3. Brute force. (1/1)

Шумный вздох, в котором причудливо переплелись облегчение и разочарование.Ужас, просто ужас жуткий невыносимый, как уютно в этих тёплых лапищах. Убаюкивающе неспокойно. Мэтт полыхает, и Тэчи вместе с ним. Отвратительно, как сжимается всё внутри от какой-то больной неведомой радости, что это страшилище рядом (гладил бы и гладил дурацкие его родинки наперечёт, губищ неровную линию; очерчивал пальцами под глазами на границе кости черепа и впадин, веер ресниц кончиком пальца щекотал, ухи его огромные и нос, всё странное, громадное, пугающее, щекотно возбуждающее трогал бы и трогал).Сладко как и страшно от того, что будет дальше, после всех этих касаний. Этой сволочи же не скажешь ?нет?. Ну скажешь, конечно, пискнешь, но он ведь не услышит, если ему угодно будет другое. А другое это больно. Это стыдно, и отвратительно.Тэчи прогнал вариант развития сценария по-быстрому у себя в голове и мысленно обплевался-облевался. На себя. На свой тупой умишко, что забыл поставить галочку-маркер ?мерзко?. И член свой, сволоту предательскую, что по нехватке движений сам подёргивался в тесноте.До стадии ?Хочу?, слававерховномулидеруматьегосноуку, Тэчи не дошёл, но уже упал во грех ?Не особо и против?. И падал дальше, пока его так грубо не вернули из глубин волшебного космоса на шершавое половое покрытие.—?Я же не специально,?— расстроенно протянул Тэчи, бросив взгляд вниз и узрев картину своего позора.Алый сменил возбуждённо-розовый на щеках. ?Пади, пади, лежи давай, сука ты…??— мысленно проклял Тэчи свои половые особенности, уж лучше бы на лбу ему дополнительно ?FE? нацарапали, и это было бы правдой.Впрочем… У хитрого Мэтта штаны тоже топорщились, и что-то на себя он не сердился.—?А ты… А у тебя… Да всё! Ну и ладно! —?Тэчи мгновенно отпустил шею Мэтта, переплёл руки на груди, зажимая плечи и картинно надул губу.Нахмурился. Обиделся. Надулся. Взгляд из—под светлых ресниц скосил в сторону. ?Всё. Не вижу тебя и не слышу?.Забавная ситуация: Тэчи ведь по возрастным меркам парень взрослый, но вот поведенческий паттерн незрелый, будто детский еще. Может, по характеру такой, может, вся эта инфантильность приобретённая из-за непростой жизни, но смотрится, надо сказать, одновременно и омерзительно, и как-то очаровательно даже. Он краснеет и мямлит что-то в оправдание, будто бы это не нормальная реакция организма, а нечто противоестественное, он сам с собой борется, пыхтя что-то и заливаясь пунцовым цветом до корней ярко-рыжих волос. Вспыхивает прямо как ренова светопалка?— так же ярко и горячо.Мэтт сдвинулся немного, приподнявшись на коленях, и спокойно осмотрел себя?— да, стоит, да, вполне очевидно?— и перевел взгляд на рыжего, что успел окрыситься и сжаться в комок. Это что-то новенькое.—?С чего ты решил, что я к тебе прикоснусь? Я достаточно сегодня марал руки о тебя и твои физиологические жидкости,?— склонившись, Мэтт припал к нему ближе, ладонями упираясь в пол, и громко у самого уха зубами клацнул, тихо рассмеявшись. —?Придется тебе справляться самому. Я успел оценить, что ручная работа у тебя хоть и плохонько, но получается.Вид у Тэчи… располагающий, провоцирующий на жестокость и давление, на ласку, пусть и извращенную. Поднявшись, он поставил ногу между его бедер, легко вдавив ступню в промежность, ощущая мягкую, не защищенную бельем мошонку и основание крепкого члена.—?Давай, попробуй подняться,?— Мэтт фыркнул, красноречиво вскинув бровь,?— в моих глазах. И я не разрешал тебе отводить взгляд, Тэчи,?— холод в голосе снова проявился, пробившись сквозь плавность интонаций. Мэтт провел ступней по всей длине члена, зная, насколько трение ткани о тонкую кожу может быть неприятным и одновременно распаляющим. —?Действуй. В твоих интересах согреться перед сном, и если ты будешь стараться, то я обеспечу тебе комфортную ночь.Обеспечит, однозначно. Мэтт тяжело и длинно выдохнул, с затаенной жадностью глядя на распростертое тело, понимая, что все же запрет рыжего где-нибудь, чтобы не отсвечивал собой, не слепил своей блядской и наигранной наивностью.Губы дрогнули, на языке появился привкус горечи. Зачем только он позволил себе расслабиться в этих руках. Они не ласкать и баюкать его созданы, а причинять боль.Дурацкий Мэтт! Весь дурацкий, с лапами этими своими и волосами фальшивого цвета, с голосом этим издевающимся, смеющимся. Зубы клацнули у самого уха, Тэчи вздрогнул и сжался. Укусит?— с него станется. Но Мэтт не укусил. Он сделал другое.Он встал. Вот так снизу, с такого ракурса Мэтт казался ещё более огромным. Широченные плечи, сильные ноги, жёсткое лицо. Он весь?— одна сплошная угроза, не меньшая, чем его брат с дополнительными опциями Силы. Крифф! Эти двое сожрут маленького Тэчи и не подавятся.Он сжался ещё сильнее, стараясь занимать как можно меньше площади, и перестал дышать, когда тяжёлая ступня больно придавила пах.Липкий ужас сковал Тэчи. И он ждал, когда монстр добьёт его, ошалело и отстранённо разглядывая стеновые панели с узенькими глазницами светополос.Замер.Притворился мёртвым.Может, зверь не захочет играть с мёртвым животным, и отойдёт?Нееет…Член самым предательским образом всё ещё стоял. Почему? Как так? Уже не хорошо и приятно, страшно, до одури страшно. Ступня движется вдоль члена, ткань угрожающе трётся об кожу, тело выпрашивает кислород. И этот монстр требует, чтобы Тэчи опять смотрел на него.?Нет??— категорично подумал Тэчи и начал дышать.?Я больше не буду тебе подчиняться? Дрожащая лапка скользнула в штаны, чиркнув ногтями по втянутому животу. ?Извращенец ублюдочный. Обойдёшься?Тэчи обнял ладонью мошонку, радуясь, что всё цело, что ублюдок Мэтт ничего там ему не раздавил. ?Я не стану? Но он стал…Он обнял пальцами член и начал двигать рукой, глядя Мэтту в глаза.Это было противно и жутко, противоестественно как-то. Но тело начало посылать в мозг слабенькие импульсы удовольствия. Рука задвигалась чуть быстрее и замысловатее. Вторая вцепилась в резинку штанов и потянула их вниз, высвобождая из плена член и скользящие по нему пальцы. Тэчи притянул их ко рту и широко лизнул пару раз, смачивая в слюне. Не отрывая взгляда от лица Мэтта, но несколько раз непроизвольно цепляясь глазами за натянутые штаны с очертаниями крупной головки. Этого зрелища было достаточно для того, чтобы его собственный член не опал. Ничего. Ублюдок думает, что наслаждается его унижением? Пусть. А Тэчи попробует насладиться самой безумной дрочкой в своей жизни. Уголок губы насмешливо дёрнулся. Движения руки стали ритмичнее и резче.Маленький гнусный мерзавец. Он так упорно кочевряжится и пытается быть против, когда Мэтт и видит, и ощущает его полнейшее согласие. Но в глаза смотрит, будто испепелить пытается?— и действует.Поначалу стыдливо: рука двигается в штанах, из-под резинки едва выглядывает пунцовая головка, тут же скрываемая ладонью и натянувшейся тканью?— Мэтт первым взгляд отводит, сбрасывает пронзительный контакт ради зрелища, которое для него же и разыгрывается так исполнительно, старательно.Но, видимо, стыд этому мальцу все-таки неведом.Крысеныш пальцы свои облизывает, ему мало собственной смазки, но и слюны будет недостаточно?— оттого движения теряют плавность, резче становятся, но рыжему нравится, не зря градус кипения не понижает и лишь тянет с тощих бедер штаны перепачканные?— и Мэтт опускает глаза, зверея.Отвратительный, жалкий мышоныш, перебирающий лапками у себя в паху, всем своим ломающимся, подрагивающим телом возбуждал так крепко, что Мэтта кидало то в ярость, то в оголтелое вожделение.Он больной и грязный?— его хочется языком проверить на вкус, прощупать пальцами снаружи и, что более важно, изнутри.Он убогий и задохлый?— и на руки подхватить, приподняв, усадить на себя сверху и поддерживать под бедра, контролируя прыжки на собственном члене.От него несет?— слабым, но информативным запахом мускуса, пота, смазки, чистых волос.Страшный и лохматый?— и именно поэтому нужно зажать в кулаке его патлы и впечатать лицом себе в плечо, или в матрац, или себе между ног.Член у мальца небольшой, но аккуратный, темный от прилившей крови и, крифф, яркие волоски в паху, слабой полоской тянущиеся вверх. Белое, фиолетовое, пунцовое и рыжее?— цветовое сочетание странное, но Мэтту не до него, Мэтту все равно и при этом нравится то, что он видит, но еще больше хочется увидеть, как эти волоски потемнеют и слипнутся от спермы, как по темной головке потекут белесые капли.Собственный член откровенно болезненно отреагировал на одну только мысль об этом.Мэтт ногу убирать не стал, поставив ступню на тонкое бедро, и наклонил голову, свысока сплевывая прямо на двигающиеся внизу пальцы?— слюна крупной каплей вязко капнула на основание члена?— Мэтт молча кивнул, давая понять, что нужно с этим делать.Это не помощь, это?— собственное желание: Мэтту нравится, когда мокро и звучно, когда за пальцами тянутся липкие нити, пачкая лобок и яйца, когда рука на провороте скользит легко, позволяя контролировать силу сжатия.Как нравится Тэчи?— вопрос второстепенный. Раз рыжий решил, что сумеет отплатить малым, то ему придется подстроиться под чужие пристрастия.Фу! Омерзительно-то как. Ещё и плюётся на него. Грязное похотливое животное. Озабоченный псих.Тэчи подхватил плевок пальцами, старательно размазывая по всей длине члена, оглаживая головку, даже яички во влажной ладони сжал, чтобы везде—везде была эта мерзкая слюна Мэтта, его генетический материал, будто он вылизывал лапочку Тэчи. Ему ведь хочется, наверняка хочется. Пялится на него своими глазищами ублюдскими, зрачки с радужкой слились. Монстр и есть.Он не заметил, как неровное дыхание стало выдавать его?— шумные вдохи и выдохи, через которые пробивались тихие стоны. Дурно было до головокружения и так же одурительно хорошо. Картинка расплывалась, Мэтт мог бы переползти в ранг мифического воображаемого существа в голове Тэчи, которого тот придумал, чтобы вот так извращенски возбудиться и подрочить на него, но горячая нога на бедре неизменно тыкала в нос реальностью. Хорошо. Пусть так и будет.Толстовку Тэчи тоже задрал, пугая монстра своими тонкими выступающими рёбрышками. Просто не хотел её запачкать, да и выставить себя на обзор этому ненасытному пожирателю глазами (На, смотри! Постарайся не захлебнуться слюной, извращенец!).Противно смотреть на него, с этим откровенным стояком, которого ублюдок даже не стесняется. Дёргается у него там в штанах… Крифф! Стянуть бы их и посмотреть, что у него там дёргается. Но даже думать страшно, чтобы столкнуться лицом к лицу (ха-ха!) с его чудовищным агрегатом.Тэчи дёрнул бёдрами, плечи вздрогнули, предупредительная судорога возвестила, что все эти дурацкие мыслишки догнали рыжика до точки прибытия на сверхзвуковой. Рука заходила как бешеная по члену вверх-вниз, упростив рисунок движения, но увеличивая скорость.Стонал он уже откровенно и громко, вымучено (со стороны можно было подумать, что Мэтт его изощрённо пытает). Всхлипнул и на выдохе сперма выстрелила, пачкая живот и ту же толстовку. Пальцы продолжали свой танец на члене, замедляясь, выдаивая всё до последней капли.И Тэчи стих.Замер, глядя в лицо Мэтта с тихим усталым ликованием, губы расползлись в удовлетворённую улыбку. Ладони, одна за другой, легли на живот, прямо на липкие белёсые лужи.Непонятно, что в этом недо-Хаксе такого, что у Мэтта на него стоит просто монументально. Тощее, беззащитное тельце? Взгляд, одновременно отсутствующий и осмысленный настолько, будто насквозь видит? Ладошки мелкие и настойчивые, которые хочется на своем члене почувствовать? Или его бесправность, вынужденная покорность поверх изворотливости?Мэтт понятия не имел, но разве что слюной не капал, жадно поглощая глазами все, что так доверчиво и открыто предложено?— и ребра тощие, излом острый, неровный, но под касаниями они не такие уж и пугающие, он теперь знает. И поджавшийся живот, судорожно дергающийся?— все это Мэтт оглаживал только взглядом, ни себе, ни Тэчи не давая права на контакт.Он сильнее ногой наступил ему на бедро, когда тот вскинулся?— жест намеренный, чтобы малец не брал раскачку в полную силу, чтобы продолжал извиваться и стонать?— громко, блядь, как же громко… Будто его тело таранят членом, а не долбится в собственный кулак, перемазавшись в чужой слюне.А Мэтту жадно?— до голоса, до собственных фантазий, до пиздюка, отдрачивающего с бесстыдным запалом. А еще жарко и очень неудобно физически?— член требовал выебать это недоразумение до невменяемого состояния, но разум еще держался, не давая никому спуску.А вот Тэчи себе его отлично дал, спустив после череды резких, дерганых движений, и теперь лежал с почти блаженной улыбкой, перепачканный, сцеживающий сперму до капли?— будто ее и без того мало, забрызгавшую ему весь живот и грудь.Еще будет шанс выдоить его собственноручно, досуха.Мэтт облизнулся, ощерившись, и сдвинулся с места, наконец, садясь крысенышу на грудь. Взяв его за запястья и взглянув на маленькие кисти?— влажные, перепачканные в сперме?— он завел тоненькие лапки вверх, придавив своей ладонью к полу.—?Мило,?— ухватив пальцами его подбородок, Мэтт запрокинул ему голову, смотря в довольное, почти умиротворенное лицо. Это ненадолго. —?Но мало.Верно.Мало так, что собственные яйца поджались почти болезненно при мысли о том, сколько горячей слюны из этого яркого рта будет размазано по члену. Мэтт большим пальцем надавил на полную нижнюю губу?— подушечка упруго примяла ее, огладив тонкую, пересохшую кожу. У них с генералом один на двоих вызывающе неприличный рот, но если у Хакса им получалось отлично выгавкивать приказы, то Тэчи этим ртом очень сладко постанывал.Мэтт сжал колени, сдавив худые бока бедрами, и расстегнул брюки, неслышно почти заныв от исчезнувшего давления.—?Ты недостаточно грязный, чтобы снова давать тебе право залезть в мой душ,?— он тихо выдохнул, освобождая член и сжав его в ладони у самого лица Тэчи. Провел кулаком вверх, крепко ухватив головку в плотное кольцо, и дернул бедрами вперед совершенно неконтролируемо, задевая тонкий подбородок. —?Поэтому предварительно стоит испачкать тебя основательнее, чтобы не жалко было тратить воду.Расслабленность и почти умиротворение… быстро стёрлись. Стоило только вернуть возможность соображать и анализировать. Чудовище, склонившееся над ним, было голодно. Теперь куда больше, чем прежде. Тэчи видел, как вздымается грудная клетка, как хищно расширяются на вдохе ноздри.Сожрёт. Это и без магических заклинаний Силы понятно.?Мне пиздец?,?— с какой-то невыносимой тоской подумал Тэчи и улыбнулся своему мучителю.Дико захотелось, чтобы неизвестность перестала испытывать его на прочность.Чего он медлит? Чего смотрит? Воображение немилосердно рисует картины возможных пыток. А Мэтт ещё и облизывается. В голове Тэчи предсмертным воем завыл маленький зверёк. И, пискнув, затих, когда эта махина рухнула на него сверху, не давая нормально вдохнуть. Тяжёлый, сука. Горячий. Хватает его за руки нервно и дёргано, хоть Тэчи не вырывается. Сломает запястья ещё.Тэчи ни на йоту сопротивления не оказал манипуляциям Мэтта. Пальцы жгли кожу, взгляд дырявил, протыкал плоть, стараясь сильнее и надёжнее пригвоздить к горизонтальной поверхности, чтобы жертва и думать не смела о побеге.Тэчи не думал… Точнее, думал, но совсем о другом. О том, что у этого чудовища в штанах. Что-то тоже чудовищное, огромное, как он сам.Ойкнул, когда коленки Мэтта с треском сжали рёбра. Тот поди и не услышал?— молния с тем же треском разъехалась, выпуская его член наружу, и в нос ударил острый мускусный запах. Тэчи скосил взгляд и задохнулся. От восторга и священного ужаса. И задрожал, когда ?это? коснулось его лица, оставляя на нём липкий след.—?Нельзя такой штукой в лицо живым людям тыкать,?— сдавленно прошипел Тэчи, приподнял голову, чуть подавшись вперёд, высунул длинный язык и слизнул каплю смазки, кончиком ткнувшись в самую щёлочку.И рухнул назад на спину, задирая подбородок, чтобы встретиться взглядом со своим ?карманным? монстром. Причмокнул, проведя языком по кромке пересохших губ.—?Ты отвратительный,?— дрожащий голос звучат тихо, но нагло. —?И невкусный. Техник, ну такой маленький, с писклявым голосочком и кривыми зубами, ржал над тобой в раздевалке, говоря, что тебе даже слепой вуки не даст, такой ты страшный. Но знаешь… я подумал, что слепой вуки дал бы тебе. Он же слепой. И не видит, какой ты урод.И Тэчи прикрыл глаза, играя в ?слепого вуки?, и приготовился умирать.Совсем недавно этот говнюк млел под руками и взглядом, выстанывал что-то бессвязное и шумное, а теперь расхрабрился, пустился во все тяжкие, мелочно пытаясь поддеть и свято веря в свое ?остроумие?. Мэтт на это даже не отреагировал, все это?— шум, излишняя болтовня. Он сконцентрирован был на теплом дыхании, что из грязного рта вырывалось и оседало на тонкой коже члена.—?А ты и не человек,?— тихо отозвался он, придвинувшись еще ближе и ткнувшись членом в болтливый рот, головкой скользкой поведя по раскрытым губам. Горячо от дыхания, от мягкости этих губ?— внутрь хочется просто нестерпимо, но Мэтт не торопится, не желает заканчивать развлечение так скоро. Рыжий сам вызвался?— никто его за язык не тянул. Зато теперь этот маленький розовый язычок, так ловко огладивший головку, примет на себя тяжелый член и будет обхаживать его до тех пор, пока с этих губ не потечет смешанная с густой слюной сперма. —?Ты звереныш, Тэчи. И у тебя на меня стоит.Мэтт глухо фыркнул, мягко потираясь членом о его щеку, и холодно добавил:—?Глаза на меня подними.Глаза крысеныша ему действительно нравились?— воспаленные, с красными припухшими веками?— взгляд забитой жертвы, пусть и весьма обманчивый. Да и вся мордашка выражала бесчисленное количество эмоций, а Мэтт не готов был отказываться от такого в угоду своему удовольствию.—?Если тебе невкусно, с радостью предложу тебе вылизать мои ботинки, залитые твоей блевотой?— выбирай, что тебе больше по душе,?— вопреки угрозе, тон Мэтта оставался относительно спокойным. Он пропустил ладонь под рыжим затылком, вынуждая Тэчи голову приподнять, и мягко качнул бедрами вперед, толкнувшись с очевидным требованием.Мышоныша затрахать хотелось во вредный рот, в глотку узкую долбиться до тех пор, пока спазмировать не начнет и давиться, перебарывая рвотный рефлекс, но насиловать его с наскока Мэтт не намеревался?— ему не нужна была рвота еще и на собственных яйцах. Он поменял угол, весь свой вес фактически перенеся на одну руку, сжимающую тощие запястья, и наклонился, помурлыкав почти доверительно:—?Не вынуждай меня сооружать распорку из подручных средств. Открой рот, рыжий. Мое время ?развлекаться?.Ай—ай, как полыхнуло внутри от этого ?У тебя на меня стоит?. Тэчи зарделся. Откровенная такая пошлость. Фу просто! Сердечко выколачивало ритм какой-то мелодии, и кровь шумела в ушах.—?Сам ты… животное,?— буркнул Тэчи и открыл глаза.До конца дней, наверное, на бионической сетчатке будет висеть изображение Мэтта, нависшего над ним со своим нечеловечески огромным членом в руке.Тэчи скосил глаза и стал прикидывать: влезет ли это вообще, или есть риск, что уголки губ к хаттам треснут. Стал вспоминать, какие предметы с трудом, но влезали. Фонарик вот во рту держал, когда чинил у себя проводку. Меньше диаметр ручки или такой же? Эх, опытным путём выясним. И Тэчи открыл рот, решая, что облёванные ботинки не альтернатива этому члену вообще.Язык опять принёс мозгу информацию о солоноватой пахучей смазке, размазанной по скользкой крупной головке. Она и впрямь влезала с трудом, места для манипуляций языком почти не оставалось. Тэчи прислушался к ощущениям: блеванёт-не блеванёт? Надо было решить это сейчас, пока Мэтт не вбился глубже, пока есть возможность что-то возразить и попытаться отказаться на свой страх и риск.Ммм… нет. Рвотных позывов не было. Вкус отчего-то тоже не вызывал отторжения. Тэчи подумал, что он сломался, раз не способен даже в голове принимать происходящее как должное, но отвратительное. Всё его разумное существо протестовало против того, чтобы делать этой скотине ?хорошо?.Отсосать по-быстрому без изысков, а то и горло расслабить?— пусть сам работает, раз так ему надо. Естественные реакции организма Тэчи сдерживать не собирается. Перегнёт палку, и Тэчи стошнит?— ну что ж…Он обвёл языком головку изнутри, лизнул щёлку, мазнул языком по уздечке и замер.?Без изысков? ?— напомнил ему голос в голове. Тэчи выплюнул член, головка влажно шлёпнула его по губам. И от этого вульгарного звука, острого вкуса, оставшегося на губах, бархатной текстуры члена, касавшегося подбородка, внезапно в голове всё переклинило. Будто кто-то отпихнул того разумненького правильного ?Тэчи? с его указявками и деловито заявил: ?Так. Сейчас мы ему покажем!?. И он снова заглотил член, дёрнув головой и прокатив головку за щекой, сначала за одной, потом, балуясь, переместив её за другую. Втянул щёки, создавая вакуум, и легонечко прижал зубы, а потом выплюнул член вновь, чтобы пройтись языком сбоку по всей длине. Пришлось сильно напрячь шею, чтобы добраться по всем этим сантиметрам до жёстких паховых волос и вскользь лизнуть мошонку.Все происходящее с самого начала доставляло удовольствие?— иногда сомнительное, иногда, как сейчас, откровенное и очевидное. И все же рыжий был чертовски очарователен, когда молчал?— теперь же его рту нашлось должное применение, теперь он не исторгал, а принимал. Сперва мягко и примериваясь, потом чуть глубже. У крысеныша явно был потенциал и… опыт?Мэтт прикрыл глаза, сквозь опущенные ресницы глядя за тем, как старательно этот малыш справляется с тем, чтобы обхватить губами член, взяв по максимуму.По затылку забегали мелкие разряды?— мини-Хакс знал, что делает, знал, как раскрыть свою маленькую пасть так, чтобы принять за щеку и тут же пропустить по языку дальше.Мэтт со свистом втянул воздух, сжав зубы, и плавно, предельно аккуратно начал первые движения, слишком осторожные для попавшегося говнюка, почти бережные.У него охеренно горячий рот, влажный, сочный?— Мэтт сглотнул, понимая, что хочет внутрь не только членом. Он видит все пятнами: рыжину, огромные глаза, потемневший, полнокровный рот, который хочет во всех смыслах, который сейчас, в состоянии сомнительной адекватности, хочется одновременно и членом, и языком оттрахать, сцеловать и вылизать весь свой вкус с его языка, предварительно на него спустив, залив спермой до краев. Но сейчас язык самого Тэчи был несколько занят, дразнясь и вылизывая член по всей длине.Мэтт пристального взгляда с него не сводит, смотрит, как эти блядские губы обхватывают темную от прилива крови головку, тепло мокрое чувствует и дыхание влажное?— член дальше скользит, трется о гладкую, скользкую изнанку рта и немного шершавый язык. И Мэтт держится у края, чтобы не надавить ладонью на встрепанный затылок и не подтолкнуть Тэчи ближе, вынудив принять до самой глотки. В мозгах шумит от дикого, на грани ярости возбуждения, от кипяточной алчности, с которой хочется взять все это тело.Громко. В тишине звуки бьют по восприятию острее. Мэтт низко взрыкивает, тут же замолкая, чтобы слышать тихое причмокивание?— скулы у мальца острые-острые, когда щеки втягивает, лицо еще меньше становится, еще тоньше, и ладонью бы по этим скулам наотмашь, чтобы еще больше цвета добавить.Мэтт чувствует, как течет, как неконтролируемо выделяется смазка, стекая в еще-не-тронутое-горло?— и себя с трудом удерживает от того, чтобы не вытащить член изо рта и не растереть ее по подставленной мордашке. Вместо этого он перебирает пальцами его волосы, тянет прядки легко и аккуратно, у корней прихватив, и едва раскачивается над ним.Дохлые мудаки, чьих следов и не осталось в звёздной пыли этой Галактики, были хорошими учителями, вытачивая из маленького рыжика искусного раба, способного удовлетворить всякие разные желания. Они хорошо знали теорию и старательно выбивали из Тэчи практику, грозясь, что иначе выбьют этой зверушке все зубки, если он будет противиться урокам или /недайсноук/ пускать эти самые зубки в ход. Им удалось, и за короткие сроки этот цветочек вырос и вытянулся, научившись ко всему прочему мастерски отключаться и прятаться в закоулках сознания, потому что невыносимо и отвратительно было это надругание над его телом.Невыносимо жадно и отвратительно усердно сейчас он вылизывал член Мэтта и ни разу не попробовал ?спрятаться?.Нет, напротив. Втягивал запахи носом, выдыхая со стоном удовольствия, непослушно прикрывая глаза. Полировал язычком головку, причмокивая, облизываясь и роняя с подбородка капли слюны, которые не успел подхватить.Запястья слабо дёргались под тяжёлой ладонью Мэтта, вытянуть бы их, освободить из плена, наложить свои пятерни на крепкую задницу. Да, и штаны подтянуть бы, потому что мёрзнет его мокрый член и живот, заляпанный засыхающей спермой. А груди тяжело и жарко.Тэчи согнул и подобрал, скрестив, ноги, чтобы согреться. И голову, так вот сгруппировавшись, поднимать стало удобнее. Чтобы опять и снова по увитому набухшими венами члену водить языком, как по леденцу—сосульке, голодно постанывая, цапать губами за мошонку, подтягивая её к себе и всасывая в рот. Нервный, торопливый, будто боится, что сейчас отберут. Сокровище его, сакральный блядский жезл. Мозги коротило от восхищения, что он такой игрушкой балуется. От глупой нежности он даже чмокал его, целовал, потом снова заглатывал, поглубже, поглубже, с самоубийственным рвением, задыхаясь, кашляя и фыркая.В ямочку между ключицами слюны целая лужица натекла.Но в конце концов тупо шею свело, да и Мэтт начал бёдрами подмахивать активнее.Тэчи откинулся, расслабился, открыл рот, высовывая язык и поднял взгляд наверх. Весь в соплях-слюнях-слезах, одуревший, но всё ещё не насытившийся.Мэтту за всю его жизнь много раз и разными способами выносили мозги, но чтобы через член?— впервые.Как этот малец под ним изгалялся?— чистое бесовство. Заглатывал так, будто сожрать хотел, голодно, давясь от жадности и спешки?— Мэтт глазел неверяще и одурманено, выгибаясь над этой триждыклятой черной дырой, что засасывала так усердно, и тщетно пытался задать ровный ритм своим толчкам.Он не ошибся, крысеныш был именно что грязным, потому что отсасывать так и наслаждаться самому?— полная дичь. Глотка у него что ли бездонная… Разлизывает как сладость какую, совершенно бесстыдно и блядски, и берет, берет-сосет-глотает с таким смаком, будто кормится.Из-под волос стекла капля пота, за ней другая, а на подбородке Тэчи не просыхали ручейки слюны?— щекотная дрожь пробрала до самого нутра, Мэтт качнулся размашистее, крепче протолкнувшись между растраханных губ. Отказаться от столь щедрого приглашения просто невозможно, рыжий призывно раскрыл рот, глотку подставил тоже и Мэтт под нос едва ли не заскулил?— сплошная грязь, топкая и липкая, бери и еби со всей дури между самых связок, по языку высунутому двигаясь, но, крифф…Под пальцами язык еще мягче ощущается, горячий и упругий?— Мэтт касается его из чистого желания просто ощущать, член дергается сильнее, но пока хочется иного. Он всей ладонью слюну собирает со своего члена и его губ, растирает меж пальцами и вновь пропихивает их Тэчи в глотку, проверяя, насколько сейчас приглушен рвотный рефлекс.Мышоныш держится, но не сдерживается уже сам Мэтт, отпуская его руки и за грудки протаскивая по полу выше: накрывает собой тело, а губы?— губами, и плевать, что эта дрянь зубы не чистила после сеанса выблева, плевать абсолютно, потому что в этом рту не осталось ничего, кроме его, Мэтта, смазки и вкуса.Он языком по опухшим губам ведет, не целует даже?— лижет, ныряет кончиком дальше, поддевая слизистую на внутренней стороне?— и целует лишь тогда, когда язык говнюка начинает на вкус чуть кровить от укусов. Мэтт целуется остервенело, терзает его губы, горячие и мягкие, податливые, сминает своими и дышит так тяжело, что чувствует, как начинают болеть легкие.И он не дает рыжему опомниться после ласки, когда снова седлает сверху и, придержав за подбородок и надавив на нижнюю челюсть пальцем, пропихивает член без излишней мягкости, засаживая так, что пересыхает даже собственное горло.Когда Мэтт смял его тельце в этом неком подобии объятий до боли, совершенно не считаясь с разницей в весе-силе-габаритах, Тэчи взвыл под ним, но все звуки были поглощены этим чудовищным языком, губищами и зубищами.Как только руки оказываются на свободе, он хватает монстра за волосы, ласкает и дёргает, цепляясь и запутываясь пальцами в жёстких прядях. Одуряюще жарко и тяжело, воздух приходится отвоёвывать по дозе, которой явно недостаточно.Всё плывёт, никакого понимания и анализа происходящего. Есть он?— Тэчи и вот это вот чудовище, огромное, горячее, опасное. У чудовища такие сильные руки, пьяняще-мощная хватка, от которой восторженно ноет в животе, и член опять стоит колом, трётся между двумя телами, задевает чужой член… Вууух! Да!.. Член у этого чудовища невероятный, ёбаное произведение искусства, спизженное из музея. Тэчи жаден до него. Он дрожит от почти священного ужаса и ненормального желания.Он почти отпихивает от себя Мэтта, чтобы опять дотянуться до его члена, помеченного его слюной.?Мой! Моё!?Во рту металлический привкус крови, от которого Тэчи просто звереет и шарит руками, чтобы схватить свою игрушку. По его ли желанию или по чужой воле, но этот восхитительный член сначала опять оказывается в поле его зрения, а потом?— о, боги, боги… —?толкается в его рот. Глубже и глубже, словно желает пролезть в Тэчи и навеки поселиться в его глотке.Тэчи давится, его лицо краснеет, дорожки из слёз, противно заливающихся в уши, пальцы инстинктивно царапают бёдра. Он жадно в голос хватает воздух каждый раз, когда Мэтт отстраняется в фрикции, цепляется лапками, щипает остервенело задницу, больше подначивая, чем стараясь отвлечь.Это больше похоже на изощрённую драку, чем на любовную игру. На попытку жестокого убийства, чем на взаимное удовольствие. Тэчи о взаимности и не думает. Это для него, всё для него. Рука чудом протискивается между его телом и бёдрами Мэтта, обхватывает в жёсткое кольцо свой член, тиская, дёргая. Пальцы на ногах поджимаются, и всё его хрупкое тело максимально напряжено в предвкушении: когда расслабится Мэтт, Тэчи рухнет следом, помножив на два своё наслаждение, надо лишь удержать себя на этой призрачной границе…Глотка узкая, Мэтт добивает и добивается того, чтобы малец принял в нее?— и мальцу это однозначно удается. Он остро чувствует спазмы, видит, как дергается кадык на тонкой шее, и глаза эти огромные слезами наполняются почти мгновенно?— сладкая картина. Мэтт ладонь ему на щеку кладет, голову удерживая в одном положении, и долбится в опухший рот, лишь на краткие мгновения затихая и просто окуная член в мокрое тепло, давая мышонышу вздохнуть.А рыжий жадина. Жа-адина самая настоящая, рвется до члена так отчаянно, будто отберут, и не боится трогать, цепкими руками оглаживая все, до чего дотягивается?— растерял всю робость, проебал ее, забыв о запретах и необходимости просить.Да и Мэтт забыл, потому что Тэчи требовал так прямо и оголтело, что лишить его сладкого?— все равно что игрушку у ребенка отобрать.Тонкая лапка потянулась под бедрами ниже, Мэтт краем глаза уловил, а после и почувствовал движение под собой: так и есть, говнюк не сдержался, пускаясь по второму кругу, и это разозлило, долбануло по сознанию какой-то мрачной, тяжелой агрессией. Мэтту не нужна была его тихушная дрочка, Мэтт сам хотел поймать мальца за член, сжать в своей ладони и посмотреть, как ломается его упрямство.Он отстранился, качнув бедрами?— член влажно шлепнул найденыша по горящей щеке. Угрожать словесно?— нет смысла, дыхания на слова просто не хватает?— Мэтт сжимает худенькое плечо пальцами, вдавливает их крепко и предупреждающе, донося свое недовольство, и встряхивает Тэчи легонько, чтобы в себя чуть пришел.—?Не позволял,?— шипит он, запрокинув голову и смотря перед собой, не видя и не чувствуя ничего, кроме пустоты и течного жара. В низу живота кипит раскаленное стекло, брызгами плещет по всему телу?— жаркожаркожарко, и горло это гладкое, сжимающее головку, ответить ему не может, да и плевать. Мэтт засаживает резко, толкается в мягкую щеку изнутри, ладонью ощущая движения собственного члена в этом рту, и снова?— на корень языка, глубже проталкивает.Долго так продолжаться не может, Мэтт стиснут так плотно и горячо, что низ живота будто скальпелем вскрывают, выворачивая внутренности наружу. Он знает свои пределы и понимает?— этот отсос даже мертвого может убить еще раз, какая уж тут выдержка, Мэтт плюет на нее и просто наслаждается предоргазменными судорогами, дерущими изнутри. Бедра пляшут, разгон такой, что еще немного?— и просто насквозь, но удовольствие вольтажом шибает мощно и страшно, Мэтта так даже током не ебашило, а рыжий?— смог. Он не успевает вытащить член, спускает в горло, вынимая постепенно, и не может остановиться?— кончает долго, рот этот ярко-красный залив и измазав в сперме, головкой по губам растирает густую пленку.Криффов противный ублюдок! Кто ему разрешал останавливаться?Тэчи скривился и захныкал, дёргая плечом в попытке хоть как-то ослабить хватку Мэтта, выбраться, чтобы продолжить. Больно! Не так, как хотелось бы, не так, как нравится. Сверху на него падают глухие тихие звуки, но мозг не в силах наладить связи, поймать смысл и достучаться до Тэчи, объяснив, чего от него хотят. Руку с члена-то он убрал. Чтобы стиснуть эту крепкую задницу, угрожая и требуя возобновления, злясь и хныча.Но стоило только члену опять протиснуться между его губ, он успокоился, как ребёнок, которому вернули оброненную соску, вцепился лапками в бёдра Мэтта, поглаживая, словно одобряя его действия, и облегчённо вздохнул через нос, закатывая и прикрывая глаза. Правда, расслабиться и насладиться не удалось…Пятки скользили по полу, беспорядочно и яростно. Инстинктивная попытка к бегству?— Тэчи задыхался.Первые пару секунд от восторга, а потом?— от бешеного ритма, от скачки члена в горле, от нехватки кислорода. Глотка отчаянно сокращалась, когда в заднюю стенку горла выстрелила сперма, и рыжик начал ещё и захлёбываться.Его затрясло?— Тэчи терял сознание. Под прикрытыми веками вспыхивало то алым, то чёрным. Обгрызенные ногти расцарапали кожу до крови, но Мэтт ничего не чувствовал, не слышал, не видел.Перед глазами ещё раз вспыхнуло, светло и ярко?— и Тэчи отключился.Этого только не хватало…Мэтт очнулся?— именно что очнулся, очухался и в себя пришел?— не сразу, и не сразу осознал, что рыжий под ним заглох как-то странно. Он сдвинулся ниже с его груди, потряс за плечо?— мордашка с полузакатившимися глазами на хорошие мысли не наталкивала.—?Блядь,?— это было самое мягкое, что вырвалось в слепом раздражении и подступающем неиллюзорном волнении, Мэтт чертыхался как проклятый, кляня все и вся, покуда стаскивал с себя кофту и вытирал ей перепачканное лицо.Пиздец, если найденыш сдох, подавившись спермой?— это будет провал всех провалов.Но действовал он рассудительно. Схватил эту полудохлую живность, усадив, и через свою руку перекинул, всадив промеж лопаток раскрытой ладонью: лучше он ему хребет сломает, чем допустит такую, хм, бесславную смерть. Рен тогда убьет уже обоих?— бегать от разъяренного брата по всему кораблю не хотелось, неровен час на светопалку натянет совсем не буквально. А своя задница была для Мэтта дороже всего.Нелепейшая картина: в полуспущенных штанах и с мокрым членом трясти полудохлого, но все еще возбужденного крысеныша?— ну максимальное ублюдство! От злости на говнюка Мэтт еще раз приложил его локтем по спине, чтобы выбить из носоглотки все, что с таким напором и удовольствием в нее спускалось.—?Если ты сдохнешь,?— тихо бормотал он, приподняв бледное мышиное личико и убирая с него налипшие лохмы,?— я тебя убью.Тэчи дёрнулся и чихнул, брызгами слюны и спермы оросив Мэтту лицо. Белёсые нелепые сопли повисли под носом. Тэчи шмыгнул, втягивая их обратно, закашлялся и вытер нос рукавом.Эти несколько секунд отключки растянулись в вечность продолжительного нескончаемого экстаза. Каждый атом его существа искрился приятно—щекотно. Необыкновенная лёгкость, спокойное блаженство. Все идиотские проблемы рассыпались в пыль, всё, что тревожило и мучало… МЭТТ. Это имя вспыхнуло где-то в районе затылка, выдёргивая Тэчи из обители наслаждения. И следующей секундой он получил удар, возвращаясь в сознание.Вот она?— морда эта кривая, вся забрызганная в чём-то непонятном. Из-за которой он вдруг решил вернуться. Не вдаваясь в раздумия, Тэчи протянул слабую руку, мазнул указательным пальцем по чуть колючей от щетины щеке и засунул палец в рот.Вкусовые рецепторы мгновенно восстановили память… Блядь—блядь—блядь! Что на него нашло? На него?— это на Тэчи. Потому что он вдруг будто со стороны увидел, что вытворял несколькими минутами ранее. Как припадочно и озабоченно бесновался под этим ублюдком, едва не оторвав и не сожрав его член. Память услужливо подкидывая всё новые кадры. Крифф! Да что это такое было?! Он не такой… Он прежде никогда…Тэчи растерянно оглянулся по сторонам, выискивая виновника в произошедшем. Хера с два! Никого, на кого бы можно свалить ответственность за своё блядское (по—другому и не скажешь) поведение.И ещё про два хера: одного взгляда, осторожно брошенного вниз, хватило для понимания, что они сидят со спущенными штанами, вывалил наружу свои причиндалы. А у Тэчи (Нет, блядь, нет! Сдохнуть обратно! Немедленно!) ещё и стояк до сих пор.Тэчи сидел с отупевшим видом загипнотизированной зверушки, поглядывая куда-то сквозь Мэтта, и бессознательно облизывал губы. Он ни хатта не понимал, что с ним случилось. Саднило горло, залитое горьким и липким, болели рёбра, горело под кожей бёдер и плеча. Ему было так плохо физически, что хоть ложись и помирай. Но вместе с тем дурная ненормальная радость разлилась по крови, заставляя его сфокусировать взгляд на Мэтте и ошалело улыбнуться ему.Очухался, болезный. Мэтт не успел даже слово сказать, как получил смачный чих в лицо, покрывшись чужими соплями—слюнями.Он утерся и недобро прищурился, рассматривая довольную и потерянную мордашку Тэчи?— выглядел тот так, будто познал все тайны Вселенной и вышел в космос в буквальном смысле, пусть и внешний вид откровенно говорил о вытраханности и всратости.Поиграл в дракона, блядь… Мэтт брезгливо намотал край собственной кофты на ладонь и утер из—под его носа белесые сопли, по большей части состоящие из собственной спермы.Отвратительно. А этот мыш все тянет к нему свои лапчонки, щерится в дебильной улыбке и, походу, еще не вернулся из своих трипов.Мэтт опустил глаза ниже. Так и есть.Мозги, хорошенько так прополосканные сильнейшим эндорфиновым выбросом были за то, чтобы взять найденыша за шкварник и швырнуть с размаху в душевую кабину, чтоб смыл с себя все непотребство. Но банальный интерес и приятное тепло во всем разморенном теле ратовали за обратное?— додать мышонку ласки и отпустить с миром во всю ту же душевую. Мэтт колебался: если он снова к нему притронется?— он опять отключится? Вынесет ли? Ну его к хаттовым бабкам.—?Хватит с тебя приключений,?— буднично сказал он, поднимаясь на ноги (основательно так подрагивающие) и подхватывая Тэчи подмышками: рыжий будто даже потяжелел от разморенности, но все равно весил недостаточно для своего роста. —?Мне твой труп прятать некуда.Хохотнув, он потащил его в душ?— опять и снова, потому что эту живность следовало отмыть от всего выплеснутого непотребства. Хотя видок у него… Мэтт засомневался в правильности своего решения. Несмотря на выжатость, все равно каждая стена вопила и требовала впечатать в нее эту загашенную мышь и завершить начатое.Прижать пришлось все в той же душевой, чтобы зафиксировать Тэчи в вертикальном положении, и в такой близи еще явственнее ощущалась иная его ?вертикаль?. Мэтт сжал зубы, пропустив ладонь и накрывая его пах рукой?— между ног истребитель пролететь может, до того худые бедра?— и мазнул пальцами по члену.—?Мойся тщательно. Я проверю.Тряпичной куклой вис в руках Мэтта Тэчи и решительно косил под дурачка. Впрочем, это было недалеко от истины. В голове под черепной коробкой творился какой-то зоопарк. Повылезали все спрятанные в глубины сознания альтернативные личности, и маленький Тэчи понял, что ни хрена он никому из них не указ. Он просто физически не мог справиться с нахлынувшей на него лавиной эмоций и ощущений. А они орали ему в уши, перебивая друг друга, каждый своё.Малость тошнило от жжения в носу и горле, слизистая горела. И, уф, как дурно было от этих сильных рук, что вертели его как вещь, но с определённой осторожностью. Тэчи таял и растекался как замороженное сладкое голубое молоко в серверной со сломанным кондиционером.—?Ты меня чуть не угробил,?— предъявил он Мэтту, корча деловитую рожу и приподнимая одну бровь, только вот предательская удовлетворённая лыба с лица никак не стиралась.Томный вздох. Одна рука как бы невзначай обвила шею Мэтта. Тэчи позволил доволочь себя до душевой, смачно приложился затылком о пластиковую стенку, поморщился, но не заныл вопреки обыкновению. Зато застонал, когда лапища накрыла его не успевший опасть член. Горячая, большая. Криффов Мэтт весь горячий и весь большой везде. Тэчи бросил взгляд вниз и со свистом втянул воздух на вдохе.Серьёзно? Он ЭТО ему в глотку пихал? Член даже в относительно спокойном состоянии выглядел так, что все, кто делил с Мэттом общую душевую или натыкался на него в сортире возле писсуаров наверняка заросли комплексами по верхнюю рисочку.Носитель отнюдь не призрачной угрозы чувству собственного достоинства и значимости каждого техника и штурмовика на ?Финализаторе?, кажись, собрался оставить его одного. Ещё час назад рыжик пищал бы от радости, что ублюдок решил от него отъебаться. Хоть на время оставить без своего агрессивного внимания. Но только не сейчас. Не после всего того, что уже произошло. И чего ещё хотелось неудовлетворённым бесятам в его голове. Маленькая лапка накрыла ладонь Мэтта, а Тэчи театрально начал сползать по стеночке.—?Чуть не угробил,?— напомнил он Мэтту, обиженно надув нижнюю губу.Крысеныш устраивал ему новое представление, неубедительно умирая в руках и томно сползая по стенке и в подставленную ладонь лишь крепче вжимаясь. Лицо Мэтта не теряло отсутствующего выражения, но вот действия были противоположными этому напускному равнодушию.—?Ты в детстве в драмкружок ходил? —?он высоко вжал колено между ног Тэчи, практически усадив мальца на свое бедро.Ладонь почти полностью скрыла липкий, влажный член?— только головка из кулака виднелась, сжатая в тугое кольцо пальцев. Мэтт двинул рукой на пробу, подушечки крепче к тонкой коже прижав?— а сопляк-то крепкий, организм крови нагнал вниз как надо, каждая вена ощутима.Трогать его приятно?— гладкий, мокрый, волоски в паху щекотно трутся о костяшки. Приперев мышоныша к стене всем телом, Мэтт опустил вторую руку, подхватив небольшие поджавшиеся яички, легко оттянув их вниз?— вот теперь пиздюку никуда не вырваться, он за яйца его держит в буквальном смысле, потирая нежный шов и кончиками пальцев пробираясь дальше, поглаживая на грани щекотки беззащитное местечко под самой мошонкой, где кожа тонкая и мягкая?— оцарапать бы, укусить, после языком пройдясь, чтобы этого малыша затрясло до лихорадочного припадка, чтобы шире ноги разводил и подставлялся, язык прося одним хныканьем.Живот снова скрутило спазмом, пустив сладкое тепло по бедрам и пояснице?— Мэтт выгнулся, вжавшись в Тэчи еще крепче и уткнувшись лицом ему в шею. Он поддел носом подбородок, раскрывая для себя горло, и облизнул губы, прижавшись приоткрытым ртом к коже под ухом, дыша тяжело и надсадно, силясь не всадить зубы?— взвоет ведь, заверещит над самым ухом, а вопли Мэтт не любил до бешенства.—?Тебя угробит ночь в запертом шкафу,?— тихо начал он, популярным языком донося до говнюка простые истины и примериваясь к тонкой, почти просвечивающей коже,?— С ремнями, туго стянутыми по всему телу, и разгрызть их тебе не удастся, потому что я скручу тебе руки за спиной,?— точка пульса колотилась под губами, выдавая все отношение мальца к ласкам между ног: Мэтт вжал подушечку пальца в уздечку, сильно двинув вверх и вдавив в сочащуюся смазкой уретру. —?Так вот, не страдай раньше времени.Да, решение верное, перетянуть бы его ремнями и, крифф… Мэтт горячо выдохнул, сжав его член крепче и задвигав рукой неспешно, растягивая и ласку, и собственные пустившиеся вскачь фантазии.—?Не надо, Мэтт… Не надо меня в шкаф,?— разговаривать тяжело.Тэчи тихонько ёрзал, тёрся задом о любезно подставленное бедро, даже ягодицы чувствовали, какие мощные стальные мышцы под этой горячей скользкой кожей. И от этой мощи Тэчи дурел. Ему нравилось, ох как ему нравилось всё в этой дурацком огромном Мэтте.—?Там темно… тесно… страшно…Там не видно своего палача, чьи ласки граничат с членовредительством, так остро, так удушающе страшно. И странно, но Тэчи нравится. Он сжимается и дрожит, всё кажется, Мэтт дёрнется и оторвёт к хаттам его яички и член, оставив от всего мужского начала только эту дурацкую татуировку на лбу. Или поскользнётся… Крифф! У опасности резкий горьковатый привкус спермы Мэтта. Тэчи ещё ощущает его, боясь лишний раз сглатывать накапливающуюся во рту слюну, которая уносит этот вкус в желудок.—?Я буду хороший… Тихий…Он и сейчас старается не издавать лишних звуков. Он ловит хлюпанье смазки и воды в ладони Мэтта, ласкающего его член. Он дышит жарко и глубоко, гася шумность каждый раз, когда пальцы техника делают что-то этакое, заставляя его прогнуться, сжаться, выдыхать в огромную ушную раковину:—?Мэтт…Если бы сейчас произошло чудо, открылись двери и было дано Тэчи хоть три секунды форы, он бы сбежал, чего лукавить. Он бы стрелой, зарядом бластера скользнул бы в коридоры, и никто-никто не догнал бы эту бешеную зверушку. Он не готов просто так вот отдать себя на заклание… этим пальцам?— Тэчи крадёт одну руку и начинает вылизывать, выцеловывать пальцы в благодарность за наслаждение, покусывать острыми зубами в отместку за причинение боли. По каждой подушечке проходится язычок, скользит по тонкой коже между пальцами, прижимается к венке на запястье, считывая рисунок пульса. Пока бёдра танцуют на ?алтаре?, скользя членом в кулаке Мэтта. Трётся доверчиво о руку щекой, заискивающе заглядывая в глаза.Урчит звереныш так же неубедительно, просит не запирать?— голос жалкий, воет себе тихонько, а Мэтту бы прислушаться, понять, что и вправду с такой экзекуцией палку перегнет, но чертово упрямое желание все сделать по-своему. Не запереть, конечно, нет?— разве что ненадолго, чтобы малыш напитался страхом и ужасом своего положения, чтобы продрог всем телом, осознавая беспомощность?— а после вытащить и показать разницу между ?плохо? и ?полный пиздец?.Мэтт бы его распял, растянул все теми же ремнями и не дал вырваться?— из-под себя бы не дал. Хотя мышоныш и уже не особо противится, а ведь Мэтт припер его сильно, без намека на поблажку. Хотя, блядь, эти ласки?— что это, разве не чертова поблажка?!Злит. Заводит. Подталкивает к большему.Мэтт еще держится, смотрит в глаза этому существу, давая вылизывать свою ладонь, и ей же бьет наотмашь по щеке, перехватывая за глотку и припирая к стенке сильнее.Этот сгусток блядской невинности своим ртом и повадками вытряхивает запрятанное и запретное, то, что в крови гуляет с самого рождения, усмиряемое лишь здравым смыслом. Алчность и жестокость, ?просто потому что я так хочу??— и больше ничего.А Мэтт хочет. Хочет эту зверушку в обладание и неважно, какими методами. Делиться с Реном… Крифф, Рен, Рен пока еще очень далеко, Рен ведь не будет против, если эта крохотная ?деталь? немного поломается?— блядь, Рен…Зрелище будет ослепительным, запретным и больным?— от одной мысли в глазах темнеет настолько, что рассудок здравый окончательно умолкает. Мэтт любит брата?— и никогда не прочь с ним поделиться.—?Ты будешь очень хорошим, Тэчи,?— он улыбается ему почти ласково, коротко ко рту прижавшись губами, и со смешком добавляет,?— иначе будешь доказывать это уже нам с братом.Как же эта его покорность бьет по внутренностям, по яйцам, по сдержанности самой?— Мэтт бесится, держит мелкую тварь и с шумным выдохом вгрызается ему в горло, застонав от облегчения и удовольствия, зубы всадив крепко и больно.Нравится?— вот так, чтобы пульс под языком и пальцами, в которых скользит член, вбиваясь в кулак. Мэтт ласкает грубо, остервенело почти, чувствует маленькую задницу, ерзающую на подставленном бедре, и хочется долбиться в нее так же сильно, как грохочет ток чужой крови.—?Умница,?— челюсти физически разжать сложно, слюна во рту копится от кайфа сжимать это хрупкое горло, это тощее жадное тельце?— Мэтт языком проходится по следам своих зубов, слизывает свою же слюну и покусывает уже мягче, снимая онемение от первого укуса.При появлении в этом дуэте третьего по позвоночнику пробежал озноб. Крифф, умеешь же ты всё испортить, Мэтт.Горячим разрядом полоснуло по щеке, и возмутиться времени не перепало. Тэчи пискнул, прыснув слюной в сторону и захрипел от руки, сжавшей горло. Сука неблагодарная. Он весь к нему, а этот… лишь бёдра лихорадочно задёргались, вбиваясь в горячий кулак.До слёз обидно. Ах… Трётся член о шершавые пальцы, пока Тэчи читает потолок, подставляя зверю ненасытному своё горло. Губы скривились, зубы прикусили нижнюю, не желая удариться в плач и порадовать этого мудака.Рен. Рен, значит. Тэчи целует Мэтта, а Мэтт думает о Рене. Сука. Ублюдок.Тэчи молчит и глотает ревнивые слёзы. Ничего он не будет доказывать. Ни этой твари, которой позволяет жрать себя, ни тени—призраку, которого он внезапно запихнул в тесную душевую. Тэчи умеет прятаться в закоулках собственного сознания. Пусть попробуют его найти.В резком бесноватом ритме подмахивают бёдра, пятки скользят по голени. Тэчи запрокидывает голову ещё сильнее, откармливая зверя, плачет (ну не сдержался) беззвучно, о себе таком хорошем, которого ни один мудак на этом корабле не ценит, улыбается сквозь слёзы: в колючем рисунке боли и унижения всё ещё есть место для наслаждения.И Тэчи падает туда, отключая ненужные тумблеры.Щёлк. И горечи, смешанной с досадой, больше нет.Щёлк, и похуй на Рена (кто это такой?).Щёлк. И от Мэтта остаётся только его рука, в которой скользит его член. Тает ощущение губ и зубов. Всё ещё саднит горло, но шее не больно.Щёлк. И Армитаж выброшен с этой шахматной доски (пиздуй, братишка, разгребай свои проблемы сам).Щщщёлккк… И струя спермы выстреливает в Мэтта, капли текут по пальцам. Ещё пара смазанных движений и длинный судорожный выдох.Щёлк. И Тэчи отключил тумблер оргазма на точке падения.Математическое, рассудительное и равнодушное осталось невыключенным. Тэчи всё ещё смотрит в потолок. Рен. Кто, блядь, такой Рен? А… плевать. Маленькие бесноватые демоны в голове добровольно разошлись по камерам, прикрывая за собой двери. Тот, кто остался, Мэтту не понравится.Сладкий, горячий малыш?— он не сдерживается, расплакавшись, и Мэтт смеется одним горлом, продолжая целовать чужое. Никто не обещал, что будет легко.Он выдрачивает рыжего до последней капли, поднимает голову, в лицо скривившееся глядя, в глаза внезапно опустевшие, и убирает грязную руку с члена, под воду наскоро сунув, чтобы потеки липкие смыть, и утыкается лбом в лоб.Крысеныш боится. Крысеныш пойман и выглядит настолько отрешенно и смирившись, что выбора почти не оставляет.Мэтт хочет все. Все, абсолютно, растянув эти причитающиеся дни как можно дольше.Он убирает ногу, отпуская Тэчи на пол, подталкивает его к воде поближе, напоминая о необходимости вымыться, и опирается о створку, снова преграждая путь.—?Мойся.Разговаривать лень. Мэтт доволен, почти (ни капли не) сыт и наполнен искрящейся, горячей и горючей энергией, направленной на этого засранца: все рецепторы и инстинкты заодно и разом обернулись на конкретную цель, что стояла, опустив худые плечики и голову понурив.Впервые по внутренностям жахнуло противным чувством жалости. Это что-то новенькое. На вкус приторно-щемящее, нежное.Мэтт скривился. Себя-то жалеть не привык, а тут?— существо это. Оно вообще жалости не заслуживало, оно обманчиво-хрупкое и ни разу не простое, отвернешься?— зубы всадит совсем не ласково и с конкретным умыслом.Страшно было то, что Мэтт готов был и увечить его, и прощать.Но существо потерялось в руках, тощее и задохлое, странно замолчавшее после череды оргазмов?— и Мэтт подал голос снова, губами в мокрое ушко утыкаясь и спиной вжавшись в острые лопатки.—?Тебе нечего бояться, крысеныш… Я позабочусь о тебе, раз твой ебаный братец не в силах?— он вообще помнит-то о тебе? Я позабочусь даже о том, что оставит Кайло после беседы с твоим подсознанием,?— руки гладят по животу, смывая сперму, переходят на бока и скользят до подмышек, вымывая пот?— Мэтт как куклу Тэчи вертит.Как свою куклу. И все сомнения, смутно пока оформившиеся в голове, заголосили наперебой. Так нерационально в это дерьмо вступило единоличие. Думать об этом не хотелось, тему развивать даже мысленно претило, но Мэтт четко это осознавал и ощущал сквозь пренебрежение.—?Я тебя не выпущу.Тэчи подставил ладони под струи воды, а потом опустил в них лицо. Одна жидкость смывала другие. Слёзы, слюну (свою и чужую), сперму, кровь. Острое чувство охватившей тоски и какой-то обречённости. Он сбежит. Он найдёт способ. Если надо, то такой плохой, дурной и преступный, какой он нашёл когда с очередной каплей переполнилась чаша его терпения. Даже если Армитаж откажется заметать следы в этот раз. Даже если пресловутая чёрная тень магистра нависнет над ним, и это будет последнее, что он увидит, плевать.Тэчи взбивал пену между пальцев и гладил себя намыленными руками странными успокаивающими жестами.Только не оборачиваться. Только не смотреть на этого ублюдка, пока фундамент его спокойствия и уверенности ещё шаток. Несколько минут, и процесс завершится. Потом ему станет безразлично (ну почти), потом станет проще, все эти эмоциональные бесята внутри заткнутся. Главное, чтобы заткнулся тот, кто тычет под рёбра, подначивая хотя бы взгляд скосить в сторону и посмотреть на этого… ублюдка, тварь, суку. Попользовал его как вещь, чтобы потом отдать на растерзание магистру. В пекло обоих! И Армитажа к ним третьим. Пусть передушат друг друга, перегрызут, перебьют, хаттовы противные жопы. Шш… Стоп. Тихо.Узкие ладони скользят по плечам, как-будто собственное тело вспоминают на ощупь. В голове, перекрывая обиженные ревнивые вопли, спокойный и отрешённый Тэчи складывает, вычитает, перемножает цифры, отвлекаясь от глупости реального мира. Они объёмные и лёгкие, как монтажная пена. Ими удобно замуровывать в сознании собственную тоску и беспомощность.Он почти забыл о существовании Мэтта и о его присутствии здесь, когда кожу обожгло. Тэчи вздрогнул, сжался, впал в ступор. Рано, рано, он ещё не закончил! К нему ещё нельзя. Прижиматься, прикасаться, говорить… Вибрации голоса рушат так старательно построенную цифровую башню-баррикаду. Близость этого дурацкого тела, его жар, его запах… Ах ты крифф! Запах. Это самое уязвимое место во всей схеме. Сколько Тэчи выдержит, чтобы не дышать? Сколько надо ещё этому гаду его трогать и мучать??Тебе нечего бояться…?Противная ухмылка искажает лицо рыжика. Ты не только мудак, ты ещё и врун, Мэтт!?Я позабочусь о тебе…?Чтоб тебя хатты на цепь посадили и за пару кредитов твоей задницей на ярмарках торговали. Позаботится он… о том, куда спрятать его труп, может и позаботится. ?Я тебя не выпущу? полоснуло по рёбрам под самым сердцем.Какая-то мерзкая предательская часть Тэчи от этих слов омерзительно возликовала, будто его приласкали, одарили значимостью. Он ?нужен?. Нет уж. Понятно, для чего он нужен. В качестве живого подарка ещё одному мудаку-громиле.Тэчи вздохнул, а следом зевнул, и ещё раз, бессловесно намекая, как утомили его все эти странные игры.Что-то поменялось, Мэтт явственно это чуял?— что-то, что прошло мимо его большого носа, с носом же и оставив.Крысеныш снова встал в позицию, вот оно что… Оборону ему держать-таки не надоело. Мэтт фыркнул, отпуская мальца и потянувшись за полотенцем.Не ошибся он в этой твари, не ошибся… Рыжий решил бдительность усыпить через чувственность, но, не получив ничерта, снова выставил щиты?— банально, но ожидаемо.Эмоции Мэтта резко сменили траекторию, скакнув от теплоты до ярости. Странно себя дебилом осознавать, что так позорно повелся на поводу у собственного желания, не увидев из-за похоти истинного мотива. Но удовольствие, что было получено, самую каплю смягчало неприязнь?— все-таки кайф этот говнюк и вправду принес запредельный.Нечего голову пеплом посыпать?— сценарий все равно придется корректировать по ходу. Мэтт, выведенный из себя, готов был ко всему.Он хватанул личинку Хакса за плечо, вытаскивая из-под воды, ткнул ему в морду полотенце и разве что поджопника не дал на пути к комнате. Никаких церемоний?— зверюшка прочуяла, что можно извернуться, так значит нужно отсечь все последующие попытки.Мэтт действовал молча, краем глаза наблюдая за мокрым телом. Передал ему в руки чистую футболку и основательно зарылся в шкаф, выуживая все, что могло пригодиться для ?комфортной? ночи. Надо же, а ведь полчаса назад искренне в глубине души считал, что можно обойтись по-человечески.Можно. Но не сразу. Так будет даже больнее.Он подтащил одно из кресел в центр комнаты, прямо напротив кровати, швырнув небольшую подушку к спинке, и так же молча усадил в него рыжего. Постоял немного, примериваясь, и, коротко замахнувшись, ударил его по лицу.Молча, совершенно без эмоций внешне, но дичайше выкипая внутренне. Говнюк за свои жалкие манипуляции поимеет полный перечень неудобств. Из тонкого носа потекла струйка?— Мэтт перехватил тощие руки и завел за спинку кресла, туго скрутив ремнем.Спать сидя?— то еще удовольствие, но спать с вывернутыми руками и связанным?— почти пытка.Он кружил вокруг, привязывая его ноги к ножкам кресла, пустил в ход даже моток кабеля?— придется заказывать новый взамен этого, не пригодного больше к починке?— максимум, что сможет рыжий вурпак в таком положении, так это жалко сучить ногами да задницей ерзать. На случай его воплей у Мэтта тоже были заготовлены способы нейтрализации?— беруши и поставленный удар с правой. К утру наверняка перехочет вопить, если вообще решится.Отойдя в сторону, Мэтт окинул взглядом сотворенное и остался относительно доволен: не того он хотел, совсем не того?— не было ненависти к этому мальцу. Но проучить стоило.Сняв очки, Мэтт потянулся к датчику на панели, приглушая свет до минимума, оставив лишь пару слабо светящихся полос над кроватью, и до минимума понижая температуру.17 градусов?— это пиздец даже для него, привычного к прохладе и намеревающегося спать под плотным одеялом, но что уж говорить о полуголом Тэчи, одетом лишь в тонкую футболку и к тому же связанном. Долго ли продержится и как потом реанимировать, возвращая веру в хорошее?— вот что интересовало Мэтта, но крысенышу этого знать не стоило.Тэчи спрятался так хорошо, что забыл оставить открытым дверцу для наглого и злого себя, который бы воспротивился.Дурак. Что этот ублюдок крашеный задумал, было понятно. Хатт… Попроситься что ли в шкаф?Но говорливый и трепливый Тэчи тоже был заперт. Глупый Тэчи остался. Он натянул футболку, растерянно оглядываясь по сторонам.Хоп! И внезапно влетел в кресло. Всё плохо, плохо. Надо попробовать договориться. Но стоило только открыть рот, как звонкая пощёчина опалила щеку, заставив Тэчи прикусить свой глупый язык. Нет. Договориться не удастся. Тэчи бросил на Мэтта обиженный взгляд и затих. Плюнуть что ли в морду эту мерзкую? Вот прям кровью, собравшейся во рту. И той, что течёт из носа. Солоноватая, горячая. Нет, обойдётся. Ему только повод дай руки распустить да поиздеваться всласть. Поди встал уже на собственную жестокость. Ещё пара ударов и кончит себе в штаны. Хуй ему. В смысле, ничего он не получит. Тэчи не доставит ему лишнего удовольствия.Свет угас.Так даже лучше. Только вот гад, кажется, ещё что-то там мудрил с датчиком. Холодные потоки воздуха из системы кондиционирования и толстое тёплое одеяло, которое Мэтт расправил на кровати, готовясь ко сну, заставили Тэчи уронить челюсть. Он же не серьёзно?! Он же не до такой степени ублюдочная тварь?До такой.Забрался в своё гнёздышко и укрылся.Тэчи попробовал повести плечами, но взвыл. Скрутил его Мэтт сурово, каждое движение причиняло боль. Тот случай, когда попытка реально оказывалась пыткой.Капли с мокрых волос собирались на кончиках и капали за шиворот. Ледяные и колючие.Холодно. Хооолоднооо… Зубы выстукивали дробь, и утомлённому уму Тэчи слышался ритм конкретной мелодии, он даже напеть бы её, наверное, смог. Но название вспомнить вряд ли. Хоть убей…Убей. Мэтт собрался его убить. Сомнений нет.Попользовал, поиграл и сжал когти.Мэтт… Мэтт такой горячий, у него такие большие ладони. Тэчи мог бы свернуться клубочком и поместиться в них, чтобы согреться. Тэчи мог бы заползти в кровать под одеяло и втиснуться между простынёй и Мэттом, так осторожно, что тот бы и не заметил. И Тэчи стало бы тепло под огромным жарким тяжёлым телом. Мэтт как фелинкс. Дышит шумно и пламенно. Зачем ему одеяло? У него же есть шерсть. Светлая, чуть желтоватая, как мелкий морской песок.Тэчи смотрел на своего мучителя с обречённой жаждой, видя сейчас в нём одно?— источник невероятного тепла и спасения. Так близко и абсолютно недостижимо. Ему в бреду начало казаться, что Мэтт светится, так он раскалён. Что слабые волны тепла долетают и до него. Вот уже пальцы ног согрелись?— Тэчи перестал их чувствовать. Сведённые руки словно отделились от плечей. И губы. Тэчи хотел открыть рот и позвать Мэтта. Чтобы тот хоть чуть ближе подвинулся и отдал ещё немного тепла, но не смог пошевелить губами. Звуки застряли по рту. Сип какой-то вышел. Но очень тихий. В вентиляции за потолочными панелями очищающийся и охлаждаемый воздух шумел громче.Тэчи дрожал, дрожал и вдруг перестал.