10 глава. (1/1)

Великобритания.Букингемский дворец. Но, а тем, же, вечером, Британский король Георг занимался чтением государственно важных бумаг. Он находился за столом в своём рабочем кабинете, освещаемом лёгким мерцанием, горящих в золотых канделябрах, восковых свечей, когда к нему бесшумно и с почтительным поклоном подошёл секретарь. Он нёс в руках серебряный поднос с, лежащим на нём, конвертом.--Что случилось, Себастиан?—заинтересованно спросил у секретаря король, прервав дела и пристально смотря на него. Секретарь собрался с мыслями, и, медленно протягивая поднос, чинно ответил:--Российский Государь Император прислал телеграмму для Вашего Королевского Величества с ?Титаника?. Георг заинтригованно хмыкнул, и, не в силах, побороть, мучившее Его, любопытство, взял с подноса конверт и, вытащив из него аккуратно сложенный лист с эмблемой компании ?Белая звезда?, развернул его и принялся увлечённо читать. Миловидное лицо монарха из весёлого, постепенно становилось серьёзным, а потом и вовсе гневным. Наблюдая за ним, молодой секретарь боялся спросить о том, что так сильно разгневало Его Королевское Величество, пока, наконец, король с яростью ни скомкал в сильной руке проклятую, на его взгляд, телеграмму и ни бросил её в, горящий в мраморном камине, огонь.-- Никогда не бывать этому! Я покажу им, как крутить шашни, за моей спиной!—с угрозой в голосе громко проговорил он, и, выдержав короткую паузу, приказал секретарю.—Утром, когда вся моя семья соберётся в столовой завтракать, вы объявите им скорбную весть о том, что этой ночью, в ледяных водах Атлантического океана потерпел крушение ?Титаник?, унеся с собой на дно жизни сотен пассажиров и членов команды. Моя неразумная дочь, принцесса Ореола, а ныне Великая княжна Ольга Фёдоровна оказалась в числе погибших! Между мужчинами воцарилось длительное, очень мрачное молчание, во время которого Георг воспользовался растерянностью своего секретаря, и, быстро написав текст телеграммы для барона Джона Браэртона, в которой приказал ему утопить шикарный корабль и во время катастрофы, по возможности, убить капитана, а в награду за это, дарил барону юную княжну, позволяя, делать с ней всё, что вздумается. --Отправьте это на ?Титаник? для барона Браэртона!—бесстрастно приказал секретарю король, нарушив мрачное молчание. Его голос стал более спокойным и твёрдым, властным и решительным. Секретарь, хотя и оставался обеспокоенным за судьбу прекрасного корабля и всех, плывущих на его борту, людей, не посмел ослушаться. Он почтительно откланялся и ушёл, безропотно выполнять приказ по отправлению телеграммы с жестоким приговором. Георг, удобно сидя в любимом мягком кресле, уже не увидел уход секретаря. Он мрачно смотрел на, плавно и затейливо танцующий в камине, огонь, согревающий его своим теплом. мысли Британского Короля занимал, совсем некстати, случившийся между юной принцессой и почтенным морским капитаном, бурный роман. Георг пытался понять, где он допустил оплошность и почему этого не предусмотрел. Ведь у него всегда всё было под контролем, из-за чего из его трепетной груди вырвался печальный вздох. Он обхватил голову сильными руками и чуть слышно проговорил в тишину, при этом из его светлых глаз текли горькие слёзы:--Прости меня, Ореола! Только древние Королевские законы должны соблюдаться, не смотря ни на что! Раз ты решилась пойти им наперекор, то и должна понести соответствующее наказание. Здесь нет места любви и страсти! Мы всегда обязаны помнить о том, какое место занимаем в жизни и то: кого нам можно любить, а кого нет!?Титаник?.Позднее. Получив телеграмму от Его Королевского Величества, относительно незавидной судьбы их капитана с его очаровательной юной возлюбленной, молодые радисты Филлипс и Брайт были потрясены до глубины души её жестоким содержанием. Они молча смотрели друг на друга, не зная того, как им поступить. Работа не шла из-за того, что всё валилось у них из рук. Неизвестно, сколько, они просидели в своём скорбной молчании, пока в рубку ни пришла ирландская графиня Корделла. Она, словно учуяла неладное, и, внимательно смотря на радистов, решительно потребовала:--Отдайте мне эту проклятую телеграмму! Я знаю, что с ней делать. Её воинственный тон вывел молодых радистов из мрачного ступора. Они мгновенно воспряли духом, и, не говоря лишних слов, отдали ненавистную телеграмму в изящные руки молодой ирландке. Она взяла, и, даже не читая содержание, быстро разорвала её на мелкие клочки.--Ничего страшного не случилось! Продолжайте выполнять свою работу, а если по телеграфу придёт ещё что-то подобное, несите это сразу к Государю Императору!—весёлым тоном порекомендовала она им и, слегка придерживая шёлковую василькового цвета юбку-колокол, грациозно покинула радиорубку. Корделла решила отправиться в императорские апартаменты для того, чтобы известить Государя о, присланной от Британского короля барону Браэртону, телеграмме. И не зря. Император Николай находился в просторной гостиной своей каюты в императорских апартаментах. Он, одетый в торжественную форму преображенского офицера, в терпеливом ожидании детей, удобно сидел в мягком кресле, обитом парчой, кресле из слоновой кости, которое было украшено сусальным золотом, как и вся лепнина. Комнату освещали, горящие в золотых канделябрах, свечи. Тихо потрескивали дрова в мраморном камине, распространяя по всему пространству приятное тепло и лёгкий хвойный аромат. За окном было уже совсем темно и очень холодно. На тёмно-синем, почти чёрном, небосклоне ярко светили звёзды, похожие на россыпь бриллиантов. Император пребывал в гордом одиночестве, что позволяло ему, хорошо подумать о том, как ему защитить своего нового адмирала и юную Великую княжну от гнева русских и британских венценосных родственников, вызванного Его Высочайшим решением, в течение этих двух месяцев, соединить возлюбленных священными узами брака. Он даже не догадывался о том, что первая ласточка их праведного гнева уже прилетела, пока ни заметил присутствия в ампирной бледно-сиреневой гостиной графини Корделлы.--Что случилось, Делла? Почему у тебя такое обеспокоенное выражение красивого личика?—заботливо спросил девушку император, позволяя ей приблизится и одаривая её Высочайшим вниманием. Корделла сделала почтительный грациозный реверанс, и, мягко подойдя к нему, сообщила о присланной телеграмме от британского короля. Она была адресована барону Джону Браэртону. Корделла так же пересказала Государю её содержание, из-за чего между ними воцарилось мрачное молчание. Император был одновременно разгневан и озадачен непониманием кузена Джорджи. Ведь в своей телеграмме, Николай ясно объяснял ему о том, что решение о скором венчании адмирала Эдварда Смита с Великой княжной Ольгой Фёдоровной исходило от здравого ума и чистого сердца.--А Её Императорское Высочество знает о телеграмме?—встревожено осведомился у графини Николай. Она миролюбиво улыбнулась одной из своих очаровательных улыбок, способных пленить, кого угодно и спокойно ответила:--Нет, Ваше Императорское Величество! Её Императорское Высочество находится в каюте Их Императорских Высочеств. Я сама видела, как она, сопровождаемая капитаном, шла на императорскую территорию. У них было, весьма, приподнятое настроение. Они даже смеялись. Николай одобрительно кивнул и уже хотел, объяснить истинную причину, по которой юная княжна с этой ночи, станет жить в отдельной каюте, как в эту самую минуту, услышал, доносящийся из коридора, весёлый звонкий смех и душевный, полный искренней страсти, разговор Ольги Фёдоровны с капитаном Смитом, что вызвало в Государе добрую улыбку. Но, а в эту, же самую минуту, что касается тупоголовых и трусливых подчинённых коварного барона Джона Браэртона, они, переодевшись в судовых кочегаров, влились в их ряды во время пересменки с инструктажом, терпеливо дождались окончания офицерского обхода, который совершили, возглавляемые капитаном Смитом, старшие офицеры, занялись раскладкой взрывчатки во все жизненно важные места шикарного лайнера, сделав предварительный математический расчёт и создавая видимость того, что занимаются работой кочегара лишь для того, чтобы ни привлекать к себе внимания представителей командного состава и волчьей стаи. Только всё равно попались на глаза, случайно зашедшей в машинное отделение, Юлии Волынской, которая трепетной душой почувствовала неладное и, непреодолимо захотела проследить за подозрительными кочегарами, затаившись за углом, а точнее за ящиком с углём и, не обращая внимания на невыносимую жару, из-за которой шикарные распущенные густые длинные волосы цвета тёмного шоколада облепили разрумяненное лицо, собственно, как и простенькое платье, прилипшее к стройному телу из-за пота, который солёным прозрачным ручьём стекал с неё, при этом на душе у юницы было так невыносимо скверно от дурных предчувствий с подозрениями, что она уже даже начала обмахиваться веером, чем и, случайно привлекла к себе внимание одного из представителей волчьей стаи, который, обмолвившись парой фраз с коллегой, бесшумно подошёл к девушке и чуть слышно спросил, привлекая к себе её внимание:--Барышня, что вы здесь делаете? Пассажирам нельзя здесь находиться! Немедленно уходите отсюда! Благодаря чему девушка, мгновенно опомнилась и неумело принялась оправдываться, намекая на подозрительных кочегаров, раскладывающих что-то подозрительное, похожее на коробки с мылом, сплетённые между собой проводами, чем крайне удивила внимательного собеседника, не понимающего одного, как она в такой жаре и при густом паре с потом, смогла рассмотреть увлекательное занятие пятерых странных бугаёв, внедрившихся в кочегарский состав новой смены, но всё, же решил держать их под пристальным присмотром, а уж потом решить: сообщать о них капитану, либо нет. На этом молодые люди и расстались: кочегар вернулся к своим прямым обязанностям, а Юлия в свою каюту для того, чтобы привести себя в благопристойный вид. Тем временем, возлюбленная пара остановилась посередине коридора, залитого приглушённым светом от, вкрученных в золотые настенные бра, включенных ламп, которые имели форму пламени. Их лёгкое мерцание плавно окутывало и отражалось в светлых, затуманенных страстью, глубоких глазах возлюбленных.--Ах, Эдвард! Знал бы ты, как мне надоело украдкой встречаться! Скорее бы уже нам быть вместе!—измученно вздыхая, печально сетовала юная девушка. Она смотрела на почтенного избранника чрезвычайно серьёзным бирюзовым взглядом, в котором отчётливо прочитывались невыносимая грусть, душевная усталость и огромная любовь. Разделяя искренние чувства юной возлюбленной, капитан Эдвард Смит умилённо вздохнул, и, заботливо сжимая её изящные руки в своих сильных руках, подбодрил:--Наберитесь терпения, Ольга! Ведь впереди нас с вами ждёт ни одна счастливая ночь! Их будут тысячи, а может и больше! При этом его доброе морщинистое лицо излучало огромное душевное тепло, невидимыми волнами плавно передавшееся прекрасной юной девушке. Оно согрело её и помогло воспрять духом. Она с трепетным вздохом прильнула к мужественной груди любимого мужчины, чувствуя то, с какой искренней нежностью его сильные руки гладят и пропускают между пальцами золотистые спиральные шелковистые локоны, источающие приятный цветочный аромат, смешанный с морозной морской свежестью. В эту самую минуту бесшумно открылась дверь каюты Их Императорских Высочеств, и в коридор мягко вышли, уже одетые в великолепные вечерние платья, Великие княжны, ставшие невольными свидетельницами романтичной сцены. Она их даже не смутила, ведь венценосные девицы уже давно знали о том, какие трепетные нежные чувства существуют между почтенным капитаном их прекрасного ?Титаника? и юной кузиной. Они только не понимали одного, почему влюблённая пара никак официально ни оформит свои отношения. Сколько можно мучиться и страдать от непреодолимого желания быть вместе, и, ни от кого, не таясь.--Да, поцелуйтесь вы уже! Горько!—восторженно и доброжелательно воскликнули хором Великие княжны, чем и смутили возлюбленных. Те почувствовали себя, застигнутыми врасплох, из-за чего слегка покраснели и скромно заулыбались друг другу.--Ну и, что станем делать?—робко спросил юную возлюбленную капитан. Она трепетно вздохнула и одарила его ласковым взглядом, в котором ощущалась какая-то загадочность, заставившая почтенного морского волка, внутренне напрячься. Он настороженно посмотрел на очаровательную юную возлюбленную, силясь понять, что она задумала. Неужели Ольга заставит его пылко целоваться с ней на виду у Венценосных девиц? Беспокойные мысли унесли капитана так далеко, что это ни осталось не замеченным от проницательного взгляда девушки. Она заворожено улыбнулась ему и чуть слышно заверила его, из-за чего он внутренне весь затрепетал и смутился ещё сильнее прежнего:--Не волнуйся, дорогой Эдвард! Я пойду и отвлеку их внимание на что-нибудь другое. Ты, же готовься и настраивайся на то, что сегодня, мы будем любить друг друга до самого рассвета. Сердце почтенного капитана учащённо забилось в мужественной и надёжной, подобно самой прочной скале, груди. Бархатистые щёки залились румянцем. Только, взяв, наконец, бурные эмоции под контроль, он вразумительно проговорил:--Это конечно. Только сначала, я выведу наш прекрасный ?Титаник? из ледяного поля в чистое. Когда, же мы с моими офицерами убедимся в том, что больше никакой опасности нет, я буду в вашем полном распоряжении, Ольга! Не дожидаясь её ответа, капитан Эдвард Смит, ласково погладив девушку по бархатистым щекам, мягкой офицерской походкой покинул императорскую палубу. Он вернулся в управленческую рубку, а стоявшая в романтическом забытьи, Ольга трепетно вздохнула, ощущая учащённое биение нежного сердца. Любовь переполняла юную девушку. Она очнулась лишь тогда, когда дорогие кузины окружили её.--Слава Господу Богу, что, хоть у кого-то из вас обоих возобладал здравый ум! Напрасно ты рассчитывала на то, что ради безумной страсти к тебе, капитан Смит бросит корабль на произвол судьбы! Для этого, он слишком ответственный и никогда не отвлекается на глупости!—с язвительной иронией отрезвляюще произнесла княжна Наталья Берестова. Ольга мгновенно опомнилась и, воинственно взглянув на, появившуюся в коридоре, главную фрейлину, стремительно подошла к ней и влепила звонкую пощёчину. Она не смогла, молча, стерпеть такого к себе отношения и поспешила, поставить княжну на место. --Да, как ты смеешь разговаривать со мной в таком пренебрежительном тоне!? Я тебе не рабыня-наложница, чтобы ты мною командовала! Знай своё место!—гневно бросила наставнице Великая княжна, сверкнув на неё испепеляющим бирюзовым взглядом. Ей непреодолимо захотелось снова ударить, зарвавшуюся негодницу, но вездесущая Наташа пресекла бурный эмоциональный порыв неразумной и, отбившейся от рук, юной подопечной тем, что крепко схватила её за занесённую над ней, руку.--Это, похоже, ты забыла о том, какое место занимаешь! Ты спутница Российского Государя и исполняешь обязанности Императрицы здесь, на корабле, а ведёшь себя так, как потерявшая от безумной страсти, разум девчонка!—отрезвляюще прикрикнула она на подопечную, при этом отбросив её руку. Между девушками воцарилось длительное молчание. Они враждебно смотрели друг на друга и тяжело дышали, из-за чего в воздухе повисла натянутость. Только не зависимо от этого, княжна Берестова даже и не думала гневаться на свою, весьма, юную подопечную. Она хорошо понимала, что та запуталась в личной жизни и потеряла контроль над разумом. Всему виной был этот круиз, ведь это именно он вскружил Её Императорскому Высочеству голову. Думая об этом, Натали тяжело вздохнула и, заботливо обняв девушку за изящные плечи, как родную сестру, уже более спокойным тоном посоветовала:--Оля, да пойми, же ты! Государь никогда не позволит тебе, соединить твою с капитаном жизни. Ведь ты принадлежишь ему, а Его Императорское Величество не из тех, кто раздаёт, принадлежащее ему, имущество. Да и, если рассуждать логически: капитан Смит ни за что не расстанется ради тебя с семьёй. Для этого, он слишком порядочный человек, а ты, всего-навсего, временное помутнение. Так что, возьмись уже, наконец, за ум и возвращайся в лоно Венценосной семьи, а точнее в жаркие объятия к Государю! Только юная Великая княжна, хотя и была ещё разгневанна на свою наставницу за её постоянное чрезмерное вмешательство в личную жизнь, от которого морально устала, но ничего не сказала. Вместо этого она высокомерно фыркнула и, сопровождаемая дорогими кузинами, царственно прошла в каюту Государя Императора. Княжна Наталья Берестова проводила их бесстрастным взглядом, продолжая, считать, что она до сих пор права, а доводы её разумны.--Папа, мы с девочками, настоятельно просим тебя, уволить княжну Берестову за то, что она постоянно вмешивается в наши дела со своими наставлениями и нравоучениями!—высказала их общее с сестрицами и кузинами мнение Великая княжна Татьяна Николаевна, встав напротив, удобно сидящего в кресле за прочтением интересной книги, дорогого папочки. Она не могла больше молчать из-за того, что у них всех уже накипело. Пристальный бирюзовый взгляд с, дрожащими от проникновения в каюту, сквозь слегка приоткрытое окно, приятной вечерней прохлады густыми шелковистыми ресницами, был направлен на него. Изящные руки скрещены на груди, скрытой под плотными слоями великолепного вечернего бледно-лимонного цвета платья и роскошными длинными золотисто-каштановыми волосами, которые были заколоты сзади бриллиантовым гребнем. В них отражалось и плавно распадалось на множество разноцветных огоньков мягкое освещение просторной гостиной комнаты. Николай добродушно ухмыльнулся, и, отложив книгу в сторону, устало зевнул и сердито проговорил, обращаясь к Великой княжне Ольге Фёдоровне, сидящей возле него на пуфике в мрачном молчании и смиренно склонив златокудрую голову:--Лучше иди, собирайся на ужин вместо того, чтобы настраивать моих детей против своих фрейлин, Оля! Он всеми силами старался, вложить в слова лёгкую шутливость, но, не смотря на это, у него получилось резко, хотя в его мыслях не было намерения, обидеть и оскорбить чувства девушки. Только всё равно слова больно задели, из-за чего её ясный бирюзовый взгляд мгновенно потух. Она поникла, словно цветок перед наступлением ночи. Из трепетной груди вырвался печальный вздох. Великая княжна сделала грациозный реверанс, после которого направилась к выходу из императорских апартаментов для того, чтобы уйти в, отведённую для неё каюту, которая была выполнена в светлых фиолетовых тонах с преобладанием золотой лепнины, рам розеток и полуколонн.--Оля, подожди!—окликнул юную девушку Николай, осознав, что, в разговоре с ней, был непростительно резок. Она тяжело вздохнула и остановилась возле металлической двери, за ручку которой взялась, ощущая внутреннее напряжение, внезапно образовавшееся от оклика императора. Девушка замерла, не зная, что ещё ожидать. Какого же было удивление девушки, когда она услышала за своей спиной его мягкие шаги и почувствовала, с какой искренней нежностью, он обнял её за изящные плечи, из-за чего она судорожно вздохнула.--Оля, расслабься! Поверь, в моих мыслях совсем не было, гневаться на тебя. Просто мы с детьми, ужасно, по тебе соскучились. Нам не хватает общения с тобой.—чуть слышно и мягко проговорил над её ухом Николай, обдав атласную кожу девушки горячим дыханием. Она затрепетала и от переизбытка бурных чувств, на мгновение, закрыла бирюзовые, как небо в ясную погоду, глаза.--И, что Вы хотите этим сказать, Ваше Императорское Величество?—обретя, наконец, дар речи, спросила у него Ольга, открыв глаза. Она плавно обернулась и вдумчиво посмотрела на императора, в ожидании ответа. Он не стал её мучить, и, сдержанно вздохнув, ласково погладил девушку по бархатистым щекам, затем приветливо ей улыбнулся и откровенно заговорил:--Оля, я хорошо понимаю, что твоя пылкая любовь к адмиралу Смиту—временное круизное приключение. Рано, или поздно оно исчерпает себя. Поэтому, заверяю тебя в том, что я терпелив и готов ждать твоего ко мне возвращения столько, сколько потребуется. Пожалуйста, помни о том, что мы с моими детьми любим тебя и во всём поддерживаем, ведь ты член нашей семьи и останешься таковой, не смотря ни на что. Его искренние слова тронули юную девушку до глубины души, из-за чего она не знала того, как ей подобрать необходимые слова для выражения своей благодарности. Бирюзовые глаза заблестели от предательских слёз. Чувства захлёстывали её. Не в силах их унять, девушка плавно опустилась перед Николаем на колени, и, припав губами к его руке, дрожащим от волнения голосом, пылко выдохнула:-- Спасибо! Николай заботливо поднял её с колен, и, попросив:--Мы с детьми будем ждать тебя в ?итальянском ресторане?, Оля! Пожалуйста, не задерживайся!—сопровождаемый детьми, чинно покинул свои апартаменты и ушёл в ресторан, где уже, под звуки, проигрываемые музыкантами, лирические мелодии вальсов, на торжественный ужин постепенно собирались пассажиры первого класса. Официанты, одетые во фраки, разносили на серебряных подносах бутылки с различным очень дорогим вином и, красиво разложенные на фарфоровой посуде, изысканные блюда. По обилию великолепных нарядов и ослепляющему блеску бриллиантов, ужин на ?Титанике? напоминал собой великосветский раут или модный показ в Париже. Всюду, в великолепном белоснежном зале, слышались весёлые разговоры, звонкий смех и звон хрустальных бокалов. Все пассажиры первого класса были успешны в жизни, счастливы и довольны собой. Никто из них даже и не догадывался о том, что это их последний ужин на прекрасном корабле, который величественно рассекая зеркальную океанскую гладь, медленно приближается к своей неминуемой трагической судьбе. А между тем в его управленческой рубке, стоя за штурвалом, капитан Эдвард Смит, к своему глубокому душевному неодобрению, заметил безветренность погоды и спокойствие океана, о чём и переговорил со своим вторым помощником офицером Лайтоллером:--Уж, что-то стало слишком тихо и безветренно. Это не к добру.--На море полный штиль. Я бы сказал, что даже мёртвый.—как бы невзначай, заметил второй помощник, бросив беглый взгляд на своего начальника, пребывающего, как ему казалось, в глубокой мрачной задумчивости.--И ледяных обломков не видно.—горько сетовал капитан, нарушив своё мрачное молчание. Он был одет в лёгкую суконную тёмно-синюю форму и из-за мрачных мыслей, совсем не ощущал холода и, опустившейся над океаном, вечерней темноты, которая распространилась и на капитанский мостик. Из его мужественной груди вырвался тяжёлый вздох, не укрывшийся от внимания, стоявшего за спиной капитана, Лайтоллера. Он, соглашаясь с ним, кивнул. Мужчины понимали, что в таких условиях, как сейчас, айсберг будет заметить, практически не возможно. За этим душевным, носящим настороженный тон, разговором их и застали, появившиеся на мостике, русские морские офицеры, взятые Государем Императором на борт ?Титаника?. Они пришли по Его Высочайшему распоряжению для того, чтобы подстраховать капитана с его помощниками во время принятия ими экстренных решений и проведения необходимых действий в сложной ледовой обстановке.--Добрый вечер, уважаемые господа-офицеры!—поприветствовал русских коллег капитан, когда, совершенно случайно, мельком глянул в сторону входа в управленческую рубку и заметил их появление в ней. Он мгновенно передал штурвал вахтенному матросу по имени Илларий, которого перетащил его второй помощник Лайтоллер с ?Олимпика?, считая, что здесь, молодой человек будет полезнее. Капитан отдал матросу необходимые распоряжения и только после этого со спокойной душой, подошёл к русским офицерам и обменялся с каждым из них почтительным рукопожатием. --Нас прислал к вам для подстраховки Государь Император.—отрапортовал главному офицеру шикарного круизного лайнера, от лица сослуживцев, один из русских офицеров. Капитан Смит, глубоко тронутый искренней заботой Российского Государя о благополучии круиза, одобрительно кивнул, но видя, что офицер хочет поговорить с ним о чём-то очень деликатном, участливо предложил тому, отойти в сторонку. Тот великодушно принял его предложение, и, отойдя вместе с ним на смотровую площадку, продолжил:--И ещё у моего Государя будет просьба, лично к вам, адмирал. Вам необходимо сейчас пойти в его апартаменты и сопроводить в ?итальянский ресторан? Её Императорское Высочество Великую княжну Ольгу Фёдоровну. Его Императорское Величество и венценосные дети уже находятся там и ждут вас. Капитан всё понял, и, вернувшись к Лайтоллеру, отдал ему и матросу распоряжения, внимательно следить за курсом и скоростью, которую, при возникновении опасности от, вовремя замеченного впередсмотрящими, айсберга, незамедлительно сбавить ход, либо вообще остановить корабль на ночь.--Можете не беспокоиться, сэр! Мы с нашими русскими коллегами будем следить, в оба!—заверил начальника офицер. Капитан Смит поблагодарил помощника и русских офицеров за понимание и только после этого, со спокойной душой и уверенный в том, что шикарный корабль находится в надёжных руках, важной офицерской походкой покинул капитанский мостик и направился в императорские апартаменты за Великой княжной, смутно надеясь, застать её в них. И напрасно. Девушка до сих пор находилась в своих великолепных покоях, сидя на пуфике в мрачном молчании и, обхватив руками, прижатые к соблазнительной груди, ноги, отрешённо смотрела куда-то вдаль, искренне желая разгадать, затеянную Императором жестокую игру в ?кошки-мышки?, особенно то, чем она, в итоге закончится для неё с возлюбленным, но понимала одно, что ничем хорошим, уж точно, ведь она с Эдвардом всё равно будет убита по той лишь одной причине, что Николай не позволит им быть вместе. Это решено, да и разговоры о том, что он устроит им свадьбу—всего лишь пустые слова, усыпляющие их бдительность. Остаётся только ждать того жестокого дня, когда они расстанутся с жизнью по высочайшему распоряжению. Ничего изменить и отчаянно бороться, к сожалению, бессмысленно.--Неужели, вы до сих пор не поняли, что мы с вами для Государя, всего лишь красивые куклы, которые он, подобно маленькому ребёнку, всюду за собой таскает, не беспокоясь о том, хотим мы того или нет! Наши чувства его совсем не волнуют, Эдвард! Хотя уже приближается то время, когда он наиграется с нами и прикажет убить!—мрачно констатировала юная девушка, уверенная в том, что до сих пор находится в каюте совершенно одна, но это было, далеко не так, ведь, в эту самую минуту, она услышала искренние и полные взаимной мрачности слова почтенного возлюбленного, до сих пор стоявшего в тени у арочного окна:--Я это понял с самого начала, как Государь начал бесцеремонно влезать в наши с тобой отношения, Ольга, ещё за пару месяцев до отбытия на этом корабле, принуждая вас к отношениям с ним, хотя и прекрасно чувствуя, что вы к нему ничего не испытываете, кроме родственных чувств, а все те ночи, что вы проводили с ним, были лишь притворством, да и то жалким. На самом, же деле, вы с невыносимым отчаянием взывали ко мне о помощи в избавлении.—чем и заставил возлюбленную невольно вздрогнуть от неожиданности, но, собравшись с мыслями, согласиться с ним, благодаря чему, девушка с печальным вздохом плавно поднялась с пуфика и со словами:--Представляю то, как кричало от невыносимой боли ваше сердце от понимания того, что я вынуждено делю ложе с Государем, делая вид, что мне приятно и хорошо, хотя на самом деле, я хотела быть с вами и любить только вас. Что, же, касается моих чувств к Императору, то они умерли ещё в тот самый день, когда он бросил меня, ради своего истеричного окружения, но и, одновременно, я искренне благодарна ему за это, ведь так, я встретила вас и поняла, что вновь живу и люблю. Воскресили меня именно вы, мой адмирал, так зачем мне тогда ещё кто-то, хотя, конечно я очень сильно люблю императорских детей!—медленно подошла к возлюбленному и с тихим измождённым вздохом, прижалась к его мужественной груди, хорошо ощущая то, с какой искренней нежностью он обнимает её и ласково поглаживает по золотистым вьющимся прядям спутанных волос, при этом пара, прекрасно понимала, что, если весь их этот душевный разговор, произносимый ими чуть слышно, может лишь ускорить им казнь. Только им было уже всё равно. Они итак уже мертвы, благодаря жестокой игре обоих правящих домов. --Тогда, давайте не пойдём на этот ужин, а лучше прогуляемся по палубе, уделяя время друг другу, но, а потом поужинаем в офицерской столовой!—участливо предложил возлюбленной почтенный капитан, уверенный в том, что она, непременно согласится с ним и примет самое разумное предложение, вернее, он даже видел это по измождённому выражению её голубых глаз, но услышал тот ответ, который ввёл его во временный ступор.--Конечно, мне всей душой хочется взбунтоваться и делать лишь то, что хочется именно нам с тобой, дорогой Эдвард… Только нам необходимо притвориться и продолжать играть в то, что нам претит с гордо поднятой головой. Мы это сделаем так, что никто так и не догадается об истинных наших чувствах! Пусть все видят, что мы обладаем царственным достоинством, которое никто из наших врагов не в силах пошатнуть!—воинственно произнесла юная девушка, расправляя складки на шикарном вечернем платье рукой в лайковой белоснежной перчатке, доходящей ей до локтя, что одновременно порадовало почтенного морского офицера, но с другой стороны и обеспокоило, ведь Ольга опять переступала через свои чувства с желаниями, в связи с чем, он понимающе вздохнул и, галантно взяв её себе под руку, отправился вместе с ней в итальянский ресторан. Тем временем, находящийся в курительной комнате и окутанный клубами табачного дыма, барон Джон Браэртон получил от личного секретаря радостное для него известие о том, что взрывчатка разложена везде, где нужно и остаётся только, нажать на кнопку дистанционного управления для того, чтобы произошёл мощный взрыв. Барон одобрительно кивнул, и, притянув к себе пульт, довольный собой, облокотился о спинку мягкого, обитого вишнёвого цвета бархатом, кресла и закурил любимую сицилийскую сигару.--Ну, что, же! Пора вырвать нашего дорогого капитана из крепких объятий его жаркой гурии!—язвительно смеясь, ядовито заключил барон, внимательно проследив затем, как, одетый во фрак и белоснежную рубашку, официант галантно и молча наливает ему янтарное виски из, стоявшей на столе, бутылки в хрустальный бокал. Хотя молодой человек и был, до глубины души напуган, услышанным им, разговором британского барона с секретарём о, готовящемся террористическом акте. Он решил, не медля ни минуты, сорваться с места и побежать на капитанский мостик для того, чтобы предупредить обо всём капитана. Только, какого, же было удивление молодого официанта, когда придя на мостик, он обнаружил там вместо капитана его старших помощников, возглавляемых одним из русских офицеров, который мгновенно подошёл к официанту и с притворным участием спросил:--Что случилось? С какой целью вы покинули свою смену, молодой человек? Официант немного отдышался, и, соблюдая протокол, доложил обо всём, что узнал о затее жестокого барона. Только к его глубокому разочарованию, офицер повёл себя подозрительно странно. Поначалу, он сделал вид, что его это сообщение встревожило и даже возмутило, но, когда они вышли на смотровую площадку, незаметно резко пурнул официанта ножом.--Зря ты полез в это дело, мальчик. Не стоит стоять на пути у барона.—холодно произнёс офицер, отпуская бездыханное тело молодого официанта и внимательно следя за тем, как плавно и медленно тот соскальзывает на деревянные половицы палубы, после чего, обратившись с распоряжением к, подошедшим матросам-наёмникам:--Уберите тело!—вернулся в управленческую рубку, смутно уверенный в том, что никто из помощников ни о чём не заподозрил. Только он глубоко ошибся. Ведь весь его разговор с молоденьким официантом, плавно перешедшим в жестокую расправу, видели старшие офицеры шикарного ?Титаника?. Они не пожелали прощать русскому морскому офицеру государственной измены, прекрасно осознавая, что, если сейчас не предпримут каких-либо действий по задержанию предателя, с их прекрасным кораблём и всеми, плывущими на борту, людьми случится страшное несчастье. Такого офицеры не могли допустить. Им этого не позволяли честь мундира и совесть.--Ну, и, что вы все так на меня смотрите, господа?—с негодованием смотря на них, спросил русский офицер, вальяжно войдя в управленческую рубку. В его тоне чувствовалось недовольство из-за того, что они покинули служебные посты и, порученные им капитаном, обязанности. Молодые офицеры, возглавляемые мистером Уайлдом, задумчиво переглянулись между собой, решая, кому из них приступить к немедленному задержанию и сопровождению того в полицейский участок.--Думаю, Государь Император и капитан не станут гневаться на нас за то, что мы самовольно принимаем меры по задержанию предателя и соучастника, готовящегося бароном Джоном Браэртоном, на борту корабля теракта.—выступил от лиц своих товарищей офицеров Лайтоллера и Мэрдока старший офицер Уальд, внимательно следящий за тем, как матросы взяли под конвой ошарашенного русского офицера и, не говоря ни единого слова, повели того к выходу с капитанского мостика. Офицер ещё отчаянно пытался возражать, угрожая помощникам капитана гневом Российского Государя, как только до того дойдёт известие об аресте его офицера.--Боевые офицеры неприкосновенны! Как только Государь узнает о вашем самоуправстве, вам и капитану не поздоровится!—гневно кричал русский офицер конвоирам, но те ничего не говорили. Они лишь выполняли то, что им диктовали совесть и морской устав. Наконец, терпеливо дождавшись, хотя это и было нелегко, момента, когда конвой вместе с задержанным покинул мостик, офицеры шикарного ?Титаника? вздохнули с огромным облегчением. Ведь все предатели и государственные преступники были арестованы и заперты в камерах полицейского участка. Теперь офицеры могли не волноваться за судьбу огромного корабля, но у них оставалось ещё одно не разрешённое очень важное дело по разминированию лайнера. Понимая это, офицер Лайтоллер взял себе в сопровождение, ничем не занятых, матросов и вместе с ними отправился на внеплановый обход, протекавший по жизненно важным помещениям ?Титаника?. Душа офицера была спокойна за него, ведь на мостике оставались коллеги по службе: старший помощник Уайлд, Мэрдок и вахтенные матросы. Они проводили товарища благословляющим взглядом и внимательно принялись следить за ходом корабля и за всем, что проходит по его курсу. Немного позже, почтенный главный офицер шикарного круизного океанского корабля-дворца с гордым именем ?Титаник? Эдвард Смит и его очаровательная юная спутница, облачённые в одеяния для особых торжеств, грациозно и, тихо между собой о чём-то душевно беседуя, вошли в итальянский ресторан, который был выполнен из белого мрамора. Его украшали рифлёные колонны, разнообразная лепнина, многочисленные зеркала и хрустальные люстры с золотыми подвесками. В дополнение им были включены настенные бра и маленькие серебряные канделябры на овальных столах, накрытых атласными белоснежными скатертями. Лёгкое освещение придавало просторному залу воздушность и домашний уют. Сидящие, немного в стороне от, занятых вечерней трапезой, пассажиров, одетые во фраки, музыканты увлечённо и расслабленно проигрывали спокойные, порой лирические, мелодии. Вежливые официанты, подобно, проплывающим мимо препятствий, лебедям, умело лавировали от стола к столу, разнося на серебряных подносах бутылки с вином и фарфоровые блюда с различными яствами и деликатесами, обволакивая пространство приятными вкусными запахами. Кругом царила торжественная атмосфера праздника. Вино лилось рекой по хрустальным бокалам. Всюду раздавались весёлые непринуждённые разговоры и смех знатных пассажиров, не говоря уже о перезвоне хрустальных бокалов. Ужин был в самом разгаре. Пассажиры, в число которых входила Российская Императорская семья, как хозяева шикарного корабля, каковыми они являлись на самом деле, праздно проводили время в приятном обществе друзей и знакомых. Никто даже и подумать не мог о, грозящей им всем страшной опасности. Между тем, ?Титаник? уже с величественной грацией входил в ледовое поле, дыхание которого плавно окутывало дивный корабль и, находящихся на посту вахтенных офицеров и впередсмотрящих. Они были предельно внимательны и сосредоточенны на, проплывающих мимо, мелких льдинах и ледяных обломках. Благодаря тому, что по своевременному настоянию Российского Государя Императора все были обеспеченны биноклями высокой точностью и дальновидностью, корабль проходил свой непростой путь гладко, без проблем и со сниженной скоростью. Каждый офицер имел исправно работающие средства немедленной связи друг с другом, из-за чего могли в любой момент связаться с вышестоящим начальством для немедленного решения экстренных вопросов. Именно по этой причине, капитан шикарного лайнера ?Титаник? мог позволить себе небольшой отдых и присутствие на званом ужине, куда и направлялся, сопровождаемый прекрасной юной Великой княжной Ольгой Фёдоровной Романовой, ведя с ней тихий душевный разговор. Они грациозно шли по мозаичному, до блеска натёртому, ламинату, который был покрыт персидскими коврами с длинным и мягким, словно пух, ворсом. Очаровательные лица, приближающейся к столу Императорской семьи, пары излучала искренняя весёлость и расслабленность, казалось, что в эти минуты никакие тревожные мысли их не заботят. Только это было, всего лишь напускной дымкой. На самом, же деле, капитан и его юная спутница беспрестанно думали о сложной ледовой обстановке, которая уже настигла шикарный корабль. Именно по этой причине, они решили посетить ужин лишь на несколько минут, а потом вместе вернуться на капитанский мостик. Императорская Семья, всё это время тоскливо ковыряющая серебряными вилками по фарфоровым тарелкам с едой и начавшая, скучать от общества администраторов ?Титаника? и их знатных гостей, заметно оживилась, увидев, приближающихся к ним под руку друг с другом, капитана и Великую княжну. Они мгновенно повеселели и приветливо заулыбались им. Император Николай даже плавно встал со своего кресла, и, выйдя из-за стола, направился к ним на встречу. Капитан с Ольгой заметили Его приближение и готовы были, почтительно поздороваться, как, в эту самую минуту к ним с приветственным поклоном подошла Корделла, сопровождаемая четырьмя соплеменниками. Они поздоровались с командиром лайнера и с его юной спутницей, после чего доложили им о, взятом ими, ещё одном предателе, который оказался Российским Императорским боевым морским офицером, весьма приличного звания.--Его допросом в бойлерной уже занимаются наши люди. Не желаете, ли лично, поприсутствовать на нём, сэр? Ведь это касается ваших с Её Императорским Высочеством, весьма, деликатных отношений.—участливо и с глубоким почтением осведомилась у капитана молодая графиня. Он, ища у Великой княжны одобрения, вопросительно посмотрел в её, полные внезапной мрачной задумчивости, бирюзовые глаза. Она поняла искренние чувства с желаниями любимого мужчины и собралась уже ответить на них одобрением как, в эту самую минуту, вместо неё вмешался в их душевный разговор, вовремя подошедший к ним, Император Николай.--Что это ещё такое?! Есть, ли у вас совесть?! Позвольте людям, хотя бы поужинать! Наш дорогой адмирал итак работает на износ, оберегая нашу общую безопасность и благополучное проведение круиза! Да и, Её Императорскому Высочеству необходимо поужинать! Неужели вы забыли о том, в каком положении она находится? Разберитесь с предателями сами и как считаете нужным!—властно и, не терпя никаких возражений, выступил капитану и Великой княжне в защиту, переполненный нескрываемым возмущением Император. Графиня Корделла с родственниками, хотя им это и было не по душе, не посмели ослушаться Высочайшей воли, и, почтительно откланявшись, ушли выполнять поручение. Капитан Смит и юная великая княжна Ольга Фёдоровна проводили их понимающим взглядом, но мысленно были искренне благодарны Российскому Государю за то, что он избавил его и Ольгу от присутствия на крайне неприятной для них процедуре допроса предателей. Сама мысль об этом заставляла возлюбленную пару, содрогаться от ужаса. Им даже пришлось, для того, чтобы привести мысли в порядок и немного успокоиться, крепче взяться за руки, что ни укрылось от внимательного взгляда Императора Николая.--Ну, что же, раз вы уладили все свои дела, идёмте уже, наконец, ужинать!—возвращая к себе их внимание, одобрительно заключил Николай, и, не говоря больше ни единого слова, галантно взял девушку себе под руку и вместе с ней чинно присоединился к своим, сидящим за капитанским столом в терпеливом ожидании, детям. Глубоко потрясённая его действиями, юная Великая княжна Ольга Фёдоровна не произносила ни единого слова. Находясь в каком-то тревожном забытьи, она грациозно и плавно села на, галантно предложенное ей главным инженером и создателем шикарного ?Титаника? мистером Томасом Эндрюсом, кресло. Девушка обмолвилась с ним парой любезных фраз делового характера, не сводя заворожённого взгляда с милого Эдварда, о чём-то тихо душевно беседующего с Российским Государем. Заметив это, Эндрюс решил больше не докучать Её Императорскому Высочеству своей беседой.--Оля, что с тобой? Чем ты так встревожена?—обеспокоено спросила дорогую кузину Великая княжна Татьяна Николаевна, заметив её, не известно чем вызванную, внутреннюю напряжённость. Ведь за всё время, что Ольга сидит за столом в кругу русской семьи, она ещё ни разу не произнесла, ни единого слова, что не могло ни обеспокоить её кузин. Они не понимали, куда делась былая весёлость их дорогой Оленьки.--Простите меня, девочки, за то, что заставила вас начать беспокоиться из-за моей мрачности! Просто мне не даёт покоя сознание того, что мы уже идём по ледяному полю.—объяснила дорогим кузинам юная девушка и через силу выдавила из себя, как ей казалось, доброжелательную улыбку. Только, как бы она ни старалась, голос её всё равно предательски дрожал от, испытываемого ею, волнения и страха. Это не укрылось от внимания, бесшумно вставшего за её спиной, капитана.--Ольга, если Вашей трепетной душе будет так легче найти покой, мы можем немного прогуляться по шлюпочной палубе, а затем пройти на мостик!—заботливо предложил ей он, конечно с молчаливого согласия Российского Государя, который, ради возвращения благополучия в душе юной троюродной племянницы, готов идти на любые уступки. Великая княжна поняла своих горячо любимых мужчин, и, принимая их единогласную заботу, согласилась с мудрым предложением Эдварда. Она грациозно вышла из-за стола, и, почтительно откланявшись Венценосным родственникам, под руку со своим заботливым спутником покинула просторный мраморный зал ресторана. Николай проводил их мягким понимающим взглядом, считая, что он поступил правильно, но, вспомнив об, ожидающих его внимания, детях, император ласково им улыбнулся и объяснил:--Не волнуйтесь, мои дорогие, утром наша с вами Оленька станет прежней! Весёлость вернётся к ней. Дело в том, что она, просто беспокоится за нас с вами. Ведь, как говорят официанты, узнавшие от кого-то из матросов, ?Титаник? уже вошёл в ледовое поле. Это означает одно, что опасность подстерегает его на каждом шагу. Оленьку можно понять, ведь она, в каком-то отношении, является матерью нашего с вами ?Титаника? и её беспокойство за него, вполне естественно. Их Императорские Высочества понимающе переглянулись между собой и, немного взбодрившись, принялись весело между собой о чём-то беседовать, продолжая удобно сидеть за капитанским столом в бархатных креслах тёмно-зелёного цвета. Находящийся возле них, Император Николай выдохнул с облегчением и вернулся на своё место к, терпеливо ожидающим его внимания, именитым гостям, произносившим тосты: ?за ?Титаник?!?, ?за капитана!? и, наконец, ?за благополучие и процветание Российской Императорской семьи!? Только за всей этой торжественной мишурой и всеобщим ликованием, никто даже и не догадывался о том, что роковой айсберг уже стремительно приближался к шикарному ?Титанику?. До их встречи осталось совсем немного, буквально, какие-то считанные минуты. Немного позже, когда радисты шикарного круизного лайнера ?Титаник? занимались рассылкой телеграмм пассажиров первого класса, с ними на связь вышел радист с ?Калифорнийца?, громкий сигнал которого, буквально, оглушил Филипса на столько, что он, чуть ли ни подпрыгнул на своём стуле. Его товарищ встревожился не на шутку, а душа ушла в ?пятки?, и сердце забилось чаще.--Господи, что там такое?—обретя, наконец, дар речи, спросил он Филипса. Только тот был так разгневан за внезапное вмешательство в его работу со стороны другого корабля, что казалось ещё немного, и начнёт метать молнии, но, всё же, сумев совладать с собой, успокоился, и, небрежно отмахнувшись:--Чёртов ?Калифорниец? передаёт о том, что впереди нас паковый лёд и айсберги! Сейчас я скажу ему ?пару ласковых слов?!—принялся посылать резкий ответ: ?Не мешай! Я связываюсь с Мысом рейс!? Между молодыми радистами воцарилось длительное молчание. Они думали над тем, как им поступить с, переданным для капитана и Российского Государя сообщением. Первой мыслью молодых людей было, немедленно сорваться с места и пойти к Его Императорскому Величеству, но, думая над тем, что начальство, возможно, уже спит, решили подождать до утра.--Ладно! Утром отдадим радиограмму! Нечего людей беспокоить!—заключил Филипс и отложил известие в общую стопу, не осознавая того, что совершает серьёзную и, вернее даже, роковую ошибку. В эту минуту, находящиеся в ?вороньем гнезде?, вперёдсмотрящие забили в сигнальный медный колокол и позвонили по стационарному телефону на капитанский мостик. Трубку снял, дежуривший вместе с Мэрдоком, офицер Лоу.--Да! Что вы там видите?—обеспокоено спросил он вперёдсмотрящего матроса. Тот взволнованно прокричал:--Айсберг прямо по курсу!--Спасибо!—искренне отблагодарил собеседника молодой офицер, и, повесив телефонную трубку на место, быстро скомандовал, стоявшему за штурвалом, матросу:--Полный назад!!! Мэрдок, выйдя из лёгкого ступора, отдал следующую команду:--Лево на борт!!! Матрос стал, словно в лихорадке, быстро крутить штурвал. Когда всё было сделано, потянулись бесконечные секунды ожидания какого-либо результата. Находящиеся на смотровой площадке мостика, дежурные офицеры затаили дыхание, мысленно молясь о том, чтобы проделанная ими работа по спасению корабля, завершилась успехом. Промедление нервировало их.--Ну, же давай поворачивай!—с лёгким раздражением требовал у корабля Мэрдок, вцепившись в поручень. Только, к сожалению, чудо не произошло. ?Титаник?, хотя сбавил ход и уже стал медленно поворачивать, но из-за своего огромного размера и скорости, оказался совершенно не приспособлен к манёвру. Подводный выступ айсберга всё равно задел его борт. Удар был таким сильным, что в кафе выбило стёкла. Находящиеся в нём, семнадцатилетняя Великая княжна Ольга Николаевна Романова и герцог Джек Джефферсон между собой испуганно переглянулись. Они сидели за столиком в, плетённых из тростника, креслах, друг напротив друга, когда внезапно на пару секунд погас свет и послышался звон от, разбивающегося, стекла. По полу ощущалась лёгкая вибрация. --Господи, что это!—встревожено воскликнула юная Великая княжна, боязливо озираясь по сторонам.--Кажется, мы с чем-то столкнулись.—на удивление, спокойным голосом предположил молодой офицер, прекрасно понимая, что узнать истинную причину того, что произошло с их прекрасным кораблём, он сможет лишь в том случае, если немедленно пройдёт на капитанский мостик. Молодой человек поднялся со своего кресла и, бесшумно приблизившись к Великой княжне, галантно помог ей выйти из-за стола. Девушка расправила руками в белоснежных лайковых перчатках складки на расклешённой юбке элегантного вечернего платья платинового цвета, обшитого медным блестящим гипюром, и позволила жениху, взять её под руку. Видя его, полный глубокой мрачной отрешённости взгляд, обеспокоено спросила, кутаясь в норковую накидку:--Думаешь, случилось что-то серьёзное с нашим кораблём? Джек мрачно вздохнул, но, не желая, от неё ничего скрывать, честно ответил:--Мы об этом узнаем только, если немедленно пойдём в управленческую рубку. Великая княжна поняла жениха, и, согласившись с ним, предложила, сейчас же, пойти туда для того, чтобы всё выяснить и уже, исходя из того, решить, как им поступить. Молодой офицер был глубоко тронут участием венценосной невесты в делах шикарного корабля, но понимая, что, возможно, счёт времени идёт на минуты, покинул вместе с ней кафе и пошёл к лифту, чтобы на нём подняться на верхний этаж, а оттуда пройти на мостик. Юная Ольга, молча, сопровождала его. На протяжении их пути, Ольга думала о своей семье. Она была полностью уверенна в том, что, возможно, они уже спят. Несколькими минутами ранее, находящиеся в жарких объятиях друг друга и скрытые в густых вуалях газового балдахина, капитан Эдвард Смит со своей прекрасной юной возлюбленной отдыхали после, обрушившейся на них сокрушительной бури головокружительной страсти, удобно лёжа на высокой кровати и в жарких объятиях друг друга. Тёплое пуховое одеяло закрывало их наготу, и, согревая их, позволяло им ощутить приятную мягкость. При этом, в просторных капитанских апартаментах было темно и очень тихо. Лишь только золотые старинные настенные часы периодически отбивали время, на которое возлюбленные не обращали никакого внимания, но всему когда-то наступает конец и их нежному уединению, тоже. Оно оказалось нарушено мощным толчком, сбросившим любовников с их тёплого и такого ласкового ложа на холодный лакированный паркет. Только, благодаря тому, что Эдвард с Ольгой успели, сгрести за собой одеяло их падение смягчилось, но не успели они, лёжа на полу и зарывшись в покрывало, опомниться, как были оглушены резким металлическим скрежетом. Он оказался таким громким, что капитану с его юной возлюбленной пришлось даже закрывать уши руками.--Господи, что это? Неужели мы с чем-то столкнулись?—встревоженно спросила у, наскоро одевающегося, возлюбленного юная девушка, немного опомнившись от, пережитого ими, нервного потрясения, хотя и до сих пор ничего не понимала. Это же самое творилось и в трепетной душе, капитана Смита. Он оделся, и, встав с пола, внимательно вслушивался в, доносящиеся с палубы, звуки и голоса, тем-самым пытаясь от них понять, хоть что-нибудь. Только вокруг стояла гнетущая тишина, из-за чего капитан тяжело вздохнул, и, галантно подав юной возлюбленной её вечернее великолепное платье, выполненное из парчи персикового цвета с золотой вышивкой и преобладанием в нём золотого шёлка и органзы, наконец, ответил, как ему казалось, спокойным, уверенным голосом со свойственной природной мягкостью и приветливостью:--Не знаю, Ольга, но искренне надеюсь на то, что ничего серьёзного не произошло. Только юная девушка всё равно уловила чутким отзывчивым сердцем, что её любимый мужчина, хотя и всеми силами старается быть предельно сдержанным и спокойным, на самом же деле, внутренне встревожен ничуть не меньше неё. Понимая это, она тяжело вздохнула, но, не говоря больше ни единого слова, взяла из его заботливых рук платье и принялась одеваться. При этом, девушка не произносила ни единого слова, глубоко уйдя в мрачные мысли. Её тоненькие пальчики изящных рук дрожали от, испытываемого ею, душевного волнения. Она, конечно, ощущала на себе, полный огромной нежности, взгляд возлюбленного, терпеливо её ожидающего, стоя у медного ограждения, погасшего несколько минут тому назад, мраморного камина. Он ещё распространял приятное, хотя уже и постепенно ослабевающее, тепло. Как же, в эти мгновения, Эдварду захотелось немедленно подойти к любимой девушке, и, заключив в заботливые объятия, искренне заверить в том, что она напрасно тревожится и им ничего страшного не грозит, а затем, плавно припав к её сладким, как спелая земляника, алым губам, целовать их до тех пор, пока возлюбленная перестанет дрожать от страха и беспокойства за своё прекрасное детище, а начнёт трепетать от приятного возбуждения и головокружительной страсти. Вернее, почтенный капитан уже сделал шаг по направлению к ней, как в эту самую минуту в дверь громко постучали, что мгновенно привело возлюбленную пару в чувства. они опомнились и, собравшись с мыслями, стояли рядом и держались за руки. Их пристальные взгляды наполнялись огромным душевным теплом, любовью, нежностью и взаимопониманием.--Капитан, это я, Уайлд! Вы срочно нужны нам с коллегами на мостике!—отозвался, находящийся за дверью, старший офицер спокойным и, как ему казалось, даже доброжелательным тоном. Он, конечно, хорошо понимал то, что возможно пришёл не вовремя, ведь капитан отдыхает в приятном обществе любимой девушки, носящей под сердцем их с ней сына. Только у старшего офицера было экстраординарное оправдание. Возлюбленная пара поняла его. Они, придя к общему взаимопониманию и мнению относительно того, что, пока ни выйдут к старшему офицеру, ничего так и не узнают и будут продолжать ломать себе голову мрачными предположениями, наконец, решились. Под руку друг с другом, капитан вместе со своей очаровательной юной возлюбленной вышли из просторной каюты в, залитый ярким светом, от включённых ламп, белоснежный коридор, где, стоя на пёстрой ковровой дорожке с длинным ворсом, напоминающим по мягкости, шелковистую луговую травку, их терпеливо ждал старший офицер. Он был погружён в мрачную задумчивость, из которой его вывел чрезвычайно серьёзный вопрос капитана:--Обо что мы ударились, мистер Уайлд? Толчок был очень сильным, если вы уже успели это заметить. Старший офицер почтительно поздоровался со своим начальством, и, понимая их беспокойство о корабле, ничего от них не скрывая, честно, но при этом крайне осторожно, объяснил им:--Об айсберг, сэр! Мэрдок дал команды ?лево на борт? и ?полный назад?, тем самым, намереваясь, обойти его во избежание столкновения, но айсберг оказался слишком близко. Воцарилось длительное мрачное молчание, во время которого капитан с юной возлюбленной потрясённо переглянулись между собой.--О масштабе повреждения уже известно? На сколько, оно серьёзное?—был следующий вопрос почтенного капитана, продолжающего, пристально смотреть на своего помощника. Ему необходимо было это узнать для того, чтобы принять правильные решения и дать необходимые указания команде. Уайлд понял капитана и честно доложил:--Мы уже отправили плотников осматривать повреждённые помещения, но никаких известий от них на мостик, пока не поступало. Капитан одобрительно кивнул, и, не теряя драгоценного времени, пошёл на мостик. Великая княжна Ольга Фёдоровна со старшим офицером, молча, сопровождали его. При этом, она была очень бледной и встревоженной, лишь только молитвы, которые юная девушка мысленно читала, постепенно успокаивали её, растревоженную печальным известием, хрупкую душу, но это было всего лишь начало. Главный и самый жестокий удар судьбы ждал их в управленческой рубке. Там уже находились все офицеры и Российский Государь Император. Они ждали возвращения гарантийной группы, возглавляемой главным инженером и конструктором, мистером Томасом Эндрюсом. Люди были заняты обсуждением и построением предположений о том, чем вызвана внезапная остановка их прекрасного лайнера. В эту самую минуту в рубке появился капитан со старшим помощником и юной Великой княжной. Он обменялся приветственными рукопожатиями с Российским Государем, захотевшим, отправить племянницу в их апартаменты к его детям, но помня о том, что ?Титаник?, в какой-то степени, является её ребёнком, вмиг отказался от своей затеи. От его внимательного взгляда ни укрылось то, как сильно девушка была бледна. Казалось, ещё немного и она: либо лишится чувств от переизбытка переживаний, либо расплачется. Ведь её ясные красивые бирюзовые глаза уже были полны слёз невыносимого душевного отчаяния и леденящего страха за жизнь любимого мужчины, с которыми девушка всеми силами боролась, а жуткий, пронизывающий насквозь жуткий холод и кромешная темнота, разбавляемая лишь тусклым освещением небольших настенных светильников, только ухудшал и без того её плачевное душевное состояние. Он чувствовал, как у него самого разрывается душа от боли за племянницу. Николай для того, чтобы хоть немного развеяться, тяжело вздохнул и посмотрел в другую сторону.--Ольга?! А ты, что здесь делаешь?—с негодованием спросил у старшей дочери император, только сейчас заметив её присутствие в управленческой рубке. Он, конечно, старался говорить с ней спокойно и даже доброжелательно. Стоявшая до сих пор возле своего жениха, офицера Джека Джефферсона в мрачном молчании, Великая княжна Ольга Николаевна услышала тихое восклицание горячо любимого отца-императора, и, бесшумно подойдя к нему, объяснила то, что в момент столкновения ?Титаника? с айсбергом, она с Джеком сидела за столиком в кафе, когда всё произошло. Именно по причине того, чтобы всё выяснить, она и пришла в управленческую рубку. Николай внимательно выслушал дочь и уже собрался сказать ей несколько ободряющих слов, как случайно глянул в сторону дорогой племянницы и увидел то, как она о чём-то очень тихо душевно разговаривает с капитаном. Он нежно гладит её по бархатистым щекам заботливыми руками, при этом его доброе морщинистое лицо озарилось ласковой улыбкой. Девушка печально вздыхает и силится улыбнуться в ответ, но ничего не получается. Слёзы отчаяния и обречённости душат её.--Ольга, милая моя, послушай! Ты напрасно изводишь себя переживаниями. Может, нам ещё ничего серьёзного не грозит! Вдруг повреждения не значительные.—убеждал возлюбленную капитан, хотя внутренне и сам уже начал испытывать лёгкое беспокойство, скребущее ему душу так, словно кошка когтями. Он с огромной нежностью сжимал её изящные руки в своих сильных руках, при этом его тепло и искренняя забота, наконец, возымели успех. Юная девушка постепенно успокоилась, хотя ещё и продолжала ощущать тревогу, которую развеять мог один лишь только мистер Томас Эндрюс. Он уже направлялся в управленческую рубку, предварительно сделав все необходимые подсчёты. Выводы у него были не утешительными, чем Эндрюс и собирался поделиться с главным офицером ?Титаника? и Российским Государем. По крайней мере, он надеялся застать их обоих там и не ошибся, появившись, наконец, в управленческой рубке. Государь Император, как и капитан их прекрасного лайнера, в данный момент о чём-то тихо беседующий со своей очаровательной юной спутницей. Она была взволнованна настолько сильно, что даже отчётливо проглядывалась лёгкая краснота в её ясных больших бирюзовых глазах от недавних слёз. Эндрюс понимал чувства юной девушки и искренне не хотел ранить их ещё больше. Только у него не оставалось другого выхода. Он тяжело вздохнул, и, приблизившись к ним, поздоровался со всеми, хотя оставался предельно серьёзным.--Поверьте, я искренне не хочу никого из вас пугать, но и скрывать правду, тоже. Дело очень щекотливое. Корабль серьёзно ранен, даже смертельно.—с глубокой скорбью объявил всем мистер Томас Эндрюс, одаривая людей мрачным пристальным взглядом, от которого ни укрылось то, как юная Великая княжна Ольга Фёдоровна слегка пошатнулась, из-за чего крепко вцепилась в руку капитана, заботливо придержавшего её свободной рукой за стройную талию. При этом юная девушка побледнела от ужаса ещё больше.--Нет, только не это!—чуть слышно выдохнула она, чувствуя то, как твёрдая почва постепенно уходит у неё из-под ног. Её грудь сдавила такая невыносимая печаль, что ей даже стало нечем дышать. Ком подступил к горлу, из-за чего юная девушка с очередным печальным вздохом уткнулась лицом в мускулистое плечо любимого мужчины. Он, тоже испытывая в трепетной душе, невыносимый страх за жизни пассажиров, команды, любимой девушки и себя, наконец, ласково погладил её, освободившейся рукой по золотистому шёлку мягких и вьющихся, словно спираль, блестящим длинным распущенным волосам, желая, хоть немного взбодрить и утешить. Возлюбленная пара так увлеклась тихим душевным разговором, что не увидела того, как двое помощников главного инженера-конструктора мистера Томаса Эндрюса аккуратно разложили на лакированном деревянном столе карты и схемы ?Титаника?. Возлюбленная пара ещё продолжала о чём-то тихо между собой беседовать, пока их вниманием ни завладели отрезвляющие слова Эндрюса, жестоко вернувшие почтенного капитана с его прекрасной юной спутницей из мира романтических грёз в суровую реальность.--Айсберг прорезал нам пять отсеков по левому борту. Поэтому, что бы мы ни делали, ?Титаник? неизбежно затонет, господа! Это лишь вопрос времени!—с печальным вздохом констатировал он, быстро переглянувшись с капитаном и Российским Государем. Они были так сильно потрясены, услышанным ими от него, страшным известием, что не могли сказать ни единого слова в ответ, а их прекрасные юные дамы впали в полуобморочное состояние. Только, понимая, что для спасения пассажиров, обслуживающего персонала и командного состава необходимо срочно что-то предпринимать, капитан, хотя это и было ему крайне нелегко, собрался с мыслями и спросил у главного инженера-конструктора спокойным и, как ему казалось, сдержанным тоном, хотя голос всё равно, предательски дрожал от, испытываемого им, душевного волнения:--Сколько у нас осталось времени и сколько всего находится на борту людей? Эндрюс прекрасно понял главного офицера, и, не желая от него ничего скрывать, честно и словно на выдохе, ответил:--Час, в лучшем случае два, при этом, у нас две тысячи триста пятьдесят душ. Воцарилось мрачное молчание из-за того, что, собравшиеся в управленческой рубке, люди хорошо понимали, что спасти им удастся, лишь половину от общего количества человек, а второй половине, к глубочайшему сожалению, предстоит погибнуть, как и старшим офицерам. Конечно, капитан уже принял для себя судьбоносное решение. Он, как полагается уважающему самого себя офицеру, дорожащему честью мундира, смирился со своей трагической участью. Вот только его юная возлюбленная и их общий ребёнок в её тёплом чреве… Что будет с ними? Как они перенесут его потерю? Думая об этом, почтенный капитан обречённо вздохнул, пока ни услышал очень решительные и, полные непоколебимости, слова юной девушки, повергшие его в ещё большее душевное потрясение:--Я останусь на корабле рядом с тобой, Эдвард! Мне неважно то, что мы погибнем! Смерти я не боюсь, ведь это всего лишь одно мгновение перед вечностью. Мои чувства к тебе так велики, что преодолеют всё, да и вечная разлука с тобой для меня неприемлема. Я с покорностью принимаю, выпавшую нам печальную судьбу! Только стоящий немного в стороне от них, старший офицер Уайлд, наконец, решил вмешаться. Он, кутаясь в тёплое пальто, беззвучно подошёл к своему начальнику, и, почтительно принеся ему с очаровательной спутницей искренние извинения, вернул их в суровую реальность вразумительным предложением:--Думаю, что уже пришло время для того, чтобы готовить спасательные шлюпки к принятию в них пассажиров и спуску. Какие у вас, относительно этого, будут распоряжения, сэр? Капитан услышал офицера, и, отвлёкшись от душевной беседы с юной возлюбленной, ненадолго призадумался, хотя его добродушные стального цвета глаза уже всё ответили за него. Ему осталось лишь одобрительно кивнуть и озвучить свои мысли, что он и сделал незамедлительно.--Можете, начинать подготовку спасательных шлюпок к посадке в них пассажиров. Дальнейшие распоряжения получите позже!—решил он. Старший офицер понял его и, почтительно откланявшись, покинул рубку и вместе с другими офицерами пошёл на шлюпочную палубу заниматься спасательными шлюпками. Капитан проводил их бесстрастным взглядом, и, выждав немного, с немой мольбой о том, чтобы он помог ему повлиять на Ольгу, пристально посмотрел на Государя и тяжело вздохнул. До сих пор находящийся в глубоком потрясении от, услышанного от Эндрюса, страшного известия, император Николай случайно поймал взгляд капитана, в котором он мысленно просил о помощи, и, поняв его, кивнул.--Ольга, послушай меня! Нам сейчас необходимо вернуться в наши апартаменты для того, чтобы осторожно разбудить Их Императорских Высочеств, затем всем вместе одеться как можно теплее и ждать дальнейших инструкций от нашего дорогого капитана!—вразумительно проговорил Николай, стараясь быть очень мягким и даже осторожным в разговоре с очаровательной юной племянницей. Ведь он хорошо понимал то, в каком плачевном душевном состоянии она сейчас находится. Достаточно одного неосторожного слова, и юная девушка сорвётся. Тогда у него возникнут с ней серьёзные проблемы в виде попытки самоубийства. Ведь Николаю было известно о том, что его племянница постоянно носит с собой мгновенно действующий яд для того, чтобы применить его в случае крайней необходимости. Только император напрасно беспокоился. Девушка, на удивление, выслушала его спокойно и даже очень сдержано. Она понимающе кивнула и со словами, обращёнными к почтенному возлюбленному:--Эдвард, пожалуйста, дождись меня! Я скоро вернусь!—и, не говоря больше ни единого слова, самозабвенно прильнула к его мягким тёплым губам и пламенно начала целовать возлюбленного, не обращая внимания на внутреннюю дрожь, пробивающую её не известно от чего: то, ли от жуткого холода, царящего вокруг, либо от волнения и страха за его жизнь, которая может в любой момент оборваться. Капитан Смит понимал чувства и тревогу любимой девушки, из-за чего крепко и с огромной нежностью обнял её стройный, как у молодой сосны, стан сильными руками. Император Николай решил не мешать им и вместе с, ошеломлённой и погружённой в мрачное молчание, дочерью покинул штурманскую рубку, намереваясь, подождать племянницу на палубе. Он хорошо понимал, что возлюбленной паре необходимо побыть немного наедине, чем те незамедлительно воспользовались, стоя в нежных объятиях друг друга и пылко целуясь. их трепетные души вознеслись высоко к безгрешным небесам, где не было: ни людской злобы с жестокими коварными интригами, ни терпящего бедствие прекрасного корабля, а была одна сплошная огромная любовь и искренняя нежность. Им суждено было не долго продлиться, и вот, юная Великая княжна Ольга Фёдоровна потеряно шла по, залитому ярким светом от включенных настенных бра, белоснежному коридору, который был украшен многочисленной лепниной, и, не обращая внимания на приятную мягкость ковровой дорожки, а в её голове проносилось одно: ?Я—британская принцесса Ореола Саксен-Кобург-Готтская, рождённая в лето 1896 года от Рождества Христова. Мои родители король Великобритании Георг v и мать, бывшая фрейлина нынешней королевы Марии, ирландская герцогиня Виктория Браэртон. Из-за того, что я рождена от побочной связи, хотя и огромной любви, близкие отца относились ко мне холодно и с пренебрежением, лишив меня любви и тепла, но не, полагающегося моему высокородному статусу высоконравственного воспитания и обучения. Только мне этого было мало. Я нуждалась в любви, которую искала у моих Российских Венценосных Родственников. Конечно, они были ко мне очень добры и внимательны, но видели во мне и хотели использовать никак иначе, как суррогатной матерью для их Наследника, которого им должна была я родить. Наконец, когда судьба смилостивилась надо мной и послала мне огромную любовь, заботу, ласку и нежность, которые я познала в крепких мужественных объятиях почтенного морского британского офицера капитана Эдварда Джона Смита, она преподнесла мне жестокий, даже безжалостный удар. Теперь, оказавшись на краю гибели в ледяных водах Атлантики, я встала перед жестоким выбором: либо уехать с моим Государем и его милыми детьми, ставшими для меня совсем, как родные братья и сёстры, каких у меня так и не было, на спасательной шлюпке, тем самым возвращаясь в бесконечные придворные интриги и в жизнь, словно на взбесившемся вулкане из-за постоянных революционных выступлений, либо остаться на борту моего погибающего детища, прекрасного океанского лайнера ?Титаник?, встречая смерть рядом с тем кого я люблю больше жизни…? Великая княжна совсем не боялась смерти. Ведь, узнав о том, что её горячо любимое детище через пару часов окажется на дне океана, унеся с собой и жизнь возлюбленного, девушка уже была мертва. Она шла с капитанского мостика, подобно зомби и, не разбирая пути из-за, душивших трепетную душу, горьких слёз. Девушка не сдерживала их. Они текли по её бархатистым щекам солёными прозрачными ручьями. Изящные руки несчастной и пламенно любящей своего избранника, юной девушки были холодными, как тот лёд, который смертельно ранил их прекрасный ?Титаник?. Она шла по коридору, постепенно приближаясь к ампирным императорским апартаментам и не слушая подбадривающих слов, которые ей заботливо и тихо говорил Николай. Он чувствовал, что происходит в нежной душе прекрасной девушки и как мог, пытался убедить её не совершать поспешных и необдуманных поступков. Только юная девушка не слушала его. Она шла, словно сквозь густой туман, при этом её ноги были совсем, как ватные и отказывались слушаться свою прекрасную, очень юную хозяйку, которая совершенно потеряла счёт времени и, глубоко погружённая в мрачные мысли, дошла, наконец, до своей просторной каюты и вошла в неё, пообещав, встретиться с Государем в каюте Престолонаследника Цесаревича Алексея Николаевича после того, как переоденется в более пристойное платье. Девушка даже для большей убедительности выдавила из себя доброжелательную улыбку. Николай поверил ей, и, полностью успокоившись за неё, ушёл к дочерям с племянницей Великой княжной Ириной Александровной, с целью их разбудить. Ольга осталась совершенно одна. Теперь ей никто не мог помешать хорошенько подумать над тем, как действовать дальше. Она измученно вздохнула, и, мягко войдя в свою просторную каюту, внимательно принялась осматриваться по сторонам, вспоминая о том, куда убрала шкатулку с ядами и противоядиями к ним. Юная девушка решила воспользоваться самым быстродействующим из них не только самой, но и вместе с любимым Эдвардом за полчаса до погружения лайнера в ледяную океанскую пучину. Ольга считала, что так для них обоих будет лучше. Ведь они, по крайней мере, уйдут из этой грешной жизни во сне, прижавшись друг к другу и не испытывая никаких предсмертных мучений.--Мы всё равно будем вместе, любовь моя!—пылко выговорила юная девушка, подойдя к железному сейфу и открыв его. Найдя в нём свою шкатулку, она стала её внимательно просматривать, ища глазами заветную маленькую баночку. Тем временем, капитан прошёл в радиорубку, и, написав карандашом координаты их местонахождения, велел радистам, немедленно приступать, посылать просьбы о помощи.--Это, что s.o.s.?—осведомился потрясённый радист и получил положительный ответ шэфа.--Совершенно верно! Передайте всем, кто нас слышит! Мы погружаемся с деферентом на нос и просим помощи! Пусть поторопятся! У нас осталось меньше часа!—проговорил капитан, спокойным, как ему казалось, голосом. Он обвёл рубку задумчивым немного печальным взглядом и отправился на палубу, проверить, как идёт подготовка шлюпок. Радисты потрясённо переглянулись между собой, и, пожав плечами, приступили к выполнению приказа. Они чувствовали, что капитану, сейчас, очень нелегко на душе. Ведь ему ещё предстояло сообщить о катастрофе всем богачам, не говоря уже о том, чтобы выслушать их недовольные высказывания.?Карпатия?. Тем временем, идущее в направлении Средиземного моря, мелкое пассажирское судно ?Карпатия?, случайно получило первый призыв о помощи с ?Титаника?. Его поймал молодой радист, вернувшийся в радиорубку с занимательной беседы с вахтенным офицером. Он включил телеграф, намереваясь перед сном послушать, что в нём передают. Какого же было его удивление, когда вместо легкомысленной болтовни пассажиров, он услышал отчаянные просьбы о помощи, передаваемые радистами шикарного огромного круизного океанского лайнера ?Титаник?. Бедняга столкнулся с айсбергом и из-за повреждённых пяти отсеков идёт на океанское дно. Это стало, как гром среди ясного неба. Радист не мог поверить в то, как может тонуть корабль, считающийся сам по себе очень новым современным, хорошо оснащённым спасательными средствами, и безопасным. Только времени на раздумья у него не было. Радист записал на телеграфный лист все данные о месте нахождения гигантского корабля и помчался к своему капитану, уверенный в том, что тот примет необходимые для оказания помощи в спасении, нуждающимся в ней, людям, меры. Радист остановился у белой металлической двери капитанской каюты и осторожно постучался. Его не смущал, царивший в коридоре, полумрак. К счастью, капитан не спал, и, решив, что случилось что-то экстраординарное, отозвался.--Что там у вас случилось?—спросил он через закрытую дверь. Находящийся, до сих пор, в лёгком оцепенении, молодой радист справился с собой, и, не медля ни минуты, быстро доложил спокойным уверенным голосом:--?Титаник? столкнулся с айсбергом и тонет, сэр! Их капитан спрашивает о том, когда мы сможем прийти к ним на помощь! У них осталось два часа, может больше! Потом они окажутся на океанском дне! Воцарилось мрачное молчание. Вероятно, капитан Рострон оценивал ситуацию и возможности своего корабля, но, выйдя, наконец, из каюты распорядился:--Передайте капитану Смиту, что мы уже идём к ним на помощь на предельной скорости в 20 узлов и будем у них через пять часов! Молодой радист почтительно откланялся и убежал в радиорубку, выполнять поручение капитана. Тот проводил его задумчивым взглядом, после чего пошёл на мостик, чтобы дать вахтенным офицерам необходимые распоряжения, относительно смены курса. Он хорошо понимал, что прийти вовремя ?Карпатия? не сможет, поэтому, спасённым ими пассажирам с шикарного лайнера, потребуется врачебная и психологическая помощь. Капитан так же распорядился приготовить мешки для покойников и морозильные камеры, в которых придётся везти, подобранных из ледяной воды, погибших. Офицеры понимали, что на них выпадает, весьма не лёгкая, а вернее даже, непосильно морально и физически тяжёлая работа. Только никто из них не роптал. Они с покорностью выполняли то, что велит им долг совести и службы. Что касается пассажиров, то стюарды вежливо попросили их находиться в каютах и не выходить из них, так как зрелище для них будет психически не из приятных.?Титаник?. Только пассажиры не заметили никаких изменений. Они занимались своими обычными делами. Так и герцогиня Виктория Браэртон. Она увлечённо пила чай из фарфоровой золотистой перламутровой чашки, которую держала в руках. Молодая женщина удобно сидела на мягком диване из фиолетового бархата в мягком освещении, горящих в серебряных канделябрах, восковых свечей. Тихо потрескивали дрова в мраморном камине, плавно обволакивая и заполняя просторную комнату приятным еловым и облепиховым ароматами. Молодая герцогиня, пока не торопилась, ложиться спать, хотя, уже и переоделась в сорочку из полупрозрачного лазурного шёлка и зелёный жаккардовый халат. Виктория была глубоко погружена в запретные мечтания о друге её семьи, герцоге Кристобале Бредфорде и даже не заметила того, что их прекрасный корабль остановился, и везде, на нём, на минуту, погас свет. Смолкли, доносящиеся из бального зала, звуки вальсов. Стояла гнетущая тишина, но, вскоре, она была нарушена. В дверь просторной каюты осторожно, но громко, постучали. Личная горничная молодой герцогини услышала стук и немедленно, пошла, открывать, чем и заставила приветливую госпожу, выйти из романтической задумчивости. Виктория мгновенно очнулась и не в силах скрыть душевного беспокойства, спросила, вошедшего в гостиную, молодого стюарда:--Ради Господа Бога, пожалуйста, скажите! Что случилось, раз вам приходиться, ходить по каютам и будить пассажиров в столь поздний час? Стюард доброжелательно ей улыбнулся, и, принеся искренние извинения, приветливо объяснил:--Дело в том, мадам, что капитан приказал всем пассажирам, одеться как можно теплее и в спасательных жилетах идти в главный салон для получения дальнейших инструкций! Только сейчас, стоя на полу, Виктория почувствовала, что корабль стоит на месте. Его двигатели замолчали, и не было слышно громкого шума от, выпускаемого из труб, пара. Пол под ногами больше не вибрировал. Герцогиня напряглась и с негодованием посмотрела на, ожидающего от неё позволения уйти, всё того же, молодого стюарда и встревожено спросила:--А почему мы стоим? Неужели с кораблём случилось что-то неладное? Стюард почтительно поклонился ей, поражённый до глубины души, стойкостью и выдержкой обворожительной герцогини. Вот уж, действительно истинная аристократка и особа, приближённая к трону: статная и величественная. Её не смогла бы покачнуть ни одна самая мощная и безжалостная буря. Даже сейчас герцогиня Виктория стояла перед ним во всём своём царственном великолепии с, величественно поднятой, очаровательной головой, золотисто-каштановые густые длинные шелковистые волосы которой, были подобранны к верху и закреплены бриллиантовым гребнем. Молодая женщина пристально смотрела на него немигающим бирюзовым взглядом.--Простите, достопочтенная госпожа. Только вам не о чем беспокоиться! Мы всего лишь, остановились на ночь из-за суровой ледовой обстановки! Утром снова двинемся в путь.—с той же доброжелательностью ответил, немного собравшись с мыслями, стюард. Герцогиня внимательно выслушала его, и, решив, больше не задерживать, дала щедрые чаевые и только после этого, отпустила. Она бесстрастно проследила за уходом стюарда и за тем, как за ним бесшумно закрылась дверь. Выждав немного, Виктория быстро оделась, и, прихватив с собой спасательный жилет, отправилась в апартаменты к любимой дочери, Великой княжне Ольге Фёдоровне Романовой. Что-то герцогине подсказывало, что юная девушка очень нуждается в материнской поддержке и утешении. Вот, только, идти по затемнённым коридорам, было проблематично. Они были полны людьми в одинаковых спасательных жилетах. Их хмурые лица выражали тревогу и неведение. Люди между собой тихо переговаривались, пытаясь, узнать друг от друга истинную причину внезапной остановки ?Титаника? и того, почему команда решила пересадить всех пассажиров в шлюпки. Одни говорили о том, что корабль столкнулся с айсбергом, другие, что его взорвали по приказу жестокого барона Джона Браэртона. Виктория отчётливо слышала все их слова, но решила не делать поспешных выводов, основанных по слухам. Конечно, на душе ей было, крайне, неприятно узнавать и соглашаться с тем, что её бывшему мужу, всё-таки удалось осуществить задуманное. Теперь из-за его жестокости сотням безвинных людей суждено погибнуть, либо остаться вдовами, а детям сиротами. Но Господь Бог справедлив и воздаст виновникам сполна. Джон Браэртон с его прихвостнями ответят за все свои злодеяния. Иначе и быть не может. От таких мыслей, Виктория почувствовала необычайную лёгкость и бодрость. На очаровательном лице даже появилась загадочная улыбка. Единственное, что огорчало молодую женщину—душевное равновесие любимой дочери и скорая непереносимая боль утраты возлюбленного, которую бедняжке вот-вот предстоит испытать. Сможет, ли несчастная девочка пережить такое, либо попытается наложить на себя руки—Виктория не знала. Тем временем у офиса казначея Хью Маккэлроя творился самый настоящий хаос. Столпившиеся там, пассажиры первого и второго классов, наперебой у него что-то требовали на разных языках. Им хотелось скорее забрать свои деньги, документы и драгоценности со склада. Казначей, хотя и старался быть с пассажирами вежливым, но нервы уже не выдерживали и разрывалась от шума голова. К счастью, к нему на помощь пришёл старший стюард, и, с мрачным выражением на лице что-то сообщив ему на ухо, внимательно проследил за тем, как казначей закрыл свой офис с непреклонными словами, обращёнными к пассажирам:--Уважаемые, дамы! Офис закрывается! Пожалуйста, возвращайтесь в свои каюты и ждите дальнейших инструкций от офицеров!—настоятельно, но всё с той же вежливостью. Громко просил он их. Поначалу, его разумные слова возымели успех у пассажиров. Они ненадолго замолчали и с глубоким душевным негодованием принялись между собой переглядываться. Их замешательством воспользовался Маккелрой тем, что, не теряя драгоценных минут, достал из сейфа шкатулку с драгоценностями Российской Императорской семьи и направился к графине Юлии Волынской, грациозно спустившейся со ступенек парадной лестницы, расположенной на палубе D, которая была выполнена в том же стиле, что и кормовая, то есть из, покрытого защитным лаком, красного дерева. Её дополняли колонны и балюстрада с резными панелями. От внимательного взгляда главного казначея не укрылось то, что хорошенькая молоденькая графиня находилась в глубоком душевном недоумении. Она не понимала одного, что происходит на прекрасном корабле, а точнее, чем вызвана его внезапная остановка и для чего Наталья Берестова приказала ей срочно вернуться с бала и немедленно отправляться за драгоценностями Их Императорских Высочеств Великих княжон. Даже сейчас шестнадцатилетняя графиня оставалась в роскошном бальном платье из фиолетового атласа, обшитом серебристым гипюром и в лайковых перчатках того, же цвета, что и кружево.--С вами всё хорошо, мисс?—с участливой заботой и внимательностью обратился к юной девушке казначей. Он доброжелательно ей улыбнулся, что подействовало на графиню Волынскую успокаивающе. Она мгновенно собралась с мыслями, и, скромно ему улыбнувшись, встревоженно ответила вопросом:--Я, просто, не могу понять, что происходит на корабле, и почему он остановился, да и не говоря уже о том, чем так сильно встревожены люди? Неужели случилось что-то страшное, и нам всем угрожает опасность? Хью Маккелрой тяжело вздохнул, и, не желая, ничего скрывать от, пришедшейся ему по душе, хорошенькой русской графини, честно поделился, галантно вручив ей шкатулку с императорскими драгоценностями:--Корабль столкнулся с айсбергом. Офицеры настоятельно просят всех пассажиров и обслуживающий персонал одеться как можно теплее и в спасательных жилетах подниматься на шлюпочную палубу. Это всё, что мне известно, мисс. Только можете не беспокоиться. Причин для паники нет. Это всего лишь меры предосторожности. Он старался говорить как можно любезнее и доброжелательнее, чтобы не пугать девушку ещё больше. Только казначей напрасно беспокоился. Юлия всё поняла и, искренне поблагодарив его за честность, взяла шкатулку и отправилась в императорские апартаменты, расположенные на палубах В и С, провожаемая мягким взглядом казначея. Он тяжело вздохнул и ушёл в свою каюту для того, чтобы надеть спасательный жилет. Только дойти до императорских апартаментов, герцогине было не суждено. Ей этого не позволила сделать приёмная дочь, Изольда Джеральдтон. Она встретила мачеху в, залитом мягким светом от, включенных настенных бра, коридоре, и, стоя на пороге своей каюты с, расстеленным на полу, ковре. Молодая женщина из-за, одолевающего её душевного беспокойства, совершенно забыла о том, чтобы одеться в тёплое. Она оставалась в атласном вечернем платье цвета аквамарина и в изящных туфельках на каблуках. Изольда ждала мачеху для того, чтобы у неё выяснить причину внезапной остановки ?Титаника? и то, зачем стюарды просят всех пассажиров, пройти в главный салон для того, чтобы получив инструкции, подняться на верхнюю палубу, где после общего распределения по шлюпкам, произведётся посадка в них.--Мама, вы, случайно не знаете, для чего нас всех хотят разместить по шлюпкам?—спросила она, дрожащим от волнения, тихим голосом, в котором ощущалось глубокое душевное недоумение. Изольде совсем не хотелось покидать ?Титаник?, ведь на нём так тепло и уютно, а на его палубе шумно и темно, не говоря уже о том, что дикий холод пронизывает насквозь. Он лишает способности думать и что-либо делать. Виктория разделяла чувства дочери. У неё самой не лежала душа к спасательным шлюпкам. Они казались ей ненадёжными, но мысленно догадываясь о том, что с их прекрасным кораблём случилось несчастье, вразумительно, и, не желая пугать старшую дочь, спокойно произнесла:--Раз капитан велит нам всем надеть поверх тёплой одежды спасательные жилеты и в них подниматься на шлюпочную палубу, значит, мы обязаны подчиниться! Ему виднее, что лучше для пассажиров! Изольда поняла мачеху, и, решив, прислушаться к её мудрым словам, молча, и вместе с ней прошла в свою просторную каюту, где их в гостиной терпеливо ждала горничная. Она уже успела достать из шкафа необходимые тёплые вещи госпожи и даже не забыла вынуть из сейфа все её драгоценности. Их осталось только сложить в шкатулку и взять с собой. Чуть позже, когда юная графиня уже вошла в каюту к своей госпоже, Великой княжне Ольге Фёдоровне, её карим глазам открылась картина, заставившая юную графиню не на шутку встревожиться. Госпожа стояла возле сейфа, и, держа в руках стеклянную склянку с прозрачной жидкостью, словно загипнотизированная, смотрела на неё. При этом, её красивое доброжелательное лицо выражало невыносимую душевную печаль и отрешённость. По бархатистым щекам текли слёзы. Девушка выглядела очень бледной, и напоминала самое настоящее привидение.--Господи, госпожа! Неужели вы решили пойти на лишение жизни себя и нашего дорогого адмирала?—не в силах справиться с, одолевшей её, невыносимой тревогой, взволнованно спросила юная графиня, стремительно подойдя к Великой княжне, чем и вывела её из глубокого душевного, вернее скорбного ступора. Ольга мгновенно опомнилась и быстро спрятала пузырёк в лиф великолепного платья. Она собралась с мыслями, но всё с той же отрешённостью поделилась с преданной подругой:--А разве у меня есть другой выбор, Юленька?! Этот прекрасный корабль тонет, как и мои мечты о счастье с любимым мужчиной, которому тоже суждено погибнуть в эту прекрасную, тихую и безлунную ночь! Лучше пусть мы уйдём из жизни тихо и во сне, прижавшись друг к другу, чем захлебнувшись в ледяной беспощадной воде, либо от удара чего-нибудь тяжёлого! Между девушками воцарилось мрачное молчание, во время которого они печально смотрели друг на друга и ничего не говорили. Да и, что девушки могли сказать? По красивым добрым бирюзовым глазам с густыми шелковистыми ресницами юной Великой княжны Юлия Волынская отчётливо прочитывала то, что та уже искренне раздумывала о задуманном ею вынужденном самоубийстве для себя и их глубоко уважаемого адмирала, хорошо понимая, что это означало бы, обречь их безгрешные души на вечные мучения и скитания. Это искренне радовало юную графиню, из-за чего она даже вздохнула с глубоким облегчением. Только понимая, что у них больше нет времени на дальнейшие душевные излияния, девушки пошли в каюту Престолонаследника Цесаревича и Великого князя Алексея Николаевича, прихватив с собой тёплые бархатные пальто, оточенные соболем, горностаем и золотой тесьмой, не говоря уже о спасательных жилетах. Что касается самого семилетнего Наследника Российского Престола? Он до сих пор тихо и мирно спал, удобно лёжа в своей уютной кроватке с мягкими периной и подушками с шёлковой простынёй, не подозревая о том, какая смертельная опасность нависла над их прекрасным кораблём и всеми, плывущими на его борту людьми. В каюте Престолонаследника было темно и очень тихо, лишь только старинные настенные золотые часы пару минут тому назад пробили полночь. В эту самую минуту к нему бесшумно подошла Великая княжна Ольга Фёдоровна, и, крайне осторожно опустившись на край его кроватки, ласково погладила мальчика по шелковистым золотисто-русым волосам, затем плавно склонилась над ухом и тихо попросила:--Алексей Николаевич, просыпайтесь! Ольга старалась говорить спокойно и уверенно для того, чтобы маленький Цесаревич ни о чём не догадался. Ведь ей совсем не хотелось напугать его, и это у неё хорошо получилось. Мальчик послушался её, и, полностью проснувшись, недоумевая, посмотрел на дорогую кузину, красивое лицо которой хотя и излучало душевную приветливость, но в глазах отчётливо ощущалась невыносимая печаль, которую она никак не могла скрыть, хотя и отчаянно старалась.--Оля, что случилось? Почему ты разбудила меня?—осведомился он у неё ещё сонным голосом. Девушка ласково ему улыбнулась