8 (1/1)

Лидия ехала по городу на велосипеде, в её ушах шумел ветер, она всё не могла выбросить из головы разговор с сыном. Солнце светило слабо, хотя было ещё прохладно, день обещал быть теплым. Она съехала вниз по холму, через перекрестки, мимо мужчин и женщин, умытых, причесанных и готовых к новому дню. Волосы рассечены в проборе, шарфы туго натянуты под подбородком, защищая от порывов ветра, они идут и спешат, видят и не замечают, готовы и не очень к дневным делам. Или стоят в очереди, посматривают на часы, осторожно прислоняясь к стенам, покачиваясь на каблуках, всё ещё не оцарапанных и розовых. Глазами уткнулись в газеты, чтобы спрятаться от яркости дневного света, здесь, на этих тротуарах, в эту погоду, в этом городе.Сегодня утром она рассердилась на Чарли. Он десять минут пялился на свой завтрак, но так и не приступил к еде, и ее раздражала его мечтательность.—?Ешь, иначе ты…Она покачала головой и пошла за водой для чая, когда Чарли закончил фразу за ее спиной.—?Иначе я не вырасту таким высоким и сильным, как мой отец.Судя по тому, как он это сказал, она не была уверена, стоило ли ей это услышать. Она говорила ему эту фразу, когда он был ещё маленьким, и теперь, когда он вырос, она не придумала ничего нового. Но в тоне Чарли было что-то обидное, совсем не веселое и не шутливое, и Лидия не знала, что на это ответить. Поэтому она села пить чай и занялась чем-то другим.—?Чарли, ты не слишком ли много думаешь об этих пчелах?Это заставило Чарли оторваться от джема, который он намазывал на хлеб. Он уставился на нее, слегка приоткрыв рот, и Лидия поняла, что это плохой знак.—?Она тебе так сказала? Сказала?—?Нет, не сказала. Я с ней не разговаривала. Я её даже не видела. Но ты бываешь там почти каждую неделю,?— сказала Лидия и добавила, стараясь говорить непринужденно:?— я теперь почти не вижу тебя по выходным.—?Она сказала, что я могу приходить после школы. Если хочу.Он ждал её реакции, опустив глаза в тарелку до тех пор, пока она не кивнула, потом начал есть хлеб с джемом, откусывая большие куски и быстро их глотая.—?Может быть, мне лучше подхватить какую-нибудь болезнь,?— сказала Лидия, улыбаясь и наблюдая за ним,?— чтобы, по крайней мере, я могла её увидеть. И поблагодарить ее за беспокойство.—?Я её не беспокою,?— сказал Чарли. —?Ей нравится, что я там. А мне нравятся пчелы. Я ей помогаю. —?и он отодвинул стул, чтобы встать из-за стола.И по привычке любого родителя, которому надо что-то сказать напоследок перед уходом детей, Лидия сказала, когда он выходил из кухни:—?Умойся перед уходом. И не забудь про деньги на ужин.Потом, катаясь на велосипеде, она прослезилась, когда ранний утренний ветер подул ей в лицо. Слезы скользили по ее скулам. В ее сумке был термос с чаем, чистый передник и квадратная чистая книга. Она вытащила бы её в обед, если бы улучила момент, и окунулась бы в строки, как в ручей, позволила бы словам унести ее куда-то еще, куда угодно.—?Откуда только у тебя эта привычка? —?однажды спросила ее подруга Дот, как будто читать?— все равно что в носу ковырять.—?Мой дядя читал мне.Она опустила взгляд на свои туфли, вспомнив что-то, но не желая, чтобы дот расспрашивала её об этом.Они сидели бок о бок в конце овощной грядки, прислонившись к сараю. Она обычно закладывала одну руку за спину и цеплялась за щепки большим пальцем, нажимая так, что чувствовала нервные окончания под кожей, а другой рукой переворачивала страницы, когда дядя кивал. Она вспомнила, как ей нравилось думать, что никто не видит их, спрятанных за листьями ревеня и маленьким чертополохом.—?Значит, у тебя эта привычка от него.—?Да, наверное.—?А что насчет его собственных детей?—?Он так и не женился. Даже не помню никаких его подружек. А потом он погиб на войне. Корабль взорвали.—?Похоже, ты его очень любила.—?Он читал мне ?Шерлока Холмса?. —?Лидия рассмеялась. —?И пугал меня до смерти.Дот закатила глаза, как будто она что-то понимала о Шерлоке Холмсе, хотя Лидия знала, что Дот никогда в жизни не прочитала и книгу.—?Он обещал жениться на мне, когда я вырасту. К тому времени, как его убили, я уже достаточно повзрослела и понимала, что выйти за своего дядю невозможно, но все же… —?Лидия пожала плечами.Она замолчала, и Дот понимающе кивнула, но не насчет чтения, а, наверное, насчет остального.Когда удавалось, Лидия приезжала на работу пораньше. Тогда она могла найти хорошее место для велосипеда и в конце дня уехать быстрее назад, к своему мальчику, яростно крутя педали.Она была почти у дверей фабрики, когда раздался пятиминутный гудок. Его было слышно на другом конце города, и Чарли пользовался им, чтобы уйти в школу. Она представила себе, как он схватил сумку и пальто, засунул руки в рукава и зашагал по улице с опущенными наполовину носками и с перекошенным воротником.Доктор тревожила Лидию. Она была неместная. Она жила по-другому. Она говорила по-другому, и это имело значение. Лидии стало интересно, о чем они говорят, ее сын и эта женщина. Стало интересно, что она подумает о том, что его мать работает на фабрике, а эта женщина… она ведь врач. Стало интересно, зачем доктору нужен Чарли?Женщины вокруг нее сплетничали и курили. Кто-то напевал ?Тайную любовь?, пока не прозвенел гудок, и конвейер не начал свое бесконечное путешествие.Все утро Лидия думала об одном. Ее голова была наклонена вниз, а руки двигались, не задумываясь, танцуя с кабелем, зажимом и отверткой. Когда она только начала работать в этом помещении, то подумала, как красиво выглядят доски с узорами из цветной проволоки. Сейчас она этого не замечала. Только изредка она шутила, что не было ни одной вещи, которую она здесь видела, без проволоки.Тележку с чаем подкатили, Лидия взяла чай, и разносчица чая пошла дальше.Во время ланча она быстро поела в потоке сплетен и шума, голоса постоянно перебивались. Дешевые чулки можно купить в магазине за вокзалом. Одна девушка сбежала из семьи. Последнюю тему обсуждали до тех пор, пока сказать было нечего.—?Ей должно быть стыдно, она ведь мать. Женщины такое обычно не переживают.—?По крайней мере, она может найти себе мужа.—?Хотя для её ребенка это слишком. Она не будет рассказывать своим хахалям об этом, да?Затем они говорили о парочке, которую застукали в проволочном отсеке.—?Трудно сказать, чем они там занимались, когда вошёл контролёр. Невезуха. Контролёр всего лишь потерял часы и вернулся, чтобы их найти, а увидел такое.—?Я слышала, они делали что-то с проволокой.—?Да уже, ей точно понадобится кое-что кроме новых чулок,?— сказала Дот, и Лидия рассмеялась.Все договаривались о встречи на танцах. Дот толкнула её локтем.—?Ты идешь?—?Я так не думаю. —?Лидия посмотрела на свои туфли.—?Да ладно тебе. Чарли уже достаточно взрослый. И всегда есть тётя.Лидия проследила за взглядом Дот. Пэм, сестра Роберта, сидела с группой женщин постарше. Почувствовав на себе их взгляды, она посмотрела на них.—?Или Энни? Она могла бы прийти и посидеть с Чарли. Они ведь ладят, не так ли?—?У нее итак мало свободного времени из-за её матери. Я не хочу просить её. Кроме того, я думаю, что её молодой человек куда-то пропал.—?Держится на расстоянии от Пэм, если у него все в порядке с головой. —?Дот снова толкнула ее локтем. —?Смотри, она тебе улыбнется. —?Она помахала рукой и улыбнулась Пэм.—?Перестань,?— сказала Лидия. —?В любом случае, я не хочу, чтобы Чарли был там, если может остаться со мной.Должно быть, Пэм что-то сказала сидящим рядом с ней женщинам, потому что Лидия увидела, как несколько любопытных голов повернулись в ее сторону, а посередине была Пэм, лицо которой окаменело в гримасе отвращения.—?Она действительно точит на тебя зуб. Ты ведь украла её мальчика,?— саркастически заметила Дот.—?Давай поговорим о чем-нибудь другом.—?Сколько уже лет прошло с тех пор, как ты переехала сюда?—?А Пэм всё никак не может успокоиться,?— сказала Лидия.—?Да, и все мы это знаем. Мы все знаем, как умерли ее мама и папа, и как она содержала младшего брата подальше от парк-Хилла в одиночку, и только крысы были их компанией. —?В голосе Дот звучало презрение. —?Она почти до смерти работала, чтобы его вырастить.—?Но это правда,?— сказала Лидия. —?Роберт рассказал мне еще до того, как познакомить меня с Пэм. Рассказал и о том, как ее муж умер в первый год войны, а Энни даже с пеленок еще не выросла.—?Конечно, это правда,?— сказала Дот. —?Конечно, черт возьми. Мы все слышали о ее святом Деннисе. Но дело даже не в этом.—?Плохо так говорить о мертвых,?— сказала Лидия, но на ее губах появилась полуулыбка. —?Просто будет лучше, если я буду держаться от неё как можно дальше,?— сказала она, держа пальца на подносе, уже готовая уйти.—?Я имею в виду, что все это не имеет к тебе никакого отношения. Ты тогда даже не жила здесь. Ты ведь даже не из этого города…—?И это еще одна причина меня ненавидеть,?— сказала Лидия. —?Она считает, что Роберту следовало жениться на местной.—?Когда ее Деннис, счастливый, уехал себе на стрельбище, она сама вышла бы замуж за Роберта, если бы могла,?— сказал Дот.—?Дот! —?Восклицание Лидии вызвало взгляды за другими столами, и она зажала рот рукой. —?Нельзя так говорить,?— сказала она сквозь пальцы.—?Вот почему она тебя ненавидит,?— медленно произнесла дот. —?Она ревнует. Она сделала всю тяжелую работу, воспитала его, а потом, когда она потеряла мужа, ты ворвалась в их жизнь и украла её Роберта.—?И родила ему сына,?— добавила Лидия. —?Она ненавидит Чарли почти так же, как меня.—?Тогда пошли,?— сказала дот. —?Ты ничего не можешь изменить. Забудь свои печали хотя бы на пару часов.—?Для этого у меня есть книга.—?А раньше ты мне это постоянно предлагала. Помнишь? Лидия-Ну-Еще-Минуточку. Помнишь, как они тебя так называли? Мы приходили к четырем часам в пятницу или даже во вторник, и ты предлагала пойти потанцевать, или устроить пикник, или у тебя появлялась какая-нибудь безумная мысль, всё из-за полнолуния, и мы уходили, и мы развлекались, и мы смеялись.Лидия улыбнулась.—?Приходи сегодня на танцы. Тебе это только на пользу. Кроме того, такому танцору, как ты, может и повезет. В пятницу вечером там бывают красавцы.—?Я замужем. И у меня сын.—?Я просто пошутила,?— сказала Дот. —?Про Роберта и всё такое. Тебе нужно позаботиться о себе.—?И Чарли.—?Если ты не заботишься о себе, то не сможешь позаботиться о Чарли.Лидия встала.—?Мне нужно немного времени,?— сказала она, беря книгу, и Дот похлопала ее по руке в знак понимания, хотя Лидия не знала, было ли это понимание по поводу танцев или по поводу ее желания почитать книгу в обеденный перерыв.Когда Лидия вернулась с работы, Роберт был уже дома. На столе стояли его ботинки, потускневшие от свежей полировки. Она услышала его голос за кухней. Он был в ванной, напевая мелодию из далекого прошлого.?Будто это было в прошлой жизни?,?— подумала она, и улыбка при воспоминании сменилась печалью.Пока она готовилась к ужину, занятая сковородками и продуктами, тарелка и чашка Чарли в раковине напомнили ей, что сегодня он опаздывает из-за пчел, и она на минуту отвлеклась от своих мыслей.Странно, что Роберт вернулся так рано. Она задумалась. Настроение у него было приподнятое. Она начала стирать, снимать одежду с сушилки, складывать и разглаживать.?Она наблюдает, тоскует и ждет.Там, где лежит длинная белая дорога?.У него был чудесный голос. Он много пел. Это была песня, которую он пел ей в тот день, когда его отпуск закончился и они стояли на платформе в толпе людей в униформе.?И в тишине звучит песня,Как ветер в листьях над головой…?Они стояли близко друг к другу, как и все другие влюбленные, и он положил руку ей на живот, в котором плавала крошечная жизнь, и запел ей на ухо.?Но есть одна роза, которая не умирает в Пикардии!Это роза, которую я храню в своем сердце!?Смех, застрявший в горле, застал ее врасплох, когда она вспомнила, как щекотал его голос. Боже, у него такой красивый голос. Она дразнила его, что он может заменить Веру Линн в любой день, и он пел ей ?Розы Пикардии? там, на платформе, и она любила его.Лидия поставила чайник, и в груди у нее защемило от нежности. Это был тот самый мужчина, в которого она влюбилась десять лет назад. Тот самый мужчина, чей голос, произносивший ее имя, заставлял ее желудок перевернуться от желания. Неужели нет никакого выхода из их беды? Она тихонько постучала в дверь ванной.—?Робби?Пение резко оборвалось на середине строки.—?Я поставила чайник. Хочешь чашечку?Он ответил ?Да?, но даже через дверь она увидела, что он удивился.Когда он вышел, она сказала, что слышала, как он поет.—?Это напоминает мне о твоем возвращении на корабль. Тогда ты пел эту песню. Ты помнишь?Он слегка кивнул, его волосы были взъерошены, кожа теплая и свежая, запах его одеколона между ними был сладок, и она мельком увидела в этом жесте, в том, как он опустил голову, закрыв глаза, мужчину, в которого она влюбилась.—?Я уже была беременна,?— сказала она, улыбаясь, все еще погруженная в воспоминания. Что-то было у нее во рту, что-то гладкое, соленое и твердое. Что-то, что могло быть желанием, или обещанием, или и тем и другим сразу.Она наблюдала за его пристальным взглядом.—?Робби,?— сказала она.Он нахмурился.—?Почему ты зовешь меня Робби? —?сказал он.—?Я всегда так делала. —?Она чувствовала форму слов за губами, собранных в пространстве над языком. Она чувствовала их вкус. —?Помнишь? —?сказала она, но себе.Сейчас они могли бы заняться любовью. Она бы прикоснулась к его теплой, сладкой коже; может быть, к его затылку, ему всегда это нравилось. Или положила бы руки ему на плечи, приглашая его обнять ее за талию, и они бы потанцевали там, в полумраке, пока его руки не скользнули к ее бедрам, и он бы притянул ее ближе, и она бы почувствовала, как растет его желание. Сейчас они могли бы заняться любовью.Повзрослев, Лидия не знала, как выглядит тело мужчины. Дважды, а может, и трижды она мельком видела отца полуодетым в его приподнятом шерстяном нижнем белье, и это зрелище озадачило ее. Совсем не то, что она слышала в школе. В какое-то время во время войны появился американец с мягкой улыбкой. Он очаровал ее, флиртовал с ней, а потом лишил девственности. Она отдалась достаточно охотно, он ей нравился, хотя это было не больше, чем симпатия. Но она никогда не видела его голым. Он осторожно снимал с нее одежду, складывал ее на стуле, гладил ее руку, плечо, грудь, пока она не оставалась полностью обнаженной, пока не дрожала. Но тогда он был бы таким застенчивым, раздевался к ней спиной, заставлял ее отвернуться, прежде чем скользнуть под одеяло, чтобы присоединиться к ней, и все, что она знала о нем, было то, что она чувствовала, и хотя он лежал рядом с ней, почему-то он не казался ей тем самым.Потом был Роберт. Он не был похож на американца, не был таким обаятельным. Он не относился к ней как к королевской особе и даже не придерживал для нее дверь. Но когда она увидела его в первый раз, что-то овладело ею изнутри. Она стояла перед пабом, топая ногами, чтобы согреться, и ждала подругу, погрузившись в свои мысли, когда раздался голос:—?Хочешь выпить?Она обернулась и увидела там матроса с лихо повязанным шейным платком, смуглым лицом наверху и белой шеей внизу. Он выглядел голодным, тонким, как проволока, с взглядом, который скользил по ее плечу и спине.—?Я кое-кого жду,?— сказала она, пожав плечами, но он, казалось, не возражал, прислонился к стене рядом с ней и сказал что-то о том, что это сэкономит ему цену на выпивку.Она не могла определить его акцент, но он был не из тех мест, которые она знала. Она бы предположила, что он откуда-то из центра, то есть повыше Лондона и пониже Йоркшира. Он не был кем-то особенным, но ее сердце подпрыгивало в груди, и она чувствовала, что краснеет. Она удивленно поднесла руку к лицу. Такого с ней никогда раньше не случалось, и она была рада, что сумрак скрывает её лицо.—?А как насчет завтра? —?сказал он, но так бесцеремонно, так ни на кого не похоже, что она не могла понять, серьезно он говорит или нет, и действительно ли хочет.—?Может быть,?— ответила она, стараясь подражать его тону.—?У меня недельный отпуск.—?Завтра я задержусь допоздна. Начинаю в восемь. И днем занята.На следующий вечер они встретились на час, и он рассказал ей о своем корабле и о конвоях, и о том, как скука и страх теснятся друг к другу, заставляя людей делать странные вещи, пока они ждут подлодки посреди моря. Она смотрела, как он говорит, и кивала в нужных местах, задавала правильные вопросы, но не могла перестать думать о другом, а именно о том, что она хотела его.Роберт оглядел ее с ног до головы, как будто не видел целую вечность, и она ждала, чашка с чаем тряслась в её руке, и он, наконец, покачал головой.—?Слишком поздно,?— сказал он.Она медленно поставила чашку с блюдцем на пол. Она не хотела, чтобы чай пролился. Она слышала его слова, но не понимала их.—?Почему? —?Это слово прозвучало со вздохом, и она поспешила заговорить более спокойным голосом. —?Поздно для чего?—?Я был так счастлив в тот день. Если бы я только знал,?— сказал он.—?Это было в тот день, когда я сказала тебе, что беременна,?— сказала она, и он кивнул.—?Ты собирался вернуться на корабль, но я была беременна,?— повторила она.Он не ответил, и Лидия прислонилась к стене. Она почувствовала, что дрожит.—?Это был хороший день. И песня. Помнишь? Каждый раз, когда я слышал её после этого, я думал о нас и о Чарли.Она остановилась и посмотрела на него. Что-то в его лице было незнакомым. Ей захотелось протянуть руку и дотронуться до него, коснуться пальцами его щеки. Она хотела пробудить что-то в себе и в нем. Ее руки казались бесполезными и неловкими. Роберт не двигался, не говорил. Они стояли в узком проходе между кухней и ванной, так близко, что почти касались друг друга, но не прикасались.Она затаила дыхание. Как в тот момент перед танцем. Когда все, что требовалось,?— это его палец на ее бедре или легкое движение плеча, и они уходили всё дальше, и ничего больше в мире не существовало, ничего, кроме их двоих, музыки и танца.Когда он наконец заговорил, Лидия увидела, как он произнес это слово, увидела его силуэт у него во рту прежде, чем услышала, и почувствовала, как вспотели ладони и похолодела голова.—?Нет,?— сказал он.Именно таким она представляла себе пулю. Слово, произнесенное так четко, словно в нём не было ничего, кроме звука, а затем оно взорвалось, неожиданно, выстреленное фигурой в тёмном углу, о существовании которой она подозревала лишь наполовину. Звук был приглушенным и плотным.—?Нет,?— повторил он.Затем он заговорил медленно, в гневе, голос его звучал так спокойно и тихо, как будто каждое слово было ему хорошо знакомо, будто, произнося эти слова, он просто выпускал их на волю.—?Для тебя все исчезло, когда появился Чарли. Я исчез. С тех пор это был только он. Ты всегда поднимала чертового ребенка, когда он плакал. Кормила его днём и ночью. Пела ему. Волновалась за него.Ей хотелось зажать уши руками. Хотела отгородиться от его слов.—?Он был моим ребенком,?— сказала она. —?Не моим мужем.—?Но после его рождения ты не хотела мужа.?Ты ревновал?,?— подумала она. —?Ты не мог вынести, что я так его любила?.Роберт скрестил руки на груди и принял более широкую позу, словно что-то хотел ей сказать.—?Моя сестра была права,?— сказал он.—?Он и твой сын тоже,?— сказала она. —?Ты любишь его.—?Пэм сказала это с самого начала. Что ты не будешь смотреть ни на кого другого, когда он появится.—?Она ненавидит, когда кто-то на кого-то смотрит. Она ненавидела, когда ты смотрел на меня, в те дни, когда ты это делал.Лидия посмотрела на кружок чая: спокойный и коричневый. Еще горячий. Она могла бы взять чашку с блюдцем. Она могла бы отдать его Роберту.—?Она всегда говорила, что это неестественно?— позволять ему захватывать твоё внимание.—?Ты говоришь так, будто он не наш сын, а какой-то незнакомец,?— сказала она.—?Он мог бы быть моим мальчиком, если бы ты отпустила его. Ты сделала его таким, какой он есть.Лидия покачала головой, прислонившись к стене. Слова Роберта оглушили ее. Как боксер, ожидающий, когда его противник снова встанет на ноги, он стоял и ждал.—?Почему ты не сказал этого раньше? —?сказала она наконец. —?Ты никогда этого не говорил.—?Какой в этом смысл? —?Он вздернул подбородок, его лицо все еще было напряжено.—?Но почему сейчас? —?сказала она.Он посмотрел на свои ноги, разгладил складку брюк.—?Тебе не следовало говорить мне о песне.—?Чарли стал старше. Теперь всё проще. Он больше не привязан так сильно ко мне. -Лидия не могла контролировать голос и в нем звучала мольба. —?Может быть?..Роберт провел руками по лицу и мокрым волосам. Он оглядел себя, свою свежую рубашку, новые брюки и покачал головой.—?Я ухожу,?— сказал он. —?Не жди меня, Лидия.Это был ещё час, прежде чем Чарли вернулся. Свет все еще горел, и Лидия слышала, как в переулке играют дети. Но она не могла справиться со своими страхами, и ее печаль упала в картофельную воду и на сосиски.Она закрыла глаза. Где-то играла мелодия, может, в граммофоне, а может, у нее в голове. Леность вечера, парочки так близко, что между ними не было света, покачивались, как водоросли, потерянные друг в друге. Она напевала ноты, чувствовала музыку на щеках, на бедрах. Что, если Дот сейчас здесь, на кухне, и пригласит ее, пригласит на танцы? Она бы согласилась. Пусть Энни присмотрит за Чарли, и она сможет уйти. Но что, если это Роберт спросит? Что, если она услышит, как он поворачивает ключ в замке входной двери, а потом он войдет в кухню, перешагнет через линолеум с широкой улыбкой на лице, возьмет ее за руку и скажет: ?Пойдем потанцуем? или что-нибудь в этом роде? Что-нибудь полегче.Она всегда так делала. Действовала по наитию. Только однажды, когда Чарли было не больше двух-трех лет, Роберт пришел после работы, и она так и не узнала, что было не так. Но он вошел с ветром за спиной. Она была липкой от кусочков яйца Чарли, липкой от усталости, и он вошел с таким волнением, что она, обеспокоенная, вскочила на ноги.—?Роберт?—?Заканчивай с кормежкой. Мы едем в Графтон.—?Зачем—?Я же сказал. Мы идем танцевать. Чарли останется у Пэм на ночь. Мы должны завезти его первым делом.—?У Пэм?И на этот раз они рассмеялись, оба, потому что это была забавная мысль?— Пэм, заботящаяся о Чарли. Пэм присматривающая за Чарли, пока они пошли танцевать. Лидия гадала, что это за сделка такая, но не долго. Ей было все равно в этот раз, потому что она никогда не мечтала о таком, и Чарли будет в порядке на одну ночь. Она не хотела думать о том, как Роберт сделал это и что он обещал Пэм. Она вытерла лицо сына и побежала наверх.В фойе было тесно, воздух был насыщен дымом и ароматом духов. Прошла целая жизнь с тех пор, как она была здесь в последний раз. Группы девушек расположились лагерем возле дам, роясь в сумочках в поисках приглашений, хихикая. Молодые люди расхаживали с важным видом, трогали узел галстука, проверяли ширинки, от них разило голландской храбростью. Вошли пары, сдержанные, скромные, отрывающиеся друг от друга только для того, чтобы проверить пальто и макияж.Лидия глубоко вздохнула. Она прислонилась спиной к мраморной колонне и прижала ладони к ее прохладной поверхности. Где-то позади нее Роберт стоял в очереди в гардеробную. Ее муж. Ее мужчина. Она оглядела себя. Платье сидело как перчатка. Еще туже, чем раньше, там, где Чарли оставил свой след. Но ей нравились ее бедра. Больше изгиба, меньше костей. Ей нравилось ее новое декольте.—?Хочешь выпить? —?голос Роберта мягко прозвучал у нее над ухом, и она взяла его за руку.Они сидели бок о бок на золоченых стульях под лампами, напоминавшими огромные свадебные торты, и наблюдали за суетой и танцами. Лидия потягивала джин с лимоном. Роберт снова наклонился к ней.—?Ты самая красивая девушка в этом месте,?— сказал он, и она почувствовала, как его рука скользнула по ее груди и легла на бедро. —?Я бы никогда не нашел похожую на тебя в этом городе.Дальше, за стойкой бара, ждала очередь возбужденных и взвинченных девчонок. Коровник. Роберт сказал, что так называют тех, что без сопровождения. Они казались такими молодыми.—?Знаешь кого-нибудь из них? —?сказал Роберт.Лидия кивнула. Двоих она узнала с фабрики. Одна работала в соседней с ней клапанной комнате. Теперь она снова посмотрела на него, возможно, ни одна из них не была моложе ее. Но у нее был муж и ребенок, и она чувствовала себя старой и застенчивой.Теперь музыканты закончили свое выступление, и на мгновение танцоры затихли. Затем саксофонист потянулся за своей пинтой, и танцоры, раскрасневшиеся, яркие и шумные, расступились и направились к бару.Когда саксофонист снова встал, Лидия взяла Роберта за руку, и они вышли на середину танцпола. Она стояла, выпрямив спину и высоко задрав голову.—?Ты готова? —?сказал Роберт, и не его слова заставили ее замолчать, а что-то внутри нее, до сих пор сдерживаемое. Волна тошноты быстро накрыла ее, как летний туман. Что, если она больше не сможет танцевать? Теперь, когда она мать? Не так, как она раньше это делала? Она крепко вцепилась в Роберта, нащупывая кости. Что, если она больше не сможет чувствовать его так, как раньше?—?Лидия? —?снова голос Роберта, ясный и твердый. Она подняла глаза и поймала его улыбку. В воздухе зазвучали первые ноты песни, словно саксофон жаловался, и этого было достаточно.В ту ночь она снова влюбилась в Роберта. Музыка наполняла воздух под огнями свадебного торта, и они танцевали, их тела были близко, кружились и парили, их любовь замерла в танце. Наконец оркестр замолчал, и юные мальчишки и шепчущиеся девчонки нашли свои пальто и отправились восвояси. Силы иссякли, а танец все еще продолжался в их телах, когда Лидия с Робертом рука об руку пошли домой.В доме было не тише, чем в любую другую ночь, но казалось ещё тише, потому что Чарли здесь не было. Пока Роберт стоял на ступеньках, чтобы выкурить последнюю сигарету, она поднялась по лестнице и остановилась у двери в комнату Чарли. Она посмотрела туда, где должно было лежать его тело, разгладила одеяло, развернулась и пошла ждать Роберта.Она раздела его, как в первый раз, когда они занимались любовью, опустилась на кровать и села перед ним, расстегивая его рубашку.—?Теперь ты знаешь меня,?— сказал он. —?И я ничем не смогу удивить.Но она успокоила его, приложив палец к его губам, и опустила руки на его бедра.Утром она поехала за Чарли. Лучше было поехать ей, чем Роберту, потому что ему первым делом нужно было ехать на работу. Кроме того, она была сыта тоской по своему мальчику. Так что, поехав к Пэм пораньше, она даже не умылась, и на ней осталось ещё много чего со вчерашнего вечера. Пэм злилась на нее или на ее ребенка.—?Спасибо, что взяла его на ночь,?— сказала Лидия на пороге.—?Моя никогда не будила меня по ночам,?— сказала Пэм. —?И Роберт тоже, когда был маленьким.—?Мы чудесно провели вечер,?— сказала Лидия, прижимая Чарли к себе. Он уткнулся носом в ее ключицу, и она почувствовала сладкий запах ребенка, все еще спящего.—?Роберт сказал мне, что это важно,?— сказала Пэм с негодованием. —?Он сказал, что это очень важно.—?Большой оркестр в ?Графтоне?. Это было чудесно. И для Роберта тоже.—?Ты ходила на танцы. Твой сын остался у меня, чтобы ты могла пойти потанцевать,?— в её голосе слышалось недоверие.—?Впервые с тех пор, как… —?начала Лидия.—?Ему никогда не нужно было никуда, пока он не встретил тебя. Он бы никогда не позволил мне присматривать за его ребенком ради одной из этих девушек.—?Я очень благодарна… —?начала Лидия, но Пэм оборвала ее.—?Мне нужно готовиться к работе,?— сказала Пэм. —?Скажи моему брату, что я увижусь с ним в воскресенье. И с тобой, как бы ужасно это не звучало.И она с силой захлопнула дверь.Когда Лидия услышала, как хлопнула входная дверь, у нее было всего мгновение, чтобы вытереть глаза и щёки, прежде чем Чарли увидел её.—?Привет, любовь моя,?— сказала она.—?У меня пересохло в горле,?— сказал он. —?Я бежал всю дорогу домой.Он запыхался, глаза его расширились от волнения. Она увидела грязь на его ладонях и бледные желтые полосы на руках. Его лицо было таким ярким и живым, что у нее защемило в груди, и она отвернулась и посмотрела через задний двор на ворота, мусорный бак и цветочные горшки старого дока и одуванчика.Она услышала, как он открыл шкаф, а потом оказался рядом с ней, и почувствовала его быстрые детские движения, как он открывает кран, как наполняет стакан водой, и ощутила запах сада и его молодого пота.Она повернулась и легонько поцеловала его в лоб, но ей хотелось прижать его к себе, крепко обнять, чтобы он никогда никуда больше не уходил.—?Чай почти готов? —?сказал он.—?Хорошо провел время с пчелами?—?Я буду ее ассистентом. Мне не стоит надевать шорты, когда мы снимаем верхнюю часть ульев, из-за укусов, но это нормально, если я просто понаблюдаю. Она сказала, что сможет достать мне костюм через некоторое время.—?Чай будет готов через десять минут. Иди умойся, Чарли.Пруд был тих, его поверхность потускнела от сумерек. За то время, что Лидия шла сюда, небо из бледно-голубого превратилось во что-то более глубокое, и она увидела первые звезды.Парк был почти пуст. Через полчаса они запрут ворота. Пруд был в ее распоряжении. Она наклонилась и окунула палец в воду. Утки плавали, словно маленькие точки в темноте, и лежали, как маленькие овальные камешки, на траве, головы спрятаны, хотя тут и там она видела блеск глаз.Интересно, захочет ли Чарли играть с лодкой в этом году? Он переменчив, иногда все еще ее маленький мальчик, а иногда уже нет.Лидия почувствовала страшную тяжесть на своих плечах, как будто ясное небо открыло путь для всего ее горя. Она плакала не только о своем замужестве, но и об отце, которого потеряла, и о покойной матери, и о голосе дяди, утонувшем в холодной Атлантике.Она неподвижно сидела на корточках у пруда, пока острая трава не заставила ее встать. Она не смогла бы сказать, что изменилось или почему. Возможно, это было не что иное, как воспоминание о дневном тепле на деревянной скамье, которое успокоило ее. Но, сидя там, она думала о том, что любила. Странные мысли о горшках во дворе для летних цветов, о новой книге; о том, как она смеялась до слез; о песчинке между пальцами ног на пляже; о вкусе жареного цыпленка. Больше всего она думала о Чарли.Над прудом пролетела птица. В вечернем свете это будто бы был чей-то дух, и это был дух, говоривший двумя голосами. Первый был грубый и настойчивый, он бросал резкое ?кью-кью-кью? над водой. Затем птица приземлилась на знак ?не грести? на дальней стороне пруда, и Лидия услышала второй голос. Это было тоскливое низкое совиное ?у-у-у?, от которого волосы на затылке встали дыбом.Они смотрели друг на друга, птица и женщина, пока в парке не прозвенел колокол, и дух птицы снова не поднялся на крыльях ночи и не исчез.Когда Лидия вошла, Чарли спал. Она сняла комикс с его груди и наклонилась, чтобы поцеловать его. Его волосы пахли деревьями. Когда она укрыла его одеялом, он открыл глаза.—?Мам,?— сказал он.Она приложила палец к губам.—?Спи крепко, любовь моя,?— сказала она.—?Забыл сказать раньше. Доктор Маркхэм спрашивает, придешь ли ты в субботу к ней на чай.Лидия улыбнулась ему.—?Это было бы чудесно, Чарли. Теперь спи.