Праздник для двоих. (1/1)

-Да уж, я, конечно, слышал, что дома у них бывают на очень больших высотах, но это... - Муртаг с любопытством выглядывал из окна, прорезанного в сосне, озираясь вокруг.На Эллесмеру уже опустились глубокие сумерки, небольшая дымка затянула поляну, еле видную с такой высоты. Сосновые ветки тихонько шуршали от легкого ветерка, а вдалеке, там, где деревья чуть поблескивали от вспышек высокого костра, слышались веселые песни эльфов.-Я тоже был удивлен. Самое неприятное в первые дни – это сильный ветер, - Эрагон отвлекся от натягивания льняной рубашки, услышав вопросительное хмыканье брата. – Дерево-то качается, - пояснил он, махнув рукой на комнату.Покончив со своим праздничным нарядом, Эрагон обернулся, поправляя застежки на рукавах.-Муртаг! Мы так опоздаем, быстрее переодевайся, и пойдем, - он швырнул Вирдфеллу одежду, которую доставили им от самой Имиладарис.Всадник, будто бы опомнился и, кивнув Шуртугалу, начал быстро стягивать с себя кожаную куртку. Эрагон замер на мгновение, зацепив взглядом шрам на спине брата, его рука непроизвольно потянулась к тому месту, где совсем недавно была точно такая же отметина. Что-то больно защемило в груди. Раньше подобное чувство также посещало его, но теперь оно стало куда сильнее, чем прежде. Смесь беспокойства, заботы и глубокой печали больно кольнули Всадника в самое сердце. Он поморщился и замотал головой, стараясь отогнать дурные мысли и совсем позабыв о крепкой нити, связующей его и Муртага.-Мои раны не должны тебя беспокоить, Эрагон, - сказал Проклятый, поправляя воротник. Он не обернулся, и так было ясно, какое сейчас у Эрагона выражение лица. – Выглядишь, как побитый щенок, - он усмехнулся, стараясь хоть немного подбодрить непутевого братца.-Пусть ты так говоришь, но я все равно чувствую именно себя виноватым, - раздалось у самого уха и сильные руки Всадника обхватили Проклятого, крепко накрепко, прижимая его к себе.Эрагон уткнулся лбом в шею брата. Чувство неясной вины и вправду сильно на него давило - особенно за последнее время – и если до этого Шуртугал умело скрывал его, то сейчас совершенно перестал сдерживать. От этого сильного потока раскаяния, Муртаг вздрогнул, схватившись за руки брата.?Эрагон, послушай…?.Всадник даже не шелохнулся, только крепче прижался к спине брата. Он закрыл глаза, от ощущения полного понимания, обоюдности и такого крепкого родства. Раньше он не мог этого ощутить.?Горемычный братец, - Муртаг тяжело вздохнул, покачивая головой, и осторожно развернулся в объятиях Эрагона. – Ты никогда не будешь виноват передо мной. Запомни это?.

Они бы еще долго могли стоять вот так, удерживая друг друга в крепких, братских объятиях, если бы не громкий окрик Сапфиры: ?Эрагон! Сколько можно вас ждать??.Губителя Шейдов, точно холодной водой окатили. Он вздрогнул, обернулся к окну, ударив себя по лбу.-Ох, прости меня, Муртаг! Я… правда не знаю, что на меня нашло, - он отвел взгляд, уставившись в пол и потирая руки от волнения.-Да ладно тебе, успокойся. Я не деревенская девка, за это ты не должен будешь ко мне свататься, - Всадник усмехнулся, похлопывая Эрагона по плечу. – Пошли, иначе кто-то сильно обидится на нас.Аргетлам немного расстроенно усмехнулся и, утягивая за собой брата, направился к винтовой лестнице, выслушивая, до этого перекрытый чувствами, поток возмущенных реплик Сапфиры и Торна.***Эрагон и Муртаг направились к дереву Меноа, над ними в воздухе кружили Сапфира с Торном, то взвиваясь ввысь, то припадая почти к самой земле, где уже собралась толпа эльфов. Их блестящие серебристые и иссиня-черные волосы мерцали разноцветными бликами, отражающимися от многочисленных фонариков. Имиладарис стояла на одном из толстых корней дерева, возвышаясь над остальными и отчетливо выделяясь на фоне могучего, почти белого, ствола дерева. Ворон Благден сидел у нее на левом плече, а Мод, как всегда, пряталась за спиной королевы эльфов. Красное, украшенное белыми лебедиными перьями, платье Имиладарис легким шлейфом ложилось на корни дерева Меноа. Вся ее фигура была полна какого-то торжественного и молчаливого счастья. Были внизу и некоторые хорошо знакомые Эрагону эльфы, включая Ванира. Над поляной в темном бархатном небе сверкали звезды.Сапфира и Торн приземлились около чащи и аккуратно направились к своим Всадникам. Их яркая чешуя сверкала в свете фонарей, дракониха тихонько урчала, почти как кошка, а Торн лишь с каким-то трепетом следовал за ней, так, что их бока соприкасались, а чешуйки тихонько терлись и позвякивали.

Наконец настала полночь, взгляды всех собравшихся устремились на Имиладарис, которая вытянув вперед руки, будто вопрошая что-то у небосвода, зашептала что-то на древнем языке. Эрагон, хоть и был близко и мог расслышать ее, не понимал ни единого слова.

-Она просит силы, просит надежды и веры, - будто услышав его мысли, ответил Муртаг, который также завороженно смотрел на небо.-Но у кого? Ведь эльфы не верят в Богов, – еле слышным шепотом спросил Эрагон.?У того, кто дает силу Всадникам, у того, кто управляет нашими судьбами?, - ответил Торн, усаживаясь за спиной Вирдфелла на мягкую траву. Из его ноздрей вырвались небольшие завитки дыма, тут же устремившиеся в звездное небо над их головой. Сапфира улеглась рядом, привалившись к теплому боку дракона, и несильно боднула его в плечо, выпрашивая точный ответ. Эрагон с таким же непониманием смотрел на брата, пока тот не повернулся к нему и не ответил с легкой и немного таинственной улыбкой.-У неба, Эрагон. У неба.Откуда-то сверху, сквозь толстые ветви дерева Меноа, скользнул бледный луч света, он переливался, рассеивалсяи появлялся вновь, замысловатыми узорами расписывая свой путь. Становясь все больше, поначалу бледный и широкий, его оплели более тонкие и яркие лучики, серебром рассеивая темноту над ветвями дерева. Он замер над ладонями Имиладарис, точно живой, вился вокруг ее рук, остерегался, пока не стянулся в небольшой шар, который начал пульсировать.Эльфы замерли, трепеща перед этой невиданной ранее силой. Шар начал изменяться, вытягиваться, в нем уже можно было разглядеть небольшую ящерку, крутящуюся над рукой эльфийки. Имиладарис подняла руки над головой, ящерка вспыхнула, теперь у нее появились крылья, и она наконец-то коснулась раскрытых ладоней королевы эльфов, доверчиво ложась на них. Потом Имиладарис прошла по могучему корню дерева к стволу и поместила светящуюся ящерку в небольшое дупло, где та свернулась комочком и засветилась чуточку ярче. По тонким рельефам и трещинам в стволе дерева побежал серебристый свет, казалось, извивы волн на коре дерева ожили, зашевелились. Это было так красиво и необычно, что эльфы завопили от восторга, хлопая в ладоши и танцуя рядом с корнями. Муртаг также хлопал торжеству этой красоты, а Эрагон стоял не в силах вымолвить ни слова. Кто-то воскликнул:-Это лучшее, что мы видели в жизни!Сапфира даже привстала от восторга, громко рыкнув от возбуждения и расправив крылья, а Торна одолело что-то вроде благоговения к этому маленькому чуду.-Уже началось? – спросил Муртаг, оборачиваясь к Эрагону.-Началось! – рассмеялся Всадник.Эльфы уже разбились на группы и устроились небольшими компаниями по всей полянке и под самим деревом Меноа. Откуда-то, словно по волшебству, появились столы, уставленные яствами, имеющими самую причудливую форму.Потом эльфы запели. Их чистые, звучные голоса разносились по притихшему лесу, точно звуки флейты. Множество песен в этот вечер прозвучало у дерева Меноа, и, как это ни странно, Эрагон и Муртаг тоже подпевали им, держась за руки и чувствуя себя частью чего-то единого, более крупного, чем толпа эльфов, большего самого Дю Вельденвардена. Берущие за душу мелодии настолько захватили Эрагона, что он чувствовал, как им овладевает неукротимое желание забыть обо всех проблемах и просто отдаться собственным ощущениям, от которых он готов был, казалось, без помощи Сапфиры подняться в небо или же целыми веками танцевать с эльфами на лесных полянах. Сапфира, сидевшая с ним рядом, тоже негромко подпевала, прижавшись мордой к немного смутившемуся и взволнованному Торну.Дальше половина ночи пролетела, как в тумане. Эрагон отчетливо помнил, как к нему и Муртагу подходили разные компании эльфов с вопросами и благодарностями, помнил, как сильно волновался сам Вирдфелл стараясь держаться от жителей Эллесмеры как можно дальше. И то, как сам Эрагон неуклонно хотел убежать с братом, остаться наедине в эту волшебную ночь.Особенно хорошо Эрагон помнил кружение в хороводе. Они с братом танцевали, держась за руки, казалось с того самого момента, как Имиладарис подхватила ту маленькую ящерку, так и не выпустил его ладонь, он чувствовал на языке вкус меда, а в воздухе – аромат можжевельника…Еще он помнил сидевших на ветках деревьев Меноа эльфов, точно стайку скворцов. Они играли на золотых арфах, загадывая Торну и Сапфире, которые разлеглись на земле под корнями, разные загадки. Но видел он эту картину лишь краем глаза, потому что именно в этот момент они с Муртагом пытались сбежать в темный и прохладный лес, подальше от шума и пьянящих голосов эльфов, что так сильно дурманили разум. Но по непонятному стечению обстоятельств они с братом разминулись. Почти у самой гущи деревьев их буквально потащили обратно. Аргетламу это показалось настоящей пыткой, их мысленная связь, их единение было разорвано, и Всадник не мог отыскать брата среди такого большого скопления эльфов. Им завладела тоска и даже легкая паника.

Бесцельно скитаясь меж сосен, Эрагон забрел на поляну к дереву Меноа и остановился там на минутку, любуясь веселящейся Сапфирой с Торном. Он никому не стал показываться, а лишь, оставаясь в глубокой тени, наблюдал за ними. Его просто поражало то, как сильно за несколько дней привязались друг к другу драконы, почти так же, как и он привязался к брату. Только вот Сапфира, пусть и пока не признавала этого, любила Торна всем своим сердцем. Уж это Эрагон мог с легкостью понять. То чувство, что дракониха испытывала к Глаэдру, было совсем иным. Тогда она лишь восхищалась золотым драконом и жаждала взаимности. А сейчас, сейчас она уже явственно различала ложные чувства от истинных, и потому в последнее время старалась быть рядом с Торном как можно чаще.

?Как и я стараюсь быть ближе к нему?, - мелькнула мысль, которая тут же его выдала.?Куда идешь, малыш?? - Сапфира почти сразу же его заметила.Он не ответил, увидев брата, пробирающегося сквозь толпу эльфов, которые так и норовили остановить его и задать очередной вопрос. Так же Эрагон заметил Арью, сидевшую возле матери и пристально наблюдавшую за Вирдфеллом. Ее взгляд не выражал ничего хорошего, только тихую злобу и некоторое негодование. Глаза горели совсем недружелюбно. Раньше Всаднику не приходилось видеть ее такой, если не считать того, что случилось совсем недавно в саду. Муртаг, все же проскользнувший сквозь толпу, незаметно, как лесной дух, исчез под сенью деревьев.

?Я иду за светом во тьме?, - мысленно сказал Эрагон Сапфире и направился следом за Всадником, не заметив, как Арья вдруг поднялась на ноги и двинулась в том же направлении.Эрагону казалось, что он не идет, а скользит по ночному темному лесу. Стук собственного сердца казался ему грохотом огромного барабана. Он шел, ведомый тончайшим ароматом раздавленных ступнями Муртага сосновых иголок и едва слышным шелестом его шагов. Наконец Эрагон увидел его: он стоял совершенно один среди деревьев, напряженный, как хищный зверь, выслеживающий добычу, и смотрел в ночное небо, спиной опершись о крепкий древесный ствол.

Когда Эрагон вышел на открытое место, Муртаг резко обернулся и так посмотрел на него, словно ожидал увидеть не брата, а предателя с ножом. Даже его рука машинально потянулась к ножнам Заррока, хотя меча при себе у него не было.-Спокойнее, это же я!-Фух, - Муртаг выдохнул, открывая свое сознание и впуская в него Губителя Шейдов. – Не пугай меня так больше.-Ты тоже, я весь извелся, пока искал тебя.Эрагон подошел к нему и, взяв за руку, потянул за собой сквозь густой лес, где разносилось звонкое эхо празднества. Несмотря на то, что они были вместе вот уже несколько дней, почти не расставаясь,только сейчас Аргетлам начал болезненно остро чувствовать присутствие Муртага – шорох одежды, касающейся кожи, острые, но такие прекрасные, черты лица, колебание ресниц и этот взгляд темных, почти черных глаз. Эрагон совсем не догадывался о том, что с его братом творилось то же самое.Они остановились в самой чаще. Густые сосны здесь создавали подобие шатра, укрывая Эрагона и Муртага от остального мира и приглушая все звуки. Казалось, что время в этом диком уголке застыло. Остановилось, и здесь ничто не менялось на протяжении тысячелетий и никогда уже не изменится.Муртаг повернулся к Всаднику, с немым вопросом заглядывая ему в глаза. Эрагон замер, внезапно почувствовав, что его чувство к брату разгорается с новой силой. Он был настолько оглушен шумом крови, бурлившей в жилах, и неумолимой магией, наполнявшей лес в эту ночь, что, забыв об осторожности, сделал шаг навстречу брату, прижимая его к стволу сосны, и настойчиво поцеловал чужие губы, старательно добиваясь ответа. Муртаг поначалу замер в руках Всадника, но лишь на мгновение. Руки Вирдфелла скользнули сначала по плечам Эрагона, затем по шее, немного щекоча кончиками пальцев, и замерли в волосах, прижимая сильнее. Аргетлам удивился, когда на его поцелуй ответили; жадные сухие губы Муртага встретились с губами Эрагона, и мысли у обоих начали путаться. Губитель Шейдов обхватил брата руками и сильно прижался к нему, даже через легкую рубашку ощутив исходящий от его кожи жар. Полностью отрешенные от мира, они не могли оторваться друг от друга, пока не пришлось вздохнуть.

Эрагон до сих пор слышал каждый удар своего сердца, смотря в еще больше потемневшие глаза тяжело дышащего Муртага.

-Муртаг, - облизав губы начал Всадник, - я давно хотел тебе сказать, что…

?Молчи?, - Проклятый не позволил ему продолжить, притягивая Эрагона к себе и увлекая в новый, еще более жадный поцелуй.

?Люблю, - мысленно закончил Аргетлам, отвечая и еще сильнее прижимая к себе брата, - люблю?.Они так и стояли под еловыми ветками, вдали от праздника, на котором веселились эльфы. Сейчас у них был собственный, маленький праздник, участниками которого были только они двое. Так сильно увлекшись друг другом, они не услышали, как тихо захрустели ветки под чьими-то легкими шагами…