2 (1/1)

Ближе к вечеру приехал советник Го, и Люй Цзи ушла на другой берег реки.Дети это так и называли — ?ходить на Другой Берег?, с придыханием, торжественно, точно говорили о путешествии в чужедальние страны. Хотя советник Го и велел выстроить мостки через реку, изукрашенные и изящные на вид, но надёжные, детям строго воспрещалось ходить по ним дальше срединной арки. Даже рыбу мальчишки удили только на этом берегу, у деревни. Старший, Ли Е, много раз заявлял, что на Другом Берегу, в затонах, рыба особенно непуганая, жирная и вкусная, но Люй Цзи делала вид, что не слышит.Глазастенькая смешливая Сянь-Сянь спросила её, подёргав за рукав:— А на Другом Берегу водятся обезьянки?— Если водятся, я тебе изловлю самую хорошенькую, — ответила Люй Цзи. Такой ответ вполне удовлетворил Сянь-Сянь, и она пошла приставать с расспросами к советнику Го.Дети всегда с нетерпением ждали ?старшего братца Фэнсяо? и радостно висли на советнике, когда ему удавалось ненадолго приехать из Сюйчана. Из всех сирот Сяпи одна только Люй Цзи знала, что стратегия советника Го затопила крепость и убила их родителей, но она, конечно, не собиралась говорить им правду.Сестра догнала Люй Цзи у моста и сказала, протягивая широкополую шляпу:— Возьми, вдруг дождь.— Но ведь нынче ясно!— К вечеру, говорят, будет ненастье, — по тому, как нечаянно смутилась сестра, было очевидно: ?говорят? означало, что так говорил советник Го, который неплохо разбирался в переменах погоды.— Спасибо, сестрица, — сказала Люй Цзи ласково. Подумала: надо идти помедленнее, чтобы не казалось, будто она убегает. Она совсем не хотела убегать при виде советника Го, просто с тех пор, как она обрела свободу, она совсем разучилась ходить медленно, ноги так и несли вприпрыжку.Если бы пару месяцев назад ей сказали, что сестра Дяочань живёт теперь с советником Го, Люй Цзи, наверное, могла бы только бессильно представлять, как убьёт их обоих, если бы, конечно, не умерла прямо на месте от тоски. Го Цзя был не лучше своего господина Цао Цао, а может, даже и ещё вероломнее: он хоть и не убивал своими руками, но плёл, как паук, заговоры и стратегии, которые губят людей ещё вернее меча.Всю дорогу от Ечэна сестра молчала о нём. Обещала, что им помогут, но не называла имён: верно, боялась, что Люй Цзи в гневе может убежать, но здесь, в укромной деревушке, сказала правду открыто и ясно в первый же день.?У тебя есть полное право ненавидеть меня, — говорила она, когда они сидели в сумерках на тихой веранде. — Не стану лгать тебе: я осталась с ним не для того, чтобы выжить, и уже давно я перестала даже думать о мести. Я не забыла о прошлом, и отца твоего не забыла, но я отказалась от прозвания Дяочань. Я хочу прожить остаток своих дней и умереть под именем своих предков?.?Ты любишь его, сестрица?? — Люй Цзи посмотрела на свои руки, разливавшие чай — в сумраке они были как чужие. Бывают такие странные мгновения, когда смотришь на себя будто издали. Но на запястьях больше не было цепей, и пальцы не дрожали.?Да?, — сказала сестра просто.Люй Цзи не кривила душой, когда говорила ей, что излечилась от ненависти, но не сказала о другом: сегодня она уходила не от того, что ей был омерзителен вид советника Го. Просто он снова так сильно кашлял, а сестра глядела на него с такой болью. Кто знает, сколько времени им ещё отпущено. Древние пели, глядя в тоске на вечное солнце: ?Потому-то весна — не моя весна, и лето тоже — оно не моё, и осень тоже...? [3]На середине моста Люй Цзи перешла на быстрый шаг, а потом, не удержавшись, и на бег. ?Но у меня-то, — подумала она вдруг, — у меня ещё осталось это грядущее лето, и оно будет моё?.Небеса были зыбкие, в тревожном дымном мареве, а по ночам полыхали так, что Люй Цзи иногда просыпалась от ослепительных вспышек, но гроза всё не приходила.Недавно пал Ечэн. Юань Шао потерял склады с провизией, потерял Срединную равнину, свою столицу и жизнь. Но взятие города обошлось Цао Цао проще, чем думали; говорили, кто-то из крупных сановников Юань Шао переметнулся на его сторону. Обычное дело. Люй Цзи слышала такие истории сотни раз.Интересно, что сталось с Чжэнь Фу. Юань Си, говорят, бежал — но забрал ли он с собой жену или снова опоздал, как всегда? Может, Чжэнь Фу просто утопилась в пруду, как грозилась прежде.Люй Цзи запретила себе думать о них.Ласточки метались над самой водой, пахло горячим мёдом. Она нарвала охапку цветов, сунула в шляпу — пусть хоть для чего-то пригодится. Подняла руку, чтобы поправить волосы, и первая капля, крупная и тяжёлая, как градина, ударила по запястью.— Надо же, умный какой, — сказала она с детской обидой, будто советник Го не предугадал, а накликал дождь. — Каждый день, поди, упражняется и смотрит на облака: всё хочет переплюнуть Чжугэ Кунмина в чтении небесных знаков.Ливень хлынул с ошеломительной силой, и Люй Цзи даже на миг задохнулась: воды было так много, что за нею не осталось воздуха. Торопливо нахлобучив шляпу — цветы просыпались на землю и частью ей на плечи, — она нырнула в густые ивовые заросли у воды. Там, в глубине, остался ещё крошечный кусочек земли, не успевший намокнуть. Даже для неё он был слишком мал, и дождь через пару мгновений всё равно добрался и сюда, пусть и приглушенный листвой, но Люй Цзи здесь было хорошо и уютно. Она сидела, обвив руками колени, и пела очень громко:— Ах, что за девушка на севере живёт!На свете первая красавица она.Посмотрит раз — и город вмиг падёт.Посмотрит вновь — страна покорена! [4]Поток ревел разъярённым драконом, дождь барабанил по листьям и шляпе так, что Люй Цзи сама себя не слышала. Да и к лучшему — она подозревала, что попросту орёт.Матушка когда-то много с ней билась, но так и не смогла толком обучить музыке, а солдатские и простонародные песни, которых Люй Цзи нахваталась в лагерях, приводили матушку в ужас. Отец только хохотал и говорил: ?Ну, хотя бы голос у Цзи-эр сильный?.Отец любил её пение, пусть и потому, что сам был начисто лишён слуха; и младшие из детей любили и даже засыпали под походные напевы и истории о злоключениях влюблённых пар, а остальное было неважно.За грохотом ливня Люй Цзи не услышала голоса, даже если человек и звал её, только различила смутно конское ржание, но решила, что это ей почудилось. И всё же какое-то наитие заставило её обернуться и глянуть из-под полей шляпы и гибких веток наверх.Берег реки здесь резко уходил вверх, а на склоне, держа под уздцы коня, стоял человек и глядел на Люй Цзи. Она не знала, как он вообще её заметил, — заросли скрывали надёжно, если, конечно, не искать нарочно. Разве что угадал её присутствие таким же чутьём, как она его. Она подумала: ?Это из-за войны, мы все уже уродились такие. А советнику Го, должно быть, лет тридцать; он слишком стар и вынужден ждать знамений с небес?.Потом человек бросил поводья и стал спускаться к реке. Люй Цзи не ощутила тревоги, и не только потому, что незнакомец по виду был совсем мальчишка, не старше её самой, а то и младше, и не потому, что он оставил меч в ножнах у седла, а она носила нож у пояса. Он так смешно размахивал руками, пытаясь удержать равновесие, но косогор и без того был крутой, а теперь ещё к тому же размок от воды, так что юноша скорее скатился, чем сошёл к реке. На ногах, правда, он всё-таки устоял.Люй Цзи выбралась из-под веток.— Здесь так тихо! — сказал он восторженно.Она решила, что ослышалась, но он повторил:— Я уже и забыл, что бывает такая тишина.Дождь стал пореже, но до тишины, конечно, было ещё далеко.Смешной какой, подумала Люй Цзи. Он был забавно носатый и большеротый, с беспорядочными алыми пятнами румянца на скуластом, но ещё по-детски округлом лице. Откуда вообще он взялся? После войны селений поблизости не было, кроме их единственной деревушки, заново отстроенной советником Го. Не то чтобы здесь вовсе не встречалось людей: крестьяне иногда забредали к реке порыбачить, а как-то раз Люй Цзи даже разговорилась со словоохотливой старушкой, которая пришла из Сюйчана собирать целебные травы, но вооружённые всадники сюда не приезжали, кроме людей из охраны советника Го.Светлый серо-зелёный наряд юноши, хоть и казался скромным, стоил дорого. Люй Цзи не придавала большого значения собственным платьям, но в одеждах разбиралась: отец любил богатые шелка, о его халате, расшитом золотыми попугаями, и плаще с фениксом рассказывали легенды по всей Поднебесной; да и младшие Юани всегда ходили щёголями. Но молодые господа, которые могли позволить себе такие наряды, пояса тонкой выделки и нефритовые подвески, никогда не странствовали в одиночку. Конечно, он явно выпил лишнего — запах вина от дождя заметно выветрился из рукавов, но его Люй Цзи тоже умела хорошо отличать.Будто подслушав её мысли, юноша сказал:— Я сбился с дороги. Не соблаговолите ли вы подсказать...Он запнулся, и Люй Цзи сказала не очень любезным тоном:— Смотря куда вам нужно.— Далеко ли до Сюйчана?Люй Цзи махнула рукою вправо:— Вам нужно на другой берег. Мост в десяти ли отсюда. А там верхом как раз поспеете к закрытию ворот. А может, и того раньше.— Вот только я не хочу возвращаться в Сюйчан.— Тогда разверните коня в другую сторону, — Люй Цзи пожала плечами.— Он не хочет в другую сторону. Он хочет домой.— Что же, конь вас не слушается?— Меня, кажется, никто не слушается, — сказал он беспечно. — Но я и вправду совсем утомил его, бедного. Когда мы с Дэцзу повздорили, я ускакал слишком быстро и не останавливался... Отец прав: я не умею быть чутким с лошадьми.Юноша вдруг смутился, сделал шаг в сторону и снова поскользнулся на сырой траве.— Осторожно, — сказала Люй Цзи, — а то ещё в реке потонете.— Я умею плавать.— Вы пьяны.— Пьяный я умею делать всё то же самое, что и трезвый.— Правда?— Нет. Разве что сочинять... — Он часто-часто моргал, чтобы стряхнуть капли с ресниц, но это не помогало, и всё равно он был уже насквозь мокрый: и халат, и густые мягкие волосы. Вдруг он низко поклонился, всплеснув набухшими от влаги рукавами, и забормотал быстро: — Смиренно прошу барышню простить меня, я не имел намерения оскорбить вас... Когда звал вас, подумал, что рыбак сидит у воды...— Я иногда рыбачу. Просто сегодня снасти не взяла. Так вы всё-таки звали? — Люй Цзи почему-то обрадовалась, а он вконец смутился и сделался на вид совсем ребёнком.— Простите, барышня, — сказал он покаянно, поклонился снова и полез обратно на склон. На этот раз у него получилось ловчее: видно, от огорчения и дождя вино выветрилось у него из головы.Люй Цзи стояла у ив и ждала, сама не зная чего. Капли падали всё реже и делались всё мельче.Может, зря она указала ему дорогу. Вдруг он, проехав чуть вперёд, наткнётся прежде большого моста на маленький, который ведёт в деревню. Но пока советник Го в деревне, бояться нечего; да и вообще незнакомец не был похож на человека, способного причинить вред детям.Люй Цзи сорвала шляпу с головы, зачем-то хлопнула ей по стеблям тростника так, что брызги разлетелись во все стороны, и, вместо того, чтобы вернуться тем же путём, что пришла, решительно полезла наверх. Тучи так и не развеялись окончательно, но солнце снова начало палить.Юноша не уехал. Его обиженный конь, имевший теперь, по правде, вид скорее безмятежный, чем обиженный, спокойно пасся на высоком берегу, а сам он сидел в траве рядом, уткнувшись подбородком в колени, и бережно отряхивал от капель свиток, потом вдруг решительно отложил его в траву и начал завязывать узелки на бесконечно длинном стебле — штук восемь или девять навертел, наверное. Когда Люй Цзи подошла, он растерянно вскочил.— Что вы всё пугаетесь и прыгаете, точно зверь ю, — сказала Люй Цзи.— Не подобает нам вот так разговаривать наедине.— Что же делать, если я не взяла с собой служанку. — Служанки у неё, разумеется, вовсе не было, если не считать семилетней Сюньюэ, которая любила за ней ходить с гордым видом придворной дамы. — Я из семьи воина, мы привыкли говорить запросто — я, должно быть, кажусь вам невежей.— Вовсе нет, — пробормотал он, глядя под ноги.— Я хотела сказать, что вы были правы. Здесь и впрямь тихо. Потому я сюда и прихожу.— Тишина такая, что, кажется, сердце разорвётся. На войне я совсем забыл, что значит благое одиночество.— Вы были на войне?— В последнее время я неотлучно при отце. Он лишь недавно вернулся из похода. — Юноша закрутил десятый узелок и растерянно отбросил стебель.Люй Цзи подумала, что он смутно напоминает ей кого-то — глаза, тёмные и мягкие, были как будто похожи и в то же время непохожи, но всё равно она никак не могла вспомнить. Показалось, должно быть. Она спросила:— Кто такой этот ваш Дэцзу?— Мой добрый друг.— Зачем вы тогда поссорились?— Мы были в трактире у городских ворот, верно, выпили лишнего... Я, признаться, о другом надеялся с ним говорить. А он требует от меня невозможного. И ведь Дэцзу — один из умнейших людей в Поднебесной, отчего же он никак не поймёт, что ваш покорный слуга не только добродетелями, но и решимостью обделён.— Хотите, прямо сейчас решу за вас? — усмехнулась Люй Цзи. — Езжайте домой.— Не могу я явиться к матушке в таком виде.— Обсохнете по дороге. А если будете медлить, можете угодить в следующую грозу. И разве не хочется вам подольше побыть дома, раз вы только что вернулись?— Да, — сказал он тихо. — Матушка с младшей сестрёнкой долго ждали нас... Но теперь отец вернулся с победой, мой Второй брат на днях женился... Теперь радостное время, но я не знаю, как долго продлится радость.— Вот видите. Езжайте поскорее, не заставляйте мать и сестру ждать.— Барышне, конечно, лучше ведомо, что значит ожидание.— Мне-то уже ждать некого, — ответила она резко.— Соболезную, — выдохнул он потрясённо. Люй Цзи коротко поклонилась.Он помолчал, потом сказал тихо:— В былые годы матушке часто приходили вести, что отец мёртв. Что его застрелили из засады, разрубили на куски на городской площади... Я был мал тогда, не понимал многого, а Второй брат не ложился несколько ночей кряду: видел гибель отца во сне. Но это всё неправда.— Мой отец мёртв наверняка, и этого не изменить.— Я огорчил барышню.— Вы пытались утешить. Я благодарна. К тому же, не думайте, что я так уж несчастна: я сумела дождаться, моя старшая сестра вернулась ко мне, и я больше не одинока. Просто порою мне кажется, что я тоже... заплутала. — Он молчал, но Люй Цзи знала, что это из вежливости — он слушал, и потому она продолжила, неуверенно подбирая слова: — Не знаю, что делать теперь. Иногда мне кажется, что я просто слаба и покорилась врагам, а иногда я даже больше не знаю, кто мне враг.— Мы живём в смутное время. В мире не осталось ничего прочного. Сколь многие были преданы вчерашними друзьями.— Сестра меня ругает за то, что я говорю, как ворчливая старушка. А вы ещё хуже теперь.— Я не намеревался роптать на судьбу, — он покачал головой. — Мой брат нашёл жену на войне. Кто знал, что они будут так любить друг друга! Отцу служат умнейшие люди, но даже мудрецам неведомо, что будет дальше. Всё же я верю, что небеса будут благосклонны к барышне.— Вы больше не боитесь говорить с мной?— Я говорю с водной зыбью, — высоко вскинув голову, он и впрямь глядел теперь на реку. — Вода знает, что мои помыслы чисты, а слова искренни. Вода передаст.Люй Цзи кусала губы, но потом всё-таки улыбнулась.И тут же приближающиеся шаги заставили её обернуться и вскинуть руку к поясу, она прошептала: ?Кто-то идёт!? — но юноша и сам уже посмотрел на дорогу.— Советник Го, — выдохнула Люй Цзи.Го Цзя был один, без повозки, хотя из-за болезни страдал одышкой и крайне редко ходил пешком; а уж расстояние до деревни, которое Люй Цзи могла пролететь бегом, для него наверняка было почти непосильным путешествием, и всё же он стоял перед ними. Он поклонился, по привычке коротко усмехнувшись:— Барышня Люй. Четвёртый молодой господин.— Вы знакомы? — спросил юноша изумлённо. Он торопливо подхватил коня под уздцы, точно пытался уверить советника, что спешился лишь на миг. Люй Цзи была уверена, что такие наивные фокусы Го Цзя не обманут, но тоже решительно шагнула в сторону от юноши.— Барышня — названая сестра госпожи Жэнь.— Так госпожа Жэнь — ваша старшая сестрица! — сказал юноша радостно, но тут же, насупившись, глянул на советника Го: — Вы следили за мной?— Пришёл напомнить барышне Люй, что сестра ждёт её к ужину. Наша загородная усадьба неподалёку. Четвёртый молодой господин стал уже взрослым мужем, к чему мне следить за вами? Всё же, когда я днём выезжал из Сюйчана, до меня дошли вести, что госпожа Бянь хочет вас видеть.— Я непременно буду вечером у матушки. Советник, надеюсь увидеть вас завтра у Второго брата.— Боюсь, поэтические состязания не для вашего скромного слуги. Четвёртый молодой господин так одарён в изящной словесности — к чему вам мои жалкие поучения?— Не бывает работ без изъяна.— У вас теперь есть Цуй Янь, — напомнил Го Цзя любезно.Четвёртый молодой господин ответил:— Надеюсь, что советник всё же передумает. Мы со Вторым братом всегда рады вам.Люй Цзи не смотрела больше в сторону юноши, но краем глаза увидела, как почтительно он сложил руки у груди.— Цао Чжи кланяется барышне Люй.Она торжественно кивнула и не поднимала глаз, пока конский топот не стих в отдалении. Только теперь она заметила лепестки полевых цветов, в беспорядке налипшие на плечи и грудь.Он, наверное, всё видел, но постеснялся сказать.?Он? — Четвёртый молодой господин Цао. О, ей следовало догадаться раньше: в конце концов, она видела его старшего брата. Но только раз встречалась с ним взглядом — у того тоже были очень тёмные глаза, но другие, тревожные и дерзкие. Она сгоряча пожелала Цао Пи смерти в темнице, а его величество сказал, что не покинет товарища. И всё же Цао Пи помог им тогда, пусть даже невольно. Но Люй Цзи до сего дня ни разу не задумывалась, выжил ли он в Ечэне. Всё и впрямь слишком запуталось, так, что сами боги теперь не расплетут их судьбы.Она вспомнила про свиток — Цао Чжи так и не поднял его из травы.Советник Го вежливо ждал, никак её не понукая. Люй Цзи спросила хмуро:— Так вы следили?— Четвёртый молодой господин не так беспокоит меня, как его Второй брат, — сказал советник Го, — но увы, чем он старше, тем больше поводов для тревоги. Конечно, нынче я лишь волей случая оказался поблизости лично.— Погодите, я обронила книгу. — Она быстро наклонилась, подняла свиток и зачем-то спрятала под шляпой, досадуя на себя за этот нелепый страх. Не прикажет же советник Го его отдать, в конце концов. ?А мы с ним робеем перед советником, как дети?, — она сурово поджала губы. ?Мы с молодым господином Цао? тоже звучало как-то крайне нелепо и даже оскорбительно.Советник Го, разумеется, ничего не сказал — только продолжал усмехаться.— Вы опять простудитесь, если будете разгуливать под дождём, — сказала Люй Цзи свирепо. — Сестра вас не простит.— Повозка ждёт за деревьями. Если барышня, конечно, согласится возвратиться домой со мною.— Хорошо.Он повернулся, чтобы идти к повозке, и, глядя на его сутуловатую спину, Люй Цзи выпалила:— Цао Пи женился?— Да.— На ком?— Верно, вы и так догадались.— На Чжэнь Фу? Я всё хотела спросить у вас, что с нею стало. Но её первый муж жив. А Цао Пи ведь, должно быть, её моложе. Что же, он правда так любит её?— Этого я, боюсь, не скажу наверняка. Но они и впрямь разлучаются редко. Признаться, я был удивлён.У повозки советник Го подал ей руку прежде, чем слуга успел вмешаться, и, поколебавшись миг, она всё же оперлась на его запястье, иначе им обоим стало бы совсем неловко.— Вы были правы, — сказала Люй Цзи. — Насчёт грозы. И к ночи будет снова.Разговаривать с ним было не так тяжко, как молча сидеть рядом.— Полям давно нужен дождь.— Если будет хороший урожай, Цао Цао начнёт новый поход.— Урожаи нужны не только для походов, — сказал советник Го, — хотя мы все начали забывать об этом, — и тяжело замолчал.— Он хорошо пишет? — спросила Люй Цзи торопливо. — Ваш Четвёртый молодой господин?— Может, однажды он превзойдёт всех поэтов нашей эпохи.Свиток высох; Люй Цзи не знала, не пострадало ли содержимое от дождя. Она была уверена, что не решится развернуть, но и советнику не отдаст. Дощечки под пальцами казались теперь раскалёнными.