Глава Четырнадцатая (1/1)
В сердце любого урагана есть око – средоточие тишины и невинности бушующей стихии. В сердце любого шторма есть обнаженный кусочек морского дна, с которого небо кажется чище и светлее, когда вокруг теряют рассудок волны. Мы дети спящего моря, пленники его штормов и ураганов, их вечное око, истерзанное сердце, трепещущее на ветру. Море любит нас, опороченных и проданных однажды, успокаивает в глубине своей синей истории. Море прощает нас: провожает солеными поцелуями тех, кто сумел сбежать и взять другие имена. А для меня самого море открылось пронзительно синими глазами маленькой жрицы, стоящей на самом краю скользкой скалы, протягивающей ладони навстречу рождающемуся шторму. Адзусы могло больше не быть – но я уже летел к ней навстречу, перескакивая с одного камня на другой, и то, что толкало к ней, было сильнее меня, моря, всех денег на свете.- Это ты? – недоверчиво спрашивала она, пока мы бежали по кромке воды, чтобы ледяные волны не намочили ее шелкового наряда, – и больше всего на свете мне хотелось задать этот вопрос ей самой. Маленькая Момо уже ждала, большими глазами вглядываясь в нас, словно убеждаясь: Юки-нии и Адзу-чан живы и не покинули ее, растворившись в шторме. Потом ее маленькая рука немного ревниво заняла свое место в правой моей ладони – ибо левая отныне и навечно принадлежала Адзусе, интуитивно занявшей сторону самого сердца, как будто нужно ей было мое…- Все в порядке, все хорошо, - приговаривал я, чтобы успокоить девочек и самого себя. Потом, всматриваясь в голубые капельки родниковой воды - глаза Адзусы, я уговаривал ее и себя, наверное, тоже больше никогда не любоваться штормом со скал, а она, смеясь и плача, обещала мне, ежеминутно прерываясь, чтобы рассказать, какое печенье ей привезли из Киото и каких красивых кукол она видела в городе. Момо смотрела на нее глазами взрослого ребенка, жалеющего о том, что приходится тратить время на подобные глупости, – и оттого мне было еще больней: девочке ее лет больше пошло бы заплакать и попроситься на руки.
- Это Адзу… - сказала она мне, и я понял, что Момо теперь боится последствий – вдруг я расскажу обо всем хозяйке. - Юки-нии, прости нас, мы были не правы. Я больше не буду убегать за ворота. Честное слово. Юбикири-и-и… - начала она напевать, ловя мой встревоженный взгляд.- Я тоже, - рассмеялась Адзуса, совершенно не ощущая тревоги Момо. - Я тоже не буду… убегать из дома. - Она коснулась моей ладони щекой и непосредственно, по-детски рассмеялась. - Гомене!Пришлось пообещать им сохранить все в тайне, довести девочек до ворот и только там заметить нарядных горничных молодой жрицы и ее отца, господина Такимацу, встречаться с которым мне хотелось меньше всего на свете. Спустя полчаса я уже обслуживал его в комнате для гостей, наливая ему чай и выслушивая похотливые расспросы о дебюте, пока предприимчивая хозяйка развлекала маленькую Адзусу веселыми беседами и сладким.При свете дня в обычной одежде отец Адзусы показался мне вначале иным человеком, совсем не тем, который вытворял со мной непристойности в отблеске фейерверков. Господин Такимацу, как я говорил раньше, был управленцем всех храмов на побережье, владел шелковой фабрикой и газетой. Был он высок, правда, не так, как хозяин, физически силен, а мысли его были полны уродливых наслаждений и порочных связей, среди которых по непонятным мне причинам был я, проданный в поместье всего четыре месяца назад. Возможно, я должен был в те дни испытывать к нему ненависть или презрение за все, что он сделал со мной, – но я спокойно наливал ему чай, улыбаясь, как улыбались бы Кимихиро или милашка Саю. Прошедшие недели давно уже отрезвили меня, заставив надолго свыкнуться с мыслью: мое новое ремесло неизбежно, покориться – лучшее, что я могу сделать. Поэтому чай был налит ровно на две с половиной четверти чашки, а вода была подогрета до температуры поцелуя…Я видел, что господину Такимацу смешно наблюдать за мной, иначе почему он постоянно улыбается, поглаживая шелковистые свои усы. Я замечаю желание в его глазах, и мне противно, что не могу оградить себя от него, что – и это даже страшнее – я не хочу больше ограждаться от тех, кто тянет ко мне руки.- Мой господин, - говорю ему, наблюдая, как довольно поднимается его бровь. Я начинаю понимать, зачем он в поместье, пустующем без хозяина, я уже ощущаю напряженный взгляд Цуру-сан. Хозяйка, конечно, не может допустить моего дебюта, если я еще не готов покоряться и проявлять смирение, – другое дело, если тот, кто уже касался меня, увидит, насколько я вырос… Мне остается последний шанс на реабилитацию – и я тоже улыбаюсь господин Такимацу, приветливо и ненавязчиво расспрашивая о его делах. Если бы это случилось три недели назад, я специально сидел бы молча, чтобы оградить себя от страшного будущего ?взрослого? ребенка, но не сейчас, не сейчас, когда мой мир уже и без того растерзан жадными руками Масаки и ее любовника. Я должен понравиться ему, я обязан сделать это. Тогда я сумею выплатить свой долг и стану, наконец, свободным.
- Папа… - робко спрашивает за занавесками Адзуса и, не дожидаясь ответа, вбегает в комнату – избалованному ребенку невдомек, что это может быть запрещено. Лицо гостя мгновенно меняется, он подставляет руки девочке и сажает ее к себе на колени. Две пары голубых глаз снова смотрят на меня.- Ю-ки, - произносит Адзуса по слогам, и счастливое ее личико светится улыбкой. - Папа, Юки хороший! Он был у нас в гостях! И он друг Момо-чан!- Правда? – нарочито детским тоном отвечает ей господин Такимацу. - Такой хороший? Тебе нравится Юки? А почему?- Юки помог мне слезть со скалы, - спокойно и доверчиво поясняет Адзуса и тут же добавляет: - Я угощу Юки данго, когда он придет ко мне в храм.- В храм? – Вопросительно смотрю в глаза девочке. - Простите, оджосама, но я не знаю, где ваш храм, и вряд ли меня отпустят к вам в гости.- А почему? – Адзуса смотрит прямо внутрь меня, пока голубые капельки стекают по моему сердцу. - Ты плохо себя вел и должен быть дома?- Что-то вроде этого…Цуру-сан степенно входит в комнату и кланяется:- Мой господин, я сожалею, но Юки пора заниматься… Он у нас теперь слишком занят, прошу прощения… До праздника шелка так мало времени, а мы должны быть полностью готовы. Триста именитых гостей будут делать подарки Юки. Мы не имеем права разочаровать их.- Понимаю вас. - Гость улыбается, подхватывая дочь на руки. - Лучшие имена города приглашены. И я тоже, - легкий кивок, - жду от него превосходного выступления. Мои ставки вам уже известны, Оками. Имейте в виду, я всегда готов заплатить за то, чего мне хочется. Нам пора, Адзуса. Попрощайся с Юки, сестра ждет тебя.При слове ?сестра? что-то большое и светлое всколыхнулось внутри меня, я вспомнил запах летних цветов и бой барабанов, когда при свете факелов прекрасная сестра Адзусы исполняла танец жрицы. Я подумал, что сделал бы с собой тогда, после первого осознанного позора, если бы не явление загадочной девушки в белом, чьи голубые глаза были совсем не похожи на глаза ее похотливого отца или наивной младшей сестры. Мне захотелось перед тем, как окончательно низвергнуться со своих потерянных небес в спящее море, еще раз насладиться прекрасным танцем старшей дочери господина Такимацу – и полностью осознать всю неизбежность своего падения.- За что заплатить? – Адзуса крепко обнимает отца и машет мне маленькой рукой. - Юки, обязательно приходи в храм еще, я покажу тебе наш сад и угощу данго. Тебе понравится.- Да, да, обязательно навести нас еще… - Господин Такимацу кивком отвечает на мой уважительный поклон, не забывая кончиком пальца провести по моей щеке. - И будь лучшим, мой мальчик, не разочаруй меня.А мне остается только смотреть им вслед, чувствуя, как неприятный холод поднимается от ног к сердцу, сжимая его ледяной рукой, и выше, сдавливая мне горло.- Ни слова об этом хозяину. – Цуру-сан сосредоточенно разжигает трубку, наблюдая, как Масаки убирает со стола чайные принадлежности. - Господин Такимацу – наш давний клиент и, вероятно, тот, кто выкупит твой дебют. Будь к нему благосклоннее. Твоя жизнь – в его руках, Снежок.Я не отвечаю, потому что прекрасно помню: все, о чем она просит молчать, заканчивается для меня очередным унижением. Цуру-сан смеется, ее красивое лицо выражает удовлетворение моей реакцией – не понимаю, что радует ее больше: мой страх или то, что клиент уходит довольным. Мягкие пальцы, принесшие мне и другим много боли и горя, гладят меня по голове, словно утешая.- До твоего дебюта всего ничего, мой мальчик… Думаю, ты оплатишь все свои расходы, если постараешься.Я молчу и обещаю себе постараться на самом деле. Чтобы как можно скорее вычеркнуть поместье и изящные руки Цуру-сан из своей жизни. Маленькая Момо, которая вечером приносит мне свою книжку почитать, согласна со мной – но положение ее куда хуже, и сердце мое обливается кровью. На вопрос, откуда она знакома с Адзусой, девочка морщит маленький носик и спокойно говорит, что отец Адзусы был первым, кто позвал ее в гости.А значит, нас с ней роднит теперь нечто большее, чем просто волны спящего моря.