Май 1972 (1/1)

Ar dheis De go raibh a-namacha (2)***Субботним ранним вечером, во время футбольного матча, рвануло возле бара ?Келли?.А все шло так славно – в пахнущий солодом, старым деревом и ольховыми ветками ближайший к казарме паб они набились до отказа, распугав остальных клиентов армейскими ботинками и болотно-зеленым камуфляжем, развернули телевизор ко входу, подтащили один к другому столы, сгрудились вокруг них чуть не вповалку. Дугал горланил: ?Мюллер, давай!? – стоило коротконогому крепко сбитому немцу появиться в кадре, и в упоении заливал гиннессовским винно-густым портером столешницу, и даже не извинялся за такое вопиющее расточительство. Келсон с хохотом зажимал ему рот (?Фу, как непатриотично, лейтенант! Орите "Бобби!"?), а МакЛайн бурно возмущался, что он за справедливость и красивый футбол. На самом деле ему просто нравилось, когда на поле забивают – без разницы в чьи ворота, поэтому и любил Дугал тех, кто забивал много. Келсон, впрочем, тоже; хотя те, чьи ворота невозможно было пробить, ему нравились больше. И поскольку Майеру в этом чемпионате забить было чуть менее чем невозможно, оставалось надеяться, что Бэнксу загонят не слишком много.Толстый благодушный бармен мелко крестился, думая, что никто не замечает, лично расставлял ?Гиннесс? и кружки и оттеснял подальше с глаз любопытную дочку, которая все норовила показаться буйным гостям.Джетам с криком ?В Западном взрывали!? ворвался в начале второго тайма, и Келсона приморозило к стулу, потому что Сидана была как раз в Западном Белфасте. Он не мог сдвинуть с места свинцово отяжелевшее тело целую секунду, а на заляпанной пивной пеной столешнице, казалось, проступало мертвое лицо в огне и крови.Милосердный Дугал сдернул его с места за шиворот, как котенка, и видение распалось.Потом оказалось, что в Западном не только взрывали.Огонь открыли, стоило появиться первому патрулю. Бомба взорвалась в машине, припаркованной возле ?Келли?, и сильнее всего досталось беднягам, которые вышли перекурить на улице: их увезли в больницу в тяжелейшем состоянии. Взрывная волна распахала асфальт и вынесла окна в баре, но из-под битого стекла и щепок, в которые разнесло мебель, мало кто выбрался – посетители толком не успели очнуться, а воздух над улицей уже искромсали пули.Но между Бэллимерфи и Спрингмартином было не до подробностей. Обеспечить прикрытие ?скорой?, вывести и вынести пострадавших – с полсотни, не меньше; и дети, дети… кто только придумал тащить в бар столько детей? Провались они, эти ирландцы, футбол и пиво – для взрослых. Келсону дурно становилось от испуганных зареванных лиц, от протянутых со всех сторон ободранных ладошек, от надсадного многоголосого ?mathair? (3). По крышам, отстреливаясь, отступали на северо-запад боевики. Озверевшие после убийства капрала шотландские пограничники пускали автоматные очереди по всему, что двигалось, пока не завыли в экстазе, сняв наконец-то первую жертву – пацаненка лет пятнадцати; окружили всем взводом, плотоядной стаей, защелкали затворами. Еще живой, бедняга конвульсивно дергался, пускал кровавые пузыри, скреб скрюченными пальцами по асфальту; с крыш на гэльском требовали позволить оказать помощь, с улицы на ломаном гэльском пролаяли ругательства, новая огневая очередь наискосок, наугад полоснула темнеющую улицу снизу вверх и пресекла все звуки, даже рев детей улегся на мгновение.– Кто командует?! – рявкнул Келсон.Майорские знаки отличия пригасили стадное чувство, перед ним с ворчанием и оскалами расступились. Келсон махнул медикам, пацаненка уложили на носилки, но хватило одного взгляда, чтобы понять – это уже бессмысленно.С первого этажа ?Келли? вывели и вынесли уже всех. Грохот одиночных выстрелов, теснимый раскатами автоматных очередей, нехотя откатывался на север дом за домом...– Иво, с двумя отделениями – за ними, чтоб без лишнего мяса, – скомандовал Келсон. – Дуг, остальные, проверяем второй этаж – и на зачистку.Нагромождение комнат на втором этаже разительно отличалось от обозначенного на плане. Они разделились, чтобы осмотреть каждую, то и дело слышалось: ?Чисто!?. Да и особо смотреть было не на что, кругом как в убогой гостинице – кровать, умывальник, пара кресел. Почти вся мебель взрывной волной сдвинута с привычного места. Келсон обратил внимание на чистое пятно краски с каймой пристывшей пыли там, где раньше стояла ножка кресла: еще и пол как попало мыли…В самой дальней из комнат жалась к батарее девчонка лет семнадцати в форме официантки. Она вся тряслась, пышные светлые волосы растрепались, разорванный рукав сбился к локтю.– Не трогайте меня, не трогайте, пожалуйста, – запричитала она при виде солдат в камуфляже, прижала к губам скомканную белую шапочку. Рыдания заглушила накрахмаленная ткань.– Мисс, – Келсон знаком велел своим опустить оружие, отложил пистолет на тумбочку, показал пустые руки. – Вы ранены?– Нет, нет, – она замотала головой, попыталась отползти, упираясь пятками в пол, но дальше стены отползать было некуда. На ее туфлях с высоченными каблуками-шпильками уцелел только один. Содранные коленки выглядывали в прорехи на чулках, от которых широкие ?стрелки? тянулись вниз к щиколоткам и вверх по бедрам.– Я помогу вам подняться, – Келсон шагнул к девчонке, но она шарахнулась и завизжала, закрываясь руками. Предплечья и локти были ободраны тоже, глубокие царапины-борозды набухали кровью.– Нет, нет, не трогайте меня!– Мисс, если вы ранены, там внизу ?скорая?…Она затравленно глянула вокруг поверх растопыренных пальцев, и Келсон знаком велел выйти. Дугал долго колебался, прежде чем подчиниться. Все эти заплаканные девочки, маленькие мальчики, немощные старушки с дрожащими подбородками могут сжимать в руке чеку от гранаты или прятать в кармане ствол, с августа шестьдесят девятого это кому угодно вдолбится в подкорку без посторонних усилий.– Как вас зовут, мисс? – спросил Келсон, когда их оставили вдвоем.– Дж-жанни-ивер, – она икнула, зажала рукой рот.– Можно, я подойду, Джаннивер?Она замотала головой.– Джаннивер, – настойчиво произнес Келсон, – разрешите вам помочь. Расскажите, что вы видели. Это может быть важно.Она снова икнула, стянула на горле воротник. На правой скуле багровел синяк, и хорошенькое треугольное лицо неестественно перекосило.– Там, внизу, пострадали дети, Джаннивер. Тот, кто это сделал, должен быть наказан. Чем дольше вы молчите, тем меньше шансов его поймать.Она сделала над собой усилие и все-таки заговорила, старательно отводя взгляд, глотая слова и перескакивая с одной мысли на другую и обратно.– Я видела, как он сунул что-то в машину, и он меня заметил, я думала, смешаюсь с девочками, тут же сверху бордель, и ничего. А когда прогремел взрыв, все бросились кто куда, и он оказался здесь и сказал: пискнешь – убью, а потом, потом… – она судорожно сжала колени, и до Келсона наконец-то дошло, откуда взялись синяк и царапины и почему выдраны верхние пуговицы на форменном платье, а Джаннивер истерично заплакала: – Отец меня из дома выгонит!Между рыданиями она наконец-то позволила Келсону помочь ей подняться на ноги и накрыть плечи попавшимся на глаза застиранным пледом, на подламывающихся ногах похромала к двери, даже не догадавшись сбросить туфли, деревянно спустилась по лестнице. Уже начинало темнеть, слышно было, как в паре кварталов простреливаются улицы.– ?Скорая? уже уехала, сэр, – сержант Джетам Килшейн покачал головой. – У них там нашелся один тяжелый, так что…– Джетам, – устало сказал Келсон, – отвези девушку в больницу, хорошо? Ее зовут Джаннивер. – И понизил голос, потому что та все еще всхлипывала: – Проследи, чтобы с ней ничего не случилось. Она ценный свидетель.Перестрелки улеглись через два дня. Келсон помнил их кусками, которые можно было собрать в мозаику в любой последовательности – до того все было похоже. Безликие вымершие кварталы, порой воскресавшие всплесками паники от редких гражданских. Выстрелы. Вывороченные замки, вынесенные из косяков входные двери. Снова выстрелы. Молодая мамаша с коляской, в которой надрывался младенец, припустила через улицу под дулами автоматов и ?томпсонов?, и Дугал, не стесняясь, орал ей вслед: ?Куда тебя, блядь, несет с твоим выродком, дура?!?. Вездесущие журналисты, которым доставалось матом уже от Келсона и от нового командира шотландцев за то, что лезут куда не просят со своими объективами и блокнотами. Выстрелы. Холодное, извращенное удовольствие от оружия в руках и возможности снять чужого снайпера. Выстрел, попадание. Патроны, которые постоянно заканчивались, заброшенные дома, крыши и подвалы, в которых надо было ориентироваться, как местная крыса, даже если видел в первый раз. Выстрелы. После каждой зачистки – пересчитались, перегруппировались, сменили позиции, прощупали стрелков противника. Выстрелы – по звуку M1. На передней полосе ?Irish Independent? шокирующий кадр: девчонка в короткой клетчатой юбке и белых гольфах школьницы в позе мастерского снайпера с прикладом AR-15 у плеча, узнавать улицу вокруг было некогда, потому что снова загремели выстрелы. Другая девчонка с мальчишески стриженными светлыми волосами и длинной челкой, на окраинах Баллимерфи выхваченная пулей из толпы подружек по дороге в школу. Выстрелы. Удовольствие от оружия уже оледенело, концентрация внимания предельна до разрушения. Выстрелы, выстрелы...И до Сиданы оттуда было дай Бог если пять кварталов, но Келсон вспоминал об этом, только если между двумя лавинами выдавалось хотя бы полчаса.***Домой, к Сидане, он добрался только поздним вечером на пятый день, когда между Бэллимерфи и Спингмартином сняли все оцепления, а по искореженной, никому больше не интересной обгоревшей машине возле ?Келли? начали лазать дети, безразличные к смерти и страху. Спать он готов был рухнуть прямо на пороге, но когда заметил на втором этаже за плотными шторами пробивающийся свет, сердце задергалось мелко и хаотично, как при фибрилляции, а ноги ослабели.Он не стал звонить, проковырялся в замке не привычным еще ключом. В темноте Сидана по-кошачьи мягко запрыгнула на него; Келсон даже пошатнулся, успел хрипло шепнуть: ?Дурочка, у меня пистолет снят с предохранителя!? – а она уже торопливо и сосредоточенно шарила поверх одежды в поисках перевязанной раны или царапины, попутно раздевая. Потом долго и сладко продолжала поиски губами и языком все ниже и ниже, до головки члена, и Келсон вздрагивал, стискивал зубы и жмурился между удушающими приливами желания и смущения, вцеплялся ей в волосы, тут же поглаживал, извиняясь, и вцеплялся снова, чуть надавливал пальцами в длинную теплую ложбинку под затылком, подаваясь навстречу теплому рту и обнимающей ладони. И все было молча, жадно и так похоже на Сидану, а когда оргазм опустошил его до самых нейронов, Келсон отключился прямо так, полуголый и со спущенными штанами, сполз вниз по стене и ухнул в темный бездонный сон еще до того, как оказался на полу.Он пришел в себя, как вынырнул на поверхность из бездны, и обнаружил, что сидит в неудобной позе, привалившись к стене. Шея затекла. Притихшая Сидана нашлась в кресле напротив, она теребила обивку на подлокотнике и неожиданно застенчиво улыбнулась.Келсон потер закаменевшую шею, прочистил горло.– Долго я?..– Нет… нет, минут десять.На ней был домашний халатик, теплые носки и кардиган, доходящий до трогательных острых колен.– О господи, – до Келсона дошло, и от стыда стало жарко. – Прости.Сидана покачала головой.– Я понимаю, – проговорила торопливо. – Я читала в газетах каждый день, а потом пришел тот парень, Иво, и сказал, что ты цел.– Я сам не мог, – только и выговорил Келсон.– Я понимаю, – повторила она. – Сварю-ка тебе кофе.Потом Сидана с задранным до пояса домашним халатиком упиралась узкими ладонями в кухонный стол, а Келсон раскачивался в ней, вместе с ней, сцеплял на ее животе руки – так собственные толчки ощущались яснее, – и часто дышал в шею. К тому времени как Сидана, всхлипывая и вздрагивая, упала на локти, кофе выкипел, жженый запах потянулся по всей кухне.– Мы спалим дом, – прошептал Келсон.В ответ раздался короткий расслабленный смешок, и пришлось отлепиться друг от друга, чтобы выключить плиту.Кофе Сидана все же сварила – когда они выбрались из душа зверски голодными. Пили, сидя прямо на разбросанных по полу вещах и не включая свет, закусывали сыром и яичницей, Си – в одной только форменной морпеховской куртке на плечах, и уличные фонари укоризненно заглядывали в окна.– Получился бы из меня солдат?Келсону аж холодно стало от таких слов.– Даже не шути так, – чужим голосом проговорил он, и Сидана отставила кружку, стащила куртку с плеч и аккуратно сложила рядом с собой.– Да, сэр.Он пересел ближе, поцеловал прохладное узкое плечо, потом еще раз, пока Сидана не взъерошила ему волосы.– Ты поедешь к моей матери, – решительно сказал Келсон. – Я обо всем договорился. Там безопасно.Сидана снова взялась за кружку, слегка покатала между пальцами.– А моя мать?– Дугал ей все объяснит. Или хочешь, я сам. Вывезем и ее, если понадобится.– Кел, – она покачала головой, – я не могу вот так уехать. А мой диплом?– А я не могу, что ты остаешься!Она вздрогнула, и Келсон понял, что последние слова уже проорал.– Господи, Си, я такого там насмотрелся, что… – Перед глазами замаячила бледная Джаннивер в синяках и порванном платье, и он перевел дыхание. – Я как подумаю, что все это может с тобой…На язык лезли только неподходящие слова, все подходящие расстреляны за два дня, и Келсон, сдаваясь, прислонился лбом к гладкой шее. Рваный ритм пульса выдавал Сидану с головой вместе с ее страхом и растерянностью. Война за независимость бодрит на студенческой скамье среди подружек, но когда тебя раз за разом пытаются взорвать те, кто от разговоров давно перешел к делу, выходит уже не так резво. Вектор ее внутренней правды мотался на ветрах псевдоосвободительной революции, как флюгер.– Я просто хочу засыпать, зная, что тебе ничего не грозит. Это нужно, чтобы меня не убили, понимаешь?Она ощупала шрамы на лице, принимая его капитуляцию, и уступила тоже.– Понимаю. Я сдам экзамены, возьму академ, перенесу защиту на осень… ладно?Келсон кивнул, благодарно поцеловал ее в затылок, там, где начинался нежный пушок, отмечая линию роста волос, за ухом, потянул на себя, пока они не опрокинулись на пол. Кружки с кофейной гущей опрокинулись тоже, но это не было важно.Двадцать пятого мая он проводил Сидану в аэропорт. Там зажались под ближайшей лестницей и неловко прощались, целуясь украдкой, чтобы не привлечь внимания. Носильщики, телеги, пассажиры, встречающие и провожающие, букеты, сумки, мелкие животные в переносках – все слишком пестрое, чтобы запомнилась хоть одна деталь, текло и текло мимо неостановимыми, упорядоченными встречными потоками, при необходимости аккуратно изгибалось и выравнивалось снова. Разве что полиции было многовато. Без каблуков Си едва доставала макушкой ему до плеча, и Келсон сладко-сладко утыкался в нее лицом и по-настоящему, больше всего хотел, чтобы мучительные последние мгновения уже закончились.Объявление о посадке он выслушал с облегчением.– До встречи, моя шелковая принцесса.***Двадцать восьмого мая Лльюэлл МакАрдри с тремя подельниками подорвались на преждевременно сдетонировавшей самодельной бомбе, которую собирали прямо в квартире одного из юных боевиков, бредивших призывами к свободе. Взрыв убил четверых гражданских. Келсон отправил на адрес отчима вырезку из газетной колонки происшествий, на большее его не хватило. Сидана перестала носить свитера с высоким воротом еще в апреле, синяки сошли, но Келсон слишком хорошо помнил, где они были – и как были получены.Весной тысяча девятьсот семьдесят второго года Белфаст содрогался и агонизировал, испещренный шурупами, кусками проволоки, гвоздями и пулями, а его внутренности раздирали нитроглицерин и взрывчатая ртуть. Национальная независимость через день собирала дань всех возрастов и мастей по обе стороны случайными выстрелами и спланированными атаками.Статистика притупила в Келсоне чувство смерти.