Глава Вступительная. "Надежда на радость немного меньше, чем сбывшееся удовольствие" (1/1)

Следующее утро выдалось менее спокойным и гармоничным обычного. Вчерашнее опоздание сыграло самую подлую роль во всём вчерашнем дне. Господин Эркерт, а именно так звали моего атамана, по моему возвращению представлял собой ликующий образ. Попробуйте уловить суть несправедливости: первое опоздание за полтора месяца (хотя я вполне могу и ошибиться: время для меня идёт своим беспорядочным и петляющим путём, то растягивая дни в недели, когда понимаешь, что события утра кажутся чем-то далёким, будто это было дня три назад, то пролетая призраком, подло уносящим самые светлые события с собой в мир грёз), и то я пришёл на каких-то восемь минут позже, и такой просчёт был вычтен из прибавки, именно той, благодаря которой я мог себе позволить жалкий лишний штрудель. Не обошлось также без декларирования Устава.***Давешнюю партию книг нужно было переписать, пересчитать, рассортировать. Нечто новое нужно было отобрать из Вавилонского столпотворения с целью (умоляю, нисколько не принижайте её значения!) выставления на всеобщее обозрение. Также нужно писать уведомление для высокопоставленных постоянных (насколько это возможно) клиентов с прилагающимся (также рукописным) каталогом новинок. Сейчас же – четырнадцать двадцать пять часов по Гринвичу, почти время обеда – я несу эти самые уведомления курьеру. Состояние моё, крайне раздражённое слепящим и по-летнему палящим солнцем, заставляло абсолютно всех проходящих людей посмотреть на меня с неизвестными мне, но наверняка нелестными мыслями. Хотя так резко я реагировал на окружающее, на солнце и на людей именно из-за предшествовавших событий, просто был слишком горд тогда, чтобы признаться себе. Весь день я проводил в проклятой спешке. В курьерской конторе меня сильно задержали. Все сорок с лишним минут я думал, как бы вновь не опоздать после обеда. И, освободившись, я уже бежал, не замечая ни солнца, ни лиц. Никогда в жизни так быстро не бегал, а если и бегал, то благополучно забыл с течением спокойных лет. В этот раз капризная Фортуна мне улыбнулась, вызвав скрытое недовольство в глазах господина Эркерта. И я не мог не улыбнуться, самодовольно, гордо, торжественно, как улыбается победитель.Вечером я спокойно возвращался домой. День выдался поистине сумасшедшим. Как только солнце скрылось за стенами трёхэтажных городских домов, люди стали замечать скромный магазин книг. Чтобы удовлетворить всех покупателей, нужно было обладать многолетней сноровкой и недюжинной скоростью, которых в моём распоряжении, само собой, не оказалось. Сейчас, пока я брожу по остывшему городу, я и не хочу вспоминать давление толпы, рождённой с целью первенства в приобретении свежей книги, ещё пахнущей живым деревом. До своей пустующей квартиры я выбрал самый длинный путь. Душа так и требовала лишнего часа спокойной прогулки. Но очень скоро, как мне показалось, я сворачивал, чтобы подняться вверх по улице к покалеченной временем двери, за которой серая лестница и моя квартира наравне с другими. Навстречу мне шёл человек. Рассмотреть его не позволяли темнота и близорукость. Однако он сам меня прекрасно видел, ведь я стоял напротив него, освещённый жёлтым светом фонаря. - Добрый вечер, - учтиво произнёс голос, в котором я с нескрываемой радостью узнал своего давешнего знакомого. – Вы зачем меня обманули, сказав, что вас будет легко найти?- Добрый вечер, профессор. Вам лучше было в магазин наведаться. Заодно выбрали бы себе книгу – у нас привоз.- Знаю-знаю. Я там как раз был. А вот вас не было. Попросил передать привет.Я лишь усмехнулся, ведь господину Эркерту свойственно забывать такие мелочные просьбы. А вот случайно или умышленно – другой вопрос. Я пригласил господина Пуцини в гости, но заранее предупредил, что обстановка моей квартиры бедновата, так что он может быть готовым к, мягко говоря, поражающим фактам моей жизни. - О, нет-нет. Завтра день тяжёлый, так что уже поздно per una visita*для визитов*. Однако зайти к вам я всё равно вынужден. Пойдёмте, а пока я вам расскажу, esattamente*собственно*, о цели поисков вас.Как оказалось, профессор Пуцини, побывав на ужине у семьи своего ученика, был наслышан об одной проблеме. Библиотека в поместье стала быстро разрастаться. И нужен человек, который будет следить за состоянием книг. Вот профессор и хочет предложить это место мне. Радость от предстоящих изменений в моей жизни заполнила душу, теплея словно воск свечи. Я был безмерно благодарен. Благодарен Пуцини за предоставленный билет в жизнь. Благодарен судьбе за то, что свела нас снова вместе. - Я надеюсь, у вас найдутся ручка и бумага. Мы уже стояли перед зелёной дверью моей квартиры, и, открыв её, я спешно пригласил своего учителя пройти внутрь. Надобность в гостеприимстве была отвергнута моим гостем. А вот ручка и бумага нашлись, и нашлись быстро – мне не свойственно прятать подальше и поглубже вещи, которые могут понадобиться неожиданно. Тогда-то профессор приступил к претворению своего плана в жизнь. Пока Пуцини что-то писал, я всё-таки решил предложить ему чашку кофе, но он учтиво отказался и тут же оторвался от своего дела и заявил:- Раз у вас нет своего имени, я позволю вам использовать моё. Вот, это lettera di raccomandazione*рекомендательное письмо*. В самое ближнее время отправляйтесь в поместье – тут адрес. Успеть для вас главное. А теперь arrivederci. Пожелаю вам удачи.Я также простился с профессором Пуцини, провожая его искренними благодарностями. Он горячо пожал мою руку и сказал, как был рад помочь. Прощание с итальянцем, особенно таким ярким, как Вито Пуцини, проходит, как невероятно длинная церемония, что не может не поражать. И когда же дверь закрылась второй раз за сегодняшний вечер, я только заметил свой ужин на столе у камина. Это добродушная хозяйка, с которой мы душа в душу, оставила его там, впрочем, как и всегда. Но, воодушевлённый произошедшим, я совершенно не хотел есть, поэтому сразу кинулся к бумаге с заветным итальянским именем. Но как только я увидел, кому именно предназначалось это письмо, от неожиданности я бессильно упал в кресло. До этого члены семьи некого ученика мне представлялись, несмотря на все захваливания и рекомендации господина Пуцини, чересчур неприспособленными и, если хотите, чванливыми. В общем, классические аристократы, которых любят описывать именно в такой форме. Но имя на письме если не отменяло возможность того, что это люди именно такого разряда, то хотя бы не связывалось в моём понимании с подобным образом. Теперь я представлял, хоть и с трудом, каких размеров будет библиотека в этой семье и вполне понял их порыв найти человека, который будет блюсти порядок. Я решил завтра же с утра наведаться в поместье, наплевав на всё, даже на Устав. Но, к сожалению или к радости, я вспомнил, что у меня завтра выходной.***Когда я прибыл по адресу, первое, что меня встретило, были циннии. Жёлтые, красные, смешанные, они были похожи на диковинных птиц, свернувшихся в комочки на зелёных стеблях. Рядом с ними я начал чувствовать атмосферу, которую тогда не смог понять. Меня переполняли смущающие чувства, от которых хотелось развернуться и спешно покинуть место, как будто ты увидел не циннии, а некую тайну, которую не стоило подсматривать. Но я успешно поборол наваждение. Для меня цель прибытия была самой важной за всю жизнь. Для достижения этой цели был вовлечён мой добрый знакомый, что пожертвовал мне имя, выгравированное на бумаге. И упускать такой шанс я не могу себе позволить.Мне сказали, что хозяева уехали полчаса назад и вернутся только к полудню. Оставалось меньше двух часов, и мне было позволено обождать их в саду. Вглубь я не стал уходить, оставаясь подле тех самых цинний. Я всё пытался понять их тайну. ***Хозяйка приняла меня радушно. Узнав, с чем я пожаловал, она мягко объяснила, что требуется им человек соответствующий. Я тут же протянул ей рекомендательное письмо, от которого лицо её просветлело, и герцогиня сказала, что библиотекарь, за которого поручился профессор Вито Пуцини, будет прекрасной кандидатурой, и этому одобрению я польстился, хотя и засомневался в истине, таящейся в нём. После мы с госпожой побеседовали, и это общение оставило очень приятный осадок. Герцогиня была женщиной проницательной и безмерно тёплой. В ней совершенно не было лукавства или чопорности. Для женщины богатой она была необыкновенно простой. Даже внешний вид её был без излишнего лоска: строгое летнее платье нежного голубого оттенка, простая аккуратная причёска и светлое лицо. Но я всё ещё ощущал себя неуместно, оттого и неуверенно. Вероятно, приметив это, хозяйка предложила приступить к работе после выходных, давая мне время, чтобы привыкнуть к новому положению. Что, кстати говоря, мне отчасти удалось, также я тепло простился с моим любимым атаманом.Вот тут-то и начинается основная история, когда я, представленный герцогиней своему мужу и сыну, заступаю на должность хранителя книг поместья. Количество книг, безмерное, невиданное, поражало меня, заставляло желать всё перечитать. Осматривая корешки, написанные на самых разных языках и на самые разные темы, я наткнулся на соседство. Сосед мой сидел в кресле, и фигура его была абсолютно затенённой, лишь ноги и руки были доступны моему зрению. В руках у него была книга, страницу которой он так и не перевернул. Но я явно понимал, что сосед перечитывает вновь и вновь две страницы, хотя и не мог увидеть этого. Зрелище это меня заворожило, и я находился глубоко в своих мыслях, когда, сам того не замечая, рассматривал фигуру в кресле дольше, чем позволяли приличия. - Я боюсь, как бы вы меня взглядом не сожгли. Если вы хотите что-то сказать – говорите.Внезапно раздавшаяся в тихой библиотеке реплика подействовала отрезвляюще: я очнулся от размышлений, слегка смущённый ситуацией. Я судорожно пытался придумать ответ, наиболее подходящий ситуации. Хотелось было уйти с извинениями, но меня жутко заинтересовал человек, сидящий напротив окна, открывая мне лишь половину себя. Нет, не лицо его меня тогда волновало, ведь ко мне вернулось то самое чувство, что испытал я, глядя на разноцветные циннии. Я мог ощутить близость тайны, которую пытались мне поведать цветы, встречавшие визитёров поместья.- Что это за книга? - Эта? – спросил мой собеседник и показал обложку, которую я не смог рассмотреть, как бы близоруко ни щурился. Но книга абсолютно точно не была на иностранном языке.- Вы в неё так вчитываетесь. Это меня, признаться, восхитило. Вы пытаетесь что-то найти или понять?- А вы проницательны. И дерзки.Я опять смутился, но уже как неудачно приземлившийся на глазах у публики акробат. Или просто споткнувшийся прохожий. Пожалуй, второе сравнение подходит больше. Я уже подумывал удалиться, но собеседник продолжил:- Но это не столь важно, ведь ваша дерзость мне совершенно не оскорбительна. А потому я хотел бы с вами побеседовать. Мне кажется, я найду вас прекрасным собеседником.Мысленно я радовался. Я боялся, что Удача, жадничая, заберёт все шансы, и я не смогу утолить свой интерес. Признаться, интерес всегда был для меня силой движущей. И я даже рад этому факту: он в будущем не раз поможет. И сейчас, с трепетом готовясь к утолению моей жажды, я сел на стул, придвинув его поближе, чтобы и мне было удобно слушать, а моему соседу удобно рассказывать.- У этой книги своя история, и история довольно странная. Но сейчас для меня кроме этой истории не существует ничего. - Это ваша история?Он кивнул. Я бы и не заметил, наверное. Может даже, я сам это действие для себя придумал, может, мне оно померещилось. Но разве имеет это значение? - Расскажите, пожалуйста. Я чувствовал себя ребёнком перед сказочницей: подался вперёд, приготовился с жадностью слушать нечто длинное и интересное. Однако чувствовал я не предстоящую волшебную историю, где добро побеждает зло. Я чувствовал ту самую тайну, уже практически осязал, поэтому моё нетерпение лишь возрастало. А собеседник мой шумно усмехнулся.- Это будет самая нерадивая история на вашем опыте, где вместе намешано несочетаемое. Где детектив сосуществует вместе с драмой, в которую, несомненно, вторгается романтика. Думаю, это вам покажется глупым и недостойным потраченного времени, а его уйдёт много, уверяю вас.- Ведь это вам так кажется. Я же думаю, что такого ещё не встречал. И ради этого времени не жалко, как бы много его ни было потрачено. А потому молю вас рассказать. Герои этой истории совершенно точно будут необычными. - О да. Моя героиня несомненно вас заинтересует. Мой рассказчик резко прервался и замолчал. Казалось, задумался. Возможно, он не знал, с чего и как начать. А потому я решил спросить о том, что могло либо окончательно испортить моё мнение, либо заинтересовать меня ещё больше:- В этой истории для вас обоих было много помех?Я вновь ощутил усмешку на губах незримого лица. Хотя это была улыбка, мрачная, какая бывает у людей, которые с ностальгией окунаются в пучину минувших событий.- С самого начала нам никто не запрещал любить, не существовало преград, кроме нашей собственной глупости, родившейся на чувствах гордости и долга.Вот теперь мой интерес возрос неимоверно. Ведь я ещё такого не слышал, а потому не могу даже представить, предугадать сюжет. Мне не терпелось.- А как тогда всё началось?