Часть 11 (1/1)

— Робин? Робин! РОБИН!Он вздрогнул всем телом и открыл глаза.— А… что?.. где?— Ты тут, я, как ни странно, тоже…Шум дождя был почти неслышен, хотя снаружи разверзлись все хляби небесные. Но тут, в щели между камней, где они нашли временный приют, было сухо и тихо, слышны были только отдаленные раскаты грома.— Робин, что случилось? Ты так стонал, что мне страшно стало, а потом прижал меня к себе, как задушить хотел…— Смилуйся Хэрн, приснится же такое в самом деле! Ох… Гай, если б ты знал как я счастлив, что это только сон!..Это же уму непостижимо — как он умудрился заснуть? Робин потряс головой, отгоняя морок, и еще крепче прижал Гая к себе, поскольку очень не хотелось выпускать из своих объятий. Он, конечно, это сделает, ему придется, только чуть позже, не сейчас. Сейчас ему хотелось продлить насколько возможно этот момент. Иллюзию, а может все-таки чувство, пока он держит его, вот так прижимая к себе, как в легенде про Тэм Линна, что слышал сотни раз, то все будет хорошо и ничего плохого не случится больше никогда.Ведь до самого конца не верил, думал, что Тук все поймет. Сам бы никогда не принял всерьез россказни прибывшей невесть откуда не пойми кого и, может быть, даже не леди. Поверил бы своему другу. Думал, тот сделает то же самое. Эта ошибка чуть было не стала роковой. — Мне очень жаль, что Тук… в общем, что так получилось, — осторожно произнес Робин.Он не знал, что еще сказать и понимал, что этими сожалениями не исправить ничего, но молчать было бы еще хуже. — Я от него такого не ожидал. — Я тоже не ожидал… — тихо, но на удивление спокойно отозвался Гай, и кажется он прекрасно все это понимал. — Всегда вроде здравомыслящий человек был, а тут как с ума сошел… но это теперь не важно. Он не увидел, как глаза Робина недобро сверкнули и лицо на миг приобрело хищное выражение. — Да… не важно. Тут больше моя вина, надо было раньше сказать… — хотя он сомневался уже, стоило ли вообще это делать. Так монах хотя бы в живых остался. Но Гай был своего мнения на этот счет:— Вряд ли это изменило бы ситуацию. Кончилось бы так же, только раньше. — Думаешь? — Уверен.— А вот я — нет. А еще больше беспокоило, что Робин сделал выбор за Гая, когда порезал свою руку и прижал ее к губам потерявшего сознание, почти умирающего. Едва успел... И отдавал себе отчет, что сделал все это в первую очередь ради себя, потому что не смог бы выдержать без него. Что бы тогда ему осталось, кроме бесконечных лет одиночества без надежды, но зато с потерянными шансами на счастье и угрызениями собственной совести? А вот то самое, что и приснилось. При воспоминании об этом сне Робина еще раз неслабо передернуло.И тогда, скорее всего, сам бы искал себе смерть. И не факт, что поиски эти увенчались бы успехом. Промелькнула мысль, что это и было то испытание, про которое говорил отец. Именно оно, а не вся эта свистопляска с оборотнями, големами и прочим.Робин искренне надеялся, что хоть на этот-то раз он испытание прошел, больше ему надеяться не на что. Только успел испугаться: что если Гай не простит его за обращение? Если они снова станут врагами? Ведь Гай умер из-за него. Его нерешительности и страха сказать, что любит. Боялся, что Гай его оттолкнет — и что останется? Разбитое сердце и выжженная горем душа, что в результате почти и случилось. А ведь еще он его почти предал, когда ради желания снова приблизить к себе брата Тука — своего прежнего, как считал друга — и вернуть себе прошлое, сам оттолкнул свою любовь, настоящего друга и Хранителя.Чувствуя как силы и жизнь покидают Гая, Робин понял, что это конец и для него самого. Нет, не физически, все гораздо хуже. И содрогнулся при этой мысли, решив, что поймет и примет все, взяв целиком и полностью вину и ответственность за обращение на себя и научится с этим жить, точно так же, как научился принимать свое положение и все что с ним связано, лишь бы не потерять своего… Робин понял, что красивую фразу ?ты для меня — все? тут не скажешь. И не потому, что она не точно описывает сложившееся положение вещей, а как раз потому, что слишком точно. Но Гай врагом не стал. Придя в себя, он спросил только, едва шевеля окровавленными губами: — А не пожалеешь? — Нет, — тихо ответил ему Робин и стиснул его в объятиях, тот не противился, наоборот кажется ему было приятно. — Никогда не пожалею. Никогда! — Как тебе удалось их всех обмануть? Они ведь будут нас искать… — Да какая разница? Пусть ищут сколько влезет, все равно не найдут. Но и это сейчас совершенно не важно… Спи, тебе нужно отдохнуть…Гай был еще слаб и беспомощен, обращение отнимет слишком много сил и без того весьма скудных, так что ближайшие несколько дней ему нужен будет покой и тепло, а не беготня по лесу ото всех и мысли, как им дальше быть. Тот понимал это и устало вздохнул, устраиваясь поудобнее в объятиях Робина и откинув голову на его плечо. — Это, наверное, слабое утешение, но ты же сказал, что хотел бы бросить свою службу к чертовой матери? — Угу… хотел, — пробормотал Гай. — Да и вряд ли шерифу ноттингемскому или кому-то еще подойдет в помощники… упырь.— Так вот хороший повод… — Робин зарылся лицом в его волосы, еще крепче прижимая его к себе: так и согреть легче, и самому спокойнее. — Повод хороший, не спорю. Жить только на что будем, вопрос тот еще, и где… дома у нас уже нет. И еще раз тяжело вздохнул.Робин знал почему: их дом разгромлен и сожжен братией торнтонского монастыря — они сами видели клубы дыма… И одно дело, если перед носом маячит просто перспектива жить в лесу летом, но совсем другое — делать это, когда наступит зима. Но вот этот вопрос сейчас волновал Робина как раз меньше всего. Им нужно спрятаться на несколько дней, чтобы Гай смог восстановить силы, а потом себе дом они сделают, про остальные мелочи и говорить нечего. — К нашим услугам весь Шервудский и Бернсдейлский лес. Найдем на что. — Угу… решил вспомнить старые привычки? — фыркнул Гай. — Да ну тебя, — шмыгнул носом Робин и коснулся губами виска, целуя. Гай усиленно делал вид, что не заметил этого, но покраснел, смутился… Боится показывать свои чувства, боится отвечать на проявление таковых к нему? Робин это понимал, потому что сам долгое время был в этом положении, и теперь им обоим предстояло научиться и этому и очень многому другому. Но был уверен, что справятся, ведь по сравнению с тем, что они уже пережили — это мелочи. — Кто же всю эту кашу заварил на самом деле? Эта леди Ворона… или это кто-то более могущественный за ней? — Да какая разница кто? Потом разберемся… — Робину и в самом деле было все равно, даже если и Беллем. — Это сейчас неважно, потому что вот я как раз тут подумал… — Мне уже начинать беспокоиться, или еще нет? — насторожился Гай, и Робин улыбнулся: значит, начинает приходить в себя.— Нет, я как раз хотел сказать, что присмотрел одну пещеру… Небольшая такая, вполне себе уютная, сухая, в тихом месте, незаметно ни с какой стороны и до пещеры Хэрна всего ничего идти, особенно если напрямик. Я туда кое-что перенес и… Так что жить можно там. — А с этого места поподробнее! — Так я тебе ее показать могу. Вот только пару дней тут пересидим, твою зверюгу поймаем… что думаешь? — Пожалуй, ты прав… Здесь нам больше делать нечего. — Вот именно. — И давно ты облюбовал себе новое местечко? — Почему — себе? — удивился Робин. — Обнаружил давно, лет семь тому назад, а обживать начал недавно, вот как чувствовал… Хотя не то чтобы обживать… Я туда некоторые вещи переносил… которые ты думал мавки сперли. Они пока не все там, я их по разным местам в лесу спрятал. Извини, Гай, я не хотел тебе говорить… — Вот, Локсли, ты каким был, таким и… — Ну, не злись, я хотел как лучше… И потом, ты же мне тоже не сказал, что втихаря где-то прячешь свои бумаги и книги. И ничего такого особенного я не сделал. Слушай, а не распотрошить ли нам наши тайники и принести все в новый дом, а? Мне кажется, что давно пора. — Ну… Так, а почему ты еще тогда не съехал в эту пещеру, раз нашел ее семь лет назад? — Не хотел жить там один, без тебя. Я же сказал, что без тебя мне это и не надо, — Робин умолк на миг. — Гай, я буду счастлив видеть тебя в своем доме, где бы он ни находился и в чем бы не заключался, и разделю с тобой все, что у меня есть. Я все слышал тогда, после холма, и я все помню. Гай ничего не ответил, но Робину и не нужны были слова. Даже не глядя в его лицо, Робин знал, что тот улыбается, и не мог не улыбаться сам, но из объятий не торопился выпускать: пусть сначала обратится до конца, а вот потом… Да и потом успеется еще, времени у них много, очень много и торопиться им некуда.