Книга первая. Мир лукавых обличий. Часть первая. Коронация. Глава первая, о пятнадцати годах невстреч (1/1)

Всякий раз, когда её взгляд случайно выхватывал его из толпы чужих, ловя прозрачную голубизну, грудь отчего-то сдавливало, и несколько болезненных воспоминаний со скоростью мгновения проносились перед глазами. Они не были друзьями: за те пятнадцать лет редких, горечью отдающих встреч, просто не успели ими стать. Но и знакомыми они уже не были?— общие воспоминания были слишком болезненны для такого чужого слова.Вот и сейчас сердце, словно в барабан, ударило в рёбра, болезненно отзвучав в висках эхом гулкого ?бом?, и Алина снова вспомнила бескровно-белое лицо, майский полдень и иссиня-чёрные глаза цыганки. Извинившись, она отошла от стайки фрейлин и направилась было к выходу, но Елена Константиновна, хозяйка вечера, с быстротой и ловкостью акробата подхватила её под руку.—?Душенька, Алина, как? Уже уходите? Так ведь ещё и танцевать не начали!Робкие слова о внезапной головной боли они смахнула, как пылинку с кружева, и игриво покачала указательным пальцем:—?Нет-нет-нет, я не отпускаю гостей так рано! Да и я вас ещё не успела познакомить с одним интересным господином?— он вам понравится.Алина уже поняла, что знакомить её будут с Эрастом Фандориным.—?Мы знакомы, Елена Константиновна,?— обречённо вздохнула она в спину статского советника, к которому, ведомая уверенной в своём успехе дамой, приближалась с неотвратимостью поезда.И она снова поймала прозрачный взгляд, но в этот раз он не проскользил мимо, а остановился на ней, когда Эраст Петрович обернулся. Елена Константиновна, ошарашенная, переспросила:—?Уже? Кто вас познакомил?Она была так щепетильна к знакомствам и считала, что из всего московского общества лишь у неё есть право знакомить людей. Впрочем, эта черта в ней была очаровательна, и Алина, успев хорошенько изучить княгиню Щербакову, поспешила заверить:—?Никто. Вряд ли я или Эраст Петрович сейчас припомним этого человека, если он и был?— мы знакомы пятнадцать лет, если не ошибаюсь.—?Не ошибаетесь,?— кивнул Фандорин, и его голос?— эхо грохочущего, на всех порах напоминавшего о себе прошлого?— показался ей другим.—?Пятнадцать?! Алиночка, вам же немногим больше?—?Мне двадцать два.Но Елена Щербакова быстро отвлеклась от математических расчётов, вновь став гомеровской Клото и завладев, навроде поводий, судьбами вверенных ей гостей:—?Вам было семь?.. Ах, впрочем, это не важно?— теперь я не смогу вам ничего рассказать про Эраста Петровича?— вы и так сами все знаете.—?Мы не столь хорошо знакомы, как вы думаете,?— возразил статский советник. —?При пятнадцати годах знакомства мы встречались от силы п-пять раз,?— он на мгновение запнулся, оцарапанный взглядом. —?Последняя наша встреча была, кажется…—?Пять лет назад,?— в упор взглянув на него, закончила Алина. —?Эраст Петрович расследовал пропажу одной институтки, а я была в выпускном классе.На этом хозяйка вечера их оставила, испугавшись чужих воспоминаний, хоть и заинтригованная, и отправилась играть нитями жизней.—?Не знала, что вы вернулись в Москву,?— сказала Алина, отчего-то почувствовав резкое и отчаянное одиночество.—?Я здесь только месяц. Недавно узнал, что вы стали фрейлиной?— поздравляю.У неё и вправду начала болеть голова от оскоминных вежливостей и дежурных фраз, а ещё?— от их отстраненности. Поэтому она спросила, чуть улыбнувшись:—?И вы по-прежнему всё про всех знаете?Усмешка солнечным зайчиком мелькнула на его губах, и лёд, успевший задеревенеть за пять лет, надтреснул.—?Теперь это мой д-досуг.Всякий раз им не давали договорить, или что-то случалось, или кто-то разрывал беседу, бесцеремонно и с треском врываясь в тишину их пятнадцати лет. Сейчас сразу двое, почти одновременно, позволили себе это: фрейлина Великой княгини Виктория Юсупова подкралась к Фандорину, а Алину пригласил на танец Пашенька Сирентьев.—?Я не танцую сегодня, простите,?— извинилась она перед старым знакомым, вполуха услышав, как девица Юсупова спрашивает Эраста Петровича, правда ли, что его в Россию попросил вернуться сам император.—?Я не рассказываю служебные тайны, сударыня,?— десяток заинтересовавшихся зевак, потянувшихся было в его сторону, разочаровано отвернулись.—?Вы нездорово выглядите, Алина,?— вполголоса сказал Паша. —?Мне позвать вашу карету?—?Нет-нет, благодарю. Все хорошо.—?Говорят, вы вчера получили чин действительного статского советника, Эраст Петрович. Это не служебная тайна?—?Вы уверены, что не хотите вернуться домой?—?Нет, это не служебная, сударыня, раз вы о ней знаете.—?Мне ничего не нужно, благодарю.В комнату сквозь открытые двери бальной залы, гремя по полу и от него же отскакивая, ворвались звуки полонеза. Алина, оглянувшись, поняла, что из всех они четверо не услышали веселого приглашения к танцам?— ах, нет, слышали, ведь Пашенька пригласил её… Странная легкость мыслей, словно после бессонной ночи, озарила её, и она, больше не оглядываясь на Эраста Петровича, последовала за Пашей и всеми в хрусталем и позолотой украшенную залу.Небольшие, узкие зеркала по обеим стенам бальной залы?— очевидная и не нуждавшаяся во внимании пародия?— оживляли выставку полонеза. Алина, не желая быть увлечённой в этот парад, ушла вглубь, где снова стайками собирались неприглашенные и не желавшие быть приглашёнными.Среди них сегодня блистали двое: генерал Щербаков, хозяин вечера, с сединой в бороде на память о русско-турецкой, и Фандорин. Первый?— потому что говорил про грядущую коронацию. Второй?— потому что о коронации не обмолвился и словом. Лидочка Птицына сказала по секрету, что сей ажиотаж вокруг статского советника был вызван его внезапным возвращением в Москву и быстрым повышением?— приехал-то Эраст Петрович на Родину неделю назад, а уже вчера получил действительного…—?Говорили, что ему пришлось покинуть Россию пять лет назад из-за какого-то громкого дела?— там, среди монарших громкого, разумеется. Да ещё он генерал-губернатору не понравился?— слишком самостоятельный для чиновника.Сегодня все говорили о нем. И о коронации, но к ней непременно примешивали Фандорина.Паша, примкнувший к разговору из-за Алины, но не удержавшийся в искусстве светских бесед, соскользнул в танцы, быстро найдя очаровательную партнёршу. Алина улыбнулась: переупрямила.—?Как давно вы разорвали п-помолвку с Сирентьевым?Это Эраст Петрович воспользовался передышкой в полонезе беседующих, переходящих от группы к группе, и застал врасплох. Алине пришлось ответить рассеянной невежливостью:—?Вы знаете, сами же подслушали.Обмен двумя репликами?— словно па в танце, и она лишь успела заметить беззвучное ?как?, замершее на его губах, и новые лица заслонили его беседой о коронации. Опять одно и то же.Алина знала, что такое естественное лавирование однажды столкнёт её с Эрастом Петровичем, когда волей невидимой или появляющейся властительницы Клото в лице Елены Константиновны, они окажутся в одном кружке. Так и вышло: лица сменились в калейдоскопе преломленного хрустальными люстрами света, и перед Алиной выросли: генерал Щербаков с женою, статский советник, Лидочка Птицына, фрейлина Юсупова, какой-то камергер и Пашенька, взявший от мазурки передышку. Последний показался ей плодом закружившегося воображения, так неподходяще красневший здоровым румянцем среди ледяных отражений.Говорили, как ни странно, о браке. Кто-то выразил восхищение четой Щербаковых и их крепкими отношениями, и внезапно разговор уплыл от чествования хозяев к качествам супругов в браке, добродетелях и условиях счастья.—?Я считаю, что первая добродетель каждого, вступающего в брак,?— это готовность отринуть ненужное, но привычное,?— говорила Елена Константиновна. Алине все это напоминало романы Толстого, какое-то пугающе странное сочетание семейной мудрости из ?Карениной? и Анны Шерер из ?Войны и мира?.—?А вы что думаете, Эраст Петрович? —?спросила Виктория Юсупова.—?К сожалению, я вряд ли смогу что-то возразить, но и согласиться с чем-то не смогу.—?Почему?—?Все семьи счастливы по-своему.—?Интересная трактовка Толстого,?— хмыкнул Пашенька.Алина в порыве сиюминутной раздражённой злости спросила его:—?А вы не согласны? —?прекрасно помня, что он обожает Толстого, и что все его романы для Паши?— все равно что Библия для монаха. Зачем, зачем он вернулся? Зачем он вообще возвращался, не только сегодня, но всегда, словно это было его высшим предназначением?— постоянно быть с нею, оказываясь каждый раз отвергнутым? Два маковых пятна на его щеках?— стрела вопроса задела за живое?— потушили внезапный порыв Алины.—?Я думаю,?— отвечал он, вплетая в тон голоса красноречивое понукание,?— что счастье всегда похоже.—?А горе, стало быть, у каждого своё? —?закончил за него генерал Щербаков.—?Именно,?— и, раззадоренный молчанием остальных, с юной горячностью добавил:?— Разве можно считать различным семейное счастье, ежели оно строится у всех на одном и том же?—?На чем, по-вашему?Паша замялся.—?Любовь, уважение, благочестие… В то время как нельзя сравнивать горе?— у каждого оно своё.Генерал пожевал губами, и тогда Эраст Петрович сказал:—?Я знаю, к сожалению, много крепких, даже счастливых б-браков, в которых супруги не любят друг друга?— в таком соотношении любовь становится приятным дополнением, чудом, если угодно.—?Из присутствующих сегодня,?— добавил Щербаков,?— четверо били турков, из них двое?— ваши покорные слуги (жест в сторону Фандорина и свою). Если судьба однажды забросит вас на войну, мой мальчик, вы поймёте, что разницы в чужом и своём горе нет никакой.Замолчали. Лидочка, желая восстановить прежнюю непринужденность, сказала:—?И всё же, как прекрасна любовь в браке!—?А вы, Эраст Петрович, женились бы только по любви? —?спросила княжна Юсупова. Алина закусила усмешку: такое мученическое выражение появилось на лице статского советника.—?Я предпочёл бы не жениться вообще.На этой ноте Елена Константиновна взяла вожжи в свои руки:—?Ах, милые дамы! Вы же ещё не танцевали?— я не отпущу вас из своего дома, не потанцевавши! Сейчас найду вам кавалеров…—?Нет,?— сказала было Алина в спину Щербаковой, но спина её не услышала.—?Разрешите п-пригласить вас,?— тут же предложил Эраст Петрович, чуть приблизившись к ней. —?Иначе вам найдут кавалера, а меня заставят танцевать с княжной.Алина согласилась. Небольшой оркестр заиграл вальс, эхом институтских занятий с французом-учителем отгремели первые ноты. И его грассирующее ?Un, deux, trois, mademoiselle, tête un peu à droite, dos droit!? [?Раз, два, три, мадмуазели, голову немного вправо, спину ровно!?] так живо отозвалось в ней, что она на мгновение потерялась в оборотах зала вокруг оси, калейдоскопе из люстр и света, ряби платьев в уголках глаз и прозрачно-голубом взгляде. Но именно этот взгляд вытянул её в реальность из снегов памяти.—?Поздравляю вас с новым чином,?— сказала Алина, чтобы не сорваться в молчание посреди грома музыки.—?Благодарю. Давно в Москве?—?Я приехала вместе с Марией Фёдоровной.На этом слова иссякли, истощился запас вежливостей, припасенный на день очередной случайной встречи. И тогда Эраст Петрович сказал:—?Вот видите, сударыня,?— короткой, неуверенной в своей уместности улыбкой растянув губы,?— мы танцуем вальс. Как я обещал.Она изумлённо раскрыла глаза, спросила дрогнувшим голосом:—?Вы помните?Он кивнул, уже без улыбки, даже мрачно, весомо, словно обещание:—?Я помню все.—?Я тоже,?— мягко ответила Алина, и выражение лица её стало тоскливо-мечтательным, взгляд посветлел, устремлённый в какую-то ей одной известную точку. —?Тот странный май, будто сон. И вас… Я ведь тогда почти в вас влюбилась.Слова дались легко, бесчувственным уже признанием, засохшим, забытым в вазе на столе покинутого московского дома?— она нашла такую ветку акации, сухую и увядшую, неделю назад, в своей комнате, в пыльных сугробах белой ткани, которой накрыли мебель.—?Почти?—?Слишком больно было, чтобы влюбиться наверняка.И снова взглянув в его глаза, она прочитала в них понимание. Да, он действительно все помнил.