Глава 6. (1/2)

Libera nos a tentatione.(Избавь от искушения).Теплая вода приятно и ласково омывала руки, всякий раз плескаясь, когда ладонь погружалась в жидкость. Мутная от грязи, она блестела темно-коричневым отливом в тусклом свете запыленного временем бра.

Крупные капли стекали вниз с руки, оставляя еле заметную темную дорожку на бледной коже, и капали с отжимаемой грязной тряпки, звеня о поверхность взбаламученной воды. Всякий раз, когда Итачи погружал свои ладони в синий кувшин, промывая ткань, осадок, упавший на дно частичками грязи и крупицами серого песка, поднимался, окрашивая воду в грязный серо-коричневый цвет.Раздался звонок в дверь; его протяжный звук, резко оторвавшись от своего источника, грубо прервал тишину. Итачи мягко поднялся с запыленных колен, отложив тряпку для обуви в сторону, так же как и моющийся кроссовок, и не спеша повернул замок, открывая дверь.Неприятный холодок из подъезда ударил в квартиру, но этот поток быстро прервался, когда Саске, неся с собой прохладу с улицы, вошел в прихожую, попутно стягивая с себя шапку и куртку.- Я дома.- С возвращением. Забыл ключи?- Да, - тяжело проговорил Саске, шмыгнув носом, полным соплей с холода. Он быстро разулся, оставив после себя грязные лужи талого снега. Итачи подавил в себе вздох: он только что помыл полы.- Ты все еще убираешься? – голос Саске теперь раздавался на всю квартиру, и доносился он из его спальни.Итачи снова присел на пол, взяв в руки похолодевшую тряпку.- Да.- Целый день? – голос, немного удивленный, теперь ближе.- Почему нет? На работу мне только в следующую пятницу.- Ясно, - теперь уже Саске стоял за спиной. Итачи обернулся через плечо, окидывая брата своим холодно-безмятежным взглядом.На Саске была его домашняя рубашка с коротким рукавом. Она, темно-синего цвета, стала уже давно мала, краешек кармана на груди оторвался, с нижней строчки одежды свисала закрученная в спираль черная нитка. Саске не особо заботился о своем внешнем виде дома. Для него главное было удобство, а в каком оно было состоянии – уже его не волновало. Перед семьей ему незачем было наряжаться.Ноги облегала черная ткань бридж, с протертым краем штанины. Шов немного распустился, оставляя свисать вниз темную нитку и неровный срез хлопка.Итачи всегда немного раздражал такой вид брата. Как будто он не мог самостоятельно зашить свои оторванные пуговицы и карманы. Конечно, Итачи прекрасно понимал, что дом на то и дом, чтобы чувствовать в нем только лишь удобство, но все же даже в своей домашней одежде Итачи оставался совершенством. Его вещи всегда были чистыми, выглаженными и подшитыми. Никогда ни единой нитки не торчало у него в старых домашних бриджах. А наплевательство Саске всегда раздражало.Но тому было все равно, что на нем надето дома. Поэтому бороться по поводу одежды с братом Итачи не собирался.Сейчас Саске молча стоял рядом, механически, сам того не понимая, ковырял пальцем потрепавшийся край обоев, засаленный и потертый. Лицо его было подернуто пеленой серьезности и задумчивости; брови нахмурились, на лбу выступила первая, едва заметная складка страдальческой морщины; глаза озадаченно рассматривали пол, как будто на нем были написаны ответы на все его вопросы, если таковые имелись.- Что случилось? – Итачи отложил тряпку в кувшин. Вода плеснула, тихо булькнув.Саске вздрогнул, словно его разбудили. Он уставился непонимающим, расфокусированным взглядом на брата, нахмуриваясь сильнее.- С чего ты это взял?Взгляд стал более осмысленным.Итачи поднялся с колен, захватывая с собой кувшин с мутной водой, в которой плавала тряпка, посеревшая от грязи.- Я тебя слишком хорошо знаю, чтобы этого не заметить.

- Я помогу, - Саске, не церемонясь и не спрашивая, нужна Итачи помощь или нет, выхватил у него из рук кувшин, входя в туалет.- Итачи, - голос приглушенный. Плеск воды, бульканье и звук сливающейся с бачка воды. – Тебя ведь тянет... туда, да?Итачи сжал ладонь, пальцами прикрывая багровую полосу пореза.Отнекиваться?Врать?Теперь уже все лишнее, все потеряло смысл со вчерашним вечером откровений.- Тянет.Дверь громко захлопнулась. Саске отряхнул руки, сморщиваясь.- Надо помыть…Саске зашел в ванную и включил воду. Итачи слышал, как мощная струя барабанит по дну металлической купели, как она разбрызгивается на бортики, застывая крупными каплями. Слышал, как гремит мыло в мыльнице, как начала расплескиваться в разные стороны вода тогда, когда младший брат опустил туда свои холодные с улицы руки. Слышал, как стихло журчание, и воцарилась тишина.Итачи встал на пороге ванны, безмолвно наблюдая за тем, как его брат раздраженно вытирает руки. Казалось, что он вот-вот разорвет полотенце. Губы скривились в тщательно сдерживаемой ярости и ненависти, нахлынувшей так же резко и быстро, как стремительная и мощная волна на берег моря.- Саске, этот разговор ни к чему не приведет, кроме как…- Заткнись, - нетерпеливо перебил брата Саске. Голос звучал резко и раздражительно; это был тон, не терпящий возражения и требующий беспрекословного подчинения.- Если ты будешь чувствовать что-то неправильное, сразу говори мне, понятно? – Саске откинул полотенце на крючок, убирая со лба прядь челки, и повернулся к Итачи.- И что же ты сделаешь? –тот тихо усмехнулся, как будто перед ним стоял глупый ребенок, корчивший из себя взрослого. – Самоуверенности хоть отбавляй.- Я буду помогать тебе. Итачи, - Саске устало прикусил нижнюю губу. Взгляд приобрел оттенок нежности. – Ты откажешься от моего плеча?- Нет, конечно. Но что же я буду делать, когда ты уедешь? Сегодня четверг, в следующую среду ты сядешь на самолет.Саске хмыкнул, скрестив руки на груди.- Об этом я позаботился. Тобой займется Орочимару. Он опытный специалист в этих делах. И случай, подобный твоему, у него уже был в практике. Так что, - Саске похлопал брата по плечу, выдавливая на губах дружелюбную улыбку, - хватит меня недооценивать и положись на меня. Ты же знаешь, я никогда не отступлюсь.- Знаю, поэтому и не беспокоюсь за твою дальнейшую жизнь. Я рад, что у тебя есть целеустремленность. Это поможет тебе во многом.Саске кинул исподлобья теплый взгляд на своего старшего брата. Никогда и ни за что он не даст ему поддаться на фанатичный зов лживого и несуществующего бога. Никогда.Слышите, Боги, никогда!…… Палец постучал по стеклянному аквариуму со змеей. Она, свернувшись плотным кольцом, на удивление сухая и горячая на ощупь, закрыла свои ядовитого цвета глаза, игнорируя посетителя своего хозяина.Змеи – это страсть Орочимару. Его вечная любовь к этим рептилиям сказывалась на том, что у него был свой террариум в квартире, где жили самые разнообразные виды: от ужей до старого и толстого питона.Саске отошел от аквариума, щуря черные глаза на яркий свет настольной лампы, чей стеклянный абажур был украшен разноцветной мозаикой. Орочимару сидел в огромном зеленом кресле, грузно развалившись в нем и дымя сигарой. Его отталкивающие желтые глаза безотрывно смотрели на змею. Изо рта вырвался клочок дыма.- Был у меня такой пациент, Кагуя Кимимаро, - прошипел Орочимару своим хриплым, прокуренным голосом. Саске сморщился от едкого запаха сигары.

- И? Вы ему помогли?Хриплый смешок.- Саске-кун, - усталый тон, - конечно.Саске облокотился на стол, вперяя свой взгляд к аквариуму со змеей.Полумрак кабинета Орочимару всегда успокаивал нервы, вводил в некий транс, когда сознание начинало работать более медленно, но между тем четче. Тут можно хорошенько обо всем подумать, погружаясь в топкую атмосферу помещения.Змея открыла рот, показывая ряд мелких и острых зубов.- У моего брата всего лишь небольшая зависимость от этой дряни, поэтому…- Саске-кун, так кажется только на первый взгляд. Кимимаро тоже так думал, но гипноз показал, насколько въелся этот фанатизм в психику. Твой брат будет терпеть день, второй, третий, но в итоге либо сорвется, уйдя туда, либо кинется устраивать молебницу прямо у вас дома, из-за ?вины? перед богом едва ли не принеся себя в жертву. Бывали и такие случаи; правда, они более тяжелые. Веру во что-то не так просто переломить, это как зависимость от наркотиков или алкоголя. Это мировоззрение, Саске-кун. Полиции давно известно о деятельности этой секты, но ее членов и священнослужителя никак не могут поймать. И убийства в городе и по стране в целом уже давно мотивированы, но нет каких-либо точных фактов. Убийств, кстати, не так много, как кажется на первый взгляд. Примерно раз в три месяца приносят жертву. А потом уже по желанию верующих. Самое противное это то, что данная организация не создана с целью сбора денег. Все священнослужители свято верят в этот бред, не требуя за собой ни гроша. Поэтому секта Дзясина еще более ужасна, чем остальные организации.Кончик сигареты опустился в пепельницу. Орочимару с нажимом раздавил его, наблюдая, как извиваются огненные тлеющие кусочки папиросы, дымясь сизым дымом.

- Я помогу твоему брату, Саске-кун, по нашему с тобой знакомству. Плату брать не буду.- Спасибо, Орочимару-сама, - Саске коротко поклонился.Змея в аквариуме медленно поползла по дну, разворачиваясь из клубка, в который заплелась. Чешуя блестела в свете настольной лампы, казалась влажной и холодной.- Последний вопрос. Итачи не говорил мне ничего, но как эти... люди относятся к остальным, к тем, кто не верит в Дзясина?Орочимару противно улыбнулся. Саске в который раз внутренне сжался.Ректор чем-то был похож на своих любимых змей. Может своей изворотливостью, может неестественно желтыми глазами, может привычкой облизывать губы во время разговора. Но что-то было в нем хищное, скользкое, изворотливое, как в змее.- Саске-кун, - Орочимару облизнул губы, заставляя Саске внутренне поморщиться от волны отвращения, - так называемых ?неверных? либо пытаются обратить, либо отрекаются от них, либо убивают, принося в жертву. Кимимаро говорил, что имена неверных, принесенных в жертву, записывают в специальную книгу, которая лежит в холле их ?храма?.Саске кивнул головой. Он впервые за все время ясно осознал, в каком положении находится его брат, и едва ли не впервые в жизни по-настоящему его пробил холодный пот страха. Чувство привязанности, заботы, безграничной любви к этому человеку заполнило каждый уголок его тела, сжигая вчерашнюю ярость и ненависть.

А мысль о том, что Итачи возможно сидит дома и впадает в транс со своей проклятой книгой, вызвала такие панику и ярость, что едва хватило сил не сорваться с места и не побежать домой……Саске осторожно шагнул к брату, опустив свои руки ему на худые плечи. Глаза в глаза. Сила против силы. Огонь и лед. Импульсивность и уравновешенность. Упрямство и спокойствие. И теплые, слишком теплые, неправильно теплые чувства друг к другу.- Буду драться за тебя до конца, - Саске стиснул зубы, касаясь своим лбом лба брата. Не важно, что для них обоих это было слишком большая вольность. Голос Саске, напряженный, едва не срывающийся на яростный крик, кипел силой и стойкостью. – Слышишь? Не сдамся. И ты мне клялся. Пока твоя клятва жива, я буду делать все, слышишь?Рука Итачи ласково зарылась во взъерошенные волосы Саске, с наслаждением пропуская их между пальцев.- Слышу.***Показалось, что на секунду прервалось дыхание, что оно иссякло, как грудь снова поднялась, судорожно вбирая в легкие воздух.Итачи резко открыл глаза, словно во сне его кто-то ударил или толкнул. Казалось, что каждый мускул в теле сжался, готовясь лопнуть от напряжения.Глаза бестолково обвели темную комнату, внутри все постепенно расслабилось, а рука, беспомощно прижатая к горячему лбу, откинулась обратно на прохладную ткань пододеяльника.Приснилось. Просто приснилось и не более.Итачи, опираясь отекшей рукой на край кровати, сел, откидывая в сторону край тяжелого и теплого одеяла, мягко шуршащего в темноте. Комнату заливал желтый свет фонаря, отбрасывая от освещаемых им предметов неуклюжие тени, казавшиеся лишь безжизненными холодными пятнами. Ноги Итачи коснулись краешка ковра, жесткого и холодного.Итачи встал, чувствуя, как где-то в ноге хрустнул сустав, отзываясь ноющей болью всего лишь на долю секунды.

Ему снился Саске. Снилось, как он собрал чемоданы, как встал около двери и рассмеялся, глядя в лицо своего старшего брата. Смеялся долго, с издевкой, страшно, как полоумный безумец, обнажая крепкие зубы. А потом резко затих, стискивая кулаки.?Итачи, ты опоздал. Опоздал, опоздал, опоздал…?Итачи схватился за голову, встряхивая ей.Но назойливый голос продолжал стучать, биться и орать в коробке головы, словно насмехаясь и издеваясь.Опоздал?Почему? Куда? Вот вопросы, которые теперь мучили Итачи, стоявшего на пороге своей комнаты.Он ненавидел себя всеми силами своей души. Ненавидел за то, что поддался на наркотик по имени Дзясин, что позволил взять ему верх над собой, позволил себе почувствовать боль, которая – о священнослужитель брат Хидан! - принесла ему огромное удовольствие, такое, что даже сам Итачи ужасался себе.Опоздал для того, чтобы избавится от зависимости?Связи, вас всегда слишком много, вы всегда слишком крепкие, вас нельзя вытеснить, если только не другими.Другими.Итачи прожигал взглядом темный коридор, прислушиваясь к звукам в мирно спящем доме. Ужасно, ужасно так метаться, биться о тонкое стекло безумия и не понимать, что сейчас сделать, чтобы угомонить это беспокойство. Итачи не понимал, что он сейчас испытывает. Он желал сейчас только лишь спокойствия и отдыха, хотел расслабиться и найти упокоение.Итачи прикрыл глаза, едва ли не выругавшись сквозь зубы.Проклятье, проклятье!А может, опоздал для того, чтобы найти свой покой?Рука сжала косяк двери, который уже был скользким от вспотевших ладоней. Просто лечь рядом, дотронуться до его руки и заснуть.С Саске всегда хорошо. Почему? Почему он, а не кто-то другой?Рука отпустила косяк.

?Безумство, это просто безумство, Итачи!?.

Он закрыл рукой больные глаза, облокачиваясь на дверь. Итачи готов был броситься в омут с ледяной водой, утонуть там, умереть, растворится, но перестать даже позволять себе мысль обо всем этом.Не быть этому никогда. Смирись, или же потеряй ради секунды спокойствия.

Плевать, плевать, плевать.Плевать же!И Итачи бросился в эту топь, сжигая за собой мосты.***Одеяло, кажущееся не темно-синим, а черным в окутывающей все ночи, шурша хлопковой тканью, легло на плечи, по которым пробежались стайки мурашек. Ноги механически согнулись в коленях, словно пытаясь прижаться ближе к груди, чтобы немного согреться. Саске закрыл глаза, впадая в сладкую и тяжелую дрему.

Дома было тихо, свет был везде погашен, подарив ночи полное право царствовать в квартире.

Звенела тихая капель, почти не слышимая, не мешающая спать. Опять оттепель.Сквозь дымку сна Саске лениво думал о том, как ему не хочется покидать родной дом на шесть лет. Тут все знакомое: свои люди, свои места, свое окружение, семья.Семья?Скорее, ее остаток. Но все же.А там новые профессора, парни и девушки, которые уже знают друг друга. На самом деле Саске не смущали новые люди, ему было плевать, он мог с успехом отмалчиваться, что всегда и делал в школе, в университете. Он молча приходил в класс, разбирал свои вещи, садился за парту и смотрел в окно, пока не наступал урок. Вокруг все общались, смеялись, перекидывались глупыми шутками, а Саске всегда сторонился людей, сам не понимая почему - но его это не тревожило, ему было так уютнее. Он лишь краем уха слушал разговоры, усмехаясь над глупой мелочностью окружавших его людей; это были разговоры о том, кого не пускает мать после школы в кафе, кого незаслуженно заставляют дома убираться, кого бросил парень.Ох, эти назойливые девушки.Пожалуй, только они пытались составить компанию Саске, кроме Наруто, разумеется, который в первое время только и делал, что выводил Саске из себя.Девчонки постоянно бегали вокруг, кричали, спорили, кто сядет с ним. Саске только морщился, кидал на всех них мрачные взгляды, ничего не отвечая. Какая разница, с какой девчонкой сидеть, если они все одинаково глупы? Лишь бы только не надоедали. Чаще всего за привилегию сидеть с Саске спорили две его ярые поклонницы: Харуно Сакура и Яманако Ино. И выигрывала чаще всего, как правило, первая. Однако Саске продолжал игнорировать окружающее пространство. Ему была важнее учеба, стремление получить похвалу от отца, а остальное было лишним, отвлекающим, стягивающим: и льстивые одноклассники вокруг, и недалекие девушки. Конечно, весь класс, как и группа в университете, восхищался им, что в глубине души не могло не льстить Саске, но он все равно оставался глыбой льда, даже не обращая внимания на возмущающегося Наруто с задней парты, над которым все смеялись.Отвечать Саске всегда выходил словно нехотя, с видом того, что он все знает и во всем прав; по сути, так оно часто и было. Он был вечным примером для остальных, учителя никогда не скупились на похвалу. И тут, после очередного блестящего ответа, начинал кричать Наруто, просясь к доске. Со словами: ?Тоже мне. Это и я знаю? Удзумаки, подняв нос, шел к учителю и возвращался на место с позором и плохой оценкой. А Саске лишь надменно усмехался. Да, они были еще теми соперниками. Лучше умереть, чем уступить что-то добровольно другому. И сколько учитель Ирука ни бился с ними в начальной школе, все было без толку. Только, пожалуй, уже с учителем Какаши у Саске и Наруто наладились хоть какие-то отношения: оба, наконец, признали друг друга.Саске зарылся носом в подушку, выдавливая слабую улыбку и практически полностью провалившись в сон.

Ведь он – Учиха Саске, а это значит, что он придет к своей цели и справится со всеми препятствиями и трудностями на пути, не смотря ни на что.Внезапно раздался слабый стук в дверь. Саске поморщился. Показалось? Уж лучше бы, потому что просыпаться после сладкой дымки дремы, навевающий забавные детские воспоминания, совершенно не хотелось.- Ты спишь? – прошептал и без того тихий голос, однако в тишине кажущийся громким и резким. Саске что-то нечленораздельно промычал, недовольно приоткрывая глаза.- Сплю. Что тебе?Итачи тихо и мягко прикрыл за собой дверь, босыми ногами проходя к брату. Нагнулся над его постелью так, что распущенные волосы прядями свисали вниз, бросая пару теней на лицо Саске.- Я прилягу с тобой?- Что? – Саске открыл глаза, усиленно пытаясь сообразить, что от него хотят.- Мне неловко признаваться, - тихо и мягко усмехнулся Итачи, - но мне неприятно оставаться сейчас одному. Я не могу заснуть, я мерзну, и мне снятся кошмары. Можно сегодня я лягу с тобой? Ты же, кажется, приходил ко мне, когда пугался по ночам страшных чудовищ, так что ты - мой должник.Саске недовольно подвинулся, уступая нагретое место своему брату, но возразить ему было нечем. Лениво, из-под полуопущенных ресниц, он наблюдал за тем, как Итачи ложится рядом. Осторожно, не задевая своего брата; тихо, не скрипя пружинами матраса; мягко натянул на себя краешек одеяла, положив голову на подушку. Темные глаза прикрылись полупрозрачными веками, хрупкая ладонь легла рядом.- Доброй ночи, Саске.- Доброй ночи, - Саске еще немного отодвинулся назад, укутываясь в одеяло. – Где твоя пижама? С каких пор ты спишь зимой в одном белье? Неудивительно, что ты мерзнешь.

Итачи что-то буркнул в ответ.

Заснул?Саске на это только добродушно усмехнулся, протягивая руку. Она легла на упругую щеку, горячую и мягкую, как у маленького ребенка.

Брат.

То так далеко, то так близко. То не докричишься его на головокружительной вершине славы, то протянешь руку и дотронешься, почувствуешь, ощутишь рядом. То холодный, то теплый. То замкнутый, то ласковый. Но все-таки чаще всего далекий, недосягаемый, ускользающий далеко вперед призрачной тенью, которую нельзя никак поймать и оставить навсегда рядом с собой.Брат.

Не тот самый близкий человек, сорванец, вместе с тобой бегающий по улицам, устраивающий проделки, забирающийся ночью под одно одеяло, чтобы рассказать страшилки и напугать до смерти. Не тот, кто огрызается на родителей и спорит с ними, получает и двойки, и хорошие оценки; не тот, кто может иногда ругаться матом, подраться со своим младшим братом, а через пять минут тайком уплетать припрятанные мамины сладости с ним, храбро выгораживая его и спасая из любой ситуации, принимая все только на себя. Нет, это что-то другое, незнакомое для Саске, инородное.Для него брат – это холодный идеал. Воплощение человеческого ума, правильности. Конечно, и он не без изъянов и далеко не святой, чему Саске тайно злорадствовал, но все-таки все в нем правильно, даже слишком, даже чересчур.

Итачи, и как ты вляпался в это все дерьмо? Еще одно доказательство, что ты тот же человек, как и все, только носящий более прочную и крепкую маску.Саске убрал руку. Его глаза слипались; дремота, которую вспугнул Итачи, снова возвратилась, с большей силой захватывая в свои объятия. И Саске с наслаждением провалился в черную сияющую яму, открывшуюся перед ним.

Как только комнату заполнило его мерное дыхание, Итачи открыл глаза, блеснувшие в темноте мягким завораживающим блеском.Скрип пружин кровати. На лицо Саске упала темная тень. Изящный палец, почти напоминающий женский, лег на приоткрытые губы, слегка надавливая на них. Мягкие, сухие, теплые, живые.Итачи смахнул со лба брата растрепанную иссиня-черную челку, придвигаясь ближе. Он нависал над Саске, осторожно теребя в пальцах его жесткие и непослушные волосы.

Одному Итачи известно, что он испытал, когда рука младшего брата легла ему на щеку. Он в это мгновение словно пережил десяток жизней. Силы, что спали в нем, разом проснулись, разгоняя жар под кожей, заставляя что-то в груди стучать быстрее. Если бы не сильнейший самоконтроль, воспитанный в Итачи на протяжении всей его жизни, он бы не стал просто лежать, притворяясь мирно спящим.Скоро, совсем скоро Саске уедет, и один бог знает, встретятся ли они когда-нибудь еще. Он, конечно, планировал возвращаться, но была и такая возможность, что он там и останется. И тогда Итачи окончательно потеряет его, если уже не потерял.Рука провела легкую линию на шее Саске.Вот, кто истинное совершенство. Воплощение мужчины, а не тонкого изящества, как его старший брат.

Как можно сдержаться при мысли о том, что это существо, наполняющее существование жизнью, ускользнет, навсегда растворится в небытии, во времени, в расстояниях, поглотивших планету. Как можно представить, что кто-то там дотронется до его бледной кожи, вырвет со сладким стоном первый поцелуй, прикоснется там, где…Щеки Итачи неожиданно залились румянцем. Он нагнулся ниже, с наслаждением ощущая на своем лице едва ощутимое дыхание младшего брата, вырывающееся из его приоткрытых губ.Волна чего-то горячего ударила в голову Итачи – и он прикоснулся к губам Саске, нежно дотрагиваясь до него своим языком.Итачи сам себя не узнавал, не понимал, как он может быть таким.Когда его глубокая братская любовь превратилась во что-то большее, он и сам не знал. А может, так все всегда и было. Так правильно, как и должно быть между ними.Руки жадно, но тем не менее осторожно обхватили расслабленную талию, прижимая к себе, губы мягко и осторожно сминали рот Саске, который слабо шевельнулся.Итачи было плевать сейчас на все. Что будет завтра, через час, через неделю, в конце его жизни. В его руках сейчас был тот, кто пробуждал нечеловеческое желание, доселе в жизни не испытываемое, и отпускать его… не в этот раз.Итачи отстранился, когда почувствовал, как в его грудь упираются крепкие руки младшего брата. Отстранился и встретился с недоумевающим взглядом темных глаз, пронизывающих насквозь.- Итачи? Ты что делаешь? – непонимание, но вовсе не испуг. Итачи вздохнул, припадая к плечу брата. Уткнулся носом в его шею, вдыхая родной запах, знакомый с самого далекого детства.

- Ничего особенного. Разве нельзя? Разве это запрещено?- Что… что ты несешь! – Саске попытался встать, но Итачи перехватил его маневр, наваливаясь сверху. Как бы изящно Итачи ни выглядел, это была лишь обманка. На самом деле он был очень силен, ловок и быстро реагировал в любой ситуации, успевая выследить каждое движение противника.- Саске, послушай меня, – Итачи поднял руки брата над его головой, мягко, нежно и осторожно, но в то же время требовательно сжимая запястья. Саске сглотнул, пытаясь вырваться.- Итачи, - голос с предостерегающими нотками, - отпусти. Мне не нравится эта шутка. Отпусти, я сказал!- Не кричи, - Итачи легко коснулся губами виска брата. – Я не хотел, когда приходил сюда, ты сам виноват. Ведь ты знаешь, что мы расстанемся с тобой надолго, может навсегда. Даже если ты и приедешь, шесть лет – это слишком много, для того, чтобы ничего не изменилось. Даже сейчас мы стараемся не вспоминать вчерашнее, но ведь все же маленькая стена выросла между нами, ты же не будешь спорить со мной по этому поводу? Ты играл с огнем, ты же все понимал глубоко в душе. Я не хочу тебя терять, мой маленький брат. Саске, только один раз хочу любить тебя по-настоящему, изо всех своих сил, что у меня есть.Саске, едва понял, что от него хотят, застыл, ощущая, как горячий румянец разливается по его щекам, а в груди что-то останавливается. Ладони вспотели, мокрая спина прилипла к майке, мурашки скользнули по низу живота, когда Итачи коленом раздвинул ноги, ложась между них. Его горячее тело давило сверху, что-то твердое уперлось в бедро Саске, руки скользили по его талии, а губы ласково и успокаивающе оставляли цепь мелких и теплых поцелуев от уха до шеи.- Нет! Ни за что!Итачи замер. Грудь брата под ним часто поднималась, хриплое дыхание наполнило комнату.- Ни за что… уходи отсюда. Быстро!Итачи тяжело вздохнул, всматриваясь в помутневшие глаза брата. В них гуляли страх, ярость, ненависть, дымка возбуждения и метание сознания.- Итачи, не смей меня трогать. Ты понял? – голос четкий, в нем слышны сталь, металл, который холодит кровь. Итачи, все так же сжимая руки брата, поднялся на колени, нависая над Саске.- Я не сделаю тебе больно. Называй меня как хочешь, проклинай, если хочешь, ненавидь меня, но я так люблю, по-другому не мог и не могу.

- Подожди, - голос Саске стал мягче. – Давай договоримся. Я подумаю о твоих словах, а ты уйдешь. Я завтра скажу тебе свое решение, а…- Не обманывай себя, ты завтра убежишь, ускользнешь из моих рук. Прости, Саске, - голос Итачи над самым ухом, телом он опять прижался к брату, вызывая бег мурашек по коже того. – Другого раза не будет.- Не…Но поток возмущения был перекрыт яростным и властным поцелуем, сминающий всю волю без остатка. Надо было ударить Итачи, оттолкнуть, но Саске как будто парализовало, и он как кукла не шевелился, пока Итачи настойчиво, но как-то робко и смущенно снимал с него футболку, штаны, белье. Глаза непонимающе, отстраненно смотрели на старшего брата, когда он сам в свете фонаря снял свое белье, демонстрируя обнаженное тело, великолепно сложенное, без изъянов.

- Итачи, ты сумасшедший! Мы же родные братья, не надо... - умелое прикосновение руками, и Саске вздрогнул, потеряв нить своих слов. Итачи скользил своими ненасытными ладонями по горячей коже, покрытой мурашками и потом; целовал то и дело вспыхивающий румянец на щеках брата, сжимал горячие бедра, прижимался к ним, с наслаждением ощущая возбуждение младшего брата. Хочет он или нет, зато его тело требует ласки, откровенно отзываясь на каждое прикосновение.Саске ненавидел себя за то, что не мог дать отпора; ненавидел свое тело за то, что оно прижималось к Итачи, хотел его хозяин этого или нет; ненавидел брата за то, что он опять подчиняет себе, опять доказывает, насмехается над тем, что Саске всего лишь маленький брат, которого можно использовать как угодно. Или нет? Саске ничего не понимал, но знал одно: завтра они оба будут жалеть и ненавидеть друг друга. А пока…Итачи кончиками пальцев скользил по бледной коже груди, задевал твердые соски, с завораживающей нежностью всматриваясь в лицо младшему брату. Тот никогда не помнил, чтобы брат был настолько ласков, чтобы его взгляд был настолько теплым. И за это он еще больше начинал его ненавидеть.- Саске, - тихий шепот на самое ухо, поцелуй в горячую щеку, неестественно хриплое дыхание. Рука Итачи скользила по низу живота, его член упирался в бедра Саске.

Итачи с восхищением целовал тело, вздрагивающее от каждого прикосновения. Саске вцепился руками в плечи брата в порыве, непонятном ему самому. Чужие черные волосы опустились на его лицо. Саске хотел быть ближе к своему брату, но чтобы настолько… он не мог себе такого даже представить. Он уже забыл о том, хотел ли он этого или нет, во всяком случае, сейчас уже поздно: Итачи теперь точно не отпустит.Губы старшего брата скользят все ниже и ниже, переходят на живот, едва ощутимо целуя вздрагивающие мышцы. Саске закусил свой палец, зажмуриваясь и напрягаясь до такой степени, чтобы только не застонать. Неужели такое может быть? Неужели природа придумала такое наслаждение, такое отвратительное и неправильное, но настолько умопомрачительное? Почему когда Итачи обхватил бедра брата руками, и нагнулся над его твердым членом, Саске едва сдержался от крика, который горел желанием вырваться то ли от ненависти, то ли от ярости, то ли от ужаса, а может и от удовольствия?Мягкие губы Итачи ласкали напряженную головку, сдавливая ее кольцом горячего рта.

- Не… надо… перестань, я сказал! – Саске сжимал в руках простынь. Не в силах поверить в то, что это все неподдельная правда, живая истина. Он занимается любовью со своим братом? Это не может быть реальностью, это просто сон, сон, сон!А губы Итачи мягко, нетребовательно захватывали в себя каждый раз новый участок нежной кожи, дразня и не позволяя Саске толкнуться в желанный рот. А тот проклинал и ненавидел, сдерживал себя от стонов, не понимая того, что он уже требовательно сжимал волосы старшего брата. Это не мог быть Итачи, не должен был быть он, он не мог силой взять, подмять под себя, сделать своим. Почему он, именно он?Последнее прикосновение губами к напряженному члену, и вот уже Итачи целует лицо младшего брата, зарывается пальцами в его волосы, мысленно просит прощения. Обнимает, сжимает в объятиях, не обращая внимания на то, что Саске недовольно шипит и царапает его плечи, то ли отталкивая, то ли притягивая ближе.Саске не понимал, что с ним творится, не понимал, как может так реагировать на прикосновения родного человека. Но факт оставался фактом: хоть Саске и безумно злился на себя, но его возбуждал его брат, он хотел его.Ненавидеть себя, проклинать его, едва ли не рыдая от чувства стыда и унижения, от злости и ярости, прижимать и хотеть вмазать по лицу – но, черт, наслаждаться и гореть желанием убить его потом.Итачи перевернул брата на живот, сбрасывая с себя сбитое одеяло, которое зашуршало как змея, сползая вниз. Теплые губы опустились на спину Саске, целуя основание шеи, скользя по позвоночнику; пальцы обхватили его аккуратный подбородок, другая рука скользнула вниз, обхватывая твердый член.

- Господи…Вот он, первый стон.Тихий, нерешительный, невинный, стыдливый.Итачи, теряя всякий самоконтроль, обнял тело Саске, проводя кончиками пальцев по его позвоночнику. Прогиб обнаженной спины, гладкая и бледная кожа, покрывшаяся парой царапин от ногтей старшего брата. Царапины, которые принесли божественное наслаждение.- Не стесняйся.Но Саске не знал, куда деваться от стыда, от волны жара, что сжигал его как лихорадка. Ему хотелось только одного: поскорее закончить со всем этим.- Итачи…- Да?Теперь обе руки Итачи ласкали пах. У Саске закружилась голова; он ее резко вздернул, судорожно сжался на простыни, едва не выдавая крик сквозь упрямо сжатые зубы; руки вцепились в подушку, едва ли не разрывая наволочку.- Итачи, прекрати…Но тот в ответ только привстал, оставляя тело младшего брата мерзнуть. Итачи отвел растрепавшиеся волосы назад, аккуратно взял бедра Саске, заставляя его согнуть колени и встать на них, лбом уперевшись в смятую подушку. Саске стиснул зубы, скребя ногтями по ткани наволочки.- Потерпи, - тихий голос, успокаивающий, до сих пор, даже сейчас вселяющий доверие.Руки Итачи раздвинули ноги брата, и Саске едва не задохнулся от стыда, который, как обжигающая волна, прошел током по всему телу, заставляя зажмуриться. Воображение Саске рисовало примерную картину того, как он выглядит со стороны, но это – о Боги! еще больше возбуждало, что невероятно злило, доводило до бешенства. Он прошипел что-то нечленораздельное сквозь зубы, выгибаясь всем телом, когда Итачи положил свои горячие ладони ему на ягодицы, медленно сжимая их. Саске было обидно за самого себя, за то, что он выгибается под руками этого выродка, безумца, которому пришло в голову трахнуть своего брата.Но и эта мысль не охладила Саске. Наоборот, только больше подогрела.Что-то теплое и влажное коснулось его. Саске глухо простонал, сморщиваясь от боли. О, блять, это всего лишь палец? Что же дальше?Было неприятно, но терпимо, хотя Саске пару раз попытался вырваться из этого плена. Ногти скребли подушку, зацепляя нитки и раздирая ткань.Итачи готов был все отдать, все, что у него было за эту ночь. Пусть завтра Саске будет ненавидеть, пусть изобьет, убьет, уничтожит, сотрет в прах, но только бы эта ночь никогда не кончалась; никогда не кончались стоны, сладостные движения брата, от которых у Итачи кружилась голова, а сердце разрывалось на тысячи кусков.- Больно…- Потерпи, - Итачи нагнулся, прижимаясь к телу брата, желая ощутить каждое вздрагивание, каждую сладкую судорогу своей кожей, покрытой испариной.- Саске, - голос переполнялся нежностью и лаской. Все, что Итачи копил в себе столько лет, вырвалось наружу, сметая любую преграду, будь то: самоконтроль, протест младшего брата, звонок в дверь, конец света или пришествие самого Дзясина. Для Итачи сейчас существовало одно божество, и оно точно сегодня будет принадлежать только ему одному во всем огромном мире.Саске выгибался в спине, этим только еще ближе прижимаясь к горячему телу Итачи. Его бесила близость брата, который все чувствовал, который руководил его телом, но как только Саске в очередной судороге касался Итачи, всплеску наслаждения не было конца.- Не больно? – Итачи сжал свои пальцы внутри младшего брата, в трепетном наслаждении прижимаясь губами к его мокрой шее.- Нет…- Тогда еще чуть-чуть.Саске вскрикнул, стискивая в руках наволочку. Та тихо треснула, готовая вот-вот разорваться.

Простынь сбилась, влажными складками мешаясь под ногами. Пружина кровати скрипнула. Где-то с холодной и промозглой улицы доносился тихий звук капели, разбивающейся о перила лестницы около подъезда, скатываясь вниз, падая на снег, в котором уже образовалась скользкая лунка, наполненная талой водой. А тут, в комнате, казалось, горели доменные печи, покрывая тела потом.И сейчас Саске было так же, как и Итачи, все равно, что принесет завтрашний день.- Уже не больно? – Саске едва нашел в себе силы, чтобы отрицательно покачать головой. Пальцы покинули горячий вход.Саске уперся лбом в подушку, стискивая зубами смятую ткань.

- Саске, - Итачи сжал одной рукой бедро, шире раздвигая ягодицы брата. Сейчас их обоих било в судорожной горячке нетерпения, от которой нет спасения даже в ледяной воде.

- Не надо, - тихий шепот разума, на голос которого тело и не думает повиноваться.- Не бойся, я не сделаю больно. Прости, прости меня.Маленький тягучий толчок. Слишком медленный, дразнящий, от которого оба брата в мучении закусили до крови губы.Саске выгнулся, выдав крик. Это был не стон, а именно крик, рвущий темноту в клочья, возбуждающий желание в сотни раз сильнее.