана кровью. Раны на теле, истыканном ножами, цвели отвратительными багровыми розами. Залитое окровавленное лицо казалось мне лишённым глаз. Я невольно вздрогнул. Кто смог нанести удары по глазам Цезаря? Кто ослепил его? В душе поднялась жалость к этому когда-то сильному и мужественному, а теперь беспомощному из-за слепоты человеку. Тряхнув головой, постарался отринуть жалость. Получилось слабо.У меня в ушах звенело от дрожи по всему телу, но внезапно всё стихло. Такая звонкая тишина. Я огляделся: все, кто смог, убежали. Остались только мы и израненный диктатор.Кассий снова подтолкнул меня, и я оказался прямо перед Цезарем. Чёрные провалы уставились на меня, и только сейчас я понял, что обманулся раньше: на самом деле кровь от раны на лбу залила Цезарю всё лицо, и только поэтому мне показалось, что у него нет глаз. Ледяной, властный взор Гая Юлия Цезаря пригвоздил меня к месту. Я невольно восхитился человеком, который, несмотря на раны, тяжёлое дыхание и толпу убийц вокруг, был спокоен, как статуя Юпитера в главном храме.Малодушное желание подхватить Цезаря и отменить его убийство я тщательно подавил. Несмотря на своё унижение в Греции (а кто стонал от наслаждения?!), я смог добиться полного доверия Цезаря?— он не ожидал, что я возьмусь удовлетворять его ртом. А Цезарь, грустно усмехнувшись, словно прочитал мои мысли и попытался натянуть на лицо разодранную в пылу борьбы тогу.Я замахнулся для удара и услышал его шёпот сквозь шум в ушах:—?И ты, дитя моё…Всхлипнув, я изо всех сил ударил куда достал. В ушах раздался мерзкий хлюпающий звук, и Цезарь стал сползать на пол. С ужасом понял, что выдёргиваю нож из раны внизу живота. Мне стало трудно дышать.—?Остановитесь!Громкий командный голос ввёл нас в ступор. Я медленно повернул голову в сторону дверей. В заливавшем проём солнечном свете виднелся Марк Антоний. Он медленно приближался, словно неотвратимый рок. На его лице отражался ужас, смешанный с брезгливостью от содеянного нами.—?Что вы наделали? —?прошептал Антоний, но звук его голоса отразился от всех стен.—?Это на благо Республики,?— вяло ответил я, чувствуя, что ноги меня не держат.—?Какой Республики? Где она, ваша Республика? —?прошипел Марк Антоний, стремительно подходя к телу Цезаря.Он наклонился, чтобы убрать с его лица ткань. На мгновенье сильно побледнел, едва не отшатнулся, а после взял себя в руки и процедил сквозь зубы:—?Вон отсюда! Все вон!Кассий решительно сжал в руке нож.—?Нет,?— говорю я. —?Мы уходим. Нам ещё нужно известить народ о смерти диктатора.Чьи-то предложения сбросить в воды Тибра тело диктатора после убийства сейчас не имели никакого значения. Я бы точно на это не решился. В какой-то мере я был благодарен Антонию за то, что он успел ворваться в курию до того, как кто-то из нас начал бы глумится над телом Цезаря.Марк Антоний так и стоял к нам спиной, пока мы все медленно тащились к выходу. На крыльцо театра стремительно поднялась Кальпурния, вся в чёрном. Она бросила на нас полный ненависти взгляд и, не сдержавшись, плюнула мне в лицо. Я шарахнулся от неё и внезапно понял, что опустошён. Мы сделали великое дело, но оно отняло у меня слишком много эмоций и сил.