Глава 7. (1/2)

Salva nos ab inferno.(Избавь нас от ада).Тихий и острожный шелест страницы приятно ласкал ухо. Нос втянул знакомый запах книги - запах пыли и типографской печати.Палец скользнул вниз по странице, смазав одно из слов.

Слабый писк. Саске поднял голову.Лежавший рядом телефон мигал своим дисплеем, по-прежнему не умолкая. Саске развернул экран к себе.Разряжена батарея.Саске оперся локтями о мягкое покрывало на кровати и перевернулся, вставая с нее. Обошел сидящего около шкафа Итачи, который, не проронив ни звука, доставал свою одежду: рубашку, джинсы, плащ. Все черного цвета.Саске поставил телефон заряжаться и взглянул на окно, потянувшись руками вверх.Над ними всеми опять висело унылое серое небо. Ни просвета, ни клочка лазури. Казалось, зима будет вечной, ничто ее не прогонит, она тут навсегда. Навсегда это громоздкое небо, навсегда холод и редкий звук капели.До конца времен.- Саске, закрой окно. Холодно.Саске, сдернув занавеску, плотно закрыл форточку, проверяя ладонью, не дует ли из окна.- Ты куда-то собрался? – снова задернув тюль, Саске подсел на пол рядом с братом, наблюдая, как тот убирает ненужную одежду обратно в шкаф.- Да. Меня пригласили кое-куда. Схожу. Ты пойдешь со мной? – внимательный взгляд из-под длинных ресниц. Саске вежливо улыбнулся, покачав головой.Итачи бы не стал спрашивать, если бы не знал ответа.- Нет. У меня много дел.- Хорошо, - Итачи встал, мимоходом пройдясь пальцами по волосам младшего брата. Тот только на секунду прикрыл от удовольствия глаза и обернулся вслед Итачи.Много всего изменилось и, в то же время, сколько осталось прежним.В Итачи мало, что поменялось с позапрошлой ночи; основной метаморфоз произошел с Саске.Он не понимал, что не так. Это было чем-то странным, спокойным и теплым, как успокоившийся океан после грозной, сметающей все на своем пути бури. Они с братом больше не закрывали дверей в свои комнаты, входили туда, когда хотели. Это было для Саске так странно и необычно, что он вначале даже не решался переступить порог обители брата, но сегодня все совсем сгладилось.

Больше не было маленького и большого брата. Возрастные границы стерлись, все перестало иметь значение. Они были уже не кровными братьями, не горящими друг в друге любовниками, а чем-то высшим, чем это. Они не просто стали равными друг для друга, Саске не мог объяснить и понять то, что произошло. Но это что-то, что так сильно изменило и в тоже время не изменило их отношения, было настолько глубоко духовным, сильным, что теперь нельзя было жить иначе. Только так смотреть друг на друга, только так трогать, говорить, улыбаться. На равных правах, больше, чем братских. Больше, чем у двух любовников.Саске поежился, вставая с пола. У Итачи в комнате все слишком правильно, слишком чисто, что кажется необжитым, мертвым, чужим и неродным. Даже сейчас, когда дверь открыта, тут тихо, как будто невидимый барьер не пропускал ни толики шума. И во всем, в каждой вещи, в каждом положении мебели виднелся характер Итачи. Поэтому Саске не мог не любить эту комнату, хоть и признавал, что она была неуютной.А с отсутствием брата - холодной и враждебной.Итачи стоял у окна в гостиной, когда Саске тихо сзади подошел к нему. Положил подбородок на плечо, сжал руки. Больше Итачи его не отталкивал от себя, при этом устало улыбаясь.Сейчас он просто положил свои ладони на руки Саске, прижимая их ближе к себе. Они оба любили молчать теперь в обществе друг друга, сполна наслаждаясь тонкой нитью взаимопонимания без слов.- Ты тоже устал от этой бесконечной зимы? – Саске прижался щекой к щеке брата.- Да.Саске скосил глаза в сторону. Недалеко от окна стоял его чемодан. Еще один был в комнате, готовясь быть собранным.- Будешь скучать?- Буду.Итачи повернулся к Саске, мягко сбрасывая его руки. Саске тут же перехватил брата за плечи, обнимая его.Итачи был сейчас занят, но он больше никогда не говорил слов: ?Давай в следующий раз?.Теперь Саске мог свободно трогать его, обнимать, целовать, когда хотел. Его больше не отталкивали как раньше. Сейчас все было иначе.Сейчас Саске медленно начал целовать Итачи, осторожно, без страсти, словно пробуя на вкус. Тот отвечал так же неторопливо, наслаждаясь каждой секундой поцелуя, который давал возможность полностью почувствовать друг друга, до самого конца. Руки Саске сжимали спину брата, Итачи зарывался пальцами в непослушные волосы, но оба двигались медленно и осторожно и в то же время уверенно.Поцелуй разорвался, и Саске, прикрыв глаза, опустил подбородок на плечо брата, обнимая его. Итачи уткнулся носом в растрепанные волосы, но взгляд его был не таким спокойным, как у Саске. Наоборот, он был печальный и стеклянный.Итачи второй день все тщательно взвешивал и обдумывал. Что ему выбрать, во что, наконец, поверить? В то, что живое и теплое греет сейчас сердце, ласково обнимая за плечи, или в то, чего Итачи никогда не видел, что приносит смерть и страдания? Саске или Дзясин? Жизнь или грезы? Тепло или холод?Клятва или фанатизм?Верность или предательство?Что лучше для самого Итачи? А для Саске? Он уедет уже завтра вечером, он не будет ни о чем знать, а Орочимару… ему Итачи не верил.

Итог? Выход? Что же выбрать, куда смотреть, чье имя шептать в приступе безумия? За каким богом пойти?За тем, кто растворится на шесть лет, или за тем, кто всегда рядом до смерти?Итачи прекрасно понимал, что лучше для них с братом, но так же и понимал, что не сможет устоять перед полутемной комнатой, где можно испить каплю крови из огромной чаши.Искушений всегда слишком много.И Саске одно из них. Он – порок, который сбил с толку верного служителя своему Богу.Итачи усмехнулся. Вот и весь ответ. И сколько ненависти к самому себе при мысли о том, что Дзясина можно ставить выше брата, любить сильнее Саске. Или не так уж и сильнее?Разве Итачи достоин этого существа, которое прильнуло к его сердцу? Нет. Поэтому лучше разойтись, лучше предать сейчас, чем потом. Лучше отпустить, чем держать у себя и марать его своими грязными руками, перепачканными в жертвенной крови.Такое совершенство заслуживает лучшего, чем Итачи. Привязать его к себе – слишком жестоко.Лучше ревновать, но отпустить. И ненавидеть себя за то, что запутал Саске, что взял его тогда, поставил всю жизнь брата вверх ногами.Итачи расцепил объятия, внимательно смотря в глаза Саске. Серьезно и спокойно.- Почему ты меня всегда прощаешь?Саске нахмурился. Он долго вглядывался в лицо напротив, осторожно то сжимая, то разжимая пальцы, покоившиеся на плечах брата. Серьезность голоса и взгляда Итачи его не удивила, но вопрос поставил в тупик.А Итачи все терпеливо ждал.Но Саске не ответил. Он прижался губами к брату, легко целуя его. Потом отстранился и пожал плечами.- Какая разница?Большая, мой маленький брат. Очень большая.Но Итачи не сказал этого вслух. Он нагнулся вперед, осторожно вбирая в губы верхнюю губу брата. Саске отвечал, неторопливо, растягивая каждое движение, прижимаясь сильнее, властно запуская пальцы в волосы Итачи. Языки переплелись, медленно играя друг с другом. Губы сминались, покрасневшие от поцелуя. Уголки слегка дернулись, в легких улыбках.Итачи открыл глаза, вглядываясь в дрожащие веки напротив. Бог или дьявол?Итачи знал ответ.Но послушно закрыл глаза, крепче обвивая Саске.Больше он никогда не называл его глупым маленьким братом.***На плечи лег черный плащ, мягко струясь в руках и блестя в свете бра. Итачи поправил воротник, отдернул рукава, спускавшиеся чуть ниже запястья. Застегнул своими ряд пуговиц. Теперь потянулся за шарфом.Саске стоял рядом, механически теребя в руках шапку. Он едва сдерживал зевок, рвущийся наружу. Последний его чемодан был поставлен в коридор. Завтра в шесть вечера Саске уедет отсюда, на долгие годы теряя связь с домом.Итачи завязал шарф и поднял руку, чтобы поправить плащ.- У тебя отвратительная одежда. Ты идешь к друзьям или на похороны? В такое время идти куда-то…- Я ценю твою заботу, но я большой мальчик, мне можно, - Итачи копался в верхней полке прихожей.- Что ты ищешь?

- Шапку.- Она у меня, - Саске подошел, протягивая ее брату. Тот, обернувшись через плечо, взял шапку, надевая ее.

Шарф слегка задрался, воротник сзади начал топорщиться, открывая вид на кожу шеи.

Саске небрежно усмехнулся, руками поправляя сзади плащ. Поднял воротничок, натянул шарф, закрывая обнаженные участки шеи от ветра и холода. Потом, словно для проверки, пробежался пальцами по горячей коже, как вдруг наткнулся на что-то твердое и теплое.Металлическое с крупными круглыми звеньями.Рука застыла.Итачи, почувствовав это, резко обернулся. Ладонь Саске соскользнула вниз, а сам он так и не двинулся с места, сдвигая брови. Итачи застегнул карман плаща. Так резко и отрывисто, что даже Саске опомнился от минутного замешательства.- Я ухожу, - Итачи открыл дверь, но сильная хватка пальцев младшего брата с силой сжала его локоть. Итачи обернулся.Глаза Саске холодно и пытливо блестели в полутьме, прощупывая брата насквозь. Взгляд, настороженный и предупреждающий, буравил исподлобья. Рука ослабила хватку.- Что у тебя на шее?- Ничего.- Итачи, - голос с нотками явного напряжения. – Я еще раз спрошу: что у тебя на шее помимо шарфа?- Ничего.- Дай посмотреть, - Саске внезапно вцепился пальцами в воротник плаща брата, но тут же был ловко перехвачен и прижат к стене.

- Если я сказал ничего, значит ничего. Я пойду, - и, не дожидаясь ответа, Итачи, чья мягкая тень скользнула по слабо освещенной светом из подъезда стене, вышел из дома, закрыв за собой дверь. Луч света безнадежно мигнул и погас, оставляя прихожую плавиться в полумраке света бра.

Тишина.Где-то опять насмешливо ходят часы, отстукивая по капле время. Их ритмичный щелчок, который издает секундная стрелка, кажется в тишине громким гулом, сокрушающим стены и сознание. Но Саске знал, что это лишь иллюзия, игра его воображения и разума.Его бледные пальцы скользнули по стене, мелькнула тень, падая на предметы вокруг; она, неровным пятном отошла от стены.Звук шага босых ног. Щелкнул выключатель. Темно.

Глаза не видели предметов, их очертания потонули в мягком мраке, набежавшем резко и стремительно. Границы, углы, края – все стерлось, выделяясь постепенно из общего фона легкими тенями от окна, от других объектов.

Блеклый свет искрой мелькнул в темноте, слабым белым потоком освещая ближайшие предметы и лицо Саске. Пять минут десятого.Стоит ли сомневаться? Стоит ли вообще допускать мысль о том, что Итачи опять пошел туда?Саске мысленно прокрутил всю информацию, которую знал, об этой организации. Понедельник, среда, пятница. Но на дисплее телефона короткая надпись ?Tuesday? противоречила тому, о чем говорил Итачи.

Саске ударил кулаком по стене, стискивая зубы. Обманывать себя не надо, тут и так ясно, что доверие к Итачи уже давно пошатнулось. Чисто подсознательно, на уровне рефлексов. Саске ничего не мог поделать с этими мыслями, которые атаковали с каждой секундой все яростнее и сильнее.Он готов был ставить на карту свою жизнь за то, что Итачи не стал бы его предавать. Но…Боги, весь мир состоит из одних ?но?.Отец всегда говорил: ?Солгал один раз – значит, солжешь и второй. Ложью будешь сеять сомнения. Как люди могут быть уверены в том, что ты еще раз не обведешь их вокруг пальца??.Итачи лгал. Нагло лгал, смотря в глаза матери, когда она плакала, убивалась; врал своему брату, который готов был все понять и простить; не важно, хотел этим Итачи спасти, уберечь, отгородить семью от лишних подробностей, но для Саске факт остался фактом: его брат снова мог это сделать, движимый теми же мотивами.- Черт! – нога ударила стену напротив.Почему именно сейчас? Саске был в бешенстве. Ведь это была та цепь, Саске мог узнать ее где угодно. Почему, Итачи? Как это возможно? Вместо того чтобы провести последний вечер со своим братом, он попросту плюет на это и идет опять в эту толпу безумцев? Он клялся, что этого не повторится, обещал. Получается, что то, на что Саске готов был класть свою жизнь, лишь пустая шутка? Отговорка?

Когда-то Саске мог бы снова простить, будь его предположение правдой, но не сейчас.После того, что между ними было.

Саске судорожно искал в телефонном справочнике нужный номер.Если это - правда, теперь он не простит. Никогда.Хватит снова и снова закрывать глаза, наступать на те же грабли. Хватит изображать из себя святого и корчить дурака, паясничая на сцене. Это спектакль чертовки надоел Саске. Пора опустить занавес и дать уяснить, что такое не прощается.Не прощается предательство, на которое были раз закрыты глаза.Саске больше всего в жизни ненавидел обман. Эту глупую привычку исподтишка, втихомолку, подло дурачить людей, вводить их в иллюзию, выставлять идиотами.Этого Саске ненавидел. Пусть говорят в лицо всю гадость, но не льстят; пусть обольют правдой, от которой только застрелится, но не лгать; пусть ударят, но не вот предадут, не подставят.Прощать опять?Нет, Саске больше ничего не собирался забывать.К тому же, еще неизвестно, что произошло тогда с матерью. И не дай бог, проклятый Дзясин, твой подопечный причастен к этому! Саске не хотел даже думать о том, что он сделает с Итачи.Фокус на дисплее остановился на знакомом слове. Итачи.Саске тряхнул головой, тихо усмехаясь себе под нос.Он не мог, не должен. Может, лишние переживания и волнения? Может, это кощунственно так думать о человеке, который стал всем в этой жизни? Или это просто еще одна иллюзия, которая водит Саске за нос?Он нажал на кнопку вызова, прикладывая трубку к уху. Нервно прикусывал нижнюю губу, слушая напряженные щелчки в аппарате.И вдруг все затихло на пару секунд.?Здравствуйте, вы позвонили Учихе Итачи. Я не могу вам сейчас ответить. Оставьте сообщение после короткого сигнала?.Противный писк, как будто сжали резиновую игрушку.Саске все так же сильно сжимал трубку и молчал. Молчал с автоответчиком, который записывал едва слышное дыхание Саске.- Итачи, - губы еле шевелятся, - куда ты пошел?Это сообщение не автоответчику, не брату, не глупому телефону. Это риторический вопрос, заданный самому себе.Вызов сбросился.Саске запустил пальцы в волосы, громко вздыхая.Если есть сомнения, то как их рассеять или подтвердить? Только проверкой.Снова трубка прижалась к уху, но на сей раз там ноют протяжные гудки, которые слабым эхо бьются о стены прихожей. Саске уже начал терять терпение, едва не ругаясь себе под нос, как послышался щелчок и хриплый голос:- Саске-кун?- Орочимару-сама, прошу прощения за столь поздний звонок. Но мне кое-что нужно спросить.- Да?- Тот ваш пациент, Кимимаро, он был в нашем городе на собрании?На том конце провода молчали. Но не долго.- Да, собирался, подал заявку, но пришел ко мне. Какие-то проблемы?- У вас есть адрес? – Саске метнулся по темноте в свою комнату, на ходу на что-то налетая, сваливая и поднимая дьявольский грохот.

- Да, но зачем?- Я потом объясню. Пожалуйста, - Саске как сумасшедший в свете фонаря рыскал руками по столу в поисках бумаги и ручке. Наткнулся на клочок бумаги, что-то взял, кажется, карандаш, он не помнил и не знал. – Пожалуйста, дайте мне адрес.- Минутку, - в трубке что-то треснуло, и послышался отдаленный голос Орочимару. – Кабуто, подойди…Саске не вслушивался в их разговор, он терпеливо ждал, присев на край стола. Ждал и чувствовал, как замирает сердце, как потеют ладони и что-то бьется в горле. Пульс отсчитывал бешеные удары, которые разбивались о голову, вызывая мигрень.Что за ад?- Записывай.Саске быстро черкал корявые надписи, кивая головой непонятно кому. Когда все было готово, Саске перехватил трубку:- Спасибо, Орочимару-сама. Извините за беспокойство. Доброй ночи.- Подожди. Ты собрался туда идти? За братом? Как необдуманно.

Саске нахмурился. Что-то щелкнуло в руках, и взгляд упал на надвое разломленный карандаш, половина которого упала на стол, когда рука разомкнулась. Он прокатился несколько сантиметром и сорвался с края вниз, легким стуком знаменуя свое падение.Саске слез со стола, сминая в ярости листок бумаги.- Плевать. Я пойду. Я должен убедиться.- Что ж, я не твой отец, чтобы держать тебя за рукав. Иди, но сделай так, как я скажу. Одевайся в черное. Молитвенник и цепь есть?Саске цокнул языком. Черт.- Нет.- Жаль, -тихий смешок в трубке. – Тогда придумывай правдоподобную историю. Ты знаешь пароль?- Да.- Отлично. Скажешь, что ты Кимимаро Кагуя. Веди себя спокойно, твоя импульсивность помешает. Вспоминай все наши занятия. И да, еще…Саске молча слушал, хмурясь темноте. Его мертвый стеклянный взгляд потерялся в темных закоулках опустевшей комнаты, которая казалась опоясанной темно-синим светом, льющимся от окна. Мебель потеряла свое лицо, став похожей на большие корявые черные пятна, повисшие в этом странном свете. Стекла окна блестели от лучей лампочки фонаря, как вода, мерцая в комнате. В этой ирреальности все: чувства, мысли, объекты – искажались, превращались во что-то другое, расплывчатое и тяжелое.Саске положил телефон в карман, проходя в комнату брата. Свою одежду он уже убрал, пришлось рыться у Итачи.Через пять минут, полностью облаченный в черный цвет, Саске тенью вышел из квартиры, оставляя ее в кладбищенском безмолвии.***Холодный свет фонаря броско серебрил мокрый снег, который тяжелой влажной кучей лежал на земле. От этого казалось, что он покрылся коркой стекла, твердой и гладкой, но на самом деле все было по-другому. Все, что кажется в жизни чем-то прекрасным, зачастую оказывается лишь иллюзией, фантиком, красивой и блестящей обложкой, нарядной и привлекательной. И фальшивая улыбка телеведущего, и ласковое полуденное солнце летом, и даже этот глупый снег.Гладкий, матовый, приятный?Нет.Колючий, острый, корявый.Синие и желтые блики небрежно играют на его ярко-белой в ночи поверхности. Как красива игра света и тени, как прекрасно сейчас она окутывает фигуру Саске, его волосы, на свете фонаря кажущиеся темно-синими.

Иллюзия. Жизнь состоит из массы иллюзий.Саске уже десять минут стоял перед закрытой дверью, не чувствуя, как замерзают кончики пальцев ног. Он не боялся того, что за тем входом, не поводил робко плечами; его колени не дрожали, взгляд, острый и ледяной, был направлен уверенно и прямо, пронизывая насквозь.Гордость и уверенность. Холод и твердость. Целеустремленность и упрямость.Рука, облаченная в крепкую кожаную перчатку черного цвета, смело, откидывая и отметая любую, пусть малейшую искру нерешительности, постучала в дверь. Она, холодная и тяжелая от влажности в воздухе, ответила глухим и коротким стуком, который замер в морозном воздухе. Саске по-хозяйски постучал ногами о каменный порог, сбивая с ботинок, промокших от затягивающихся пленкой льда луж, прилипший к подошве снег.С другой стороны дверного полотна что-то щелкнуло. Саске неосознанно напрягся, пальцы дрогнули, но он лишь глухо прокашлялся и откинул последние намеки колебаний. Он ни секунды не сомневался в том, чтобы прийти сюда. Ни во время разговора с Орочимару, ни сейчас.- Кто?Хриплый пропитой голос, глухо доносящийся из-за двери.- Дзясин.Холодный дерзкий тон, отдающий немного в нос, но твердый и уверенный в себе, сильный.Замки внутри щелкнули, и в лицо бросился поток света, на секунду ослепляя его темные, привыкшие к темноте улицы глаза. Саске прищурился, немного отступая назад. Но тут же на него легла другая тень, позволяя снова поднять взгляд вверх.Перед Саске стоял крупный мужчина с красным лицом и массивной фигурой. Весь облаченный в черный цвет, он казался каким-то пьяницей-бездомным, не дошедшим до кабака. Густые заросшие брови, глаза Саске разглядеть не мог, как и нос, но губы, неожиданно тонкие для такого человека, приподнявшись, обнажили ряд крепких белых зубов.- Кто такой?Саске тряхнул головой. Изо рта вышел теплый клубок пара.- Я- Кагуя Кимимаро. Вы, наверное, не помните. Я подавал, - голос взлетел на тон выше, - заявку, что по поводу переезда в этот город…- Молитвенник и подвеска при себе? Показывай.- Меня ограбили. Украли по дороге все, - голос Саске ни разу не вздрогнул, как будто он говорил правду. Еще одна иллюзия, маска, которая обманывает всех и все вокруг. Маска льда, скрывающая за собой тонну ярости, боли и ненависти.Мужчина смотрел все еще подозрительно.- Проходите, Кимимаро-сан.Саске проигнорировал подозрительный взгляд мужчины, переступая через порог.Он оказался в небольшом коридоре, освещенным одной-единственной люстрой под потолком. Однако благодаря своей яркой лампочке она освещала все вокруг резким желтым светом, вполне достаточным для того, чтобы разглядеть все детали помещения.Стены были выкрашены бледно-оранжевой краской; внизу они стали коричнево-серые то ли от грязи, то ли от долгого времени. По правую сторону располагался импровизированный гардероб из ряда прибитых на стену вешалок. На них уже была навалена куча тряпья, которая громадным и бесформенным пятном выделялась из однообразного пейзажа стен. На полу белая плитка, которая посерела от грязи; швы давно потеряли свою прежнюю белизну, став коричнево-черными.

По левую сторону Саске увидел небольшую дверь, из-за которой доносились чьи-то приглушенные голоса. Их импровизированный ?храм?.

?Саске-кун, не будь наивен, когда будешь искать книгу неверных. Хоть она и в холле, ты ее не увидишь. Ее могут взять только священнослужитель и его помощник. Не навлекай подозрений?.

Саске украдкой еще раз пробежался мрачным взглядом по холлу. Да, действительно, Орочимару был абсолютно прав. Ничто не указывало на то, что тут вообще есть эта книга. А хотя, к чему она? Найти там имя матери – лучше не надо, лучше жить в неведении, чем знать такую правду.А правда ли это?Саске повесил на свободный крючок куртку, остановился перед зеркалом.Тело было облачено в строгую черную рубашку с высоким воротником и темные джинсы. Одежда старшего брата подчеркивала неестественно бледную кожу, обыгрывала блеск иссиня-черных волос. Облик Саске приобрел аристократические нотки, более утонченные, изящные и тонкие. Как раз то, что приковывало всегда и везде внимание людей к внешности Итачи.Саске усмехнулся. Но как-то криво и жестоко.Твердо, на первый взгляд словно нерешительно растягивая каждое движение, Саске подошел к двери, голоса из-за которой усилились, сливаясь в неопределенный звук. Казалось, что там вход в сам ад. Воображение Саске живо рисовало огромное бескрайнее помещение, ярко ослепленное красными и оранжевыми тенями, как зарево от огня чистилища.

Но больше ждать он не мог. Или Итачи тут, или это всего лишь игра воображения.Саске открыл дверь и шагнул вперед, едва ли не зажмуриваясь.Закрыл дверь, обернулся и застыл, пораженный и оглушенный безумием, творящимся в ?храме?.Толпа людей в относительно небольшой полутемной комнате со свечами на резных подсвечниках. Небольшой и невысокий подиум в центре, на котором стоит человек в длинном плаще до пола с красными вышитыми пятнами на нем. Саске издалека не видел его лица, не мог понять, кто это, но знал одно: этот мужчина точно не его старший брат.Толпа ревела и кричала, бросая то и дело абсурдные и непонятные обрывки фраз, больше походившие на протяжный и вязкий гул, разрывающий голову; как будто сотня скорбящих женщин, плачущих и одновременно с этим безумно смеющихся от своего горя. Все кричали, рвали на себе черную ткань одежды, прыгали на месте, размахивали руками и заходились в безумном истерическом смехе, кривя пальцы.Все это тонуло в изумленном взгляде Саске, который даже представить не мог, что тут творится на самом деле. Волосы вставали дыбом, когда он представлял, что его брат, отец так же были тут, так же входили в это безумство, так же кричали, искажали лица и рвали свою одежду, едва ли не расцарапывая себе руки.

Саске неосознанно, как загнанный зверь, прижался к двери, как к единственному спасению от этого разгорающегося и набирающего обороты безумия. В этой черной толпе он ничего не мог понять, глаза разбегались, слезились, голова разрывалась от ужасного шума и криков, которые, казалось, поднялись до самых небес.Саске давил в себе желание согнуться пополам, заткнуть уши и заорать так громко и пронзительно, чтобы все сразу заткнулись; ему хотелось кричать и кричать, разрывая горло.- Братья и сестры, выслушаете меня! Заткнитесь уже, сукины дети! – человек на подиуме поднял руки вверх. Все стали замолкать, и Саске тоже немного успокоился, постепенно приходя в себя и ощущая наступавшую тишину. Он нервно сглотнул, чувствуя, как вспотели его спина и ладони. Пальцы между тем остались холодными, а сердце бешено стучало, выпрыгивая из груди; было душно, нечем дышать, как в парнике в жаркий полдень. Саске ничего не понимал; он только рассеянно водил взглядом по толпе, понимая, что он оказался в сумасшедшем доме или в обществе наркоманов под кайфом. Это были не люди - это было ничего не понимающее стадо, сгусток марионеток, пляшущих под дудку того человека на подиуме. Эти безумцы потеряли свой человеческий облик, превратившись в зверей.