Глава 4 (1/1)

—?О-о-о, твой дружок бросил тебя, да?Я поворачиваюсь спиной к Гисборну и прижимаю колени к груди, жалея о том, что по-прежнему не сижу пьяный в гавани Акры, наблюдая за тем, как судно отплывает без меня. Я думаю о Маче, стоящем рядом со мной и защищающим меня от любопытных взглядов, после того как мы поднялись на борт, и прижимаюсь лбом к коленям, проглатывая смесь благодарности и вины, гадая, навсегда ли я потерял его дружбу.К тому времени, когда я думаю, что на лбу уже должен был появиться отпечаток моего колена, я слышу, как открывается люк, и кто-то спускается по деревянным ступенькам и шагает к клетке. Моряк с бочкообразной грудью с ворчанием проталкивает через решётку кусок хлеба и кружку с водой, расплёскивая её. Затем он тяжелыми шагами поднимается обратно по ступенькам и выходит из трюма.Я беру почерневший кусок хлеба, откусываю и с отвращением швыряю его в угол клетки: там полно личинок. Но я пью воду. Я замечаю, как Гисборн щёлкает ногтями по своему куску, а потом ест его. Надеюсь, он подавится.При следующей смене караула Гисборн спрашивает нашего тюремщика, который час. Мужчина пожимает плечами, не понимая вопроса. Я понятия не имею сколько сейчас времени, кроме того, что мы находимся здесь, как мне кажется, целую вечность, так что, должно быть, уже далеко за полночь.В углу моей клетки лежит свёрнутое одеяло, и я встряхиваю его. Оно пахнет потом и мышиным помётом, но я слишком замёрз, чтобы обращать на это внимание.Я бросаю взгляд в сторону Гисборна. Он привалился к толстой деревянной балке, глаза закрыты, по-видимому, он спит. Как он может спать, думаю я. Как я смогу уснуть? Но я невероятно устал, мне просто необходимо отдохнуть. Моя голова всё ещё пульсирует от удара о металлическую заклёпку, а бедро болит так, что независимо от того, в каком положении я нахожусь, я чувствую дискомфорт.В конце концов я впадаю в мучительную дремоту. Мучительную, потому что мне снится Мэриан, не пронзённая мечом Гисборна, как в предыдущие беспокойные ночи, а ускользающая от меня в песчаную яму.?Робин, помоги мне!??Держи меня за руку?.?Я не могу. Она слишком далеко?.?Вот, держись?.?Я не могу…??Я держу тебя?.Песок скользит, он такой текучий. Её рука начинает выскальзывать из моей.?Не отпускай?, ?— умоляет она.?Не отпущу. Я никогда тебя не отпущу?.Я не вижу ничего, кроме песка, взметнувшего под свирепым и оглушительным ветром. А потом вдруг всё стихает. Становится абсолютно тихо. И Мэриан больше нет.Я просыпаюсь как от толчка. Что-то светит мне в лицо. Это наш стражник держит надо мной фонарь. Его глаза на мгновение встречаются с моими. Он бормочет что-то вроде извинения и шаркает прочь. Наверное, я закричал во сне, и он решил проверить, как я.Моё лицо зудит, и на мгновение я снова возвращаюсь в свой сон и песок щиплет глаза. Я тру лицо руками, ожидая увидеть тонкий слой песка. Вместо этого мои пальцы становятся влажными. В последний раз я плакал во сне, когда мне было десять лет.Я слышу скрежет металла о дерево и понимаю, что оказывается Гисборн привязан к балке на довольно длинной цепи, которая позволяет ему проползти несколько футов в любом направлении.Прямо сейчас он движется ко мне. Я думаю о том, чтобы отвернуться от него и забиться в тёмный угол клетки. Вместо этого я остаюсь на месте. К чёрту всё это. Я не собираюсь сдерживаться или скрывать свое горе, потому что Гисборн является его причиной и теперь он может быть его свидетелем.—?С тобой всё в порядке?Вопрос настолько неожиданный, что я не знаю, как ответить.—?Робин?Я впервые слышу, чтобы он называл меня иначе, чем Локсли или Гуд, по крайней мере с тех пор, как я вернулся в Англию. Даже когда мы были детьми, он называл меня ?занозой в заднице?. Только когда я позволял ему победить меня в чём-нибудь, что случалось не часто, он называл меня Робином. Я не понимаю. Я пытался убить его, а он зовет меня ?Робин?.—?Пожалуйста, не надо,?— говорит он так тихо, что я почти не слышу слов.—?Я хочу вернуться,?— задыхаясь, произношу я.—?Что?—?Я хочу вернуться в Святую Землю, в Акру. Я не могу оставить её там одну.—?Если ты ещё не заметил, мы находимся посреди моря.Его слова не суровы и не жестоки; он просто констатирует факт.Её могила должна быть в Англии, думаю я, в Найтоне или в Шервуде, а не под выжженными песками. Она должна лежать там, где её призрак может гулять в лесу сквозь пятнистый солнечный свет и под ласковым дождём, там где она может быть рядом со мной.Я хватаюсь за прутья для поддержки и прижимаюсь лбом к их железной холодности. Почему я позволил им похоронить её там? Почему я не мог привезти её домой? Конечно, я знаю ответ, во всей его чудовищности, и от этого только хуже.—?Робин?Гисборн придвигается ближе, натягивая цепь, пока его руки не касаются прутьев клетки.Правильно Гисборн, думаю я. Посмотри хорошенько. Смотри, как твой враг, народный герой, великий Робин Гуд отчаянно старается не развалиться на куски.И тогда я это делаю. Отчаяние снова накрывает меня и я даю пролиться слезам.Он отодвигается от клетки, но не так далеко, чтобы я его не слышал. —?Прости, мне так жаль,?— говорит он. —?Я бы тысячу раз отдал свою жизнь, чтобы вернуть еёМне нужно лишить тебя жизни только один раз, думаю я. Но это всё равно не вернет её обратно, не так ли?~Усталость, наконец, даёт мне сон; но очень скоро я просыпаюсь, разбуженный голодом и необходимостью опорожнить кишечник. К счастью, удовлетворение моих потребностей приходит быстро. Во-первых, возвращается наш охранник, открывает клетку и ставит на пол миску с каким-то супом и кусок хлеба, на этот раз без личинок, а вскоре после этого, когда дверь моей тюрьмы остаётся открытой, я понимаю, что могу подняться на палубу, чтобы облегчиться.Я узнаю двух мужчин, которые сковали мне руки за спиной и вывели на палубу; это те самые, которые толкали друг друга локтями и хихикали, когда я впервые поднялся на борт. Я внутренне краснею при этом воспоминании.Это огромное облегчение оказаться вдали от Гисборна, на свежем воздухе. Однако это облегчение вскоре превращается в мучительное смущение, когда мои тюремщики ясно дают понять, что не собираются развязывать мне руки.—?И как же мне тогда с этим справиться? —?рычу я на них.Они недоуменно качают головами. Я как раз собираюсь сказать то же самое на их языке, когда понимаю, что они намеренно насмехаются надо мной.Один из мужчин пододвигает ведро поближе ко мне и показывает пальцем. Его спутник хохочет. Я сердито пинаю ведром в него и уже подумываю о том, чтобы броситься на своих мучителей, когда к нам спешит капитан Джехаль. Он бросает на меня взгляд и поворачивается к мужчинам. Он рявкает на них что-то слишком быстрое даже для моих языковых навыков. Хохочущий мужчина неохотно отдает ключ от моих кандалов и уходит прочь, его спутник следует за ним.—?Простите, пожалуйста,?— Джехаль освобождает мои запястья и ставит передо мной перевёрнутое ведро. Затем он поворачивается и уходит, давая мне немного уединения.Закончив, я просто жду. Нет смысла пытаться бежать, только не на судне.Снова появляется Джехаль, и я протягиваю к нему руки, чтобы он снова заковал меня.—?В этом нет необходимости, мой друг,?— говорит он, виновато качая головой. —?Давай. —?Он снимает железные звенья с моих запястий.—?Не понимаю,?— говорю я.—?Я должен извиниться перед вами, Робин Гуд, потому что до сегодняшнего утра не знал, кто вы.—?Мои друзья сказали вам?Джехаль кивает. —?Тот, по имени Маленький Джон, пришёл ко мне и всё объяснил. Если бы я знал, я бы никогда не посадил вас в трюм с таким чудовищем.—?Это не имеет значения,?— отвечаю я, думая об искренних извинениях Гисборна.—?Если хотите, Робин, мы можем отдать его под суд и казнить прямо на борту. Это будет не в первый…—?Нет,?— говорю я. —?Оставьте его.Джехаль вопросительно смотрит на меня, но я не в настроении объяснять. Честно говоря, я сам этого не понимаю и не уверен, что хочу понимать. Выбор, который я сделал, причина, по которой я сел на это судно, уже ускользнула от меня, как песок сквозь пальцы. Мне нужен план, но сейчас всё, о чем я могу думать, это найти выпивку и извиниться перед Мачем за своё отвратительное поведение вчера вечером.Я не могу найти Мача и испытываю из-за этого одновременно вину и благодарность; я не могу придумать, что я должен сказать ему, чтобы он стал думать обо мне лучше и простил меня. Наверное, он ушёл к Алану и Джону, и, не желая встречаться с ними, я возвращаюсь в свою каюту.И вот я сижу на койке. Я сижу в этой тесноте, прислушиваясь к звукам судна и становясь всё более беспокойным и злым. Как смеет Гисборн думать, что простое извинение может оправдать то, что он сделал; как смею я позволить ему это.~?— Пришёл позлорадствовать, да?Гисборн сидит в клетке. Я разворачиваюсь, не понимая, почему мне захотелось поговорить с ним.—?Подожди! —?окликает он меня, когда я начинаю уходить.Я неохотно поворачиваюсь.Он выжидающе смотрит на меня. После минутного колебания я подхожу и сажусь на пол, скрестив ноги, лицом к нему.—?Я хочу знать.—?Хочешь знать что? —?спрашивает он.—?Почему ты убил её.Тёмно-голубые глаза Гисборна вспыхивают, но я ни за что не пощажу его.—?Она не хотела меня,?— признаётся он. —?Она была единственным человеком в моей жалкой жизни, о котором я когда-либо заботился и которого любил.—?Ты избрал забавный способ показать это,?— говорю я.—?Ты не понимаешь.—?Да, ты прав. Я не понимаю. Ты говоришь, что любил её, и всё же убил. Что это за любовь?—?Та любовь, которая осознала, что потеряла… потеряла её из–за тебя.—?Это не повод лишать её жизни.—?Ты забрал её у меня.—?И чтобы отплатить мне, ты отнял её у меня.И вот оно. После всех самоистязаний, всех ?почему? и ?зачем? всё свелось к одному?— ревности. Потому что у меня было то, что он хотел.Кажется, мне больше нечего сказать.Гисборн обхватывает прутья длинными тонкими пальцами, подражая моим действиям накануне. Я должен аплодировать ему за то, что он сохранил достоинство, когда я так легко потерял своё, но он не может скрыть насколько сильно ему больно.—?Не надо,?— неохотно шепчу я.Он поднимает свои повлажневшие от слёз глаза, чтобы встретиться с моими.—?Ты поцеловал её? —?спрашивает он.—?Что?—?В тот момент как она… когда она… умирала.Я киваю.—?Значит, её дух не в Акре, а в тебе. Мы говорили об этом ещё мальчишками. Помнишь?Я действительно помнил. Гисборн пытался утешить меня, когда однажды ранним весенним утром застал плачущим над могилой матери. Он спросил меня, целовал ли я свою мать на смертном одре и касался ли её губ своими. Я ответил утвердительно, и Гисборн заверил меня, что один епископ однажды рассказал ему, что дух человека живёт после смерти и может даже перейти в тело другого при поцелуе.Его слова выбивают меня из равновесия и потрясают. Гисборн дал мне то, чего не могли мне дать дни мучений, чего не могла дать любовь и поддержка моих друзей,?— повод продолжать жить. И точно так же, как Мач это сделал для меня, я обхватываю руками пальцы Гая и чувствую, как Мэриан движется между нами.—?Спасибо,?— говорю я.—?Не за что,?— отвечает он.Это самый странный и невероятный момент в моей жизни.