Глава Двадцать Вторая (1/1)
В то утро меня разбудили на рассвете – вещи мои были собраны, Масаки помогала моей прислужнице Тооко-сан осторожно завернуть кимоно в рисовую бумагу. Когда она поймала мой сонный еще взгляд, внутри больших темных глаз затеплилась нежная улыбка, свойственная только этой женщине. Масаки была отстранена от меня, наказана за то, что привела на мой дебют учителя – но о том, что она едва не помогла мне бежать, никто не знал – и это спасло нас обоих. Время от времени недостаток прислуги и времени помогал нам видеться. Масаки-сан принадлежала своей единственной любви, но между нами все еще сохранилась тонкая связь, и я дорожил ею.- Завтрак для принца! – пошутила она, отвечая улыбкой на вопросительные взгляды Тооко-сан, пожилая женщина готовила чай для меня и неспешно рассказывала о том, как красиво в такое время года на море. Я приподнялся и хотел сесть, но резкая боль там, внизу заставила меня на минуту остановиться – прошедшую ночь я провел с господином Митои, и в ту ночь он не сдерживался, совсем не пытаясь сохранить мое здоровье и хорошее состояние перед поездкой.Я вспомнил его большие глаза, изящный костюм, пахнущий туалетной водой, пенсне с позолоченной оправой, серебряный шарик на его трости – Еширо Митои сотрудничал с европейцами и старался выглядеть современно. Его обожали женщины, ибо он был невероятно хорош собой, и, говорят, в прошлые праздники в Ешиваре гадали только на него и на молодого императора, однако сам он женщинами не увлекался, предпочитая их обществу общество своих друзей и иногда мое, а до меня его навещал Кимихиро, так мне говорили.Я рассказывал уже – хвала спящему морю – мы с ним встречались редко и украдкой, он считал, что половые сношения с ребенком отвратительны, и, видит бог, я был бы ему благодарен, если бы он помнил об этом в минуты нашей близости. Но, стоило мне появится перед ним, как он начинал сходить с ума. Он не мог, подобно господину Сонохаре, оттягивать удовольствие, готовиться к соитию и отходить после. Он сразу же накидывался на меня, как дикий голодный зверь, и часто все мои нарядные одежды остывали лохмотьями на моем влажном теле. Никаких вопросов, разговоров, расспросов и бесед – бледные его тонкие, как у девушки, пальцы отчаянно раздевали меня, губы начинали шарить по моему телу, причиняя мне унижение, затем он стаскивал с себя костюм, обязательно порвав при этом цепочку от часов. Когда он, наконец, стаскивал с меня тонкое нижнее кимоно, он старался не смотреть на мое мужское достоинство, ибо это раздражало его и причиняло ему боль – он чувствовал себя настоящим мужчиной, по крайней мере, пытался. Стащенные наполовину брюки мешали ему – я говорил, что помогу хозяину – и он позволял мне, но алая краска стыда обязательно заливала его лицо. Потом он просил меня лежать и не двигаться, ложился сверху и обязательно просил меня слизывать первую каплю смазки с его пальцев, и, любуясь едва заметным движением моего языка, входил в меня. Боль и отвращение резкими толчками пронзали мое сознание – а он уже не походил на самого себя, спокойного, приветливого. Он мог брать меня четыре или пять раз за ночь, не позволяя мне сна или отдыха – за прошлую ночь он брал меня трижды, а потом покинул свое поместье, ибо его ждали на каком-то другом дебюте, и это спасло меня.- Еширо-доно снова порвал хакама, - сокрушенно приветствовала меня Тооко-сан, когда я вернулся на рассвете – поручный Митои с поклоном передавал ей пухлый конверт в качестве компенсации за причиненные неудобства.Полтора часа спустя я уже был готов к отъезду, и ждал только обеда, чтобы попрощаться с хозяином и хозяйкой – нарядный и одетый я сидел на нагретой солнцем скамье, слушая, как в дальней зале Момо поет и играет на сямисене, мое любимое нежное дитя.- Кого я вижу… - услышал я резкий голос, который невозможно было спутать с другими, - Принц покидает нас, какая жалость.- Хиро-сэмпай, от вас, чей отъезд намечен на послезавтра, это слышать смешно, - улыбнулся я, Кимихиро уже сидел рядом со мной, высокий и как обычно полуголый – кимоно сползло с плеч, обнажая грудь и половину худого туловища.- Слышал, тебе вчера не давал спать Еширо-доно, скажи-ка, он все еще сбривает волосы с тела? – расхохотался Кимихиро, широко расставляя свои колени, - И стыдится собственного члена? Ах он наглый развратник!- Сэмпай, прекратите – дети услышат, - сказал я и осекся – детей спящего моря можно удивить чем угодно, но только не этим, - Он гладкий как колено и быстрый как орел. Приходится терпеть, мой долг выплачивается не сразу.- Ты, правда, будешь обслуживать там сразу двоих? – спросил он, подпирая ладонью подбородок, - Это же отвратительно даже для нас! Я, конечно, понимаю, что ты приносишь доход, но спать сразу с двумя да еще и такими придурками.- Тссс, Хиро-доно! Вы шумите! – прошептала Тооко-сан, принесшая мне холодный чай, - Не говорите с Нашим Принцем о таких вещах! Это же работа! – ворчала она, исчезая в доме.- Мне не привыкать, - улыбнулся я, - И потом, ну не будут же они приходить ко мне вместе.- Не стоит быть таким уверенным, на то это и длительный съем – они купили тебя на два месяца, и будут делать все, что захотят. Захотят вдвоем – захотят поодиночке. Однажды я ездил к Мистеру Мак Филлу, помощнику посла, мне сказали, что европейцы мягче и добрее, но не тут-то было, - Кимихиро рассмеялся так легко и просто – солнце заливало его длинные ресницы, - Он брал меня снова и снова как неутомимый труженик, а потом позвал свою жену… Это было отвратительно. Я ненавижу женщин с тех пор, они отвратительны!- А я бы хотел перейти к женщине, как Рюи, - задумчиво проговорил я, - Они мягче и госпожа Такураги такая красивая, вызывает приятные эмоции. И мне надоело, что я не могу сидеть, - я поерзал на мягкой подушечке.Кимихиро рассмеялся, разглядывая меня – длинные его волосы, как оказалось, совсем не черного цвета, мягкими волнами струились по длинным плечам, делая его похожим на изваяние. Он был очень красив в то утро – и таким он для меня и остался много позже, стройным и счастливым, несмотря на все свое положение. В волнах спящего моря, где колыбельная звучит молитвенной песней, он был единственным, кто все еще мог улыбаться как в последний раз, отчаянно и светло. Он напоминал мне Момо, внешне уже взрослый, но все еще похожий на ребенка – сейчас, спустя полгода моего пребывания здесь, я считал себя более взрослым и более опытным.- Какой же ты все-таки болван, - мягко улыбнулся он и потрепал меня по голове, - Новый некоронованный принц-болван! Пойми, здесь нет лучшего варианта – остаться мужчиной, как ты наивно мечтаешь, у тебя уже не вышло – ты им даже не сумел стать. А сохранить честь, - Кимихиро задумался и внезапно прижал мою макушку к своей груди, - а сохранить честь здесь можно только отдав долг. Но он растет, а время наше истекает – детству тоже приходит конец.- И что же дальше? – я выбрался из его объятий, ибо он мял мою одежду, - Что же дальше будет с нами? Нас убьют? Или отпустят? – внутри меня уже горела зыбкая надежда, который не суждено было выжить, но все-таки…- А дальше, - спокойный ровный голос прервал нас, - А дальше вас продадут в городские бордели. Если, конечно, мои персики, вы не выплатите ваш долг полностью.Цуру-сан в легкой юкате цвета утренней зари стояла над нами, запуская свои тонкие пальцы в волосы Кимихиро, глаза ее напоминали мне глаза охотящейся кошки – а сама она уже готова была расплыться в улыбке, грозящей нам и наказанием, и внеочередным заказом.- Хиро-чан, собирайся, у тебя вечером заказ. Снежок, твой экипаж будет через десять минут. И… - она сделала паузу, садясь между нами и обнимая нас обоих, - Меньше разговор, которые могут не понравиться хозяину. Ясно?.. Будьте умниками!Кимихиро ослепительно улыбнулся ей, пряча странный двусмысленный взгляд, оставленный мне на прощание, и исчез в своих покоях, а я пригубил свой чай, пока хозяйка внимательно осматривала мой наряд.- Значит, я закончу свою жизнь в борделе? – неловко спросил я, - Долг мой растет с каждым порванным пальцами Еширо-доно кимоно, а выплатить его до своего шестнадцатилетия я не смогу. Тогда зачем все это, Цуру-сан? Зачем вы внушаете мне – нам – надежду?- Мой мальчик, ты все-таки еще слишком глуп, - сказала она, по-девчоночьи обнимая острые свои обнаженные коленки, - Я тоже была глупа в твоем возрасте. Ты ставишь себе цель перетерпеть – и потому ты принц и пока ты лучший, но будущего у тебя нет. Но… - она лукаво улыбнулась мне, глядя куда-то вдаль, сквозь меня, - Но если бы ты ставил цель стать лучшим…
Она рассмеялась, глядя куда-то внутрь меня своими миндалевидными глазами, как у лисицы – и внезапно мысли ее стали едины со мной, будто бы она и ее дух вошли в меня с соленым воздухом спящего моря. Я внезапно вспомнил горящие глаза сильных мира сего, вырывающим меня у друг друга. Мне всего десять, а они уже была готовы заплатить столько, сколько я хотел. И если я попрошу у них еще…- Мужчины глупы, - сказала хозяйка, исчезая в дверном проеме, - Любой твой долг станет Их долгом, если ты подаришь им одну улыбку вне цены. А женщины и того глупее. Если кто-то купит тебя – мы не будем против. Старайся, маленький снежок, то есть великий обольститель Ханаюки.С этой мыслью в тот темный день я покинул поместье, отправляясь на морское побережье, чтобы скрасить отпуск своим клиентами – и попытаться создать возможное будущее и для себя. Во имя и вопреки.