Глава двадцать первая, или "Я тебя ненавижу". (1/2)
POV Рен- Меня и Кёко не связывает ничего, кроме дружбы,- медленно и с расстановкой говорю я сразу, как только мы зашли в пустующий класс.- И мне это важно знать, потому как…- быстро сориентировался Фува, приподнимая брови.
Держится так убедительно спокойно, что я почти верю. Но, к превеликому сожалению, знаю его пусть и плохо, но достаточно, чтобы отличить ложь от правды.- Тебе на это глубоко наплевать. И даже если бы было что-то кроме дружбы, тебя бы это не остановило,- соглашаюсь с тем, что он на самом деле имел в виду.- Но ей будет лучше, если ты будешь в этом уверен и не станешь указывать ей на то, чего нет.Решение поговорить с ним лично пришло ко мне спонтанно. Когда бы нам ни приходилось вступать в диалог, наш разговор куда больше напоминал петушиные бои.Это утомительно. А если принимать в расчет тот факт, что я Фуву на дух не переваривал, то ко всему прочему еще и опасно.Но сейчас переступить через себя было важно.
Сам Фува мог делать все, что угодно. Хоть с Накадзимой, хоть с кем. Но вот у самой Кёко слабого места быть не должно.- А если я скажу, что меня раздражает сам факт наличия каких-либо отношений между вами?- неожиданно спрашивает он, скрещивая руки на груди.- Я отвечу, что мне все равно. И что ты ревнуешь,- выпалил на автомате, потому как просто не ожидал, что он так быстро признает свое неравнодушие.
Либо он взрослеет, либо у него было достаточно времени, чтобы со своими чувствами смириться. Первое маловероятно, второе бесит: если достаточно, то какого черта эта какофония длится уже пять лет?- Но ты не собираешься ликвидировать предмет моей ревности?- сухо интересуется он.- Разумеется, нет. Во всяком случае до тех пор, пока она того не захочет.На одну долю секунды по внешне беспристрастному лицу (представляю, каких трудов настолько несдержанному Фуве стоит держать на лице равнодушную мину) пробегает тень.
Я свои слова слышу плохо. Говорю то, что сказать должен, просто потому что я пусть и ненамеренно, но в истории этой замешан. Ну и потому, что Кёко мне далеко не чужая.
- Она не захочет,- слышу я и не успеваю скрыть изумление.
Встретившись со мной взглядом, едко усмехается.
- И ты не заставишь меня это повторить,- добавляет он, отворачиваясь.Озадаченно хмурюсь, отчаянно пытаясь подавить подступивший к горлу смех. В который раз замечаю, что они с ней иногда пугающе похожи.***POV ШоОткровенничать с Цуругой – это почти смешно. До такой степени нереально, что кажется чьей-то злой шуткой.
Откровенничать с Цуругой тогда, когда я только что в красках воображал себе кровавую расправу над ним,- забавней не придумать.Но еще смешнее то, что я это, считай, сам начал. Мог бы просто уйти. До сих пор у меня это неплохо получалось.
И едва сдерживающий смех актер хорошего настроения мне не прибавляет.
- Ну, тогда…- Цуруга прокашлялся,- и ты не припоминай мне то, что я тебе сейчас скажу.
Поворачиваюсь к нему и, тщетно пытаясь скрыть любопытство, встречаюсь с ним взглядом.
- Я знаком с ней вот уже почти одиннадцать лет,- хмурюсь, но он поднимает ладонь, показывая мне молчать.- Захочет, сама тебе расскажет. И с самого нашего знакомства я слышал от нее только два имени: первое - ее матери. Второе – твое. Встретившись с ней спустя шесть лет после нашего знакомства, имени матери я больше не слышал. Твое она до сих пор повторяет чаще, чем свое собственное.
Осматривает меня с ног до головы.- Но если еще когда-нибудь твой идиотизм заставит ее придти ко мне,- голос холодеет на несколько градусов,- можешь быть уверен, я сделаю так, что она о тебе даже не вспомнит.Скажи он мне это несколько лет назад, я скорее бы вспылил. Вероятнее, рассыпался бы оскорблениями. В общем, сделал бы то, что вытащило бы меня из пучины своей собственной неуверенности. Сейчас же ответ пришел в голову сам собой. И, что самое удивительное, я при этом не чувствовал ни капли злости.- Я не доставлю тебе такого удовольствия.Цуруга Рен едва заметно улыбается и кивает. Собирается уходить, вытаскивая руки из карманов брюк.- А что будешь делать ты?- неожиданно спрашиваю я.Останавливается у порога и ехидно улыбается.- А тебе есть до этого дело?Размышляю с несколько секунд, пялясь в хитрые глаза актера.- Да собственно…никакого,- признаюсь я, внезапно понимая, что мне на самом деле плевать, какие у него планы на жизнь, и на Кёко в частности. Потому что прекрасно помню, что только что произошло в балетном классе. Единственное, что на самом деле имело значение, это планы самой Кёко. Собственно, они же были единственным, что могло меня остановить.- Только,- вновь открывшиеся мне факты тоненькой ниточкой связываются с давно мне известными, и я спешу задать интересующий меня вопрос,- мне интересно. Этот идиотский камень, который она всюду таскает с собой…Как-то связан с тобой?Понятия не имею, каким образом я пришел к этому выводу. Но довольно улыбнувшийся Цуруга был лучшим ответом.- А это уже ей тебе рассказывать,- и, махнув рукой, скрывается за дверью.
***POV КёкоХуже меня с Шо в балетном классе наедине сейчас могла быть только я одна в этом же чертовом балетном классе. Приведя мысли в относительный порядок и сфокусировав взгляд на чем-то конкретном, я глубоко вздохнула и отлепилась наконец от зеркала. Холодным оно уже не было, а стоять в полусогнутом состоянии – неудобно.
Ничего страшного не произошло.Поцелуй не катастрофа.
Катастрофа – это мое согласие продолжить.Я, разумеется, вслух его не озвучила, но оно и так было вполне ясно.
Сравнивать этот поцелуй не то что с поцелуями Рена, а даже с тем поцелуем на Валентинов День нужды не было. Трудно найти что-либо столь не соотносимое. Шквал эмоций не столько восхищает, сколько пугает, и вынырнуть из этой страшной пучины возможности не представляется.Была ли я рада, что он сам ушел?Разумеется, да. Сама бы я отказать не смогла, а зайди все еще дальше, я бы себе не простила.
Выйдя из балетного класса, я аккуратно прикрыла дверь и, стараясь идти как можно тише, направилась по коридору к буфету. Есть не хотелось точно, а вот вода кончилась. Да и дожидаться возвращения ребят в одиночку не хотелось.Свернув к лифтам, я удивленно застыла. И без того неуверенно ступающие ноги в очередной раз вросли в пол.
Дверь пустующего класса распахнулась, и из нее вышел Рен.Плохой день…еще с утра это поняла.- Привет,- машинально вырывается у меня.Рен оборачивается на дверь, будто бы пытаясь что-то сказать, затем, совсем не характерно для себя, чешет затылок и почему-то смущенно кивает.- Здравствуй.Мы с ним не разговаривали. Вернее не так: он со мной не разговаривал, а мне надоело вести односторонний монолог. Причем в отличие от себя нормального, он не просто меня игнорировал, или в свойственной себе манере деликатно посылал по всем известному пути, а отвечал невпопад и вел себя так, будто бы застукал меня за каким-то непотребным делом и теперь не знает, как себя со мной вести.По большей части я…Дверь снова открывается.
Из-за нее высовывается знакомая макушка, а потом уже и весь обладатель проклятой черной майки.
Резко дать по тормозам – мало. Надо было пристегивать ремень. И проверить, все ли в порядке с подушками безопасности.Смущение ощущается еще острее из-за присутствия Рена. Чувствую, как румянец покрывает щеки, ладони потеют, а сердце особенно шумно отдается в ушах.Встретить взгляд Рена стоило неимоверных усилий. Перевести взгляд на Шо еще больших.
- Вы?..- я неопределенно показываю на дверь, переводя взгляд с одной растерянной физиономии на другую угрюмую. И что самое интересное, первая принадлежит Рену.- Разговаривали,- отвечает Шотаро.