3. (2/2)
- А потом я встретил тебя.Где-то вдалеке слышатся удары грома - дождь и не думает прекращаться.
- И ты не хотел рассказывать это, потому что боялся, что я тебя так же оставлю?- они сидят совсем рядом, но не касаясь друг друга даже плечом, не смотря друг на друга. - Бекхен, в таком случае, я тоже не хотел тебе говорить раньше времени, но с тех пор, как мы встретились, у меня вот тут, - он указывает на свое сердце, - живет одно странное чувство, которое не хочет тебя отпускать ни в какую, сам посмотри.
Бекхен осторожно приконулся ладонью к его груди и поежился - ритм сердца сводил с ума частотой ударов. Он не дышал, боясь одним лишь вдохом разбить хрусталь мгновения. Чаньель смотрел ему в глаза и пытался уличить любую эмоцию, даже самую мимолетную.
- Веришь? Бекхену хотелось кричать, сознаваться во всем, лить слезы отчаяния и задыхаться от внутренней боли запретов. Но вместо этого он, когда Чаньель накрыл его руку своей, сдержанно кивнул и придвинулся ближе, сокращая невыносимое расстояние между ними.
Чаньель целует его спустя минуту тишины. Целует не так, как в прошлый раз, а нарочито медленно, прося разрешения и глупо улыбаясь своей теплой улыбкой в поцелуй.
- Ты уверен? - Бекхен шепчет в его полураскрытые губы. И когда Чаньель кивает, лишь сдавленно выдыхает и целует его сам. Ему становится смешно от мысли, что все самое интересное между ними происходит на заднем сидении машины, прямо по всем канонам американских фильмов. Да только это не фильм, а обжигающая реальность, в которой Чаньель уже забирается руками ему под футболку, водя пальцами по позвонкам и лопаткам, вынуждая выгибаться навстречу. В этой реальности Бекхен целует его куда-то ниже мочки уха и, слыша хриплый вдох, зарывается руками в его волосы, спускаясь поцелуями по шее. Им обоим хочется так много сказать, но никто не сдается первым. Они вкладывают все несказанные слова в свои движения, отчего они получаются преувеличенно нежными, ласковыми и искренними.Пока Бекхен теребит пуговицы его рубашки, Чаньель стягивает с него футболку и склоняет голову к плечу. Он, не скрывая этого, любуется Бекхеном, который в этом полумраке выглядит, словно мираж с его неестественной бледностью и четкостью линий тела. А он лишь смотрит на него сквозь опущенные ресницы и ждет сигнала к решительным действиям. И он получает его, когда Чаньелю слегка надоедает пытать его взглядом, и тот впивается в его шею, кусая. На что в ответ Бекхен с закрытыми глазами и на ощупь находит пряжку его ремня, расстегивает ее дрожащими пальцами и проскальзывает ладонью под легкую ткань нижнего белья. Его прикосновения осторожны и ласковы, но они, изводя ожиданием, заставляют Чаньеля поддаваться бедрами вперед и сильнее прижиматься к его шее, скользя по ней нижней губой, чтобы было удобнее укусить. Бекхену кружит голову, и он чувствует собственное возбуждение, ему нравится упиваться приглушенными стонами Чаньеля, его рваным дыханием и резкостью касаний. Однако, понимая, что он на пределе, Бекхен убирает руку и слезает с колен Чаньеля, утягивая его за собой на сидение. Чаньель ложится сверху и прижимается к его бедрам, снова накрывая его губы своими. И только когда Бекхен стыдливо просит прекратить издевки и сделать уже что-нибудь посерьезней, когда Чаньель сам уже не может терпеть жар внизу живота, рушатся все запреты.
Бекхену второй раз в жизни абсолютно все равно на будущее, которого по сути нет, и он позволяет себе откровенно стонать в голос, отзываясь на каждое движение Чаньеля, будто его тело соткано из созвездий оголенных нервов, и он задевает их все разом. Он шепчет извинения, что тонут во вдохах, целует его щеки, губы, поддается навстречу, выгибая спину. И когда Чаньель не успевает дотянуться до его плеча и кусает в шею, поверх старых следов, кончая, Бекхен слабо улыбается от болезненного удовольствия, и затягивает его в мягкий поцелуй. Благодарить он пытается все так же без слов.
Они и не замечают, как заканчивается дождь, все так же сидят на заднем сидении и слушают теперь уже тишину. Чаньель лежит головой на его коленях, а Бекхен задумчиво перебирает его спутанные пряди рыжих волос.- Я ведь серьезно, если что, - Чаньель похож на кота, особенно когда лениво жмурится от нежных прикосновений Бекхена, - Я хочу быть с тобой, я не собираюсь тебя отпускать никуда, потому что я, наверно, тебя...Бекхен обрывает его на полуслове, прикладывая указательный палец к его губам.
- Тсс, я знаю это. Но это будет сложно, ты же понимаешь- Ничего и не сложно, - в его голосе звучат нотки наивной детской обиды, - будем жить у меня, мы спокойно поместимся - не унимался Чаньель, чуть приподнимаясь на локтях.
- Ох, горе ты мое, все равно все будет сложно и сколько бы я заранее не извинялся, это не поможет. -
- Я тебе не верю, - категорически заявляет Чаньель и легко целует его в губы, следом устраиваясь обратно на колени.
- Ну и дурак, - Бекхен щелкает его по кончику носа, - вставай давай, поехали дальше, - и завидев расстроенную гримасу Чаньеля, добавляет, - я поведу, но только до Салинаса , а дальше меняемся.
Сидя за рулем, Бекхен закуривает, и салон заполняется резким запахом табака и мяты, что убаюкивает Чаньеля, и он засыпает на заднем сидении. Бекхен, на мгновение убирает руки от руля, и смахивает едва заметные слезы со щек, что текут не переставая уже несколько минут. Он ведь догадывался, что счастье наполовину состоит из боли.
Они едут на скорости 85 миль в час, и Бекхен берет себя в руки только, когда Чаньель на заднем сидении начинает лучезарно улыбаться во сне.