Глава Двадцать Восьмая (1/1)
- Спи, дитя… - прошептала хозяйка в последний раз и снова вышла, а я провалился в короткий болезненный сон, наполненный собственным отчаяньем. Мне было пусто и холодно одновременно, я горевал о былых днях и ненавидел их. Быть может, так сходят с ума. Наверное.Ставки на мой аукцион были приняты практически сразу после моего возвращения – видит спящее море, их было меньше, чем за мою девственность. Конечно, два главных претендента были рядом, Сонохара и Митои, кто-то из них отнял у меня здоровье и будущее, кто-то из них должен был выкупить использованный товар. Кто-то из них – но я не держал на них зла, не горевал о том, что моя жизнь будет связана с ледяными глазами одного и каменным сердцем другого. Я хотел поскорее избавиться от ощущения ненужности, которым меня заразило старое поместье, а раз уж я не могу приносить доход хозяевам, пусть меня тут больше не будет вовсе. Так будет лучше для всех нас. Так будет спокойней.Маленькая Момо уже была у меня – попрощаться со мной. Девочку выкупили на две недели, она должна была уехать в столицу, а подходить ко мне во время моей болезни ей строго запрещали – боялись, что я могу заразить ребенка из мести хозяевам… Она посидела со мной, принесла мне книжку с картинками, спела песенку и расцеловала меня. Потом попросила меня написать ей – правда, она не умеет читать, но она отнесет письмо Адзусе, а та обязательно прочтет. Когда служанка уводила ребенка, Момо изо всех сил прижалась ко мне на мгновение, незаметно сунув мне в руку свежий персик – символ ее имени, хотя, конечно, она вряд ли знала, что сочный плод и маленькая одинокая девочка значат для меня, может, догадывалась… Я знал, что больше не увижу ее, и в спину молился богу и Будде, чтобы кто-нибудь более великодушный выкупил Момо и дал ей то, чего она была лишена. Я был бы рад увидеть ее свободной и счастливой, как все дети ее возраста.
После приходила Юри, новая надежда старого поместья, она была тут недолго, скалила белоснежные зубки в улыбке и смеялась над Кимихиро, с кем сейчас соперничала за доходы. Когда она ушла, ее новых аромат – духи и пряности – остался у меня на теле. Я пожелал ей удачи, она пожелала мне счастья, и эти слова были настолько болезненны и искренни, что я проплакал после ее визита несколько часов, как глупый ребенок. Кимихиро ко мне больше не приходил, был слишком занят, ведь львиную долю моих клиентов передали ему, а моложе он, увы, не становился. Его последний подарок остался в моих вещах, камень, который мог бы обеспечить мне билет на поезд и еду, если я решусь на побег. Я не думал о побеге, впрочем… За год, что я провел в поместье, я перестал быть свободолюбивым сыном рыбака, счастливым мальчуганом, что мог выйти в море и сварить себе похлебку, я стал изнеженным болезненным цветком, который только и ждал, что на него наступят снова и снова. Никакого солнца, никакого ветра – только спящее море и мы, его пленники, тянущиеся к искусственному свету, без права на ошибку, без права на еще один шанс, без прав вообще.Цуру-сан помогала мне собрать вещи – рассказывала, утешая меня, что жизнь личной игрушки богатого человека будет намного лучше той, что я вел раньше. Меня будут баловать и лелеять, говорила она, а я смеялся про себя, вспоминая, как со мной обращался Сонохара и снова чувствуя на пальцах болезненные прикосновения рук Митои. Она обещала мне, что поместье будет интересоваться моей жизнью первое время – безбожно лгала, глядя мне в глаза, понимала, что я чувствую ее ложь, и краснела, но продолжала лгать, странное создание. Я вспоминал, как впервые увидел ее, красивую полуобнаженную, окутанную дымкой из духов и легких тканей, настоящую хозяйку детского борделя, как какое-то время был по-мальчишески влюблен в белизну ее рук и темноту взгляда и помыслов, потом она продала меня и сделала это еще не раз. Я не держал на нее зла, я чувствовал внутри боль от потери собственного ребенка и детства – эту боль, которую она не могла забыть, искупали мы, искупал и я, и вот теперь настало время для прощания. Она расчесала мои волосы и предложила мне выспаться, ведь завтра я навсегда покину поместье и никогда больше не вернусь ни к веерам, ни к Масаки-сан, ни к тесным комнатам хозяйки.- Мы дети спящего… - запела она, но я прервал ее песню поцелуем тонких пальцев. Когда она вышла, я почувствовал, что больше не хочу думать или вспоминать. Я устал, я безбожно устал от своей болезни и судьбы. Я должен спать. Веки мои смежились, и я провалился в сон.Когда я открыл глаза, я услышал громкие крики со двора – как когда-то давно, когда Дай-чан лишался своей невинности – но в этот раз крики были болезненны и истеричны, и в них без труда угадывался голос Рюи. Голос любимой игрушки Такураги.- Какого черта! – кричал он, и грубые слова, слетавшие с его нежных, созданных для поцелуев губ, пугали меня, - Пусть хозяин поговорит с ней! Я должен знать!Цуру-сан в шелковом халате просила его успокоиться и уводила во взрослые комнаты, но он вырывался, узкий, юркий, как угорь, и снова кричал. Я встал, накинув на свое тело махровый халат – из соседних дверей уже выходили проснувшиеся дети, Юрико с распущенными волосами обнимала сонную Момо, она кивнула мне и скрылась в узком коридоре, я пошел за ней.
- Пусть мне скажут, что происходит! Я работаю несколько лет, я приношу вам доход, я, я…- Что происходит? – Кимихиро и Саю, главные бриллианты поместья, спешили на подмогу своей хозяйке, - Рюи, успокойся и ляг в постель, ты перебудишь всех.- Мне все равно! – с надрывом выкрикивал он, - Мне плевать! Почему Анаи-чан не зовет меня?! Прошло уже два месяца! Я хочу ее видеть! Хочу ночевать в поместье Такураги! Почему я должен ходить за генералом Джихо, если у меня есть Анаи-чан. Где хозяин?! Пусть мне объяснят, что я делаю не так!Анаи-чан… Госпожа Такураги, ее имя Анаи, насколько я помнил. Внезапно перед глазами встал пустынный пляж, молодая красивая женщина, которой я в лицо бросал жестокие слова – Рюи вас не любит, Рюи вы купили на собственные деньги. Краска залила мое лицо, я инстинктивно сделал несколько шагов в темноту, мне захотелось скрыться, исчезнуть.- Рюи-кун, успокойся, - Саю улыбнулась ему очаровательной улыбкой, которую обожали все богатые люди в нашем городе, - Ты простынешь. Возможно, госпожа Такураги просто больна. Вспомни, кто ты! Ты же главный ее любимец. Она без тебя жить не может. Она обязательно…- Нет, Саю! – с силой выкрикнул он, - Нет! Она не могла без меня жить, но теперь, видимо, нашла кого-то помоложе. Я устал от мужских рук, я не создан для такого! Где хозяин?! Пусть мне скажут правду.- Что здесь происходит? – грубый голос вывел меня из ступора и вернул в реальность. Подтягивая за собой деревянную ногу, хозяин шел из собственных покоев, стягивая на могучей груди халат,-Какого черта ты тут устроил, щенок? Правил не знаешь? Немедленно вернись в постель, и вы все тоже! У меня будут убытки от ваших перфомансов!- Хозяин! – Рюи вскочил, приближаясь к высокой фигуре, - Я хочу знать, почему я два месяца сплю с мужчинами?!- Глупый вопрос, - хозяин усмехнулся, - Это же твоя работа, Рюи, ты забыл?- Я никогда не был с мужчинами! – вскричал тот, швыряя на землю крохотное зеркало, которое ветрел в пальцах, - Почему Анаи-чан больше не любит меня? Кого вы подложили к ней?! Кого?! Разве я мало зарабатывал?!- Успокойся, - поддерживаемый Саю хозяин сел на лавочку и разжег трубку, - Ты хорошо работаешь, и она была нашей любимой клиенткой, благодаря тебе. Мы ценим тебя, Рюи. Генерал Джихо тоже тебя ценит…- Плевал я на него! – Рюи с силой сжал веточку сирени, за которую схватился, - Плевал! Я не могу быть с мужчиной. Я мужчина. Мне нужна Анаи-чан! Верните мне ее! Я выплатил свой долг, я давал вам шелк, рис и саке! Я лучший здесь! Верните мне Анаи-чан! Она ведь готова была выкупить меня!- Анаи Такураги больше не наша клиентка, - спокойно сказал хозяин, откидываясь назад, любуясь сердитым лицом Рюи, - Два месяца назад она попросила передать тебе, что ты ей дорог, но покупать твою любовь она больше не смеет. Что она хочет начать жизнь заново. Что когда ты выплатишь свой долг и станешь свободным, она поможет тебе учиться и купит дом. Но она больше не хочет быть с тобой, как с мужчиной.- Что?.. – лицо Рюи побледнело и тот медленно осел на влажную землю, - Что?..- Так бывает, Рюи, - колечко дыма из трубки хозяина взлетело к облакам и опустилось, - Так бывает. Ты больше не любимец самой богатой вдовы округа. Ты рядовой ?взрослый ребенок?. Будешь работать как все.- Я не понимаю… - Рюи закрыл ладонями лицо, - Не понимаю… Почему?! Почему так произошло?!Я закрыл глаза, чтобы не видеть его отчаянья. Где-то за моей спиной кто-то негромко зло рассмеялся. Я почувствовал себя пустым и одиноким – больше я не имел права молчать.- Это из-за меня, - сказал я и сделал шаг вперед, - Из-за меня, Рюи-семпай. Прости.- Что? Снежок? – хозяин заинтересованно посмотрел на меня, но тут же опустил глаза, Рюи встал, опираясь на руку Кимихиро, и подошел ко мне.- Что ты сказал? – спросил он, и в глазах его зажегся недобрый огонек.- Из-за меня. Я видел ее в ту ночь, когда ты покинул ее. Я говорил с ней… Я сказал ей лишнее… Прости, Рюи-семпай. Я не хотел портить тебе жизнь. Я был болен…- Болен? – переспросил Рюи, - Портить? Прости?! О чем ты, Юки-кун? Ты никогда не был ее любимцем… И ей плевать на твои слова, на слова всех в мире, она любит меня.- Любит, - подтвердил я, - Я напомнил ей, что в отличие от нее самой твоя любовь куплена ею. И я был продан благодаря ее сотрудничеству. Я сказал ей жестокие слова. Я собирался умереть после. Но я не думал, что она покинет тебя. Прости.- Повтори еще раз, - Рюи встал, вынимая шпильку из волос, длинные пряди заструились по спине, - Повтори, - он стоял напротив меня, почти на голову выше меня, а в глазах у него твердела невыносимая ненависть.- Прос… - я не договорил, потому что первый удар пришелся прямо на мое лицо, некрасивый и болезненный.Я упал, не закрываясь от его ударов – он успел ударить меня еще несколько раз, пока Кимихиро и хозяйка не оттащили его от меня.На горизонте уже алел рассвет, когда я окончательно пришел в себя, отчаявшись поспать перед последним днем в поместье. Перед глазами все еще стояли отчаянные слезы Рюи, который проклинал меня и взывал к голосу сердца своей хозяйки. Оторванный от ее груди, он казался мне брошенным ребенком. Я ненавидел себя.