Часть 5 (1/1)

Гай не торопился укладывать полученную от Хэрна бутылочку с настойкой в свой кошель. Он держал ее на ладони и в очередной раз задумался над всей этой ситуацией. Вот не примет он эти капли — и что? Станет тем же что и Робин — упырем? Или не станет? Что она дает кроме быстрого восстановления сил? Все как-то не решался спросить. Надолго ли хватит его собственных? Даже с этой настойкой. Последнее время мысль об этом приходила все чаще. После болезни прошлой зимой, можно сказать, что не уходила вовсе. Если с ним что-то случится, то что будет с Робином? Чисто теоретически тот теперь не так уж и нуждается в человеческой крови, обходясь кровью животных, он закончил перевоплощение почти пять лет тому назад, но все еще приходит за ней. Скорее по привычке, которую Гай не хочет менять и сам. Так ему выпадает возможность лишний раз прикоснуться к своему драгоценному вампиру. И при этом не возбудить никаких подозрений. Но… где гарантия, что не потянет на других людей? Где гарантия, если вдруг с Робином что-то произойдет, а своих ресурсов и сил на восстановление ему не хватит и придется убить кого-то ради крови? И его в этом заподозрят? История с монстром, которого создал колдун семь лет назад по облику и подобию Роберта Хантингтона, подспудно не давала покоя все это время. Да, глиняный болван тогда рассыпался, но вот с кем Гай встретился в лесу через год после этого? И если бы не знал точно, что Роберт Хантингтон был у себя в замке с Марион… Не мог Гай ошибиться! И промахнуться не мог, всадив в это ожившее чудовище три арбалетные стрелы. Сам видел, как они вонзились в плоть. Сам слышал это леденящее душу рычание и вой… Сам по кровавым следам шел, но так и не смог поймать…Хэрн, которому пришлось рассказать тогда про ожившее чудовище, что-то такое в чаше намутил, и шесть лет все было спокойно. Но на эту Остару пропал егерь в лесу Харлоу, а до того — еще один, в лесу Клипстоун. Обоих Гай знал, оба были опытными людьми, оба слишком хорошо знали эти места, чтобы… а в деревне Гримстон видели кого-то в лесу. Издалека, но… этот ?кто-то?, точно он, накануне почти отгрыз голову овце. Этот самый, чтоб его, Гримстон не так далеко от леса Клипстоун… так что вполне вероятно, что охотится этот зверь где-то там. Хотя Торнтонское аббатство находится весьма в стороне, но, если учесть, с каким размахом в свое время шарашилась по лесам вся эта ?веселая? компания сначала во главе с Локсли, а потом с Хантингтоном… Да уж, для бешеной собаки и сто миль не крюк. И если учесть, что Торнтонский монастырь от Ноттингема всего-то самое большее в восьмидесяти, то все может быть.Этот зверь может оказаться не так уж и далеко от их дома… Или? А если дом у него как раз здесь? Недалеко от Керклиса паломники видели кого-то очень странного в лесу… А настоятель Селби недавно прислал письмо аббату торнтонского монастыря, после которого тот и заговорил с Гаем не только как с соседом, но и с должностным лицом, о необходимости устроить волчью охоту. Если и в самом деле соберутся? Того монстра они при любом раскладе вряд ли поймают, но вот шумиха среди местных может оказаться очень лишней. Потому что перепуганные смерды не будут разбираться… И снова Гай отогнал эти мысли. И снова решил ничего не говорить Робину…***— Как поживаешь, Роберт? — Берта как будто знала, что он стоит за дверью. И, окинув взглядом принесенного в подарок ушастого вредителя огородов, улыбнулась: — Какой прекрасный кролик! Сделаю из него пирог! Будешь?— Спасибо, нет, — Робин всегда не мог не улыбнуться ей в ответ, но предпочел умолчать, что кроликом он уже насладился, на свой манер. И добавил: — Поживаю я чудесно, а как ты, Берта?— Уж тридцать зим как качусь под горку, но не жалуюсь. Старая пряха любила шутить над своим возрастом.— Да ладно тебе! Ты еще меня переживешь, — неизменно отвечал ей на это Робин, усмехаясь. Но сейчас весело усмехнуться не получилось.— Отец, сколько живут вампиры?— Тебе зачем? — Ну… я же все-таки теперь…— Ну, пока не убьют.— То есть? Сто лет? Двести?— Вот то и есть. Знаю я одного, ему уже больше тысячи лет, а все свеж, как морковка.— А человек сколько прожить может?— А вот это как повезет…— Значит, я могу пережить ее?— Ты всех можешь пережить. Спи, ты пока очень слаб, тебе нужны силы…— Зачем он это сделал?— Кто?— Гизборн…— Спроси у него сам…— Спрашивал… Он сказал, что не хотел моей смерти, и чтобы так со мной поступили… Но я не верю! Здесь что-то другое. И, отец, я хочу спросить тебя, почему ты… меня послал туда и оставил?Ответ Хэрна его потряс:— Ты сам сделал свой выбор, Робин, и давно… а сейчас спи, ты еще слаб…Тогда, еще не до конца придя в себя, Робин был этим всем очень подавлен и опечален. И тогда причина была в Марион. И он все еще надеялся, что они будут вместе, еще не понял, что уже потерял ее навсегда и давно, а то, кем он сделался, тут было не при чем. Совсем.Какое-то время он старался не думать об этом и у него получалось, но сейчас прежние мысли возвращались все чаще. И были они уже не о ней. Глядя как старая Берта перебирает принесенную им шерсть, Робин вспоминал прошлую зиму.Он сидел на кровати рядом с Гаем, которого трясла лихорадка. И не знал, что ему делать. За окном бушевала метель, завывал как волк ветер. Помощи ждать неоткуда, и если Гаю станет хуже, то… придется справляться самому. Но если не получится? Если Гай окажется слишком слаб, чтобы пройти обращение? Где взять для него человеческую кровь? И что будет, если Гай, проснувшись, поймет, что человеком он быть уже перестал? Смирится? Но если бы он согласился сам?! А ведь пару раз Робин чуть было об этом не спросил. Что-то удерживало. Боялся? Да.Но через пару дней Гаю стало лучше, и он постепенно вернул себе прежние силы. И Робин решил ничего не говорить... Слишком страшно.— Роберт? Ты меня слышишь?— Ой, извини, Берта, я задумался. Что ты сказала?— Что это только треть, нужно еще два раза по столько же. И еще я сказала, что Малкольм всякий раз говорит, что молится за тебя ежедневно, в благодарность за те деньги, что ты ему дал, они купили корову! И что Анна благодарит тебя за бобра, которого ты ей прошлой осенью принес: мазь получилась прекрасная, ее малышка всю зиму не кашляла.— Ах, это… передай, что я всегда рад помочь…Он и в самом деле старался помочь чем мог, и, оказывается, для этого не надо было никого грабить. Написать прошение за того, кто неграмотен, дать немного денег из своего жалования лесничего… Вот ведь как повернулось: он все-таки стал лесничим, но в Торнтонском монастыре, о чем свидетельствовала фибула, которую он должен был носить на одежде как знак его статуса и положения. Но, приняв это, Робин на собственном опыте убедился, что не только аббат аббату рознь, но и сама служба может сильно отличаться от представления о ней. Но, кроме этого, привилегии, дарованные обителью, давали существенные преимущества, которые он мог использовать не только для себя, но и для помощи другим. К тому же он имел право ходить, где хотел, носить меч и лук. Это для него вытребовал Гай, который и сам часто оказывал аббату немалые услуги. Слова Берты вытряхнули его из этих раздумий:— Так ты к ней сам зайди, она тебя не только словом отблагодарит…— Да нет, я… у меня… тут… некогда мне! Пойду я, Берта… — Иди, Роберт, иди, дорогой… Кстати, на Бельтайн к священному камню пойдешь загадывать желание на любовь?— Нет… Да мне и не по чину как-то… аббату ведь служу, — улыбнулся Робин. — А то ты не знаешь, что мало ли кто и кому служит? — в ответ старуха прищурила глаз. — Так чего нет?— Пустое это, не работает, — Робин стал серьезен.— У всех работает, а у него не работает?!— Я ходил, загадывал найти настоящую любовь и с ней жить счастливо…— И как? Ничего не произошло?— Произошло. Я встретил прекрасную девушку, и мы… жили счастливо целых два года. Но теперь она живет с другим.— А ты уверен, что вы жили счастливо? И что же произошло между этими двумя моментами?— Много чего… Ее чуть не убили, меня чуть не убили. Она думала, что я умер, и вышла замуж за другого. Сейчас у них дети.— И это называется счастливо? Правильно сделала, что вышла. Не смотри на меня так. Женщина никогда не должна ждать мужчину. Ни в чем.— Но…— А сейчас? Ты сам счастлив?— Не знаю.— Подумай. Живешь ли ты как хочешь? Делаешь ли ты что хочешь, любишь и считаешь нужным?— Ты знаешь, я как-то особо не… А впрочем… Думаю, да! — Ну вот. А тебе кто-то запрещает это делать или мешает? — Нет. Раньше очень сильно мешали, а сейчас я даже и не вспомню сразу, было ли что-то подобное…— А то, что ты делаешь, приносит тебе радость? Ты доволен результатом?— Да.— Так ты счастлив?— Получается, счастлив. Но любовь…— А может, ты просто не осмотрелся еще как следует?— Ну и смысл? У меня уже была любовь…— А ты помнишь, что именно ты загадывал?— Ну да! Найти свою настоящую любовь и жить счастливо.— Оно всегда сбывается целиком, а не по частям, Роберт. Ты живешь счастливо и уже это понял. Может, надо осмотреться, чтобы понять, что и свою любовь ты нашел? А кто сказал, что настоящая любовь должна выглядеть как всепоглощающая страсть? И почему все уверены, что для настоящей любви это обязательно? Подумай над этим, когда будешь идти домой.— Тогда я, пожалуй, и пойду.— Иди, Роберт, иди, дорогой…Наскоро попрощавшись с Бертой, Робин как раз домой и поспешил. Во-первых, надо было попасть туда до собирающегося дождя. А во-вторых, у него были еще кое-какие дела на монастырской пасеке…Он не знал, что пробормотала старуха, проводив его взглядом:— Иди, Роберт из Линби… или как тебя там на самом деле… Знаю я, для кого ты хочешь этот плащ, а вот знаешь ли ты, кто он тебе — и уже давно? А он сам-то понимает, кто ты ему? Если вовремя догадаетесь, будете счастливы оба… И если ничего не случится, а ведь может…Пока Робин сновал туда-сюда из головы не шли слова старой Берты. А что, если она права? Что, если все уже сбылось? И кто сказал, что настоящая любовь — это безумие желания? А что, если это вообще что-то другое? И еще один вопрос беспокоил его все больше и больше. Что, если эта любовь не обязательно должна быть к женщине? И если это так, то не может ли оказаться, что?..А ведь они живут вместе уже почти десять лет, и Гай, по сути, единственный человек, которым Робин дорожит и боится потерять… А что, если это он? Изрядно же времени потребовалось, чтобы понять.И столь же изрядно потребовалось в свое время, чтобы осознать это сперва как дружбу. Но понять это очень помог один трактат и умение читать. И то, и другое досталось Робину, как это ни странно, от Гая. Тот научил его грамоте, и Робин окунулся с головой в книги, которые Гай брал в аббатстве. Для себя и для него. А потом уже Робин рассказывал местным ребятишкам истории, что прочел сам и сам же учил их писать и читать. И вот несколько лет назад Робин читая трактат старого монаха из Риво, впервые задумался: что, если Бог являет свою волю не только через дарованную им любовь, но и через дружбу? Теперь ему очень хотелось еще раз перечитать более внимательно и как следует подумать. Сейчас он испытывал в этом всем нарастающую потребность и поэтому первое, что сделал, когда пришел домой — залез в сундук в поисках списка, который делал Гай с выпрошенного в свое время в обители сочинения аббата Аэльреда (Аэльред из Риво, аббатство Риволь в Йоркшире в местечке Хелмсли).Списка с трактата на месте не оказалось, хотя Робин готов был поклясться, что еще зимой видел его. Старые чертежи, что Гай делал, и расчеты к ним были на месте. Еще с тех времен остались, как они строили хижину на дереве. Так и лежали кучей, как всегда. Отдельной связкой обнаружилась переписка с Хантингтоном, а искомого списка не было, как и некоторых других документов. Куда же они делись? Впрочем, не только этого, многих списков недоставало. За эти годы у них самих собралась довольно приличная библиотека. Надо будет спросить Гая, куда он все это убрал, когда тот вернется из Ноттингема. И Робин поймал себя на мысли, что уже успел соскучиться по нему!Хотя, если хорошо подумать, то между ними была все-таки не совсем дружба, как ее принято понимать. По крайней мере, это было совсем не похоже на те отношения, что у Робина были с его… другими друзьями. Те были в каком-то роде братьями по оружию, хотя и это было верно только отчасти. И… нет, ни с Назиром, ни с Туком, ни со Скарлетом, ни с Маленьким Джоном у него ничего такого, что он испытывал по отношению к Гаю. Не то, что близко, даже в эту сторону не было. И уж тем более не тянуло ни к кому плотски. Только к Марион, но его другом она не была. Тогда кем? Женой? Возлюбленной? Дамой сердца? А может ни тем, ни другим и ни третьим? Он как-то особо над этим не задумывался. Она была рядом, а в каком статусе…это не имело значения. Он полагал, что раз он ее хотел и любил, и она его — тоже, этого вполне достаточно. Но достаточно для чего? Для счастливой жизни? А оказалось? Да и любил ли он ее? Или только думал, что любил?Он вообще много чего думал, что на самом деле оказалось немного другим — и это мягко говоря. И с Гаем это тоже было по-другому.С ним с самого начала все пошло наперекосяк. Во всем! И во вражде — в первую очередь. И когда это произошло, Робин сказать не мог, как не знал, что между ними возникло после этой вражды. И когда она кончилась, их вражда? Для Робина наверное… когда понял, кто тащил его на себе через лес к пещере Хэрна. И увидел лицо, склоненное над ним.А когда вражда кончилась для Гая? Ведь точно раньше! После Литы Гай повел себя очень необычно… Но в Уикэме Гизборн просто уклонился от драки с ним, вот так взял и… предоставил шанс сбежать. То, что Робина не схватили еще там, в деревне, было заслугой Гая Гизборна. Тот рискнул тогда всем. Робин никогда особо не задумывался об этом, как и том, что Гай в самом деле разделил с ним все, что имел, и дал ему, все что мог. Дом — в особенности. Робин хорошо помнил, как на грани забытья услышал эти слова и приглашение войти… И это его потрясло до глубины души. Его враг дал ему спасение и укрытие. Наверное поэтому, когда то ли на второй, то ли на третий год своего… ?воскрешения? найдя подходящую пещеру, Робин так и не переехал туда. Он отдыхал в ней, когда охотился в тех местах, но жить там желания не возникало, даже несмотря на то, что находилась она в Шервуде. Пещера не стала ему домом, потому что у него уже был дом, в который он, особенно последние годы, с удовольствием возвращался. И за этот дом Робин был Гаю Гизборну очень благодарен и уже давно, только не знал, как это сказать.А уж про свое желание и подавно. Он вообще терялся в догадках, как заговорить на эту очень важную и очень личную тему. Но сделать это рано или поздно придется. А на Бельтайн как раз будет очень хороший повод. Хотя бы сделать намек, хотя бы дать понять, что будет не против, если Гай... Но вот что, если? Обратит ли на него внимание тот, кого все графство знает как неуемного бабника? Хотя что-то не слыхать про его тут похождения, даже странно… Пусть не слышно, но что это меняет? Ничего. Но это не мешает сделать хотя бы попытку!Однако пока Гай не вернулся из Ноттингема, нужно кое-что успеть сделать, и поэтому особо рассиживаться нечего.***Овцы почему-то нервничали, и это настораживало, особенно примешивающаяся к густому как туман запаху овечьего навоза тонкая струя кровяного амбрэ. Подозрительно… но не хотелось упускать шанс. Тем более, что осталось-то еще всего три овцы. Поэтому Робин решил побыстрее выбрать себе объект, обкорнать и улизнуть, пока его никто не заметил. Вот, например, этот белый, в длину и ширину одинаковый, вполне подойдет:— Ути-пути, какой ты мягкий и пуши… стой, скотина рогатая!Баран вытаращил свои желтые глаза и сказал:— Бэ-э-э!Робин уже почти схватил его за роскошные меха, но мерзавец саданул его копытом в бедро и резво сиганул в сторону двери овчарни. И тут открылось одна очень неприятная деталь в виде совершенно дохлой овцы в углу. Кровь на шее уже успела подсохнуть…— Твою мать! И тут дверь в овчарню приоткрылась, а Робин понял, что пора уносить ноги.До спасительного перелеска было не так далеко, но нужно было пересечь луг. И несмотря на то, что Робин бежал очень быстро, его все же заметили, хоть и не узнали.