Глава 14. The road to heaven is soaked in blood (1/1)

?Смерть выпила дыхание твоё,Но красотой твоей не овладелаДо сей поры?— У.Шекспир ?Ромео и Джульетта?В кабинете непривычно тускло и тихо. Маленькая лампа на большом письменном столе — это всё, чем освещается это небольшое помещение. Тонкая вуаль желтоватого света едва касается двух силуэтов — девичий неподвижно лежал на кровати, а второй, принадлежавший мужчине — сидел на полу, склонив голову вниз. Три дня и три ночи Джонатан сидел рядом с бездыханным телом Розали, ежесекундно надеясь на то, что она откроет глаза. Его тело пронзала нестерпимая боль, сердце утопало в тяжёлой агонии, а все кости будто бы были сломаны и осколки больно прорезáли мышцы и мягкие ткани, когда те затягивались, но боль никуда не уходила и не думала даже притупляться. Всё вокруг прекратило быть чем-то весомым и важным. Ему оставалось лишь продолжать смотреть на застывшую навеки девушку перед собой и пытаться выискать в давящей тишине хотя-бы слабый проблеск её сердцебиения или услышать тихое дыхание. Но надежды на это быстро угасали, вызывая новый поток непрекращающихся страданий.Рид искренне хотел проснуться, потому что сначала пытался уверить себя, что всё это сон. Специфический, где боли не то чтобы не существовало… она была даже хуже реальной. Тело отказывалось повиноваться любым попыткам подняться, а каждое движение сопровождалось острыми болезненными спазмами. Теперь вампир в полной мере осознавал те слова, что ему говорила ведьма. Действие метки разрушает только смерть. Но уточнить, что лишь погибель двоих способна его разорвать, она, видимо, запамятовала. И теперь экон действительно находил смерть лучшим способом избавления от боли, которая выгрызала его внутренности металлическими, но очень затупленными лезвиями. Чувство абсолютной пустоты внутри, но она вдруг настолько тяжёлая, что пригвождает к полу, а конечности будто валяются рядом, оторванными от всего тела.Мысли о том, чтобы уйти вслед за Дитя приходили в голову совершенно неожиданно. Сначала вампир надеялся, что нечеловеческих масштабов боль вскоре разрушит его организм, но затем вспоминал, что в этом виновата была проклятая магия. После он думал о том, что Роза ощутила бы то же самое, случись что с ним первым. Становилось куда хуже. Суонси, отдалённо понимая, что может произойти, отобрал у Рида револьвер в первую же ночь, хотя последний довольно агрессивно протестовал в ответ. Он вроде бы даже забыл его образ, обвиняя всё и всех в смерти девушки. Ранее довольно сдержанный и спокойный Суонси не на шутку испугался и насторожился, когда Рид запер вход окна кабинета, при этом веля всем убираться вон.Эдгар впервые видел, чтобы вампир плакал. Он лил слёзы, даже не обращая на них внимания, а Суонси больше был не так оптимистично настроен к выходке уже, скорее всего, покойной Хезер. Они даже не знали, как обезвредить метку. Без сомнений, душевная боль вампира была настолько сильной, что заглушала любые другие чувства, чего никому кроме Джонатана было не осознать и не понять. И от этого ощущения полной уязвимости и безвыходности хотелось причинять себя иную боль — физическую, но он прекрасно понимал, что это ничего не компенсирует.У Эдгара едва получилось привести вампира в чувства, пока тот отчаянно сжигал свои силы в попытках вернуть угасшую жизнь девушке. Он не мог себе позволить не помочь Риду, но последний всё никак не сотрудничал. Хотя и сам понимал, что всё кончено и уже ничего не вернуть, но не мог отречься от неё. Всё равно, что какая-то невидимая сила прибила его к полу, руководила движениями и решениями… Сам он бы не справился. Не справится, когда ощущает липкую, тянущую, жгучую боль в области сердца, пока Суонси тащит его по коридорам.Уже в чужом кабинете Рид постепенно осознаёт произошедшее, хотя это — последнее, что он хотел бы сейчас чувствовать — нестерпимую боль, дробящую кости, чей-то крик в своей голове. Мир вокруг разваливается на части, а его осколки вгрызаются в кожу, разрывают плоть до костей. Это всё наяву. Он сделал что-то не так, он оступился! Не смог защитить, не смог уберечь юное создание от гибели. И вот его плата — гнилая горечь. Она вместо крови течёт по венам, болит, жжёт, разъедает сознание…Позже он понимает, что этот крик принадлежал ему.***Проходит три ночи. Три тяжёлые, неумолимо долгие, болезненные ночи. Джонатан не разрешил увезти её тело, никого не подпуская к ней. Он надеялся. Мучился, скорчился от боли, проглатывая собственные крики. Сгорая в агонии, едва не утопая в бреду, как от лихорадки, он надеялся, что её яркие, полные жизни и света глаза вновь увидят мир, снова взглянут на него, но… Шли минуты, плыли часы, изменялось только одно — уровни его боли. В какой-то момент в больной разум пришла уверенность в том, что вот… вот сейчас вновь забьётся сердце юной Розали… Горе, поселившееся в его душе теперь владело им. Рид опять чувствовал себя никем — существом, которого прокляли на вечное, бесполезное существование.Шла четвёртая ночь. Тишину в комнате можно было смело назвать гробовой, если бы не методично тикающие старинные часы в другом конце кабинета. Розали лежала всё так же неподвижно — точно искусная фарфоровая кукла. Её лик не портила даже смерть, что так внезапно пришла забрать её душу. Измученный взгляд экона застыл на умиротворённом лице девушки. Даже сейчас, упокоенная, она была невероятно, непорочно красива. Кожа не синела, лишь отливала прозрачно белым, нездоровым оттенком, будто сама смерть не хотела лишать её этого дара. Её сердце попросту не выдержало. Сильная духом, но физически слабая девушка боролась, но не ей было решать свою судьбу.Джонатану было ужасно больно это признавать, но… Так не скорбел он по своей сестре, как терзает себя за Розалину.Джонатан, собирая остатки сил, поднялся на ноги. Его тело достигло той точки, когда всё немеет из-за постоянной боли. Она есть, просто уже настолько привычная, что становится частью тебя. Вампир не мог больше смотреть на её бездыханное тело — это было невыносимо. Он вынужден был попрощаться, как подобает. Склонившись над Розой, Рид прижался губами к её лбу, оставляя свой последний поцелуй. Он не смог её сберечь. Не смог.— Прости. Прости меня… — шепчет он в пустоту, отрывается и, превозмогая притяжение метки, нехотя покидает кабинет.Уже в коридоре он натыкается на Суонси. И последний даже если и хотел что-то спросить, но был прерван убедительной просьбой Рида:— Присмотри за ней. Прошу. — Эдгар обращает внимание на ужасный вид вампира, на то, какая тяжесть засела в его глазах и лишь согласно кивает, давая Риду уйти. Сейчас доктор понимал, что ничем не сможет ему помочь.В своём кабинете Джонатан устало опускается на кресло, упирая взгляд в пол. Пустота. Тяжёлая вина, слепая ненависть, пожирающая изнутри. Он ненавидит себя. Ненавидит Редгрейва, по вине которого Роза пережила всю ту боль, которую никогда не должна была; вытерпела столько, сколько не смог бы никто стерпеть. Экон впервые ощущал себя беспомощным и немощным, лишившись кого-то. Мужчина устало трёт ладонями лицо. Он отвык не чувствовать её на этом новом, особом уровне, и от этого становится ужасно не по себе. Неприятно и чертовски больно, будто часть тебя куда-то исчезла, и ты не знаешь, как всё исправить, как её найти. Он обещает, что попрощается с ней, как следует. Обещает, что отомстит всем, кто виновен и причастен к тому, что в ту тихую ночь на его пороге оставили обессиленную Розали, не оставляя ей и ему никакого выбора. Рид не будет больше медлить и больше не сделает ошибок. Хотя ему уже всё равно — свою главную ошибку он уже совершил.Вампир точно знает одно — на её месте должен быть кто угодно, даже он сам. Розалина этого не заслуживала.Внезапный щелчок где-то внутри заставляет опомниться. Тишина, и только шелест листьев за окнами. Боли больше нет. Нет и тех ужасных картин в его голове, абсолютная пустота заполняет разум. И как сквозь толщу воды, сквозь шум, вампир вдруг слышит осевший и испуганный голос Суонси, влетевшего в кабинет:— Она пропала. Её тело… оно исчезло.?…еt obdormivit in Domino. Sed tantum quatuor noctes Transierunt. Erat e somno expergiscitur. Et pacem animi invenit et pulsanti aperietur; quod sanguis cordis necessitates…? ****Кровь заставляет сердце биться заново. Мышцы, бугрясь глубоко под кожей, наполняются жизнью, горячей и живительной силой. Видоизменённые острые зубы прогрызают кожу, разрывают сухожилия и вгрызаются в человеческую плоть, не оставляя никакого шанса жертве. Земля у ног этого чудовищного убийцы усыпана телами, ещё дёргающимися в конвульсиях, но постепенно затихающими навсегда. Длинные пальцы с устрашающими когтями удерживают тело молодого мужчины, а клыки существа с остервенением врезаются в его шею, уже больше напоминавшую сплошное месиво из крови и кусков плоти. Когда умирающий издаёт последний булькающий звук, всё его тело напрягается и сразу же обмякает. Теперь оно бесполезно для убийцы — пальцы разжимаются и обескровленный труп мешком сваливается вниз.Миниатюрные босые ступни смело ступают по холодной земле, оставляя мокрые кровавые следы. Ужасающие крики наполняют улицу за улицей, а домá остаются пустыми там, где бы не ступила нога несущего смерть существа. Квартал за кварталом Уайтчепел наполнялся воплями ужаса, сливаясь с детским плачем в тоскливую и бросающую в дрожь мольбу. Огромные бездонные глаза девушки загорелись алым, освещая миниатюрное, не выдающее ни одной эмоции, лицо. Она, скорее всего, ещё была ребёнком, что добавляло во всеобщую картину куда больше ужаса: хрупкая комплекция светловолосого демона никак не вязалась с её внушительной физической силой.Замерев на мгновенье, она повернула голову в сторону тел и нахмурилась. Повернув ладонь вверх, плавно провела пальцами в воздухе, после чего вниз свалился фонарь, разбиваясь и поджигая тела. Раздражённо дёрнув плечом, Розали спокойно продолжила свой путь.?Puella veniet. Manet super viros Iuda? **Её платье, которое, кажется, раньше было синего оттенка, насквозь пропиталось кровью и в некоторых местах на нём были рваные, но одинаковые круглые отверстия. Офицеры умели метко стрелять, только их совсем это не уберегло от ужасной гибели. Пули проходили насквозь и раны сразу же затягивались, а если металл застревал внутри, невероятно быстрая — даже для экона — регенерация просто выталкивала его наружу. Вампиршу не брали ни различные металлы, ни суеверные человеческие защитные приспособления, никакого действия не оказывал даже огонь. Стоило людям поджечь древесину, выстраивая между ними стену, она ловко тушила пламя, злорадно усмехаясь. Дитя понимает своё могущество, своё превосходство над людьми. На пальцах искрится магия, она заполняет свой сосуд до краёв и ей необходимо было выйти наружу. Вампир, коим она стала, питал ведьму, что была сокрыта до недавних пор, а ведьма в свою очередь могла сотворить что угодно, дабы развеселить кровожадного вампира: поджечь целый квартал или с лёгкостью сравнять любое здание с землёй, чтобы не тратить время на прятки с жертвами. Эти две сущности дополняли друг друга, но была и вторая сторона медали. Ни у кого даже из самых древних бессмертных существ не хватило бы силы и навыков остановить Кровавое Дитя.Кто-то просто убегал, кто-то сдавался смерти добровольно. А некоторые имели наглость встать на пути у Трестен, и те, к большому несчастью, находились в сознании дольше всех других, кто умирал мгновенно — от интеральной магии, или же Дитя просто вырывала сердце, находя в этом ещё одно крохотное развлечение. Она погубила десятки невиновных душ, но всё ещё не могла насытиться. Кровь будто бы питала сухую, рыхлую землю — чем больше людей вампирша иссушала, тем чудовищнее становилась жажда.Бросив очередное тело в реку, Розалина тяжко вздохнула, по-детски вытирая окровавленное лицо не менее чистой ладонью. Задумчиво слизав с пальца ещё тёплую, приторную каплю крови, новообращённая безразлично перешагнула несколько тел и поплелась вдоль разрушенных улиц. Если по началу ей казалось, что вот именно эта жертва точно должна насытить её, то после порядка пятидесяти нечастных убитых она не на шутку разозлилась, убивая как раз ради того момента, когда тело обмануто мимолётным ощущением наполненности.Тихое шуршание привлекло тонкий слух в считанные мгновенья. Используя все преимущества вампирских способностей, Роза в мгновенье ока оказывается у источника звука и, запустив руку в пышные кусты, за волосы вытаскивает оттуда девочку. Вскрикнув, та вся сжимается от страха. Кажется, она её ровесница, или немногим старше неё. Она безумно напугана, а крик застревает в её горле, стоит лишь взглянуть на юную девушку в обличии демона из самых ужасных сказок. Роза подавляет её волю и неожиданно для себя медлит. Пока под давлением её руки дрожит человек, её глаза что-то ищут. Внутри вдруг разливается приятное тепло, оно исходит из неоткуда, будто зарождается в сердце. В ней что-то борется с тьмой, что-то знакомое и родное… И оно достаточно близко, но голод… Он кажется ей неутолимым. Бездной, в которой нет конца, дна в ней не существует. Всё вокруг замерло, и тишину разбавляет только треск догорающего дерева.Девушка снова смотрит на жертву горящими, не своими глазами. Вместо них тоже две непроглядные бездны, и где-то в глубине их таится нерешительность, смешанная с ненавистью.— Роза! Господи… — до трепета знакомый и родной голос с толикой тоскливого разочарования позади заставляет её замереть от смешанных ощущений.Ведьма оборачивается к вампирам. Она ведь их знает, но что-то внутри… оно тёмное, очень сильное, и оно борется с этим, но не хочет их смерти, ведь кровь бессмертных совсем не привлекает. Она наоборот — отрезвляет, встряхивает юное сердце, охваченное липкой, вязкой злобой. Неестественно длинные — не её пальцы ещё сжимают шею хрупкого человека, ослабленного под воздействием чар. Два адских огонька ловят взгляд совсем родных глаз. Розали в замешательстве. Кажется, она даже подавлена. Не её чувства, вовсе не её… но. Она передумала. Ей нужно прикончить их, пока не поздно. Ей больно. Очень больно, просто невыносимо. Или это Джонатану...?— Джо… Джонатан? — её голос наполнен слабостью, но он чужой, будто состоит из десятков различных. Голос, от которого дрожь пробирает всё тело, а пульс учащается из-за страха.Его изнутри разрывает дикая агония. То, что натворило его создание — ничего из этого не исправить, не скрыть, никак не отмыть её от той крови, что она пролила. Рид не может промолвить ни слова, леденящий душу ужас не даёт ему спокойно думать. Она убила неведомое количество людей за считанные часы, что Дитя бы натворила, найди бы они её гораздо позже? Экон даже представить не может, да и не горит желанием. Лондон бы утонул в крови, захлебнулся бы слезами и превратился в сухое, мёртвое кладбище. Рид определённо понимает, что её власть гораздо шире и физически теперь Роза сможет выстоять против целой армии вооружённых солдат. Ещё порядка пары часов назад мужчина был предельно рад и запредельно счастлив, что его милая, юная ведьма ожила. А теперь не понимал, что было бы действительно хуже: порядка сотни невиновных убитых на её, да и его в какой-то степени, совести, или же, чтобы Трестен никогда не просыпалась.— Милая… Пойдём домой.Ему нужно вытащить её, чтобы Роза не ушла в забвение, чтобы никто больше не погиб… по крайней мере, этой ночью. Джонатан устал наблюдать за смертями близких и даже чужих. Это изматывает. А Розали сопротивляется, отчаянно, хоть Рид и подавляет её агрессию. И это злит вампиршу, экон видит это в её взгляде. Неожиданно Дитя отпускает девушку с такой силой, что та, не осознав толком происходящее, ещё некоторое время лежит на холодной земле, и только потом пытается отползать назад, выпучив глаза от охватившего её страха. А Суонси стоит позади Рида, готовясь в любой момент помочь последнему, если потребуется. Кажется, он в ужасе не меньше Джонатана, хотя оба и пытаются это скрыть.— У меня больше нет дома! — рявкает ведьма и делает уверенный шаг вперёд. На худых пальцах играет огненная магия, готовая к действиям в любой момент. — Его сожгли. Больше мне нигде не рады. Никогда не были… И они заплатили за это.— Я рядом. Всегда. — Джонатан делает ответный шаг навстречу, всем своим видом давая ей понять, что ни капли не боится. — Ты нужна мне, Розали. Нужна мне. И я не посмею предать тебя, что бы не случилось. И я не могу… не могу тебя потерять.— Но я ведь… я ведь… — голос её дрожит и уже более напоминает голос той самой Розалины, а Рид отмечает про себя, что глаза девушки медленно затухают — определённо хороший знак.— Ты обещала, Роза. Вспомни, как ты говорила мне, что не посмеешь пойти против меня. — Он делает небольшую паузу, пока Розали обдумывает слова вампира, опустив голову. И пользуясь тем, что она находится в полном замешательстве, подбирается почти вплотную. — Ничто в этом мире не значит для меня столько, сколько значишь ты.— Ты не лжёшь. — После этих слов наступает короткая тишина и Джонатан уже слышит привычный для него голос:— Боже мой… — она держит окровавленные ладони перед собой, а её тело начинает дрожать. Роза всхлипывает, не в силах вымолвить хоть что-то, девушка бормочет что-то неразборчивое. — Что же я… что же…Она бегло осматривает окровавленную одежду, соответствующие ей босые ноги, снова смотрит на свои ладони и поднимает пустой взгляд серых глаз на Джонатана, будто желая убедиться в обратном. Горькие слёзы смешиваются с кровью, оставляя разводы на коже. Перед Ридом снова та же Розалина, та хрупкая и беззащитная девочка, которую он знает. Только теперь и у неё есть свой тёмный секрет, другая, тёмная сторона. И лучше вампир пока не будет признавать, что он её боится больше, чем чего-либо. Юная ведьма отчаянно бросается в объятья Джонатана, не в силах унять непрекращающиеся слёзы — они обжигают слёзы и дерут горло, из-за чего всхлипы превращаются в приступы кашля. Трестен чувствует себя крохотным ребёнком, устроившим самую ужасную пакость в жизни.Рид прижимает к себе ледяное, промокшее от крови тело девушки, совершенно не обращая на это внимание. Как же ему было страшно, как было больно потерять её. Он ведь думал на самом деле, что всё уже кончено, но… Её возвращение — не менее болезненное, но мгновенно успокоившее его душу, поставило всё на места. Джонатан проводит рукой по девичьим волосам, ощущая каждой клеточкой тела, как бьётся её сердце. Живая и бессмертная одновременно. Она воистину чудо, если бы не проклятье, в получении которого в какой-то степени виноват и он тоже.— Джонатан… — сквозь глухие всхлипы всё же выдыхает Розали, пряча взгляд, — я ведь… я чудовище…— Нет, Розали, не говори так… — как же он сожалеет, что позволил ей вот так вот глупо сотворить всё это безумие… Если бы он знал об этом… и все эти ?если бы? просто уничтожают его снова и снова.— Мы справимся. А теперь... — Подняв Розу на руки, Рид спешит покинуть Уайтчепел, бросая Суонси короткий взгляд — тот кивает. — Нам пора домой.