12. Горечь мести (1/1)

Шериф свернул на старый заброшенный тракт. Ветви деревьев низко склонялись над дорогой, хлестали всадников и их взмыленных коней. Сэр Реджинальд мчался куда глаза глядят, а лента дороги, то теряясь в траве, то появляясь вновь, вела к старым развалинам замка. Деревья уже обступили полуразрушенные стены, ров порос кустарником, каменный мост через него облепили мох и лишайник, старые плиты крошились под копытами лошадей. Въехав в ворота, шериф остановился и сдернул с головы шлем: пот, струившийся под ним, застилал глаза. Сэр Реджинальд понял, что сам загнал себя в ловушку, но почти не обратил на это внимания. Он спрыгнул с лошади и стал потрясенно оглядываться по сторонам, пораженный совсем другой мыслью.Окружающие развалины были когда-то замком его предшественника, сэра Ральфа, которого он ловко подсидел, чтобы получить Ноттингемшир. И получил не только графство… Это было давно. Придет время, руины Лифорда, еще закопченные и провонявшие дымом, тоже зарастут лесом, но уже без него… Странный холодок вдруг проник под одежду шерифа и пробрал до костей.Робин ворвался во двор и тоже спешился. Бледный сэр Реджинальд повернулся к своему врагу, стер рукавом пот со лба и потащил из ножен меч. Однако разбойник нехорошо усмехнулся, жестом останавливая его. – Нет, милорд, – веско сказал он, снимая с седла лук и кладя на тетиву серебряную стрелу. – Драться с тобой я не буду. Как-то не очень давно, если ты помнишь, я обещал загнать тебе в глотку твои же слова: ?Собаке – собачья смерть!?? – золотой наконечник уставился прямо в грудь шерифа. Тот отступил назад. Ноги плохо слушались, но он старался взять себя в руки, собирая остатки мужества. Робин, держа лук перед собой, шагнул вслед за ним.– Счет, который я могу предъявить тебе, милорд, очень велик, – продолжил разбойник. – Но, думаю, хватит и одного слова: Лифорд!Медленно отступавший шериф уперся спиной в колонну, когда-то подпиравшую своды зала, и лицо его исказила гримаса. – Но ведь это она… – пробормотал он. – Это она велела мне… заманить тебя в Лифорд!– Она? – переспросил Робин, и голос его странно дрогнул.– Да, Черная Джейн!– А может быть, прекрасная Магдала? Сэр Реджинальд издал какой-то булькающий звук, и взгляд его, оторвавшись от наконечника стрелы, в изумлении поднялся к лицу разбойника. Тот опустил лук, убрал волосы со лба и чуть подался вперед:– Посмотри на меня, шериф! Внимательно посмотри.Несколько мгновений сэр Реджинальд разглядывал ненавистные – и хорошо знакомые – черты, а потом в его глазах отразился дикий суеверный ужас. – Нет! Нет! Это все дьявол! – завопил он и, оттолкнув Робина, помчался вглубь зала. Разбойник выпрямился, поднял лук и прицелился. Пропела тетива, шериф Ноттингемский рухнул как подкошенный: серебряная стрела вернулась к нему, пронзив шею. Разбойник снял с него плащ, перчатки, подобрал у входа шлем, поймал лошадей. Он едва успел проскакать по мосту: верхушка арки ворот рухнула, накрыв его облаком пыли и преградив вход в развалины. Робин усмехнулся, надел шлем и стегнул коня. Путь его лежал в Ноттингем.*** В Ноттингемском замке было четыре башни, но Робин знал, куда именно ему идти. Никто не остановил мнимого шерифа в полутемных коридорах, никто не помешал распахнуть дверь в обитель Черной Джейн.Она сидела в кресле и держала на коленях огромную пушистую кошку, которая казалась ослепительно белой на черном фоне ее платья.– Добрый день, предводитель шервудских разбойников, – не поднимая головы, приветствовала она вошедшего. – Я скорблю о смерти милорда шерифа, но глупость необходимо наказывать.– Вы знаете, кто я? – деревянным голосом спросил Робин, освобождая голову от рыцарского шлема. Руки дрожали.– Вы Робин Гуд, – ответила женщина, продолжая поглаживать кошку. – Я хорошо знала шаги сэра Реджинальда. И раз вы явились в его одежде, стало быть, он – мертв.– Это не все, миледи. На этот раз вы не знаете самого главного. – В самом деле? Так просветите меня!– Непременно.Он положил шлем, снял плащ и сел на табурет. Сердце колотилось так, словно собралось вырваться из грудной клетки. – Когда-то в деревне Локсли жила девушка по имени Магдала.Черная Джейн перестала гладить кошку и замерла. Робин кашлянул, чтобы придать голосу уверенности. – Правда, – продолжил он, – с того дня, когда она впервые одела длинное платье и распустила по плечам волосы, никто не называл ее иначе, как прекрасная Магдала, – голос грозил сорваться, и Робин снова откашлялся. – Тяжелые густые локоны, блестящие черные глаза, влажные губы… Мне говорили, ни одному мужчине не удавалось забыть ее, даже если он любил другую. Многие считали, что ее красота совершенна, – он опустил голову, помолчал, собираясь с силами, и тихо закончил: – Эта женщина, миледи, была моей матерью. Она вскрикнула, вскочила на ноги, сбросив кошку с колен, и резко развернулась к Робину. О, как она была хороша! Даже сейчас, когда годы и страдания оставили на ее лице свой беспощадный след. Но даже невольное восхищение не помешало бы внимательным глазам заметить сходство между нею и Робином. – Роберту из Шервуда двадцать три года, – пробормотала она словно в забытьи, запуская пальцы в свои роскошные волосы. – Вот почему мне было так плохо в последние дни! Я чувствовала! Чувствовала… – она вновь впилась взглядом в лицо разбойника. – Но… это невозможно. Я уверена, что мой сын погиб. Я собственными глазами видела, как стражник убил его…– Я был тяжело ранен, но Синий Дрозд выходил меня. У него я встретился с Люком, который тоже остался жив.– Люк?! – воскликнула она. – Хромой стрельник из Трента? Я не ошиблась!..– Да, миледи, вы никогда не ошибаетесь. Он жил с нами по соседству и долгие году безнадежно любил вас. И вот однажды, когда люди аббата Йоркского в ваше отсутствие напали на наш дом, Люк решил вас спасти. Он поскакал в соседнюю деревню, где вы гостили, и увез из-под самого носа стражи шерифа, – Робин говорил глухо и быстро, словно боялся, что у него не хватит сил закончить. – За вами гнались. Тогда Люк въехал в лес и ссадил вас с лошади. Стражники погнались за ним, не заметив ту, кого ловили. Но им удалось подстрелить лошадь Люка и, падая, он сломал ногу. Его схватили, и аббат Йоркский постарался извлечь максимум страданий из этого перелома. Однако Люк не сказал, где вас искать. Он уже готовился к смерти, когда вы сами… сами пришли в деревню!Магдалу била дрожь. Она не плакала, а то ли стонала, то ли подвывала, как раненая волчица.– Нет, нет! – заломив свои тонкие руки, воскликнула она. – Я не могла поступить иначе! В деревне был мой муж, мои дети. Разве можно было оставить их?!. Я… я пробралась к своей хижине – ее никто не охранял – и там… – голос женщины стал едва слышным, она спрятала лицо в ладони. – Там на полу лежал мой Майк: они изрубили его на куски!.. Вся комната была в крови… И моя маленькая Рози, мертвая, лежала рядом с отцом… – рыдания сдавили ей горло и она не сразу смогла продолжить. – Я закричала и выскочила из хижины. Тогда из кустов ко мне выбежал мой сын…Робин стиснул зубы: пережитая когда-то и вроде бы прочно забытая боль накатывала волнами, грозя утопить. – Я прятался, – сдавленно проговорил он. – Никогда в жизни мне больше не было так страшно.Магдала подняла на него широко раскрытые, немигающие глаза.– Он обнял меня своими маленькими ручонками и зарыдал, но я не могла его спасти. Со всех сторон к нам бежали стражники. Они оторвали его от меня, а когда он снова бросился ко мне, воин ударил его мечом… – она замолчала, прижав руки к груди, словно боялась, что сердце не выдержит испытания памятью. – Мой сын, мой первенец… Я потеряла сознание, – словно возвращаясь к реальности, Магдала вновь посмотрела на Робина. – Если бы я умерла в тот миг, это было бы благословением. Но Господь не проявил ко мне такой милости. Я пришла в себя. Руки были связаны, на теле ни одной сухой нитки: они облили меня ледяной водой, чтобы привести в себя, а этот мерзавец-аббат со смехом заявил, что уже обладал мною… И я испугалась! – она снова закрыла лицо руками, голос ее сорвался. – Испугалась за свою жизнь! Безумная…Она резко встала, подошла к маленькому столику у окна, налила себе вина в кубок и залпом выпила. – Я любила твоего отца, Робин, – продолжила она более спокойно. – В свое время я отказалась выйти замуж за сына нашего хозяина, сэра Артура. Он был благородным и добрым человеком, но для меня существовал только мой Майк. Я очень любила мужа и… вас с Рози. Но я испугалась. Я стала ублажать аббата, и он без памяти влюбился в меня. Он отказался делить свою добычу с шерифом, который помог ему разорить наш дом. Тогда Ноттингем донес на аббата, и у того начались проблемы с церковными властями. Чтобы избавиться от дурной славы, ему пришлось отдать меня шерифу, – она выпила еще, поставила кубок и подняла руки к горлу. – В деревнях старухи до сих пор пугают сэром Ральфом детей. Парню, которого ты убил сегодня, далеко до него… Жестокость его была безгранична, а похоть ненасытна. Он был неистощим на выдумки, ни одна из которых не кончилась чем-нибудь хорошим для меня, – она рванула тонкий шелк рукава и обнажила руку, сплошь покрытую старыми шрамами от порезов и ожогов. – Ужасен в гневе, опасен в радости, омерзителен во хмелю… Я пережила столько, что ад, которым меня пугали с младенчества, показался мне детской игрушкой. Смерть превратилась в розовую мечту, и я утратила страх. Поэтому, когда во время очередной своей затеи Ральф сломал себе шею и шерифом назначили сэра Реджинальда, он стал бояться меня. Это был странный человек. Его маленький замок стоял между Беркинаром и Лифордом, и их хозяева, смертельно ненавидевшие друг друга, почему-то любили сэра Реджинальда, даже поручили ему своих детей, отправляясь в Святую Землю. Новый шериф хорошо ко мне относился, а я уже забыла, что это такое… И я стала помогать ему во всех его делах. Марион сказала тебе правду, разбойник, все планы твоей поимки принадлежали мне. И если бы он сумел правильно осуществить хотя бы один из них, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Она вздохнула и тяжело опустилась в кресло: силы ее были на исходе. Несколько минут в комнате царила тишина.– Ты пришел сюда, чтобы услышать все это? – спросила она наконец, не глядя на сына. – Или для того, чтобы отомстить? Я знаю о Лифорде. Тому, что там произошло, нет и не может быть оправдания. Так убей же меня, сынок! – она соскользнула с кресла к его ногам и опустила голову, словно подставляя ее под меч. – Сделай это, и каждый из нас получит то, что хочет.Робин вскочил и отпрянул от нее: – Нет! Никогда.Она подняла на него большие черные глаза. Их взгляд был пронизан мольбой и мукой.– Я не убью вас, миледи, – сдавленным голосом продолжил Робин. Он даже руки убрал за спину: может, чтобы они были подальше от рукояти меча, а может – скрыть, как сильно они дрожали. – И не потому, что смерть вам сейчас желаннее жизни. Я просто не смогу поднять на вас руку. Все эти годы я любил и помнил вас, вы часто мне снились… Я был уверен, что вас нет в живых и никогда не думал, что узнать обратное мне будет так горько, – он взял в руки шлем и повернулся к двери. – Послушайте мой совет, миледи: снимите черные одежды, спуститесь в город или уезжайте в деревню. Вы умны, много знаете – начните новую достойную жизнь. В Ноттингем назначат другого шерифа. Вы уже не молоды, кто знает, как сложатся ваши отношения… Да поможет вам Бог. Прощайте!Он одел шлем, запахнул плащ и вышел из комнаты.Она молча смотрела ему вслед.?Поднять тревогу? – как бы со стороны глядя на саму себя, думала она. – Его схватят, и это будет прекрасный подарок новому шерифу… Каким он вырос красивым и сильным, мой Роберт! Я могла бы гордиться своим первенцем, – она медленно поднялась с пола, подошла к окну и распахнула его. – Напрасно ты так долго ждала, что кто-то возьмет этот грех на себя, прекрасная Магдала из Локсли. Уходить надо было вовремя…?Она тяжело вздохнула и забралась на подоконник. ***Когда Робин спустился во двор замка, челядь бежала со всех сторон, чтобы увидеть смерть Черной Джейн. Она лежала навзничь, широко раскинув руки, красивое лицо застыло в усмешке. Ужас и боль сдавили сердце разбойника. Люди расступились перед ним, он преклонил колено и опустил голову.– О, боги моей родины, которых почитал отец, и ты, Господь Иисус Христос, которому она научила меня молиться! – воскликнул он про себя. – Помилуйте эту женщину! – он снял кожаную перчатку и сжал тонкие пальцы ее руки. – Мою маму… Если она не выдержала посланных ей испытаний, не карайте ее, не наказывайте. Умоляю, простите ее так же, как простил ее я, ибо вы знаете, что я простил… Позвольте ей обрести покой и встретить тех, кого она любила и потеряла! Челядь перешептывалась, кто-то из стражников побежал за сэром Жофруа, но к тому времени, когда молодой рыцарь спустился во двор, Робин уже успел покинуть Ноттингем. Он ехал по старой безлюдной дороге, погруженный в тяжелые мысли. Может быть, он задремал в седле, только ему вдруг пригрезилось удивительное видение.Высокая черноволосая женщина в крестьянском платье шла по зеленому лугу. Трава была ей по пояс, и потревоженные стебли наполняли воздух дивным ароматом. Луг раскинулся на склоне холма, и подъем становился все круче, но женщина справлялась. И вот, оказавшись на вершине, она увидела дом. Простой, небогатый крестьянский дом, каких тысячи, и вместе с тем совершенно особый и единственный – ее дом. Дверь отворилась, на порог вышел мужчина: молодой, сильный, в руке у него был топор, а за спиной – лук и колчан. За другую его руку держалась маленькая девочка. Женщина замерла в тревоге: узнают ли, примут ли? А в следующее мгновение малышка увидела ее, запрыгала на месте, указывая отцу на долгожданную гостью, и побежала к ней со всех ног. Мужчина отбросил инструмент и, встретившись взглядом с женой, раскрыл объятья. Робин улыбнулся.Он подумал о том, что когда-нибудь – дай Бог, не очень скоро! – придет и его очередь подняться на этот холм, чтобы войти в дом родителей. ?Мы всегда ждем тебя, – послышался ему в шелесте листьев тихий голос отца. – Не торопись?.