Кошмар. (1/1)

В ощущении какого-то пьянящего счастья они добрались до своего дома. Чертыхаясь и спотыкаясь на винтовой лестнице, которая будто бы ожила и начала танцевать прямо у них под ногами, они почти бегом поднимались наверх. Эрагон, одной рукой цепляясь за перила, а другой утягивая за собой брата, все-таки добрался до спальни и с улыбкой притянул Муртага к себе, увлекая в очередной ненавязчивый поцелуй, мягко скользя по чужим губам своими. Брат же с большой охотой ответил на него, немного грубо прижав Аргетлама к стене. Всадник, одной рукой прижав Вирдфелла к себе, другой начал шарить по стоящей рядом полке, и наконец, коснувшись ручки небольшого, мгновенно загоревшегося от прикосновения фонаря, потянул его в спальню. Передвигаясь по комнате с постоянными остановками и ударами об каждый угол, Эрагон провел рукой по почти незаметной вертикальной складке возле большого сквозного отверстия в древесном стволе, и из стены выползла прозрачная перегородка, полностью закрывшая люк. В комнате сразу стало теплее. Хотя жара, исходящего от разгоряченных Всадников с головой хватило, казалось бы, чтобы спалить весь Дю Вельденварден.

Эрагон еле успел во время выпустить из рук фонарь, падая на кровать и утягивая за собой Муртага. Фонарь негромко брякнул на полу, раскачиваясь и отбрасывая скачущие по всей комнате тени. Не было нужды говорить друг другу что-то, сейчас связь братьев была настолько прочна и сильна, что каждая мысль яркой вспышкой мелькала перед глазами, а эмоции волнами мурашек пробегались по спине. Эрагон осторожно коснулся скул брата, углубляя их поцелуй и перекатился на кровати, подминая Муртага под себя. Тот на мгновение засомневался и даже удивился такому положению вещей, но возмутиться ему не позволили чужие губы, нагло скользнувшие вниз по шее. Руки Губителя Шейдов коснулись тонкой туники, и он с наслаждением прикрыл глаза, чувствуя, как под его ласками напрягаются мышцы и тяжело вздымается грудь брата, который непослушными пальцами расстегивает на нем рубашку. Сердце ухнуло в груди от удовольствия, когда Вирдфелл добрался до голой кожи, освобожденной от легкой ткани. Он то гладил Эрагона, скользя от ключицы, к напрягшемуся животу, то несильно царапал грудь, оставляя чуть красноватые полосы. Кровь в жилах казалась расплавленным свинцом, и Всадник в неком безумии просто вышвырнул мешающую прикосновениям бордовую рубаху Муртага с кровати куда-то на пол, припадая губами к смуглой коже. Он целовал его самозабвенно и жадно, а потом, прижимая еще ближе к себе, ловил трудно сдерживаемые вздохи брата губами. Проклятый уже на взводе схватил Эрагона за волосы, притягивая ближе, кусая его губы, проводя по ним языком, касаясь носом скулы. В какой-то момент на пол упала подушка, простыни, смятые под разгоряченными телами, сбились, Муртаг вновь оказавшись сверху, дернул шнурок на узких кремовых штанах Эрагона, вызвав у того, неясную Проклятому волну восхищения, которая в глазах самого Всадника была полностью оправдана. Эти растрепанные черные волосы, темные глаза, горящие страстью, и легкий румянец, скрашиваемый прерывистым дыханием, заставляли сердце стучать сильнее, заглушая все прочие звуки вокруг. За этим любованием Аргетлам не заметил, как оказался полностью обнаженным. И как ни странно, ни стыда, ни смущения он не почувствовал, только сильнее разгорелся огонь внутри, заставляющий полыхать все тело. Он дернул Муртага на себя, вновь перекатываясь и вжимая того в кровать, точно также стянул с него остатки праздничного наряда и принялся целовать все доступные участки тела, с удовольствием отмечая, что брат чуть прогибается в спине, как будто не привык к ласкам. Руки Всадника скользнули вдоль бедра Проклятого, поглаживая чувствительную кожу на его внутренней стороне, от чего тот впервые застонал. Этот стон был хриплым, тихим, но настолько томным и интимным, что остатки разума покинули Аргетлама полностью. Он крепко обхватил брата руками, покусывая его плечи и проникая внутрь. Муртаг в долгу не остался, он усмехнулся, вцепившись в спину брата ногтями и оставив на ней несколько красных отметин вдоль позвоночника и под лопатками.

Такого жара и тесноты Эрагон еще ни разу не чувствовал, удовольствие буквально обожгло его изнутри, заставив безумно сильно и быстро двигаться, вжимая Муртага в сбитые простыни, под его негромкий рык и полу вскрики наслаждения. Сам Аргетлам ловил воздух рваными вздохами и хриплыми, переходящими в тихие стоны выдохами. Капельки пота скользили по его спине, щекоча и без того взвинченные до предела чувства. Муртаг протянул руку к лицу Эрагона, желая коснуться щеки, но тот поймал его пальцы губами, начал целовать их, кусать и это стало последней каплей; их обоих пробирает крупная дрожь, все тело сводит судорогой, заставляющей прогнуться в спине и замереть на мгновение, ловя стоны и тяжелое дыхание друг друга.

Губитель Шейдов ложится на кровать, не выпуская брата из объятий, обессилевшего, тяжело дышащего, но улыбающегося. И Эрагон улыбается в ответ, впервые понимая, что значит настоящее счастье.

Луна тем временем уже скрывалась за деревьями, а шум праздника затихал, сменяясь негромким уханьем сов; все вокруг притихло, успокоилось, и Эллесмера наконец-то погрузилась в сон.***Черный, густой дым вился перед глазами, мешая дышать; земля вокруг догорала, опустошенная, мертвая, погруженная под падающий с неба пепел. Чья-то фигура была видна сквозь эту плотную завесу, слишком знакомая фигура. По спине мгновенно пробежал холодок, дыхание замерло, и Всадник начал осторожно пятиться назад, но что-то помешало, и он резко обернулся. То, что он увидел, было ужасно: прямо перед его ногами лежали останки дракона. Обгорелая, покрытая копотью чешуя, разорванный, чьими-то мощными когтями, до костей бок, переломанные крылья с разорванными перепонками и ужасный смрад из смеси горелой плоти и крови. Лицо Муртага исказилось, он прикрыл рот обеими руками, закрываясь черным плащом, и отступил назад. Останки были свежими, будто дракон погиб несколько минут назад, защищая своего Всадника, чье тело выглядывало из-под разорванного крыла. Судя по всему, Всадником был эльфом, его выдавали серебристые волосы и уж больно крепкое тело – точнее то, что от него осталось – для старика. Но ни он, ни этот дракон с золотистой, насколько это можно было определить, чешуей, не были знакомы Проклятому. Но то, что он увидел дальше, было еще хуже…

Оказывается, Всадник стоял на вершине холма. Где-то в стороне поднимался отвесный каменный утес, нависший над обгоревшими деревьями, которые почти наверняка раньше были частью леса. Внизу, на поле было множество погибших, и ни одного живого солдата. Все это были эльфы, а эти деревья… такие знакомые. Лес Дю Вельденварден сожжен дотла, и вокруг витает пепел. На такое был способен только Шрюкн, лишь этот дракон и его хозяин могли уничтожить такую большую площадь в одиночку.

-Верно мыслишь, Муртаг.Проклятый замер, не в силах пошевелиться от сковавшего все тело страха. На секунду ему даже почудилось, что его колени предательски задрожали, а руки затряслись. Этот голос, мелодичный, дурманящий, но скрашенный нотками угрозы и неоспоримой власти, мог принадлежать только одному человеку во всей Алагейзии.-Неужели ты даже не поприветствуешь меня, как полагается, мальчик?Муртаг, казалось, спиной мог ощутить, что Гальбаторикс теперь стоял на несколько шагов ближе. Он обернулся, не смея поднять глаза на короля Империи, и твердя про себя лишь одно: ?Это сон, просто кошмарный сон…?.-И ты снова прав, - руки Гальбаторикса опустились на плечи Вирдфелла. – Это сон, а я твой кошмар, Муртаг. Видишь все это? – Он наклонился еще ближе к Всаднику, заправляя непослушную прядь волос за ухо и шепча, так ядовито, как шипят лишь самые смертоносные змеи. – Знай, если ты не вернешь сам, я сотворю с этим лесом и теми, кто в нем живет (поверь мне, я давно знаю об этих эльфах и их королевстве) все то, что ты сейчас видишь. От меня еще никто не убегал, Муртаг, и я прощу тебя лишь потому, что ты меня удивил. – Пальцы на плечах Проклятого сжались сильнее, заставляя поморщиться. – Но если ты не послушаешься меня, если вновь попытаешься избежать данной мне клятвы, - дыхание Вирдфелла перехватило, внутри все запылало, мешая вздохнуть, он начал задыхаться, схватившись за горло, – то я заставлю тебя убить не только этого старика со своим искалеченным ящером, - Гальбаторикс с презрением кивнул куда-то за спину Муртага, и тот сразу же понял, о ком он говорит, – но и их…Проклятый наконец-то смог свободно вздохнуть, но лишь за миг до того, чтобы задохнуться вновь. Гальбаторикс отодвинулся чуть в сторону так, чтобы Вирдфелл смог разглядеть среди дыма еще одного убитого дракона, над которым возвышался не Шрюкн, нет, это был Торн! Под его острыми когтями лежала уже мертвая Сапфира с почти надвое разорванным горлом. Кровь засохла между потухших чешуек, глаза закрылись, и из открытой пасти сочилась и впитывалась в землю кровь. А рядом с ней лежал Эрагон, на нем почти не было ран, но по одному его виду можно было с уверенностью сказать, что он точно был мертв. Муртаг побледнел и замер на месте в оцепенении, не в силах даже пальцем пошевелить.-Надеюсь, теперь мы поняли друг друга.В последний раз прозвучало у самого уха и все исчезло. Осталась только темнота.***Красный дракон со всей присущей ему скоростью летел к своему Всаднику, он даже бросил Сапфиру, которая только-только уснула, прижавшись к нему боком в ночной тишине Дю Вельденвардена. Сейчас было важно лишь отыскать Муртага, который отчаянно взывал к своему дракону. Торн пытался ответить на мысленный призыв, но из-за расстояния не мог этого сделать, мысли и сознание его Всадника постоянно ускользали и терялись среди прочих голосов. Наконец-то, он нашел его, под корнями дерева Меноа, поляна перед которым была единственным хорошим местом для взлета или посадки. Дракон буквально упал на нее, прижав к себе крылья и бередя землю острыми когтями, и в два прыжка настиг Муртага, в каком-то заботливом жесте утыкаясь мордой ему в живот и что-то негромок ворча. Вирдфелл был одет в броню, в которой они прибыли сюда, на его поясе висел Заррок, а в глаза стояла решимость поддернутая печалью.

?Что случилось? Я еще никогда не был так напуган, братец!? - грудь Торна тяжело вздымалась после этой гонки. Он вился вокруг своего Всадника и ворошил вокруг него землю.

?Нам срочно нужно покинуть Эллесмеру, Торн, - говоря это, юноша побледнел, а все его естество пронзила жгучая боль и отчаяние, которые тут же передались дракону. Торн прекрасно знал, как ни ему, ни Муртагу не хочется покидать Эрагона и Сапфиру, но, понимая своего друга и спутника, он не стал задавать вопросов, на душевном, более тонком уровне, видя и ощущая все, что видел или ощущал его Всадник недавно, то, что могло так сильно напугать его. Торн оскалился, прижимая голову к земле и слыша каждое слово Гальбаторикса, что маленький брат точно также слышал во сне. Он тихонько заскулил от ужаса. Муртаг прижался к груди дракона, поглаживая того по плечу и шепча слова утешения о том, что никогда не позволит этому подонку так поступить с ним или Сапфирой, на что Торн, немного успокоившись, благодарно заурчал что-то в ответ, выгнув шею и потершись щекой о спину Всадника.

В Эллесмере медленно занимался рассвет, когда Муртаг, уже восседая на Торне, закреплял на ногах кожаные ремни, предназначенные для дальних перелетов. Небольшой дискомфорт, правда, давал о себе знать при любом резком движении в седле, напоминая о том, что они с Эрагоном пережили ночью. Всадник сейчас был готов молить всех известных ему Богов, лишь бы его брат крепко спал и дал ему возможность улететь, лишь бы не видеть этих глаз, которые будут полны отчаяния и мольбы. Тогда, посмотрев в них хоть раз, он точно не сможет больше покинуть его. Лучи солнца заскользилимежду сосновых веток, разметая легший наполяну туман. Все вокруг немного посветлело, ожило в предвкушении нового дня, и лишь старое дерево Меноа шевелило своими понурыми ветвями, так что кора его стонала от какой-то печали или же сочувствия к Всаднику и его дракону, не смотря на то, что ветра не было.

За ветками деревьев послышался какой-то шум, треск, хотя обычно эльфы ступали бесшумно, сейчас они слишком сильно спешили или же совершенно позабыли об осторожности. Через минуту из-за одного из сосновых стволов вынырнул эльф, покрытый иссиня-черной переливающейся на свету шерстью. Эрагон рассказывал о нем, его имя Бледхгарм. Следом за оборотнем появились еще несколько эльфов, со страхом, но решимостью они начали обступать Торна по бокам.-Простите, но мы не можем выпустить вас из Эллесмеры без разрешения королевы Имиладарис, - прорычал Бледхгарм, пристукнув древком копья по земле.?Будто бы вас кто-то будет спрашивать?, - одновременно воскликнули дракон и Всадник. И Торн, оттолкнувшись мощными задними лапами от земли и расправив огромные крылья, взвился в воздух, погрузив стоявших внизу эльфов в плотное облако пыли.

Они метнулись вдоль верхушек деревьев, поднимаясь выше, чтобы скрыться над облаками, и, спустя пару минут полета, были полностью убеждены, что опасность миновала и больше нет никакой угрозы. Они миновали рощу, поднявшись над вершиной какого-то холма, сплошь покрытого густым красным клевером. Машинально повернув голову в сторону, Муртаг увидел утес, нависший над лесом.?Это то самое место!? - вспомнил он, отчего и Торн, и сам Всадник немного поежились. Именно этот холм и утес явились Муртагу в кошмаре, скорее всего навеянном магией Гальбаторикса.Отвлекшись на какое-то мгновение, никто из них не заметил, как из-под нависшего утеса вдруг вынырнуло что-то огромное и ярко блестящее в восходящих лучах. Муртаг прикрыл глаза рукой, а потом почувствовал, как на правый бок Торна обрушился тяжелый и сильны удар, от которого они оба вскрикнули. Торн грозно зарычал и уцепился в то, чем этот удар был нанесен. Только сейчас, когда они повернулись спиной к солнцу Муртаг смог рассмотреть, что это. Прямо перед Торном висел громадный дракон, в хвост которого он и вцепился, обдирая золотистую чешую. А на спине у него восседал беловолосый Всадник.

?Эрагон! Эрагон!?Голос драконихи заставил Всадника подскочить на кровати и неловко свалиться на пол, потирая заспанные глаза. Спросонья он не мог толком понять, что случилось, и потому недовольно что-то пробурчал, опираясь спиной о кровать. Внутри что-то неприятно тянуло, чего-то не хватало и тоска по этому ?чему-то? сжигала Эрагона изнутри.?Проснись! Проснись сейчас же! – ее голос был надрывным, будто бы она говорила все это на лету. – Оромис и Глаэдр вступили в схватку с Муртагом и Торном!?Аргетлама, точно ледяной водой окатили, он вскочил с пола, широко распахнув глаза от ужаса. Сон как рукой сняло, точно с его головы сдернули полупрозрачную ткань, притупляющую ум. Хватая штаны с прикроватной тумбочки и неуклюже натягивая их на себя, Эрагон в беспамятстве начал озираться в комнате, ища ножны Зандлата и свою кольчугу.

?Боже мой, Сапфира! Где они сейчас? С ними все в порядке?? - казалось, что отчаянье, клокотавшее в груди Всадника, заставит его выть в голос.

?Я не знаю что с ними, Эрагон! Я узнала об этом несколько минут назад от Бледхгарма!? – в ее голосе также звучали горестные ноты.Всадник уже на ходу натягивал кольчугу поверх тонкой льняной рубахи, и, как следует, зашнуровывал наручи, поправляя крепление Зандлата к поясу на бедре. Он бегом поднялся по лестнице, ведущей на небольшую площадку, предназначенную специально для дракона. Сапфира с громким треском приземлилась на нее, заставив дерево задрожать под собственным телом. Она рычала, била хвостом в панике и страхе перед тем, что могло случиться, или перед тем, что уже, возможно, случилось.

?Ну же, Сапфира! Вверх!? - Эрагон взобрался ей на спину, изо всех сил вцепившись в торчавший белоснежный шип.

Дракониха оттолкнулась от дерева, что было сил и метнулась в сторону того самого поля, на котором они впервые увидели Оромиса и Глаэдра. В голове Эрагона была лишь одна мысль, мысль о том, что он мог потерять брата, которого любил так, как не любил никого другого в своей жизни. Это расставание было для него, как и для Сапфиры, почти что равносильно смерти особенно после этой ночи, такой теплой, наполненной ласками, ночи.P.S Да простят меня читатели за:1. Первый опыт в писании яоя. Я честно старалась ребята..Т---Т2. За такой внезапный ангст сразу после него. Простите, извините!