Гл. 2 Старый враг – лучше новых двух (1/1)

Тонкий тускло поблёскивающий провод змеился от виска к USB-порту. Маленькие ручки порхали над клавиатурой, замирали, прицельно тыкали пальчиком в какую-нибудь кнопку и снова летали, стрекотали, вводя пароли, отказываясь от какой-нибудь регистрации, запуская мудрёные программы, не все из которых Старскрим знал – не исключено, что некоторые она сочинила только что. В отсвете монитора – а был он здесь не голубым, как обычно, а сиреневым – глаза девочки приобретали некий десептиконский блеск. – Ну вот. Это ведь то, что нужно, Старскрим? Чертежи, пояснения, даже рабочая трёхмерная модель… Приблизил хищную мордашку к монитору – легко ли разглядеть на такой-то крохе? Компьютер обычный человеческий, Тимских размеров. – Гм… Как будто да. Не можешь это передать на мой, а то я разглядеть не могу… Можешь? Отлично. Да, это как будто то. Копируй. Трёхмерную модель можешь не копировать – она у них всё равно с ошибками, он такой у них не взлетит, а если взлетит – так не дальше метров ста. Сохрани, слушай, в нескольких версиях, а? я хотя бы один возьму на ту базу поработать, а там у меня другие ОС… Да, так. Спасибо огромное. Теперь зайди, пожалуйста, на сайт… Вот этот, - на большом мониторе мгновенно высветился адрес, - там разработки по искусственному интеллекту и дистанционному управлению. – Я поняла! - хлопнула в ладоши Тима, - ты хочешь приспособить их технологии на службу себе, соединить эти ?Стеллсы? с дистанционным управлением и… Вот только самому управлять неудобно будет, а программа отсюда может сбиться. Зиккурат бы… Зиккурат бы смог. Я думаю, надо наведаться, а, Старскрим? Вот просто разведку провести? Ветреная, холодная осенняя ночь особенно близко и остро подступала здесь, на Маяке, где не укрыться было ни от одного из ледяных, с редкими первыми брызгами грядущих дождей ветров, где ветра эти вползали в любые щели хлипкой избёнки, по-хозяйски гуляли из угла в угол, лезли под одеяло, хватали за шиворот и нашёптывали, нашёптывали, как всё-таки ничтожен человек перед стихией… Ветер здесь был не просто частым гостем – он был здесь хозяином. Он выл в трубах, он грохотал плохо закреплёнными листами железа, он раскачивал лёгкие конструкции мостов, так что кто другой побоялся бы шаг по ним ступить, не то что вниз смотреть. Кто другой, но только не он. С ветром он привык играть, как давним, закадычным противником, как с извечно подстерегающей опасностью, как с норовистым необъезженным конём – ну-ка, кто кого сегодня? Ты меня скинешь или я тебя опять пересилю, посмеюсь тебе в лицо и как ни в чём не бывало, сделаю всё, что хотел, и пройду везде, где хотел? Но так было днём. Днём, при свете солнца, в плотной, надёжно защищающей от ветра куртке. Ночью же слабое человеческое тело хочет спать. Ночью ему хочется тепла. Пусть обманного и призрачного, но уюта и спокойствия под одеялом, но своего, непроницаемого детского-сказочного мирка, где ни одно чудовище не достанет… Чу, уже не просто лязг оторванных листов металла – привычная часть ночной музыки ветра, это шаги. Чьи-то тяжёлые, оглушительно грохочущие шаги всё ближе, лишь на миг стихают, чтобы снова продолжиться – кто-то идёт сюда. Кто-то идёт всё ближе к нему… Рок выскочил из-под одеяла, рука первым делом потянулась не к штанам даже, а к ружью. Старенькому, но ни разу его не подводившему. Есть ещё револьвер, но ружьё – и внушительней, и надёжнее. Кто бы ни был незваный гость, он крупно пожалеет, что сунулся сюда! И замер на пороге. В проёме распахнутой двери, в свете сверкнувшей молнии ему явилось – не хуже в самом деле любых кошмаров в кино. Но дольше двух секунд даже сам дьявол не стоит того, чтоб его разглядывали. Целиться, благо, и не надо – мишень такова, что не промахнёшься. Бесполезно чиркнула пуля по крепкому – покрепче будет, чем то, что сейчас под ногами? – металлу… А затем гора пришла в движение, и над самой головой загрохотал будто гром небесный: – Ты – Рок? Он крепче сжал приклад бесполезного, в общем-то, ружья. Ноги сами пятились – отойти, подальше, в глубь избушки, в неведенье-невиденье, теплоту и сумрак, вот захлопнуть бы дверь, зарыться под одеяло… Нет, нет, как в тех детских почти забытых снах – схватить, уж не важно, откуда он должен появиться, меч, и кромсать, кромсать ненавистное чудовище, любуясь, как бурлит и пузырится его зелёная кровь, как опадает к ногам его мерзкая туша… Только так он предпочитал в снах разбираться со всеми теми, кто пробовал его напугать. – Кто бы ты ни был, уходи отсюда! Никто не имеет права здесь находиться! Никто, кому не разрешал я! Из тьмы выступило – о боги, суметь бы теперь когда-нибудь забыть! – лицо… Стальная ухмыляющаяся лицевая пластина, горящая алым оптика смотрит изучающе, издеваючись, слишком понятно, слишком осмысленно… для робота… – Ты боишься меня, человек. – Убирайся прочь! – голос почти совладал с предательской хрипотой и дрожью, - возвращайся в ад, чудовище! – Я не знаю ничего про ваш ад, но в другое время с удовольствием послушал бы. Однако сейчас у меня к тебе дело, жалкий пленник башни. – Я не пленник, ты… – Да, тебе кажется, что ты не пленник, ты лишь служитель, безукоризненно делающий свою работу. Ты построил здесь сторожку и охраняешь Зиккурат, как верный пёс в отсутствие хозяина… Как дела у твоего батюшки? Вот что значит – нет на лице тёмных очков! Рок просто кожей ощущал, как считывает, пьёт эмоции чудовище с его лица, как ухмыляется ещё шире, видя, как потемнело это лицо, как глаза, лишённые привычной защиты, избегают пересечься с ало пылающими угольями. – Мой отец… болен, увы. – Я знаю. Вы, люди, такие странные и жалкие создания – чуть что, вы готовы проститься с рассудком, а то и с жизнью… Значит, ты стережёшь сейчас последний бастион его власти, лелея надежды на его выздоровление… Упрямый мальчишка. Упрямый и глупый. Иди, заботься о старике – но забудьте наконец оба о том, что вас едва не погубило. – Что? – Мне нужен ключ от Зиккурата. Он у тебя, конечно же, где ещё. Без ключа охранные системы Зиккурата не обойти даже мне. Отдай, ни тебе, ни старику он уже не нужен. Отдай – и можешь быть свободен, мне не нужна твоя жалкая жизнь. – Забудь об этом! Зиккурат и трон Метрополиса будет принадлежать моему отцу – либо никому другому! Но тебе и таким как ты, железная тварь, эта власть не будет принадлежать никогда! – Посмотрим… - робот вдруг сгрёб железной ручищей трясущегося человека, поднёс близко-близко к лицу – этой мерзкой пародии на человеческие лица, - голубые… не такие, как у неё, не зелёные. Что же между вами общего? За что она называет тебя братом, белковое ничтожество? – Что? Кто? – Рок аж задохнулся от того, что явилось первым ответом на его же вопросы, - нет, ложь, её нет больше! Я же помню, как… как… Как она могла спастись, как она могла ожить? Неужели этот… Он посмел восстановить это… Зачем, зачем она снова здесь? Неужели ей мало того, что она уже сделала? Из разбитых в хлам деталей, из вытащенных, словно кишки наружу, проводов, из жалких лохмотьев псевдокожи… Из всего этого можно было восстать заново, снова неумолимой лёгкой поступью пройтись по его жизни, по-хозяйски руша то, что создано было с таким трудом? Вот правда – как феникс из пепла… Так не бывает! Так не бывает! Но почему-то не верится, что гигантский робот может говорить неправду…– Идиот! Твоя сестра могла приказать мне убить тебя. У неё были бы на это и основания, и права. Ты ни капли не ценишь проявленную к тебе доброту! – Она… может тебе приказывать? – Рок, конечно, знал, что влияние на роботов Тима имеет и немалое, но чтоб на такое вот? На громадину, в кулаке которой он пошевелиться не может, на робота, созданного не в Метрополисе, никогда ни в одной из программ не имевшего почтения к людям? – Иногда может, - улыбка гиганта стала слегка самодовольной, - в конце-концов, ей можно. Слушай, человечишка. Ты причинил ей немало зла, и в общем-то заслуживаешь смерти, но она помиловала тебя – так что живи. Отдай нам Зиккурат – и мы забудем о твоём существовании. Нам на самом деле как-то не до тебя. – А теперь послушай ты, глупая гора железа. Если я до сих пор живу – то только мечтой однажды увидеть своего отца вновь здоровым и крепким, таким, каким я помню его с первых минут, с которых начинается моя память, и возвести его на трон Метрополиса – трон, принадлежащий ему по праву. И ни ты, ни эта… не остановите меня. И ты можешь сейчас сделать со мной всё, что угодно, но ключ ты не получишь. И – послушай тоже. Я тоже готов забыть о вашем существовании – если вы навсегда покинете Метрополис и если ни я, ни отец никогда вас не увидим больше и не услышим. – Боишься, что повторится давняя история? Что о тебе снова забудут? Сейчас ты нужен старику – хотя не знаю, осознаёт ли он это… Знаешь, я ведь легко мог бы раздавить тебя, как муху, перерыть тут всё и всё-таки найти ключ. Но она не хочет твоей смерти, а я не хочу делать ей наперекор. Я даю тебе три дня, чтоб обдумать. Три дня на вопрос, на который достаточно мгновения! И не стоит гневно сверкать глазами, мардук, цепной пёс закона! Я из тех, кто и законы своего общества не очень уважает, куда уж до ваших… Я предлагаю тебе задуматься – много ль ты можешь против нас? Если ты погибнешь… А гибель ты, вижу, не против найти сам, не только от моей руки… Кто же тогда позаботится о твоём отце? Уступишь это той, которую ты ненавидишь? Ты слишком зациклился на одной цели… Я тоже хотел бы кое-что доказать своему отцу, доказать, что я могу больше, чем он думает. В этом мы с тобой похожи… Но мои цели более глобальны. Рок лежал на обжигающе холодном мокром от дождя металле и слушал лязг удаляющихся шагов. От ушиба вся левая сторона тела болела, но впрочем, отнюдь не смертельно – случалось падать и посерьёзнее… Чёрт побери. Как он надеялся однажды забыть… Как он надеялся, что отец забудет! Что все забудут! ?Надо было бросить её в ванну с кислотой… в молекулярный распылитель… Чёрт, чёрт, чёрт побери, видать, кошмары и впрямь неуничтожимы!? – Ну что? – Он отказался… – Я же говорила! – Тима попыталась обнять мокрого от дождя Старскрима, смотрелось это комично, но у огромного десептикона явственно что-то дрогнуло в груди, - Рок упрям, как стадо этих… серых ушастых животных, которых ты мне вчера в энциклопедии показывал. Но мне всё-таки хотелось бы помириться с ним. Понимаешь, это сложно объяснить, и может, я не права… Но он же мой брат, получается. Он считает отцом того человека, который мой отец… Да, я, конечно, не его давно погибшая дочь, я лишь её точная механическая копия. Но ведь это по его желанию меня создали. Не он бы – и меня бы не было. – Получается, и я – твой отец? – улыбнулся Старскрим, беря девочку на ладонь и осторожно поглаживая пальцем другой руки. – Ты – о нет… Ты что-то другое. Мы полетаем сегодня, Старскрим? Я хотела бы ещё раз взглянуть сверху на Зиккурат. Поверь, он от нас не уйдёт! – Сегодня непогода, Тима. Там гроза. – Ты боишься грозы? – Я – вовсе нет. Я привык играть с нею – и поверь, ни разу не проиграл. Но тебе это может быть опасно… – Если ты не боишься – так и я не боюсь! Или ты считаешь, скажи, что я слабее тебя? Вот и попробуй не смеяться, слыша такие слова от такой-то крохи! Но десептикон успел убедиться – за видимой слабостью могут скрываться силы, способные ужаснуть гигантов. – Добрый день, мастер Рок, - пожилая сиделка в кружевном чепчике, с вечно сощуренным улыбчивым лицом разогнулась над розовым кустом, - батюшка ваш сегодня, слава богу, чувствуют себя хорошо. Там вон, в комнате… играются… А я вот, решила выскочить в саду поработать – а то что ж такое, запущенный он такой! А розы-то ваш батюшка вон как любит, последний раз так улыбался, когда я их в комнату внесла… Вы заходите, мастер Рок, я сейчас! Рок кивнул и потянул на себя дверь. Может, стоило бы поучиться быть поласковее, поприветливее с людьми? – мелькнуло у него в голове, может, стоило бы научиться улыбаться, и говорить хоть какие-то вежливые слова, а то эти тёмные очки и каменная маска, сам ничем не лучше робота, честное слово… Отец действительно был в комнате. Сидел на полу – в принципе, как обычно, в своей любимой бежевой домашней пижаме, нянчил куклу… Сколько Рок уже это видел – а сердце снова нестерпимо, болезненно сжалось. Золотоволосая кукла в пышном кружевном платье… С зелёными, стеклянными, бессмысленными глазами. С губками бантиком. Кукла, которую отец качает, моет, кормит, баюкает колыбельными собственного сочинения, зовёт Тимой… Которую он любит переодевать в просторные, не по размеру, штанишки и рубашки и сажать на пластмассовый игрушечный стульчик в резных цветочках… Доктор так удивлялся первое время – нянчить кукол это как правило женская картина. Но услышав историю – пришлось рассказать ему во всех подробностях – посерьёзнел. На улучшения надеяться, конечно, можно, но сложно… – А, Рок, - отец обернулся на шаги, - ты уже вернулся?Узнал. И то неплохо… – Что в школе было? Много задали?Не настолько неплохо… – Нет, совсем немного. – Ну и отлично. Мы с Тимой как раз о тебе говорили. Тима хотела бы, чтоб ты сводил её в зоопарк. Она, конечно, понимает, что брат у неё уже взрослый и занятый… Но ведь тебе не сложно погулять с сестрёнкой, Рок? Эти светлые, добрые глаза смотрят с такой типичной для безвременных идиотов безмятежностью… Чтобы только не видеть этого, Рок кивнул и, взяв куклу как можно бережнее за ручку, повернулся к двери. – Стой, а сказать папе ?пока?, а поцеловать в щёчку? Что за невоспитанный мальчишка растёт! И главное, какой пример ведь сестре подаёт! Выкинуть эту куклу, разбить, сжечь? Нечего даже и думать. И не потому только, что отец, мягко говоря, расстроится. Что кукла эта – по сути ниточка между ними, основа хрупкой больной иллюзии семейной идиллии. Потому что уничтожать – так ту, оригинал, точнее – бездушную копию того, чего уже нет и никогда не будет. Кто знает, а может, это проклятье? Может, если уничтожить его до конца – то отец очнётся, выздоровеет? Глубоко вздохнув, крепче зажав под мышкой куклу в безразмерной рубашке, Рок решительно шагнул на последнюю ступень. Звякнули ключи. Скрипнула дверь. Тишиной, холодом, обречённостью вдруг повеяло… Нечего делать. Нет другого пути. Прости, отец, но – придётся. Нарушая собственную клятву, данную без малого год назад, Рок распахнул дверь и вошёл в Зиккурат.