Глава тринадцатая, в которой эльф обретает имя (1/2)
— Я сказал нет! Когда всепоглощающий ужас немного отступил, я обнаружила себя сидящей на кровати. Полыхающий Фенрис обхватил руками голову, по его волосам пробегали искры, а простыни рядом опасно потемнели и уже начали дымить. Я спешно бросила охлаждающее заклинание и осторожно прижалась к спине Фенриса. За окном не было видно ни зги, в комнате же погас очаг, но свет лириумных клейм уступал ему лишь немногим. — Что случилось? — спросила я, уже зная ответ. — Демон… — Тяжело дыша, любимый развернулся и уткнулся лицом мне в грудь. И хотя по спине всё ещё бегали мурашки, меня вдруг охватило странное спокойствие. Какой бы ни была новая угроза, в этот момент Фенрис был здесь, со мной, и не одержим. Я обняла его, зарываясь носом в седые волосы. — Что он предлагал? — Силу, способную противостоять магии крови. Возможность сразиться с Данариусом на равных. Значит, Гордыня... Что же, отец меня предупреждал. — Ты можешь это сделать. — Нет, пока не контролирую магию так же, как и ты. Значит, демон предлагал ему контроль. А взамен просил, конечно же, иногда позволять ему соприкоснуться с нашим миром. Только вот Гордыне быстро надоела бы такая скромность… Но демон попал в точку. За всё время обучения, любимый, делая большие успехи в теории магии, почти не сдвинулся в практике. Удержание элементарного огненного шара давалось ему с трудом — огонь пульсировал, то увеличивался в объёмах, то, наоборот, сжимался в крошечный уголёк, а иногда стремился обратиться в синее пламя. Перебирая наименее разрушительные из известных мне заклинаний, я однажды попросила Фенриса заморозить воду в стакане. Последствиям чрезвычайно обрадовались дети из соседних домов, получившие возможность слепить снеговика в разгар лета, а мне пришлось оправдываться перед храмовниками. — Фенрис, я… это только предположение, но что, если контролировать магию тебе мешает эта конструкция, лабиринт? Я почти уверена, что так и есть. Ты… ты всё ещё не хочешь вернуть себе память? Я скользила пальцами по его клеймам. Вовсе несложно прикасаться к больному месту осторожно, если… чувствуешь. И это не имело никакого отношения к магии, но каждое касание было откровением. Больше всего на свете я не хотела думать о том, что, возможно, Фенрис ощущает меня иначе. Он взял мою руку и прижал к губам. — Может быть, ты и права. Стоит попробовать.*** Титул Защитницы Киркволла привнёс в мою жизнь множество неожиданных изменений. Первый Чародей и Рыцарь-Командор настояли на моём вступлении как в Круг магов, так и в орден храмовников, официально — для того, чтобы не вызывать недовольства Церкви. На деле же они получили возможность полноправно использовать меня в качестве защитного буфера при разрешении всевозможных щекотливых ситуаций, которые между этими вечно грызущимися организациями возникали с завидной регулярностью. Моё положение было весьма неопределённым. С одной стороны, оба ордена должны были прислушиваться ко мне, так как Защитник на землях Киркволла имел власть неоспоримую, с другой — я была вынуждена подчиняться, потому что, демон побери, родилась магом. Не знаю, как обстояли дела с геройством у Натаниэля, но я по факту стала чрезвычайно элитной и почитаемой наёмницей, оплачиваемой из городской казны. А вся та знать, что недавно воротила нос при встрече со мной, теперь сослала своих избалованных сынков к дверям моего особняка. Стоило мне выйти из дома, как рядом тут же материализовывался какой-нибудь лощёный аристократишка и, заискивающе улыбаясь, предлагал сопровождать меня хоть в логово Архидемона. Разумеется, незадачливый ухажёр мгновенно испарялся, едва услышав, что направляюсь я в Нижний город или на Рваный Берег. Фенрис на этих молодчиков по большей части не обращал внимания, пока им хватало ума не загораживать ему путь. А вот меня слухи о ?пристрастии Защитницы к остроухим? приводили в такую ярость, что, казалось, от убийств меня сдерживало только нежелание ввязываться в разборки со знатью. Эти люди презирали Фенриса за то, что он, эльф, беглый раб и маг, осмелился поднять оружие против кунари, пока они дрожали от страха в плену Аришока, и за то, что к нему прислушивалась Защитница. С подсказки Фенриса моим первым распоряжением в новом титуле стал сбор оружия павших кунари и его переправка в Пар Волен. А ещё были маги. Все маги, какие только были в Киркволле, отступники и чародеи Круга, все как один сочли моё возвышение ознаменованием новой эпохи, эпохи больших перемен и свобод для тех, кому не посчастливилось родиться с ?даром?. Меня заваливали письмами, в подавляющем своём большинстве анонимными, с бесконечными мольбами, просьбами, увещеваниями о том, чтобы я выторговала у храмовников неприкосновенность ещё для одного, двух, трёх, десятерых магов, чтобы вывела из Каземат совершенно безопасного, но приговоренного к усмирению ученика, чьего-то ребёнка или отца, и так далее, и тому подобное. Я все эти призывы игнорировала, и в скором времени мне стали приходить даже угрозы, нелепые, потому что стараниями Варрика достоверными сведениями обо мне располагали только друзья, для остальных я была легендой, сказочным персонажем, потерянной прапраправнучкой королей Неварры, Антивы и Ферелдена, четырёхюродной сестрой императрицы Селины, ведьмой из Диких Земель и внебрачной дочерью долийской Хранительницы клана Васнадуль.
Но от некоторых магов нельзя было так просто отмахнуться.
В лечебнице было на удивление малолюдно. Поймав на себе недоверчивый взгляд пациентов, я ощутила неловкость от того, что слишком хорошо одета для этого места. В углу свернулись три тощих кошки. Встревоженная и бледная Фанни запихнула меня в дальнюю комнату. Я не могла не заметить, как при этом омрачилось её лицо, а руки начали едва заметно дрожать. — Я не стану помогать подполью, — в тысячный раз повторила я спине Андерса. Этот спор уже набил мне оскомину.
От отступника разило энергией Тени. В последнее время Справедливость стал чаще брать над ним верх во время сильных эмоций. Мне это совсем не нравилось. — Ты вернула мальчишку в Круг. Я поджала губы, моля духов о терпении. — Эмиль был слаб.
— В Круге его ждёт усмирение! — Андерс резко обернулся. Он стоял близко, глядя на меня сверху вниз, и мне приходилось задирать голову. Если когда-нибудь я и ненавидела свой рост, так это во время споров. — А на свободе — одержимость, — я выплюнула последнее слово с нескрываемым презрением, и удивилась — откуда во мне взялась эта жестокость? — У него есть по крайней мере два года, чтобы подготовиться к Истязаниям.
— Что из тебя сделал этот эльф, Хоук?! Ты стала марионеткой храмовников! Я усмехнулась. — Действительно, думаешь, проблема в Фенрисе? Не в том, что мы — единственные свободные маги? Не в том, что Орсино посылает меня помогать отступникам, которые оказываются малефикарами?! Конечно, Первый Чародей был слишком занят, чтобы упомянуть о такой досадной мелочи! Андерс резко переменился в лице и отступил назад, потирая лоб. — Малефикарами? — Двое из трёх, — кивнула я. — Одна укрывалась детьми. Прости меня, Андерс, но если ты не в состоянии уследить за подпольем сам… — я хотела добавить ?так хоть не мешай работать храмовникам?, но осеклась. Ни к чему было разжигать лишнюю ссору, наши отношения и так трещали по швам в последнее время. — Магия должна служить лучшему в нас. Если отступники нуждаются в моей помощи, пускай докажут, что достойны свободы. — Это всего лишь люди, Айрин. Не каждому суждено стать Защитником. Ты сама всю жизнь бежала от храмовников! — Но мой отец озаботился тем, чтобы дать мне образование Круга. Ты не знал моего отца, Андерс. Я прошла Истязания в свой пятнадцатый день рождения. Знаешь, каково это, проснуться утром и получить вместо подарка чашу с лириумом? Во сколько ты впервые вошёл в Тень? В двадцать? — В восемнадцать. Я был способным учеником, а наставникам надоело отдуваться за мои побеги. Но… кажется, я понял, что ты имеешь ввиду. Я не стану втягивать тебя в дела подполья. Я облегчённо вздохнула. Это была небольшая победа. С Орсино дела обстояли сложнее. Первый Чародей встречал меня с неизменной улыбкой, от фальшивости которой я каждый раз отгораживалась магическим щитом, хоть и знала, что в Казематах мне ничего не угрожает. Эльфу не нравилась моя странная магия, моя свобода и моя способность подвергать критической оценке чужие слова. Он рьяно ратовал против произвола храмовников, но сам предпочёл бы иметь в моём лице, да и в своих помощниках, безвольных кукол, слепо подчиняющихся всем его указаниям. Я не тешила себя иллюзиями, что Рыцарь-Командор пожаловала мне титул и свободу из большой любви к магам – это был мудрый политический ход, избавивший орден от необходимости следить за невидимками, для которых даже филактерии с кровью сделать нельзя, а заодно снабдивший полезными кадрами и порядком осветливший репутацию храмовников. Однако Мередит прямо излагала свои недовольства, условия и просьбы, а это внушало уважение и некоторое доверие.*** Я жила на два дома. Просыпаясь утром, я не могла с уверенностью сказать, где останусь на следующую ночь. Часто я допоздна засиживалась в лаборатории, и Фенрису приходилось оттаскивать меня от схем заклинаний едва ли не силой, но столь же часто мне самой доводилось отбирать у любимого книгу в попытке обратить на себя внимание. Я принимала такое положение дел как должное, и когда Варрик однажды спросил, почему мы с Фенрисом до сих пор не живём вместе, была застигнута врасплох. Эльф же на это лишь усмехнулся, заявив, что переезд одного из нас был бы слишком трудоёмок в связи с транспортировкой библиотеки. Я — магия, а всё, что не я — музыка. Если бы мне кто-то сказал, что можно привыкнуть к этому ощущению, я бы не поверила. Но лабиринт принимал меня снова и снова, и я уже не удивлялась, ощущая себя им. С каждой новой открытой дверью песня делалась увереннее и искусней, а Фенрису становилось всё проще контролировать свои силы. Моренаус резко вжал свою жертву в стену, заломив ей руку. Мать коротко вскрикнула и испуганно зажала себе рот свободной ладонью. На запястье поверх цветущих жёлто-зелёных проступили свежие багряные кровоподтёки.
— Мама! Варанья бросилась было к ней, но от ленивого, наотмашь, удара упала на бок.
Мимолётную тяжесть в руках Лито заметил запоздало, когда массивная глиняная чаша уже врезалась в плечо Моренауса, заставив того вскрикнуть и отшатнуться, и была разорвана магической вспышкой.
— Ах ты ублюдок! Рабам не выносили смертного приговора. За убийство чужого раба полагался штраф, равный его стоимости. Ещё не обученные ремеслу дети стоили дёшево.
Осознание близкой смерти накрыло Лито ледяной волной, смыв все мысли. В холодной пустоте Лито с кристальной ясностью видел траекторию полёта зарождающегося огненного шара. Он сделал шаг с этой линии, и тело, неожиданно, подчинилось. Нырнув в дымящийся в стене пролом, Лито схватил булыжник. Следующий огненный шар превратил камни у его ног в раскалённую массу, но Лито уже ушёл в сторону кувырком. Его нехитрый снаряд угодил Моренаусу в локоть, лишив возможности швырять огонь с правой руки. — ТЫ СДОХНЕШЬ! — маг выбежал на улицу, и по неширокому проулку между бараками покатилась волна синего пламени. Лито казалось, что мир вымер. Вечно снующие туда-сюда рабы попрятались в убежища, не решаясь встать на пути у ученика магистра, только откуда-то слева из-за стены слышался детский плач. Кто-то оставил на улице корзину с бельём, синий огонь слизнул её, не оставив даже дыма. Пламя двигалось быстро, Лито видел, что не успеет добежать до конца барака. Он попытался. — Беги, гадёныш, беги! — вопил Моренаус. Лито никогда в жизни не бегал так быстро. Но этого было недостаточно. Подпрыгнув, Лито ухватился за низкую крышу барака, подтянулся. Хлипко держащаяся доска затрещала, надламываясь, но волна пламени уже миновала, пройдя под Лито. Доска не выдержала. Лито рухнул наземь, к ногам неумолимо приближающегося мага, в левой руке которого уже собиралась молния. Лито вцепился в предательскую деревяшку, поднимая её словно меч. Нужно было хотя бы попытаться… — Моренаус! — негромкий оклик заставил мага недовольно поморщиться, погасить молнию и обернуться в поклоне. — Да, учитель? Магистр Данариус не стал утруждать себя ответом. Он не спеша приблизился и вперился в ученика красноречивым взглядом, требуя объяснений. Моренаус как-то сразу сник и ссутулился. — Этот ублюдок напал на меня. Магистр перевёл взгляд на Лито, хмыкнул и погладил двумя пальцами маленькую треугольную бородку. — Твой ублюдок, я полагаю. Что бы могло его спровоцировать? Лицо Моренауса исказила плохо скрытая гримаса гнева и отвращения. Магистр сделал вид, что этого не заметил, и хмыкнул, рассматривая Лито: — Какой грозный Волчонок. У тебя есть потенциал. Опусти свою палку. Завтра на рассвете на тренировочном дворе тебя будет ждать мастер над оружием. А тебе, Моренаус, следует знать своё место и помнить, что если бы у тебя не проявился дар, ты остался бы в этих бараках. Иди и помоги Адриане в лабораториях. Более не удостоив ни одного из эльфов и взглядом, магистр Данариус развернулся и удалился в том же направлении, откуда пришёл. Моренаус, зло сплюнув, последовал его примеру. Вытаскивая из ладоней занозы, Лито удивлялся счастливой случайности, что для ежемесячного визита в бараки магистр Данариус выбрал именно этот день и час. Или, быть может, он просто увидел вспышки из сада… Фенрису становилось всё проще контролировать магию, вот только я никак не могла избавиться от чувства вины за то, что лезу в чужую, пусть и такую любимую, голову.*** Я стала тётей в последний день Парвулиса. Трудами Андерса, сияющая от счастья Мерриль уже через несколько часов после родов не только крепко стояла на ногах, но и приплясывала вокруг увитой цветущими лианами колыбели, с гордостью демонстрируя друзьям сладко посапывающую дочь. Карвер, немного раздосадованный тем, что жена отказывается смирно лежать у него на руках и вместо этого рвётся танцевать, сурово прикладывал палец к губам каждый раз, когда кто-то по неосторожности позволял скрипнуть двери. Но стоило ему отвлечься, как улыбка от уха до уха озаряла его лицо. В конце концов я сжалилась над братом, окружив колыбель Алии звуконепроницаемым коконом. Это было более чем кстати, так как друзья вознамерились немедленно отметить великое событие по всем правилам, включая попойку и магический фейерверк.
Авелин и Доник сдержанно поздравили счастливых родителей, а после шушукались в уголке, явно обсуждая проект собственных спиногрызов. Изабелла едва не задушила lethallan в объятиях, но так и не смогла вытянуть её из спальни к общему празднеству, хотя Орана так и рвалась последить за малышкой, пока Мерриль будет внизу. Вымотавшийся Андерс весь вечер держался тихо и как-то отстранённо. Вообще, в последнее время он всё реже появлялся в нашей компании, по уши погружённый в проблемы подполья. Варрик иногда мимолётно хмурился, глядя на него. Я смутно подозревала, что гному докладывают о всех действиях отступника, и эта информация приходится ему не по вкусу. Однако мне было достаточно препираний с сильными города сего, и на то, чтобы из заботы о друге совать нос в дела подполья, у меня попросту не хватало ни сил, ни нервов. К слову, меня несказанно удивила внезапно проявившаяся у Варрика любовь к детям. Он дольше всех задержался у колыбели, с нескрываемым восхищением разглядывая миниатюрные ладошки Алии, её немного заострённые ушки, и гадая, на кого из родителей какими чертами лица она похожа. Я подозревала, что едва племяшка подрастёт, гном станет заявляться в наш дом куда чаще, чем прежде.*** Лито ночевал в оружейной при тренировочном дворе уже третий месяц — с тех самых пор, как магистр Данариус объявил о турнире за место его телохранителя и пообещал исполнить желание победителя. Столь щедрая награда привлекла к состязанию не только рабов, но и либерати и даже некоторые сопорати, из бедных. В общей сложности — четыре десятка эльфов и людей. Впрочем, Лито не сомневался, что ещё до второго тура их количество сократится втрое.
Лито ночевал в оружейной уже третий месяц, и едва проснувшись брался за меч. Перетруженные мышцы уже давно перестали болеть — а, возможно, Лито просто устал обращать на это внимание. Синяки тоже давно не всходили — даже мастеру над оружием, знавшему Лито ещё ребёнком, теперь редко удавалось обойти его защиту и тем более уклониться от контр-атаки. Ученик превзошёл учителя. К середине турнира останутся только специально обученные рабы, обречённые драться на смерть. Возможно, трое или четверо из них даже знают, за что сражаются на самом деле — за шанс стать сильнейшим воином из всех живущих. Хотел ли этого Лито? Он не был уверен. Однако он точно знал, что одержит победу и что попросит в качестве награды. Пусть даже это будет последнее желание в его жизни.*** — Хоук, мне кажется, тебя здесь немного… преувеличили, — с нескрываемым ехидством заметил Варрик.
Изабелла расхохоталась. Некоторые из близстоящих аристократов прыснули. Как назло, вся подготовленная речь разом вылетела у меня из головы, едва гигантское полотно, прикрывавшее монумент, рухнуло к нашим ногам. Я честно пыталась вернуть лицу вменяемое выражение, потому что Фенрис уже подталкивал меня к статуе.
Скульптор, ваявший это, совершенно точно не был знаком ни со мной, ни вообще с кем-либо, хоть раз видевшим меня воочию: трёхростовая женщина комплекции Авелин в подобных же доспехах поставила ногу на отрубленную голову Аришока и салютовала посохом, на её переносице красовался широкий шрам, а короткие каменные волосы были растрёпаны. Ну, хоть в последнем не соврали…*** Вот уже несколько месяцев Изабелла была напряжена более, чем обычно. Она пыталась казаться весёлой и беззаботной, но было видно, как слабо успокаивали её заверения Варрика о том, что Кастильона ей бояться нечего. В конце концов Тетрасу надоело наблюдать за издёрганной пираткой и работать, по сути, в информационной защите. Перейдя в нападение, он в два счёта вызнал не только расположение логова торгово-криминального авторитета, но и все пароли и явки. Мы решили посетить это чудное место. — Похоже, это здесь, — заключила я, созерцая тяжёлую дверь, укреплённую металлическими полосами. От кого ?Армада Удачи? собиралась обороняться таким образом, оставалось неясно — стража Киркволла была вынуждена мириться с ней из-за связей ?Армады? со знатью. Прежде, чем Фенрис успел поднести кулак к дереву, дверь отворилась. Высокая смуглая брюнетка учтиво пригласила нас войти. — Чем обязаны вашему визиту, Защитница? — Мы хотели бы видеть Кастильона. — Я провожу вас. Мы прошли за ней по длинному узкому коридору к длинной лестнице. Похоже, обитаемые помещения ?Армады? были надстроены прямо над складами. Изабелла не снимала ладоней с рукоятей кинжалов, а я пристально всматривалась в фигуру нашей проводницы. Её жёсткое широкоскулое лицо показалось мне смутно знакомым, хотя я была уверена, что никогда прежде с ней не встречалась. Женщина словно почувствовала мой взгляд, обернулась, напряжённо улыбнулась и ускорила шаг. — Странно. Она не удивлена видеть нас здесь. У этой нервозности есть другие причины. Нужно быть осторожными, — тихо произнёс Фенрис мне в ухо. Я кивнула. Женщина остановилась перед дверью, сделала нам знак немного подождать и впорхнула внутрь. Из коридора был слышен короткий диалог: — Милый, к тебе Защитница со своим эльфом и та пиратка, как её… — Изабелла?! Вели войти! Дверь распахнулась. — Прошу вас, — пригласила женщина. Представительный мужчина, шрамы которого свидетельствовали о полузабытом разбойничьем прошлом, приподнялся из-за стола, жестом приглашая нас расположиться в креслах напротив.
— Шарада, крошка, прошу тебя, принеси нашим гостям антиванского вина и сыра, — не терпящим возражений тоном распорядился Кастильон. Шараде столь грубое обращение явно пришлось не по нраву. Она недовольно дёрнула уголком рта, но скрылась за дверью, перед этим на мгновение встретившись со мной взглядом. — Присаживайтесь, — со скрытым нажимом озвучил Кастильон, видя, что мы остались стоять. Оба кресла спинками были обращены к двери. Такое положение вещей не нравилось ни мне, ни Фенрису, ни Изабелле. Я мельком бросила взгляд на любимого, он едва заметно кивнул и прислонился спиной к стене сбоку от стола так, чтобы, вроде, и участвовать в беседе, и наблюдать за входом. Для бывшего пирата это не осталось незамеченным. — Итак, монна Хоук, чем могу быть полезен? — Давайте на чистоту, Кастильон. Прекратите преследовать Изабеллу. Мужчина откинулся на спинку стула, смерив меня оценивающим взглядом. — Люблю прямолинейных. Что ж, хорошо, давайте говорить откровенно. Изабелла мне крупно задолжала. Как я слышал, деньги у неё сейчас водятся, но она не спешит платить по счетам.
Пиратка гневно сплюнула на пол. — Ублюдок! — Шлюха, воровка, убийца. Мы продолжим перечислять факты, или перейдём к делу? Защитница, вы не сможете покрывать её вечно. — Ты торгуешь людьми, сукин ты сын! — С этого места поподробнее, — Фенрис вспыхнул и подался вперёд. Кастильон не удостоил его даже взглядом. — Ложь и клевета. Твоё слово против моего, Изабелла. Я хмыкнула. — Я более склонна верить ей. — Защитница, вы вольны верить, во что хотите. Но раз вы столь любезно привели ко мне мою должницу, прошу меня извинить, она не выйдет отсюда, пока не заплатит по счетам. — Аришок утверждал примерно то же самое, — дерзко усмехнулась пиратка, бросая взгляд на меня. — Вы на моей территории, среди моих людей. — Кастильон явно начинал закипать. — Твоя подруга не сможет повторить здесь то же представление, что устроила в Крепости Наместника, не вызвав гнева храмовников. На лице Фенриса застыла маска спокойствия. Я вздохнула.
— Почему мне все пытаются угрожать? Отпустив Изабеллу, вы сэкономите время, деньги и нервы, потому что до неё вам всё равно не добраться. И нам вовсе не обязательно устраивать представление, чтобы выйти отсюда. Что до работорговли… К сожалению, у нас нет никаких доказательств. Но если они появятся, разговор будет иным, с присутствием капитана городской стражи. Дверь скрипнула. Краем взгляда я заметила, как встрепенулся Фенрис и как, вскочив, схватилась за клинки Изабелла. Я же следила за Кастильоном, готовая в любой момент наполнить магией форму щита-колпака. Все мы были готовы к драке, но вошедшей оказалась Шарада, хоть и вооружённая луком и кинжалом, но в руках держащая всего лишь охапку бумаг. На лице Кастильона медленно проступило недоумение, а затем резко злость. Я привела в действие щит.
— Это планы по развитию сети работорговли в Вольной Марке, — Шарада небрежно бросила бумаги передо мной на стол. — Я подумала, что они могут вас заинтересовать. И да, это я слила информацию вашему гному. — С-сука! — Прошипел Кастильон, врезавшись в невидимую преграду, так что непонятным осталось, кому предназначался его возглас. — Но почему? — спросила я, передав Фенрису на поддержку форму заклинания и бегло просматривая письма, договора, записки… их было много, слишком много для того, чтобы всё сошло Кастильону с рук. — ?Армада? давно его не жалует, — Шарада кивнула на своего бывшего не то начальника, не то любовника. — Он компрометирует нас перед законом больше, чем все остальные вместе взятые. Мы стараемся, чтобы наша деятельность на суше была легальной хотя бы формально, он — нет. Самым сложным было добраться до сейфа в его спальне. Кроме того, мне нужна от тебя одна услуга, Хоук. Я удивлённо воззрилась на неё. Это заявление было уж совсем неожиданным. — Какая же? — Устрой мне встречу с Гамленом. Я хочу загадать папочке шараду. Я обрела двоюродную сестру — авантюристку из ?Армады Удачи?. Шарада не была пираткой, в море выходила не более десяти раз в жизни, и работа её по большей части заключалась в охране нелегальных грузов и в заключении сделок с некоторыми клиентами. Она была такой же контрабандисткой, как и я когда-то. Отличие заключалось лишь в том, что Шараде этот промысел нравился. Первое время мы много общались. Нам было, что рассказать друг другу — на доли обоих выпало немало приключений. Так, Шарада поведала о своих многолетних поисках самоцвета Керошека и о том, каким разочарованием они обернулись. Однако через некоторое время стало ясно, что кроме авантюр нам обсуждать почти нечего. Сказывалась разница характеров: практичная и жёсткая Шарада, тем не менее, обожающая интриги, на мои отчасти инфантильные принципы непричинения вреда, прямоты и бескорыстной помощи единомышленникам смотрела с недоумением, а я думала, что из неё получилась бы несравнимо лучшая аристократка, чем из меня.*** Фенрис откладывал визит в бараки сколько мог. Не потому что мягкая кровать и хорошая еда прельщали его больше деревянной скамьи и жидкой каши, просто… просто победа не была сладкой. Фенрис убедил себя, что способен проглотить любую горечь, и со временем смог свыкнуться, подчиниться этому мерзостному вкусу. Мать и Варанья, конечно же, не догадывались, какой ценой он купил их свободу, и это должно было приносить облегчение, но почему-то не приносило. Фенрис боялся встречи с ними, боялся словом или жестом выдать свои чувства, и заранее боялся лживости, которая пропитает эту встречу — последнюю, как он надеялся — насквозь. Бараки… воняли. Фенрис удивился, что прежде не замечал этого. Неужели успел отвыкнуть? Эльфы всегда косились на него с некоторой опаской — слишком высокий, рыжий, угрюмый и молчаливый, он всегда был замкнут в своих мыслях, и вместо того, чтобы падать ниц перед господами, лишь обречённо склонял голову, а после отходил, стискивая зубы. Он был слишком похож на отца — внешне; и эльфы, осознавшие сей прискорбный факт, не любили Фенриса уже только по этой причине. Откуда им было знать, что сам Лито эту схожесть ненавидел? Мать иногда испуганно вздрагивала, когда, не ожидая, вдруг натыкалась на него краем глаза. Ей требовалось время — хоть и всего доля мгновения — на осознание. Эльфы всегда косились на него с некоторой опаской, но теперь откровенно боялись, старались обойти стороной и не привлечь к себе внимания, шептались за спиной. Шептались тихо, но Фенрис, с рождения наделённый острым слухом, различал обрывки: ?убийца?, ?выскочка?, ?любимчик магистра?, ?сын своего отца?.
Фенрис толкнул дверь родного дома. В комнате ничего не изменилось, разве что посуда была отдраена чище обычного и чрезмерно аккуратно составлена рядком на столе. Личные вещи матери и Вараньи поместились в два небольших узла — одежда, инструменты, немного еды и лекарственных трав. Узел Вараньи уже стоял в углу, но мать всё ещё возилась со своим, то и дело перекладывая вещи. Обняв и поцеловав в макушку сестру, Лито подошёл к матери. Она устало подняла на него глаза и вымучено улыбнулась. — Совсем не такой бледный, как был. — Магистр заботится о своих телохранителях, — сдержанно кивнул Лито, на мгновение прикрыл глаза, собираясь с силами, и отвязал от пояса кошелёк. — Здесь немного серебра и пара золотых. Должно хватить на первое время.