Глава двадцатая, или "Ревность-ярость-зависть". (2/2)
- Он едет на концерт вовсе не потому, что хочет его сорвать,- замечает она, имея в виду моего отца.- Наверняка именно поэтому, но там будет столько охраны, что вряд ли у него получится,- ехидно отзываюсь я и неожиданно выдаю,- Перестань думать о Ками, когда танцуешь со мной.Резко поднимает голову, собираясь не то возмутиться, не то удивиться. Но, встретившись со мной взглядом, хмуро улыбается.***POV КёкоНе в бровь, а в глаз. Если бы он упомянул Рена, я бы просто опровергла. Он должен был упомянуть его. Было бы правильно, подумай он, что все мои мысли заняты не им. Но он удивительно точно определил то, что меня коробило.
Досадно богатое воображение рисовало картины его и Накадзимы. Точно так же, как мы с ним минутой ранее, смотрящих друг на друга. Это выводило из себя значительно сильнее, чем расстраивало. Это же не давало расслабиться.- Ее здесь нет,- продолжает Шо.- И тут тоже,- он касается средним и указательным пальцем виска, отвечая на мой второй вопрос.Не знаю, откуда взялось это дикое желание отомстить. Острое желание ударить больнее, чем всегда бил он. Ткнуть его носом в собственную беспомощность точно так же, как он меня когда-то. Понятия не имею, как только оформилась и вылилась в слова эта мысль, но я тут же ответила значительно резче, чем следовало:- Тогда тебе не повезло. Здесь,- копирую его жест, касаясь виска,- и здесь,- касаюсь груди,- всегда есть Рен.Я не врала. Ни секунды. Но занимаемые ими места (Шо и Реном) были в такой степени не соизмеримы, что Цуруга давно перестал быть аргументом. Но Фува этого не знает, и я не медлю этим воспользоваться.Зло улыбается, отчего точеное лицо искажается, становясь скорее пугающе красивым, нежели приятным.- Это скорее твое невезение.
Отставляет бутылку с водой, включает музыку с самого начала и подходит ко мне.- Потому что на время танца тебе придется об этом забыть.На долю секунды я испугалась. Шо в ярости – зрелище редкое. И не знаю, что меня испугало больше: его откровенная ревность, его готовность забыть о Накадзиме или же его безудержная злость.Заученные шаги и повороты. Зазубренный мотив и вмиг ставшие невыносимо горячими руки. Специально, или же случайно, промахиваюсь и вместо того, чтобы положить руки на плечи, сначала запутываюсь пальцами в мягких темных волосах, затем спускаюсь на влажную шею.
Красивые губы еле заметно дергаются в улыбке, обнажая белоснежные зубы. Он настолько красив, что у меня перехватывает дыхание, а низ живота стягивает в тугой комок. Испытываемый мной восторг кажется мне в тысячи раз сильнее того обожания, что испытывают к нему его миллионные фанатки. Класс сжимается до размеров маленькой каморки, в которой только он и я. Во рту пересыхает, а глаза растерянно бегают от манящих губ до горящих глаз.
Я не успеваю заметить, когда прижимаюсь к нему всем телом, когда его длинные пальцы будто нечаянно касаются ключиц и быстро опускаются на талию, только сильнее прижимая меня к сильному телу.
- Говоришь, Цуруга всегда здесь?- цедит Фува в миллиметре от моих губ.- Постоянно,- шумно выдыхаю я, и он тут же воспользовался этим, прикоснувшись к моим губам.Не встретив сопротивления с моей стороны, он углубил поцелуй. В этом поцелуе не было ничего общего с тем случайным, в тот проклятый День Святого Валентина. Не было той неуверенности и страха, не было стеснения. Возбуждение плескалось в крови, отдавая почти болезненными электрическими разрядами по всему телу, распаляя тлевший на протяжении последних трех лет огонек.
Горячие губы на моих губах, требовательные ладони на жаждущей любимых прикосновений коже, шумные вздохи и затерявшийся в океане дикой, доселе дремлющей страсти, разум. Мир совершил невообразимый кульбит и вновь вернулся на положенное ему место. Все казалось настолько правильным, что воспаленное сознание и мысли об ошибке допустить не могло…- Передавай привет Цуруге,- Шо резко отстраняется и делает шаг назад.Ошарашенно моргаю, и чуть было не падаю: ноги ватные, а в глазах пляшут разноцветные звездочки. Фува выглядит ничуть не лучше, но тем не менее растягивает губы в самодовольной, победной ухмылке.- Я пошел завтракать.И, крепко сжав руки в кулаки, направляется к двери. Уже у самого порога неожиданно оборачивается.
- А в тот День Святого Валентина ты ответила.Оставшись довольным моим потерянным видом, выходит за дверь.
Беспомощно озираюсь вокруг. Касаясь припухших и обжигающе горячих губ рукой, припадаю спиной к холодному зеркалу. Между нами есть одна большая разница: он больно ударил, того не заметив, оставив меня штопать мое разодранное сердце, захлебывавшееся собственной кровью, в одиночку. Рикошет же от моего ответного удара оказался куда сильнее самого удара.
Могами Кёко, ты только что стремительно сошла с ума. И ему в очередной раз нет до этого никакого дела.***POV ШоЯ с трудом удержался от того, чтобы хлопнуть тяжелой дверью балетного класса. Гневно пинаю бетонную стену, с разочарованием отмечая, что физическая боль лишь все усугубила. Понимаю, что сам спровоцировал ее именем Ками. Но и подумать не мог, что она так на это ответит.И даже более того: я и не представлял, что ее ответ так на меня подействует.Кипучая смесь ярости, ревности и неконтролируемой ненависти не столько к Цуруге, сколько к себе и…к ней.И что еще хуже, желание вырвать из ее мыслей и уж тем более из сердца ненавистное мне имя приобрело пугающую по своей величине силу: на долю секунды мне захотелось сделать ей больно.
Ее счастливая улыбка, когда она видит его входящий звонок, резко меняющийся голос, стоит ей хотя бы произнести его имя, безоговорочное доверие и вполне естественное, не отдававшее фальшью, а главное, привычное ей покровительство, так заметно исходящее от Цуруги.Все слепилось воедино и снежным комом свалилось на и без того взбешенного меня.Еще бы секунда, и я бы не остановился. Она отвечала так искренне, что последние тормоза отказывали, тоскливо скрипя на каждом новом повороте.Случись это, и тогда бы не только она меня бы не простила – я бы себя простить не смог.Потому что в этот раз мне не все равно.Не рассчитав силу, дверь на лестничный пролет толкнул сильнее, чем собирался.- Сила есть, а ум – черт с ним?- холодно поинтересовался…- О, прекрасно!..- фыркнул я, встречаясь взглядом с Цуругой.- Не могу сказать, что также сильно рад нашей встрече.- равнодушно отозвался актер.- А я-то думал, автографом порадуешь,- огрызнулся я, сжимая в карманах брюк кулаки и пытаясь как можно быстрее уйти: за себя не отвечаю, а терпения осталось чуть. Обхожу его и быстро спускаюсь на следующий пролет.- Фува,- неожиданно окликает он меня.Нехотя останавливаюсь и оборачиваюсь. Лицо у Цуруги каменное, а глаза, кажется, остекленели.- Если ищешь Кёко, то она в балетном классе,- быстро тараторю я.- У тебя есть минутка?- неожиданно спрашивает он.Выражение лица по-прежнему нечитабельное.- Насчет автографа я пошутил,- машинально выдаю я, забывая от изумления, что ирония подобного рода в разговорах с ним чуть ли не неприемлема.
Цуруга Рен едва заметно ухмыляется и взглядом указывает на дверь.Мстительное желание рассказать ему, почему конкретно я сейчас не настроен на разговор с ним, ровно несколько секунд борется с любопытством.Интерес побеждает. А позлорадствовать я всегда успею.