Часть 6 (1/1)

Обычно, чтобы попасть из аббатства в Ноттингем, ездят через Линкольн и Ньюарк. Но Гай предпочитал другой маршрут, и его путь лежал через Карс в сторону Вокрсопа, где он был частым гостем и ему неизменно были очень рады, поскольку настоятель тамошнего монастыря в Уэлбеке и глава обители торнтонской уже много лет дружили и активно переписывались, а сам Гай часто бывал для них обоих курьером. В монастыре он мог отдохнуть, а в случае необходимости и переночевать, и Фьюри набирался сил для дальнейшего путешествия. Часть дороги до Уэлбека шла через болота и Гаю не нравилась, но это был самый короткий путь до обители, да и потом, пещера Хэрна была в тех краях. Гай особо не торопился, поэтому предоставил коню самому выбирать себе скорость и погрузился в размышления. Пищи для этого было предостаточно. Вчерашний разговор с отцом Ричардом, настоятелем аббатства в Уэлбеке, еще более подогрел опасения, что происходит нечто странное. И тут. Снова Гай возвращался мыслями к недавним событиям, но уже недалеко от Торнтонского монастыря и соответственно своего дома. Ведь происходило примерно одно и то же: кого-то видели в лесу, но толком не могли описать… Кто-то нападает на скот, но волчьих следов было… И вообще, сложно было сказать был ли это волк или еще какой зверь. Да, волков здесь полно, но медведей не так уж и много и их еще поди найди, да и следы не опознали как медвежьи. Рысь? Так их и того меньше, она сама опасается волков, да и вряд ли рысь будет нападать на людей: ведь пропало несколько живущих если не в самом лесу, то неподалеку от него. Останков не нашли, а при таком раскладе они должны быть, хоть какие-нибудь… А может, не искали? И нападения случались… очень уж большая территория получается! И кто же это решил заграбастать себе в охотничьи угодья несколько графств разом? И почему Хэрн на осторожную фразу про гримстонского оборотня промолчал? А ведь прекрасно знал, о чем речь… но сделал вид, что не услышал. Не вовремя все это, но приходится ехать в Ноттингем, потому что служба. Да, теперь он обязан присутствовать там не круглосуточно, как десять лет тому назад, а всего-то три месяца в году, которые он и делил на весь год. С Йоля до Остары почти безвылазно жил дома, а с наступлением весны приходилось периодически наведываться в Ноттингем. Все чаще приходила мысль бросить это все к чертовой матери и заняться чем-нибудь другим. Предложить свои услуги аббатству или обители в Селби? Попытаться найти что-то в Донкастере? Пусть даже и за незначительное жалование, ведь земли уже выкуплены, так что, имея весьма скромные запросы, можно обойтись меньшей суммой. Мысль была соблазнительна до такой степени, что однажды Гай обмолвился на эту тему в разговоре с Робином Локсли. Тот по своему обыкновению вскинул бровь, но ничего не сказал. Гай так и не понял тогда, что тот подумал. Робин… при воспоминании о нем Гая охватило смутное беспокойство — как бы чего не произошло… Но впереди у него несколько дней в Ноттингеме, наполненных под завязку делами и заботами, нужно успеть многое. Как же эта поездка его вымотала! Гай от усталости еле волочил ноги, сил просто не было. По-хорошему нужно было остаться еще на день, прийти в себя и со свежими силами ехать, но… Гай обнял за шею своего верного коня и шепнул ему чуть ли не в бархатное ухо:— Я домой хочу… отвези меня домой.Тот ткнулся мордой ему в грудь и фыркнул согласно. ***Брат Илларион возился в сарае, и это было слышно уже за полсотни ярдов. Впрочем, и сам монах по природе своей тихим человеком не был, даже принятый сан не смог успокоить его природную живость, даже можно сказать, что и жизнерадостность, это весьма выделяло его из толпы остальной братии. Вот поэтому Тук и выбрал именно его, а не брата Амброзия, чтобы завести непростой разговор на довольно скользкую тему. Однако брат Илларион сразу сообразил, что Тук заявился к нему на пасеку не просто так.— Рад тебе, ты ведь к нам заглядываешь не часто, особенно в это время года!— Здравствуй, Илларион, как у вас тут дела? — С божьей помощью! Предполагаю, что и ты тут не просто так, а сугубо по делу?— Не могу сказать, что ты ошибаешься. Но дело у меня немного частного порядка, не касающееся обители.— Еще того интереснее! Что же это может быть?— Возможно, мой вопрос покажется тебе немного необычным, но… ты, Илларион, давно Гизборна знаешь?— Так уж лет десять, с тех пор как он в ?Дроздах? поселился.— А как это вообще произошло? — Сказал отцу настоятелю, что хочет основать тут манор заново. Внес задаток за ферму и все эти годы выкупал у аббатства земли и лес вокруг. — А живет-то он там один.— Ну, в общем, да… Но с чего ты вдруг задался этим вопросом?— Мне просто показалось немного необычным, что он… я от него такого не ожидал. Это же так далеко от Ноттингема!— Да, поступок неординарный, но… А может, он потому так далеко от Ноттингема и поселился, чтобы не бывать на службе постоянно?— Странно, раньше он со службы не вылезал…— Не вижу ничего такого в этом, за все время, что Гизборн тут живет, и постраннее дела случались. Особливо по первости, хотя и сейчас тоже.— А не можешь рассказать?— А тебе зачем?— Ну… Хорошо, Илларион, я напрямую спрошу. Ты и брат Амброзий ничего не замечаете такого, необычного? Ну, например, что он там совсем один живет и к нему никто другой старается не ходить? Мне вот попался по дороге в аббатство один из местных, так он сильно удивился, скажем так, моей храбрости.— Знаешь, Тук, я тебе сейчас одну вещь расскажу, только ты обещай помалкивать. Я ведь даже с отцом настоятелем об этом не говорил и с братом Амброзием…— Обещаю.— Так вот, Тук, меня тоже удивляет твоя храбрость. Даже учитывая особенности твоего житья до… возвращения обратно в обитель. И мне в самом деле немного не по себе, когда я хожу туда... Но, когда там сам Гизборн, все-таки не так страшно, как если его там нет. И чем это объяснить, я не знаю. Вот на днях: как договаривались, саженцы привез, приготовленное на крыльце забрал, но все это время, что я там был, про себя молитву читал, и все равно… как глаза чьи-то за мной наблюдали. И нехорошо так смотрели. Но на эту тему тебе бы с Робертом поговорить. Вот он точно не боится туда ходить… Я его как-то спрашивал, правда давно уже, не чувствует ли он себя там странно или же неуютно, может, чего видел краем глаза или слышал… Он в ответ только рассмеялся. Но… он не так прост, как кажется на первый взгляд, и наверняка чего-то знает. И если ты его сможешь разговорить, ведь ты же у нас… большой знаток всякого, может тебе он и скажет больше, чем я. Так что поговори с Робертом.— Погоди, это с каким Робертом?— Лесничим. Робертом из Линби.— Нашим лесничим? В аббатстве такой есть?— Ну да! Он временами бывает у Гизборна, караулит его дом, когда тот в отъезде, возможно, делает еще какие-то мелкие дела… Так уже лет семь или даже больше. Странно, что ты его не знаешь: он же появился тут еще до твоего возвращения в аббатство. Ох, и презабавная тогда история была…— Да ну? Странно… Имя-то вроде слышал, а самого видеть не доводилось. — Погоди, Тук, может так получиться, что ты его все-таки видел и в лицо знаешь, хотя он довольно редко появляется в самом аббатстве. Но вот на днях буквально ко мне на пасеку заходил. Высокий худощавый молодой человек, довольно симпатичный, даже я бы сказал, что красивый. Даже очень красивый. Длинные темные волосы, глаза… я не уверен, но, кажется, то ли ореховые, то ли зеленоватые. Да и в общении приятный и обходительный, к тому же еще и очень добрый. Да ты любого мальчишку в окрестностях спроси, он часто с ними возится, истории всякие им рассказывает, читать-писать учит, из лука стрелять тоже, хотя и запрещено. Живет где-то в стороне холмов… знаешь дом старой Берты? Вот где-то там…Не то, чтобы Тук был удивлен, все-таки в округе он знал не всех поголовно, однако ему показалось довольно странным, что этого молодого человека он нигде не видел. К тому же внешность, описанная Илларионом, внезапно разбудила в Туке воспоминания, которые в очередной раз разбередили душу. Дабы отвлечься, Тук пробормотал:— Ну, так кто не знает, где живет Берта?! Но там же вроде никого больше нет? По крайней мере, поблизости.Илларион это как почувствовал и перевел разговор в другое русло:— Ну, не знаю я… надо ее спросить, он к ней часто заходит. Но, брат Тук, не пора ли нам забыть про дела мирские и обратить наши помыслы к богу?— Исключительно здравая мысль, брат Илларион, поскольку близится девятый час, и нам следует вернуться в обитель.Не сказать, что Тук был этому рад, но все же это было лучшим решением, чем продолжать разговор.Дабы сократить себе путь, они пошли прямиком через луга, мимо монастырской овчарни, куда пастух уже согнал небольшое стадо на ночной отдых в безопасности. Но овцы явно не помышляли об этом самом отдыхе — из сарая доносилось испуганное блеяние, топот и возня. Это возбудило любопытство обоих монахов, заставив их заглянуть туда и узнать, в чем дело.Они успели заметить, как кто-то исчез в кустах на краю леса, но ни Тук, ни брат Илларион, не могли с точностью сказать, кого они видели… это было слишком далеко и неясно было даже, человек ли это. Тук в особенности старался не думать об этом, уж очень обманчивы бывают некоторые вещи, даже увиденные собственными глазами. И не мог отделаться от чувства, будто не было прошедших десяти лет, и Тук сейчас стоял не на земле Торнтонского аббатства, а в Шервуде. Но нет, нельзя поддаваться соблазну и иллюзиям, нужно обратиться к фактам, которые состояли в следующем: кто-то загрыз овцу и это, несомненно, был волк, а тот, кто исчез в лесу… это им просто показалось. И сам, факт, что этот лес уже владения Гизборна, ничего не означает, кроме этого. Совсем ничего.Однако приору придется доложить, и настоятелю, наверное, тоже. А с Гизборном пусть сами разговаривают.***— Моя госпожа пожелала увидеть… — пробормотало нечто в накидке из волчьей шкуры, уставившись на богато одетую даму верхом на гнедом иноходце. Издалека это существо и впрямь напоминало человека, по крайней мере, сходство было. Дама поманила его рукой, и он подошел ближе, чтобы придержать стремя и помочь ей спешиться. Она помощь приняла, но поморщилась: вблизи слуга был все-таки копией не точной, но, если в глаза не смотреть, и вообще внимательно не приглядываться, то вполне сойдет за человека. В рассветных и вечерних сумерках больше и не надо.Подобрав плащ, сделала несколько шагов в глубь леса и остановилась, протянула вперед руки и коснулась чего-то невидимого чужому глазу. В тот же миг от ее пальцев в воздухе вспыхнули серебристым светом и разбежались в разные стороны какие-то нити. Она в восхищении смотрела на пульсирующую под ее руками сеть, похожую на переплетение ветвей, или даже, скорее, корней…— Так вот где вы устроились?! Долго я вас искала…Шорох на лестнице, ведущей к смотровой площадке, заставил тень, сидящую на стене между мерлонов, отвлечься от созерцания закатного солнца. Он сейчас как никогда походил на странную смесь горгульи с грифоном. Вторая тень застыла в проеме двери.— Я нашла Хранителя, Саймон!— Как тебе это удалось? И где?— Торнтонский монастырь. Их дом под завесой в соседнем лесу, и я ее потрогала. Это она. Но ты ни за что не угадаешь, кто Хранитель.— Да неужели? Там же их, как его там? Брат Тук?— Нет, это некто Гизборн. Знаешь такого?— Разумеется! Но ты только оцени, какая прелесть! Сколько тысяч лет я знаю этого рогатого прохиндея — и всякий раз изумляюсь результатам его экспериментов с этими его… сыновьями. По большей части, конечно, провальным, но не останавливается же!— Это, что уже не первый раз?— Не в первый, далеко, но призвать Хранителя и призвать в эти Хранители врага — вот такого еще не было! И это запутало меня на целый круг. — А мне кажется, что это все потому, что мы все время думали — это она. Но после того как я… имела сомнительное удовольствие пообщаться с этим Локсли лично, с твоей подачи, между прочим…— Ну, прости, я думал, тебе удастся разгадать этот ребус… ты все-таки отличаешься умением видеть всех насквозь… Когда колдовство моей служанки не удалось, вернее оно удалось, но того эффекта, на который я рассчитывал не произошло, я не знал, как проверить его по-другому.— Ты льстишь мне, Саймон, но я все равно тебя прощаю… Это не имеет уже большого значения: я все равно не смогла понять, кто это. Но у меня тоже отпали все сомнения.— Да. С кем бы Хэрн не проводил этот обряд — это была не она. Хотя именно на нее были все намеки и указания. Она считалась самым близким ему человеком, после нее имело смысл думать только на брата. А когда с его братцем тоже не сработало, я окончательно утвердился в мысли, что это совершенно посторонний человек и не из близкого окружения, не имеющий ни малейшего понятия, кто он и для кого. Но я даже представить себе не мог, что Хранитель все время был практически перед глазами. Воистину лучше всего спрятанная вещь лежит на виду.— А то, что ?сокровище? и само не знает, кто оно и кто его Хранитель, тоже вполне в духе Хэрна.— Только вот теперь этой игре в напёрстки пришел конец. Но скажи-ка мне, Моргвин, правильно ли ты поняла, что именно видела? Не ошиблась ли ты? Ты сказала, что это было похоже на занавесь?— Да, Саймон, и мой слуга наткнулся на это в лесу — и совершенно случайно. Не понял, что это, и сообщил мне, описав как занавесь. Но я бы сказала, что это сеть. Что это значит, Саймон?— То, что Хэрн, желая спасти жизнь своего сына, связывает его и Хранителя узами крови, и Локсли становится практически неуязвим сам по себе. И пока он получает эту кровь — неуязвим вдвойне. Одновременно с этим защита их убежища, где их спрятал Хэрн, сделана на биение сердца Хранителя. Где бы он ни находился и что бы не делал, пока он жив — защиту не пробить.— Итак, до сына Хэрна мы не доберемся?— Теоретически — да, но наш рогатый друг промахнулся только в одном…— В Хранителе? Выбрал не того?— Нет, не совсем в нем, а в том, что мы теперь знаем, кто это, и убрать его будет парой пустяков!— Так мне отправить своего слугу?— Отправляй. И еще нам нужен хорек. И как ты думаешь, из кого мы его сделаем?— Из брата Тука?— Несомненно, дорогая! И только тебе я могу доверить столь тонкую работу.