Часть 3 (1/1)

***Робин не мог с уверенностью сказать, когда все началось. Он порой вообще не был уверен, что было хоть какое-то начало, он помнил только самые яркие эпизоды, после которых для него открывалось что-то новое и в себе, и в Гае Гизборне. Вот история со святой водой с последствиями и была одним из них.Робин ясно, будто это было вчера, помнил, как проснулся в их доме, то есть формально в доме Гая, но если в корень посмотреть, то все-таки в их. Голова болела, во рту пересохло, а губы почему-то распухли и, кажется, их кто-то здорово покусал. А он сам весьма вероятно тоже кого-то укусил, поскольку в теле было ощущение сытости и довольства, будто он напился крови от пуза… и хороший вопрос — чьей? Высунув нос из-под одеяла, он увидел бледного как полотно Гая, сидящего на лавке, и осторожно спросил:— Как я тут оказался?— Я тебя сюда принес…— То есть ты?— Да, снова дал тебе приглашение, если ты об этом…— Спасибо… мне правда очень жаль, что я тебя… — Робину было очень стыдно и он никак не мог подобрать слова, чтобы попросить прощения, но Гай только глубоко вздохнул и буркнул что-то неразборчивое.Робин тоже вздохнул, стараясь припомнить события вчерашнего дня, но, сколько ни силился, так и не вспомнил, что было после того, как он случайно опрокинул на себя святую воду. Попутно поозирался в поисках своей одежды, но не обнаружил ее.— Но я совсем не помню, как ты меня сюда принес… а где мои штаны?— Понятия не имею. А не помнишь, потому что ты спал. Робин немного смутился, но отсутствие штанов волновало его все-таки меньше, чем другое обстоятельство:— А ты случайно не знаешь, я перед тем, как заснуть никого не укусил?— Меня ты укусил, но с разрешения. И не перед тем, как заснуть, а уже тут… Ты проснулся ненадолго…— Фух! Я уж подумал…— Что ты оприходовал какого-то барана?— Почему барана?— Я нашел тебя в овчарне. И принес домой.— Я спал? А штаны ты с меня снял? — Я снял с тебя рубашку, но это было уже здесь. Только Робин задумался над всеми этими странными обстоятельствами, как вдруг память смилостивилась над ним, и он вспомнил, как примчавшись в лес, он вдруг увидел между деревьев тонкую фигуру своей жены Марион и догнал ее. Она сначала не поверила, что он живой, но потом… Она приняла его таким, каким он стал, и они… они занимались любовью, они…— Марион! — воскликнул Робин, подпрыгнув в постели.Гай Гизборн побледнел и сжался.— Она была там! Я вспомнил! — Когда я нашел тебя, там никого больше не было…— Но она там БЫЛА! И я найду ее, она любит меня, и я люблю ее…— Робин, это был… сон! И потом, ты же сейчас…— Она знает и это совершенно неважно для нее! Ей важен я!Гизборн опустил голову и пробормотал:— Она уже почти два года с другим…— Это все не важно, любит она меня! — Робин вдруг умолк, увидев на лице рыцаря растерянность и… боль. — Завидуешь?— Не хочу, чтобы ты испытывал напрасные надежды и тешил себя иллюзией…— Как благородно!Гизборн ничего не ответил, он просто отвернулся, а Робин вскочил и, отыскав в сундуке штаны, помчался искать свою жену. Он ее нашел, в местечке, которое называлось Кром-Круак. Она была там с Робертом Хантингтоном.Увидев, как они обнимаются, он потерял осторожность и выдал свое присутствие. Она уставилась на него раскрыв рот и только спустя некоторое время тихо прошептала:— Робин?Хантингтон вытащил Альбион:— Это не он — это такое же чудовище, как и та женщина, что была похожа на жену Скарлета. Это опять проделки колдуна! Не всех убили.— Да сколько их еще?— Не знаю, но этот не уйдет!— Робин, прошу тебя, будь осторожен, — Марион вцепилась в рукав Хантингтона, а тот на несколько мгновений прикрыл ее ладонь своей и улыбнулся:— Не беспокойся!И ринулся в чащу за Робином Локсли. Тот хотел было завести Хантингтона в глубь леса и в честном бою решить спор, но за Робертом последовала Марион, а за ней и остальные. Робин решил отступить и попробовать чуть позже. Он перемахнул через кусты, когда услышал крик, кажется, Мача:— Уйдет, демон!— Не уйдет! — услышал он одновременно голоса Роберта и своей жены.Когда в спину Робина вонзились две стрелы, надежда на то, что Марион все еще любит его умерла.Гизборн, увидев его, грязного, окровавленного и измученного, опустил глаза, а Робин с трудом заставил себя сказать:— Мне нужна твоя помощь… я сам не могу вытащить стрелы, а больше мне идти не к кому…— Сейчас, только все необходимое достану.И больше не произнес ни слова, только молча закатал рукав и протянул ему руку. Робин отказаться не смог — слишком много сил было потрачено.А Гай потом старательно обходил эту тему в разговорах, за что Робин был ему очень благодарен, хотя никогда не говорил об этом. Но с того дня мысли о Марион приходили все реже и реже, и уже не причиняли такой боли, а потом и вовсе перестали. К Робину стали приходить другие мысли, чему немало способствовали душные ночи позднего лета и привычка Гизборна спать без рубашки.***Сейчас, вспоминая эту историю, Гай одновременно вспоминал и тот момент, с которого, наверное, для него все и началось. Просто осознал не сразу, но истоки были точно там. Праздник Литы в Уикэме. В погоне за Хэрном Гай очутился в глубине леса и неожиданно на него навалилась… а что это было, он не понял тогда, да и потом тоже. Ужас разрывал сердце, было почти невыносимо больно. Гай несся, спотыкаясь и падая, одежда цеплялась за всякие сучки, а ветви хлестали по лицу. Но это было еще не все. Самым страшным были голоса, и он пытался убежать от них, но не мог. Вот тогда он выскочил на поляну и замер от открывшегося зрелища. Там, на траве, утыканный стрелами, лежал Робин Локсли. Гай отчаянно пытался понять, как это произошло, призывая на помощь жалкие остатки разума и хотя бы призрачную логику. Ведь этого же не могло быть! Нивель стрелял в Хэрна, но тот улизнул, а Локсли… Он же остался в деревне, он не мог тут оказаться. Кто же его так? Как его бог смог допустить такое? Как во сне Гай приблизился к мертвому телу и увидел, что тот еще жив. Он еще дышал, прерывисто, дергано, слабо, но еще дышал. На губах была кровавая пена, а кровь была везде. Вдруг разбойник повернул голову и посмотрел в его сторону, что-то шепнул. Гай не помнил, как опустился на колени перед Робином Локсли. Тот вдруг посмотрел ему в глаза и прошептал, на сей раз отчетливо:— Помоги мне…И услышал собственный почти безжизненный голос, как будто со стороны:— Как?Взгляд полный боли и отчаяния был устремлен на него:— Прошу тебя… помоги мне… пожалуйста!Гай, повинуясь внезапному порыву, вдруг взял его за руку, а тот судорожно вцепился в нее. Тело затряслось и замерло, глаза погасли и остекленели, взгляд застыл. Его враг, еще миг назад просивший его о помощи, был мертв. А сам он, в тот момент от всего сердца желавший ему помочь, был бессилен что-либо сделать.Сколько Гай Гизборн просидел рядом с мертвым телом, он не знал. Он только гладил Локсли по волосам, а у самого текли слезы. Их было так много, что он чуть не задохнулся. Разум твердил, что мертвый враг — повод для радости, но что-то внутри безмерно скорбело о потере, что-то неподвластное ему, отдельное от него, о чем он раньше и не подозревал. Наверное, это все-таки была душа — по крайней мере, Гай так себе это попытался объяснить. Ведь не все же время ты слышишь даже биение собственного сердца, не говоря уже про то, чтобы чувствовать душу. И в ту страшную ночь Робин Локсли для него и в самом деле умер. Как враг умер. Должно быть, в ту ночь умер и сам Гай, как его враг. А что осталось?Остались голоса, которые и вывели его тогда из леса, вернее выгнали, потому что бежал он от них.Остался сон о смерти, что не давал ему покоя до тех пор, пока через неделю, увидев в кустах знакомую морду, Гай облегченно вздохнул, чуть не рассмеявшись:— Живой, мерзавец?!— Гизборн, ты все-таки тронулся умом! — И не надейся. На деньги, кстати, тоже, тем более что их нет. Адью, висельник!Гай пришпорил лошадь. Когда пришла весть, что разбойники куда-то подались из этих краев Гаю, хотелось петь от счастья, чего с ним никогда не случалось. А эти сволочи взяли и вернулись! Сон вернулся тоже, что самое ужасное, и в ночь перед боем в Уикэме Гай не мог даже на миг закрыть глаза. Не находил себе места и не знал, что ему делать, как избежать неизбежного. Хотелось напиться и сдохнуть. Не мог ни того, ни другого, поскольку шерифу он нужен был трезвым и живым.Эти воспоминания внезапно навалились на него, и он не знал, как ему поступить, он только знал, что во что бы то ни стало нужно найти Робина.Но тот нашел его сам.— Марион! Не бойся, это я!Все еще пьяный вдрызг упырь принял его за свою любовь.Гай замер в растерянности, а вот Робин… Выскользнув как тень из кустов, тот остановился в шаге от него. — Прошу тебя, не убегай, выслушай меня! — умоляющий взгляд был прикован к его лицу, глаза подозрительно блестели в полумраке леса. — Я так многое хочу сказать тебе… Марион, любовь моя, прости меня! Я не мог прийти раньше, я боялся, что причиню тебе вред… а это последнее, что я хотел. Я понимаю, что ты злишься на меня, но у меня не было выхода, я должен был так сделать. Скажи что-нибудь, не молчи! Пожалуйста!И протянул к нему руку с намерением коснуться лица. Гай инстинктивно сделал шаг назад, Робин тут же руку отдернул и по его лицу потекли слезы.— Ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе?.. Увы, я уже не тот, кого ты любила раньше… Чтобы выжить, мне пришлось стать чудовищем, — и Робин приподнял руками верхнюю губу, показывая клыки. — Но я все еще люблю тебя, Марион, и я не могу забыть, как мы были счастливы. Я пойму, если ты не захочешь даже разговаривать со мной.— Робин… тебе это только кажется, — Гай и сам не знал, зачем он заговорил, ведь он ничем не мог помочь в этой ситуации, но вид несчастного Локсли был настолько невыносим, что не сделать ничего Гай просто не мог. Но как объяснить этому лесному паршивцу, что тут нет его жены? Может быть, звук чужого голоса образумит несчастного, развеет чары? Увы, чуда не случилось, поскольку все произошло с точностью до наоборот: душа Робина воспарила на крыльях надежды. — Марион? Так ты все еще?.. Позволь мне доказать тебе свою любовь! — и с этими словами бывший разбойник в мгновение ока очутился рядом и прижался к нему. От неожиданности Гай попятился и чуть не споткнулся, но его удержал от падения Локсли, схватив в объятия, причем стервец умудрился тут же переместить одну руку ниже пояса. Вот уж никак Гай не рассчитывал, что его самым банальным образам попытаются ухватить за задницу.Если бы Локсли был человеком, то Гай подумал бы, что тот допился до зеленых чертей, но до чего может допиться вампир — у него даже ни одной мысли не было. Тот же продолжал бесстыдно лапать совершенно обалдевшего Гая, воображая при этом свою супругу. Как выкручиваться из этого положения Гай не знал, а оно становилось все серьезнее, поскольку Робин, шепча ему на ухо всякую чушь, предназначавшуюся для Марион, настойчиво склонял его улечься прямо тут на траву посреди поляны и раздвинуть ноги. Если первое еще куда ни шло, то второе в планы не входило. Руки бывшего разбойника тем временем пролезли под котту и... вот черт, куда совсем не нужно было — наглая лапа была засунута в штаны!— А вот на это уговора не было! — и Гай для придания весомости своим словам влепил Локсли в качестве дополнительного аргумента хорошую оплеуху.— Марион, любовь моя, за что ты так со мной? Я же люблю только тебя, ты моя майская королева! — физиономия Локсли отражала мировую скорбь, в глазах стояли слезы. — Да как тебе объяснить-то, что я не Марион? — застонал Гай, прикидывая как бы оглушить охваченного любовной лихорадкой вампира и транспортировать его домой, а там он придет в себя и, может, ничего и не вспомнит. — А если ты будешь меня хватать за такие места, то у меня встанет, вернее, почти встало… и тогда у тебя будет большая проблема!Однако бывший король Шервуда был глух к этим разумным доводам, он решил действовать решительно и впился губами в губы Гая, намереваясь пропихнуть свой язык ему в рот. Оценить сие мастерство по достоинству не получилось, поскольку Локсли умудрился, подставив Гаю подножку, наконец повалить на землю. Гай в попытке избежать этого неудачно упал и стукнулся головой, на пару минут перестав сопротивляться, чем и воспользовался бывший разбойник: самым откровенным образом снял с него штаны, сопровождая свои действия словами, что безмерно соскучился и все это время хранил верность! Гай еще надеялся, что, обнаружив у своей ?женушки? мужской член, Локсли протрезвеет и опомнится, но того совершенно не смутило наличие оного. Более того, стервец принялся одной рукой распускать шнуровку на собственных штанах, а другой гладить Гая по внутренней поверхности бедра и, сжав в ладони яички, слегка перекатил их. Гай чуть не взвыл от бессилия справиться с собственным телом и попытался отпихнуть руки. Локсли руки убрал, но только для того, чтобы спустить штаны, но уже с себя.— Любовь моя, я так истосковался по тебе!.. О? Ты хочешь быть сверху?— А что тебя так удивляет? — глухо рыкнул Гай, опрокидывая Робина на спину, потому что в яйцах заломило уже нестерпимо. Но, окинув взглядом распростертое перед ним тело, все же замер в нерешительности… Ноющий от желания и истекающий смазкой член почти ткнулся в отверстие.— Любовь моя, что ты там делаешь? Иди ко мне…— Ты не знаешь, о чем просишь…Робин же сейчас не рассчитывает на такое развитие событий, он думает о своей Марион… Последняя иллюзия, единственное утешение… А сам Гай? Ведь он в самом деле хочет его, к чему себя обманывать?Гай сжал в кулаке, ствол своего члена и через несколько резких движений вверх и вниз выплеснул семя. Потом оперся на руки и навис над Робином, вглядываясь в лицо.— Я не Марион! — произнес он как можно более отчетливо, как предупредив.— Моя! — и Локсли обнял его, скользнув руками по спине и погладив ягодицы. — Я знал, что ты меня все еще любишь! Никто и ничто не сможет разлучить нас!— Ну, сам напросился! Гай решил, что, в конце концов, рот у мужчин и женщин не так уж и различается, так что тут он за Марион вполне сойдет, раз уж так получилось. Вот поэтому начал с поцелуев, жадно, не церемонясь прикусывая губы Робина, скользя языком по шее и кадыку, целуя ямку между ключиц и сами ключицы, лаская соски и прихватывая их губами, прокладывая дорожку из поцелуев к пупку и ниже. Для удобства пришлось снять с пьяного в стельку упыря штаны полностью, и они так и остались валяться где-то в кустах. Больше ничто не мешало заняться собственно мужским естеством, которое уже расположилось на животе, истекая смазкой. Тронуть подобравшиеся яички губам, пройтись языком по уздечке, подуть на головку и проделать все сначала, разбавив это прикосновением пальцев к входу, а потом, осмелев, проведя по контуру изнутри… Робин не противился этой наглой ласке, только разочарованно стонал, когда Гай, слегка играя с ним, выпускал его член изо рта. Наконец лесной стервец не выдержал:— Ну же! Прошу тебя! Я больше не могу!Гай, плотно сомкнув губы на его члене, медленно начал двигаться вниз к паху, а потом вверх. Робин выгнулся и, со стоном кончив, распластался на траве и затих. Гай отдышался и осторожно произнес:— Локсли?Молчание.— Ты что, заснул?Молчание. Гай долго и внимательно смотрел в лицо спящего мертвецким сном Робина, такое прекрасное и такое спокойное. А потом натянул штаны, встал и, завернув спящего в свой плащ, взвалил на плечо. Положить пришлось в свою постель, поскольку она была ближе всего. Сам растянулся рядом, чтобы хоть немного прийти в себя. И в это время Локсли приоткрыл глаза и уставился на Гая.— Разрешаешь? — А куда я денусь? Разрешаю… — пробормотал Гай, и к его шее прижались губы Робина. Пользуясь положением, Гай обнял его и прижал к себе. Робин, кажется, даже и не заметил этого: сделав всего пару глотков, он уснул.Наутро им предстоял серьезный разговор, но он тогда понятия не имел, как все пойдет на самом деле и чем закончится.Вытащив стрелы и обработав раны Робина, Гай осторожно коснулся его волос: ему хотелось как-то утешить его, но сделать это незаметно. Получилось ли? Не ясно… Но с тех пор про Марион Робин больше не вспоминал и встреч больше не искал, а Гай старательно избегал каких-либо напоминаний или даже намеков на это. Очень хотелось думать, что Робин смирился и успокоился… Зато проблема возникла у самого Гая.Этот их единственный раз следовало выкинуть из головы еще тогда, но не выкинул. Хотя пытался, но чем больше он старался, тем хуже у него получалось. И к нему стали приходить странные сны, в которых Робин сам дарил ему свое расположение и ласку. Пару раз проснувшись в мокром исподнем, Гай попробовал было отвлечься на замковых служанок, но вскоре понял всю несостоятельность этих попыток, плюнул и на попытки, и на служанок. Лучше так, чем ничего. Хоть во сне…Но последний раз это было с дюжину дней назад, а тут еще Робин крутится перед глазами… и порой так сложно удержаться и не попробовать прикоснуться к волосам, положить руку на плечо, когда тот приходит за кровью. Вот хотя бы сейчас при виде этого лесного паршивца надо как-то взять себя в руки и… чем бы притушить собственное возбуждение? Не ехать же так на службу?Гай подошел к бочке с водой и, сняв рубашку, вылил на себя несколько ковшей. Ну и пусть придется в мокрых штанах в дом идти, зато желание схлынуло, хоть на некоторое время.