Четыре (1/1)

Разбудил его странный шум.Алекс с трудом открыл глаза и увидел — Франк наносил тяжелым молотком удары по какой-то куче тряпья в центре комнаты. Присмотрелся, и понял, что это окровавленная гора лоскутов — то, что осталось от нижней половины тела Бликсы. Выше пояса оно еще было целым, а ниже Франк смог-таки раздробить кости и размолоть закоченевшее мясо в красно-бурую кашу, тут и там поблескивавшую беловатыми осколками.Но Франк почему-то не останавливался и все продолжал молотить по трупу, хотя это уже и не требовалось. Лицо у Франка было застывшее, сосредоточенное, уже абсолютно безумное. Слишком спокойное, точнее, — будто не от тела он избавлялся, а работал в кузнице.Алекс даже засмотрелся на такой самоотверженный труд, и вдруг заметил, что по щекам Франка текут слезы.— Ну, хватит, — сказал он так спокойно и ласково, как только мог. Франк не останавливался. Кажется, он просто не слышал. Или уже не мог прекратить.Тогда Алекс слез с дивана, морщась от пульсирующей боли внутри, и осторожно приблизился.— Довольно, — сказал он. — Эй!— он тронул Франка за плечо. Тот обернулся и посмотрел непонимающим, тревожным взглядом.?Кажется, он меня не узнает?, — понял Алекс, но на всякий случай предложил:— Может, отдохнешь? А я пока все упакую.Франк кивнул и отложил молоток. Пошатываясь, добрался до дивана и рухнул ничком, закрыв голову руками. И если он и плакал опять, то беззвучно — даже плечи у него не вздрагивали. Он лежал так тихо, что Алексу даже стало страшно — не умер ли. Ведь можно же умереть от тоски и невыносимой муки?Так или иначе, надо было действовать, и Алекс снова взялся за пилу — кое-где следовало разделить оставшиеся сухожилия.Про себя он проклинал собственный глупый характер. Как жаль, что как раз накануне он поссорился с подругой, а еще раньше — с родителями. Кристиана думала, что он с матерью, мать — что с Кристианой. Круговая порука. Никто ничего не узнает…Франк на диване зашевелился. Прошел… час? Два? Ни один не мог бы сказать точно. Алекс к этому времени уже покончил с разделением тканей и теперь складывал мясо и осколки костей в пакеты — в каждый понемногу, на дно — так, чтобы несколько раз замотать потом оставшимся полиэтиленом.— Алекс, — хрипло позвал Франк, приподняв голову.— Да? — Алекс откинул с лица волосы, уже не боясь запачкаться — теперь он весь был в темной, дурно пахнущей крови.— А ты их нумеруешь? — взволнованно спросил Франк.Алекс, посчитавший было, что ничто в этом мире уже не может его удивить, на миг утратил дар речи.— Зачем? — после некоторой паузы произнес он.— Ну, чтобы потом снова собрать, — Франк сделал неопределенный жест рукой, — в правильном порядке.— Нет, — честно признался Алекс и тут же пожалел — до того дикая мука вдруг исказила лицо Франка.— Но я запомнил, где что лежит, — быстро исправился он. — Я смогу восстановить последовательность. Хочешь, сразу и надпишу?— Да, — кивнул Франк. — Я не хочу… перепутать… — он снова опустил голову и впал в забытье.Алекс лишь глубоко вздохнул и поднял за уголки лист целлофана, чтобы слить кровавую жижу в один из пакетов. Машинально отметив тут же, что неимоверно тупит, и такое можно отправлять и в унитаз, он покрепче взял пакет и направился в санузел.Сцедив кровь, Алекс отставил сверток к стене. Обернулся к Франку — тот продолжал лежать без движения, пугающе тихо — и приподнял крышку сливного бачка.Воды не было. Алекс молча опустился на пол, рядом с горой ненумерованных пакетов. Как он мог забыть, что бачок подтекает?***Ник не мог вспомнить, что ему снилось, но, тем не менее, весь день был подавлен. Сегодня он планировал поработать над новыми текстами, но на душе было так сумрачно, что ни один лучик вдохновения не мог пробиться. Просидев над черновиками пару часов и ничего не исправив, Ник устало потер лоб и решил прогуляться. Неплохо бы заглянуть в гости к Харви — может, старый друг навел бы на мысль. А потом обязательно нужно зайти в ?Risiko? — вдруг Бликса уже появился?Мика дома не было. Ник выкурил три сигареты в ожидании, но тот, похоже, ушел надолго. Как назло.Вечер выдался душным, небо заволокли тучи, больше похожие на лиловый кровоподтек. Ник подивился созвучию своего душевного настроения и погоды, закурил еще одну сигарету, превысив дневную норму, и не торопясь отправился в бар. По пути он предавался воспоминаниям о Бликсе. Откровенно говоря, и вспоминать-то особо было нечего — Ник видел его три или четыре раза, но ему все равно очень нравилось воскрешать в памяти эти моменты и переживать их заново.Впервые Ник узрел Бликсу на экране гостиничного телевизора, когда был на гастролях со своей группой в Голландии. Выступление ?Разрушающихся Новостроек? произвело на Ника глубочайшее впечатление. Но особенно поразил его вокалист. Высокий, изящно костлявый, с аристократическим костистым лицом, чувственным ртом и огромными безумными глазами, слепо таращащимися в пространство и одновременно заглядывавшим в душу, с кожей, покрытой какими-то мелкими ранками и коростами — он вызвал у полурелигиозного Ника стойкую ассоциацию с мучеником.И еще было в вокалисте ?Новостроек? нечто величественное, гипнотическое, подчиняющее себе. Ник сказал себе, что этот парень мистически красив. Игра голосом так же не могла оставить его равнодушным. От вкрадчивого шепота до гневного крика, от пронзительного визга боли до сдавленных предсмертных хрипов. Ник не удивился бы, если б из горла поющего хлынул фонтан крови — это лишь подчеркнуло бы боль, которую тот выражал голосом. Ник тогда не понимал ни слова по-немецки, но твердо был уверен, что этот невероятный человек поет именно о боли.Переехав в Берлин, вслед за многими другими музыкантами, стремящимися к экспериментам, Ник первым делом решил познакомиться с ?мучеником?. Он уже знал, как называется группа, что вокалиста зовут Бликса Баргельд, что это его не настоящее имя, что он довольно активно тусуется с Марком Альмондом, Depeche Mode, и его даже похвалил Игги Поп — в общем, найти такую примечательную личность не составляло труда. Вот только Ника немного смущали слухи, курсирующие среди музыкантов.***В бессильной злости Алекс стукнул кулаком по стене — пить хотелось уже нестерпимо. Пересохшее горло побаливало, а язык по ощущениям сделался похожим на наждак. Что дальше? Галлюцинации? Лучше всего было взять пример с Лолы и поспать еще, но мозг желал бодрствования.Алекс вернулся в комнату и аккуратно сложил опорожненный пакет — пригодится еще. Франк снова сидел подле Бликсы, положив лоснящиеся от крови руки на колени, и с невыразимой мукой созерцал плоды трудов своих.— Не переживай, я правда запомнил, где что, — соврал Алекс. Франк слабо улыбнулся.Алекс поспешно отошел к пульту, чувствуя, что его вот-вот стошнит — не только от запаха, но и от вида. Франк то ли увлекся, то ли иначе не получилось, но раздробил молотком даже тазовые кости, и теперь казалось, будто нижнюю часть Бликсы отхватило поездом — отсутствовала она напрочь. Из бурого месива игриво выглядывал позвоночник — та часть, что зовется копчиком. Алекс устало потер глаза тыльной стороной ладони: он сам упаковывал кровавые ошметки в мешки и резал неуступчивую плоть, так почему же отвращение и ужас нахлынули только сейчас? ?Похоже, я не выхожу из шокового состояния?, — определил он.Франк вдруг решительно поднялся:— Я вздремну немного?— Конечно, а я пока послушаю, что вы записали?Франк рассеянно кивнул и вдруг бережно подхватил Бликсу на руки. Зрелище было бы трогательным, будь у Бликсы ноги. Левую, так и нетронутую, руку Франк закинул себе на плечо, будто Бликса обнимал его, а покромсанную правую сложил у него на груди.— Ты… ты что делаешь? — задохнулся от ужаса Алекс.— Не могу я его на полу оставить, — упрямо мотнул Франк головой, — ну что это такое? Я на диване спать буду, а он лежит на твердом полу…— Нет! Его ты на диван не положишь! — Алекс было метнулся на защиту мебели, но передумал — Франк, похоже, совсем с катушек съехал, лучше не связываться с ним.— Места всем хватит, — предостерегающе тихо заявил тот, и аккуратно понес Бликсу к дивану.Пожалуй, если не смотреть вниз, Бликса был похож на спящего, и то, как бережно Франк его нес, выглядело очень трогательно. Но тут из раздробленного таза выпали влажно поблескивающие розоватые кишки. Франк едва не наступил на них, но вовремя остановился и ловко подхватил склизкую петлю.Алекса мучительно вырвало на пол.Франк не обращал ни малейшего внимания на хрип, с которым тот выблевывал желчь, судорожно прижав руки к животу. Он так же бережно уложил Бликсу на диван, предусмотрительно подложив зажатый подмышкой пакет и, просунув руку в широкую рану, принялся вталкивать кишки на место. Наверняка внутри было неприятно влажно, а кости больно кололись. Мерзость какая. Все-таки ему удалось устроить выпавшие внутренности так, чтобы они не слишком торчали. Вытерев испачканную в крови и вонючей слизи ладонь об штаны, Франк улегся рядом с Бликсой и нежно обнял его, устроив взлохмаченную голову у себя на плече.Алекс со стоном скорчился на полу, моля всех богов, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Проснувшаяся Лола сочувственно лизнула его приятно-влажным языком в щеку и, воровато озираясь по сторонам, подобралась к расстеленным на полу пакетам. Убедившись, что никто на нее не смотрит, она с жадностью принялась вылизывать подгнивающую кровь и чавкать случайно оброненными крохотными кусочками плоти.Франк напевал на ухо Бликсе колыбельную под аккомпанемент слабых всхлипываний Алекса, и светло улыбался.***Про Бликсу говорили всякое. И если начистоту — Ник догадывался, что такие слухи не могли возникнуть на пустом месте.Главный и самый, пожалуй, эпичный слух был про сожженную якобы в детстве школу. Ник искренне смеялся, представляя себе пузатого малыша, вооруженного канистрой бензина и огромным коробком со спичками, пока не узнал, что сие славное деяние Бликса совершил, будучи уже в выпускном классе. За что из школы и вылетел. С тех пор Ник представлял себе исключительно статную и высокую фигуру в языках пламени. С канистрой и огромным коробком.Образ Бликсы до крайности изящно сочетался в голове Ника с пламенем, в том числе адским. Он понял — не мучеником Бликса был, но еретиком. Таких в прежние века в том же Берлине сжигали на костре.Конечно, было в вокалисте ?Новостроек? что-то болезненно-неправильное, почти нечеловеческое — то, что можно назвать ?безумием?, наверное. Какая-то отчаянность загнанного животного, лесного зверя, случайно оказавшегося в городе, или этакая смертельная храбрость последнего волка из убитой охотниками стаи.Но было и другое — что-то гораздо более мелочное и легко объяснимое. Ник смотрел, как Бликса манерно подносил к губам стакан с коктейлем, и вместо того, чтобы с хлюпаньем отпить, как все нормальные люди, медленно тянул через трубочку. Его и так впалые щеки втягивались, глаза чуть затуманивались… Как он делал такой взгляд, Ник не понял, но было круто. Тем более, что взгляд был адресован ему.— Шта, ?лучший рот во всем Берлине? и тебя покорил? — злобно шипел потом Роланд Говард, вешая вечную свою клетчатую рубашку на спинку гостиничной кровати. В этот момент Ник со всей ясностью понял, что друзья его все же деревенщины, а вот Бликса — аристократ.Ник навел справки. До социологического исследования его опрос не дотягивал — слишком мала была выборка. Но если увеличить в пропорции, помножив в столбик (что Ник и сделал на салфетке из уличного бистро), получалось, что Бликса спал со ста музыкантами, художниками и поэтами из ста.Только вот что-то Нику подсказывало, что вся сотня врала. Да и спрашивал он, если честно, всего у шести человек — как довел до сотни, сам не понял. Наверное, доумножался. Не стоило начинать пить с утра — но как иначе было заглушить тоску и желание прикоснуться к этому стройному телу и заглянуть в безумные глаза?..Хорошо, не сто. Но сто первый… то есть седьмой… вот он-то бы точно не врал! Ник знал, знал, что совсем просто так человека не оклевещут. Хватаясь за голову от бессмысленности происходящего — зачем спрашивал, зачем множил, Бликса шлюха, унесите этот кофе, я его не заказывал! — Ник решительно шагал по улицам Берлина. Из-за того, что ноги у него были длинные, а голова совсем пустая, очень скоро он достиг цели. В последнюю встречу Бликса дал ему адрес – не свой, конечно же, но Ник знал, куда обратиться.Эндрю Унру, второй ударник ?Новостроек?, сидел на заднем дворе родительского дома и запускал игрушечный паровозик. Это всегда успокаивало Эндрю в минуты душевных волнений.— Не знаете вы, нет, как найти Бликсу мне? — прочитал Ник с измятой салфетки заготовленную заранее фразу.Эндрю помотал головой. Он только-только восстановил из руин и поднял из пепла свой разрушенный мир. Бликса сказал ему, что хочет порепетировать с этим чертовым панком в студии вдвоем. Вдвоем. Вдвоем! А Эндрю им был, значит, и не нужен.Унру мог стерпеть многое, но тут его благодушие иссякло. Он не сказал Бликсе ни слова, даже покивал, мол, хорошо, я в этот день приду попозже, когда вы закончите… репетировать вдвоем. Естественно, никуда идти он не собирался еще пару дней. Вдвоем так вдвоем. Пусть себе блудят в студии. Пусть хоть детей там заведут! Он не придет. Ну, сегодня не придет. А вообще, было бы лучше, чтобы Бликса позвал его снова, и…Тощий придурок продолжал маячить у садовой ограды.— Бликса пошел в студию, и это последнее, что я от него слышал, — произнес Унру, жалея, что голос у него недостаточно равнодушный и скучающий. — Насколько мне известно, он репетирует там с Франком.Невежливый иностранец от этих слов встрепенулся и решительно зашагал прочь.— И я не советую их беспокоить! — крикнул Унру ему вслед и принялся набивать в игрушечную топку угольки.***Алекс понял, что спасения не будет.Наверное, это все было наказание за некий грех — Алекс даже смутно догадывался, какой. А может, и не было в происходящем никакой логики. Были только жестокая нелепость и неизбежность смерти.Он бросил осторожный взгляд на Франка. Тот лежал на диване в обнимку с трупом и, кажется, был вполне счастлив. Франк положил обкромсанную руку Бликсы себе на плечо, как если бы Баргельд нежно и бережно обнимал своего возлюбленного. Другую руку, пока нетронутую, Франк осторожно прижимал к губам, покрывая поцелуями ладонь, линия жизни на которой оказалась, видимо, слишком короткой.?Мерзость какая?, — поежился Алекс. Сам-то он не понимал любви Бликсы к распаду. И, соответственно, любви других к распаду Бликсы. Как можно хотеть человека, покрытого язвами от уколов, незаживающими ранами и ожогами? Франк мог. Бликса, видимо, тоже.Рассеянно переступив через лужицу своей желчи на полу, Алекс подошел к одному из заваренных окон. Франк постарался на славу, орудуя автогеном. Ни щелочки. Удивительно еще, как они не задохнулись. Впрочем, вентиляция работала исправно. Ну, ничего, утешил себя Алекс. Это не за горами. Скоро какой-нибудь тупой аист совьет себе гнездо на вентиляционной шахте, и они обязательно еще задохнутся. Поскорее бы…Алекс попробовал толкнуть металлический щит плечом. Тот не поддавался. Алекс толкнул сильнее — голова закружилась, а в глазах потемнело. Безрезультатно.— Ты чего? — Франк поднял голову и смотрел тревожно и испуганно.— Да так, — хмыкнул Алекс, чувствуя, что его неудержимо прорывает — истерика сейчас захлестнет, и он начнет визжать, как загнанная в угол хлева свинья, на которую надвигается мясник с ножом. — Ничего, Франк. Разминаюсь.— Аа, — протянул Франк. — Это ладно.И снова углубился в созерцание зеленеющего лица Бликсы.Алекс пожевал пересохшими губами — так часто делала его мать, он ненавидел это гримасничанье — но закипавшие в душе эмоции не находили цензурного выражения. По крайней мере, такого, чтобы не вывести из себя Франк, кажется, нашедшего вдруг хрупкую душевную гармонию.?Кто-нибудь придет. Кто-нибудь точно придет?, — пообещал себе Алекс, садясь на пол и прислоняясь к пульту. В конце концов, у него еще есть перспектива культурного отдыха на вечер — послушать, что там записал перед смертью Бликса. Может, хоть это их всех оправдает?— Я тут подумал… Давай дверь подопрем? — вдруг предложил Франк.— Что, прости? — Алекс встрепенулся от возмущения.— Ну, чтобы никто больше сюда не пришел, — разъяснил Франк.— Ага, сейчас, — хмыкнул Алекс. — Только она наружу открывается.— Жаль, — вздохнул Франк.— Очень, — душевно согласился Алекс.Внезапно он натолкнулся на что-то холодное и будто бы вощеное. Осторожно, стараясь не закричать от ужаса, обернулся. И понял, что судьба дала ему только что неплохое средство воздействия на настроения Франка.Матово серебрясь в полумраке, под столом лежала отрезанная рука Бликсы.***Унру с сожалением отложил паровозик и посмотрел вслед долговязому иностранцу. Всем им от Бликсы чего-то надо. Вот только получают они от него зачастую совсем не то, что хотели — например, нервный срыв или подсаживание на ?кислоту?. Определенно Бликса являл собой образец деструктивности, занимаясь саморазрушением и толкая на этот путь других.Эндрю знал его давно, еще со школы. Когда он стал одноклассником Бликсы, тот еще звался Кристианом, был председателем школьного совета и имел весьма честолюбивые планы на будущее. Бунтарство его проявлялось в непотребно длинных, как у хиппи, волосах, романтически развевающихся на ветру и золотящихся в лучах солнца. Учителя подобную романтику в унылых школьных стенах не одобряли и увещевали ?прилично подстричься?, но Кристиан был непреклонен. Подобный нонконформизм восхищал Эндрю, и он был необычайно горд, что водит дружбу не просто с председателем школьного совета, а с председателем-бунтарем.А затем Кристиан вдруг резко разочаровался в незыблемом порядке вещей, блестящие перспективы его больше не прельщали, и он открыто заявил о неприятии порочного капиталистического общества и всех его ценностей, умудрившись подпалить школу. Как это произошло, навсегда осталось для Эндрю загадкой. Очевидцы негодующе молчали, Кристиан лишь коварно усмехался, а вариаций произошедшего по школе расползлось множество.К огромному сожалению Эндрю, Кристиана из школы выгнали, да еще и со справкой, запрещающей продолжать образование в любой другой школе на территории ФРГ. В довершение всего он ушел из дома, то ли не захотев обременять родителей — ведь он был не единственным ребенком в семье, то ли просто из склонности к авантюризму. Эндрю, продолживший посещать ненавистную школу, с завистью и уважением слушал рассказы друга о сложностях жизни в сквоте и байки из жизни мусорщиков и могильщиков.После выпускного, родители решили оградить сына от ?плохой компании? и отправили на учебу аж в Голландию (что, конечно, было немного нелогично). Эндрю скучал по Кристиану — по его привычке цитировать философов (в особенности Беньямина) и понравившиеся выдержки из книг, по безумным идеям, которые при детальном рассмотрении оказывались здравыми, по хитрой, всезнающей ухмылке и грустным голубым глазам. И хоть в чужой стране Эндрю не хватало друга, он никогда не обманывался насчет их отношений — для Кристиана он значит гораздо меньше, чем Кристиан для него. Эндрю прекрасно понимал, что Кристиан самозабвенно любит внимание к своей персоне, и восхищение друга его устраивает. Наверное, он и дружил с ним только потому, что Эндрю не скрывал своего мальчишеского обожания.Эндрю полагал, что после отъезда Кристиан о нем и не вспомнит, но тот объявился в Голландии через год — стриженный почти под ноль, истощенный, с панковски подрисованными глазами, зовущийся Бликсой Баргельдом, — и предложил ему создать группу. Эндрю бросил обучение на фортепианного наладчика и пошел за ним — не только потому, что считал музыку смыслом жизни, но и потому, что осознал свои чувства к Кристиану. Точнее, уже к Бликсе. Юношеская привязанность переросла в любовь. Бликса видел это и принимал благосклонно, но никогда не отвечал взаимностью. Как будто Эндрю навсегда остался для него простоватым школьным дружком с восторженно горящими глазами.Эндрю было горько видеть, как Бликса гробит себя алкоголем, веществами и многочисленными связями с какими-то андеграундными личностями. Однажды он попробовал вмешаться, но Бликса тогда лишь снисходительно улыбнулся, положил костлявую ладонь ему на плечо и, глядя сверху вниз, с пафосом сказал: ?Я ценю твое участие, но это моя пляска смерти, Энди?. Больше тот не пытался поговорить начистоту, довольствуясь тем, что они вместе делают музыку — странную и апокалипсическую, звуковое выражение мира, потрясенного ужасами Второй мировой войны.Обиднее всего стало, когда появился Франк Франк — Франк Мартин Штраус, тогда еще более известный как Муфти, игравший в гамбургской панк-группе Abw?rts. Почему-то Бликса стал выделять этого молчаливого, как будто чего-то стесняющегося парня, а потом они еще и квартиру начали вместе снимать. Эндрю знал, что Бликсе всё равно с кем трахаться, но Франк казался стопроцентным натуралом, и ревности к нему не возникало. Была зависть — Франк постоянно находится рядом, Бликса всюду таскает его за собой, как любимую собаку, и смотрит на него тот с собачьей преданностью. Собрат по несчастью. Но почему все-таки Бликса выбрал именно Франка, а не старого друга, что в Франке такого особенного, почему его самого отодвинули на задний план?А теперь вот этот долговязый австралиец с блуждающим аутичным взглядом. Эндрю слышал его группу — The Birthday Party, они были хороши, но ничего общего с ?Новостройками? не имели. Чего ради их вокалист — Ник, Мик, Вик или как его там, — так ищет встречи с Бликсой? Эндрю захотелось догнать его и проорать: ?Слушай, ты, Бликса не шлюха, нечего за ним бегать!?, но он лишь тяжело вздохнул и пустил паровозик по рельсам.***Ник подергал дверь студии, но она была по-прежнему наглухо заперта. Даже если Бликса со своим квадратным хромым товарищем и был здесь, они уже ушли. Ник тяжело вздохнул, кляня неуловимого Баргельда и одержимость им, и отправился в ?Risiko?, надеясь, что Бликса наконец-то вернулся к своим барменским обязанностям.Как Ник ни старался, он не мог объяснить себе, что же его так притягивает в Бликсе. Может, загадка какая-то? Мужчины ведь по натуре своей охотники… Но не охотятся же они за другими мужчинами! Ник любил женщин, и до того рокового дня, когда увидел выступление ?Разрушающихся Новостроек?, ему и в голову не приходило, что он может испытать влечение к представителю своего пола (хотя в лицее и любил вместе с друзьями провоцировать общественность, разгуливая в женских туфлях и стукая любого выкрикнувшего ?Пидор!? сумкой, в которой был спрятан кирпич). А теперь вот он носится по задворкам Берлина, ища встречи с Бликсой. Пора бы определиться, чего ему от него нужно, в конце концов. Обмен опытом — да, конечно, но Ник вдруг остро осознал, что это всего лишь прикрытие, отговорка. И если б все было так прозаично, ему бы не снились сны, за которые в приличном протестантском обществе подвергают порицанию и остракизму.От греховных мыслей у Ника в животе начинали порхать пресловутые бабочки, щекоча разноцветными крылышками желудок. Он, наконец, честно признался себе — помимо обмена опытом хочется и самого Бликсу. Уж такой он притягательный. Гипнотический. Его как будто окружает аура порочности. Парадоксально, что в многочисленные слухи и результаты опроса Ник при этом верить отказывался. Для него Бликса был источником искушения, но сам участия в разврате не принимал.Погруженный в такие противоречивые мысли, Ник достиг вожделенного бара. В волнении откинув волосы назад, дабы была видна благородная линия высокого лба, он толкнул обшарпанную дверь и вошел в прокуренное помещение.Все звуки, сопутствующие подобному месту, тонули в реве динамиков, до неузнаваемости искажавших хиты Дэвида Боуи. Ник сразу прошел к стойке и вальяжно облокотился об нее. Впрочем, все это было излишне, потому что на месте бармена был какой-то растрепанный паренек, как будто обалдевший от того, что ему дозволили разливать пиво по кружкам.— Какие люди! — воскликнул кто-то по-английски, но с акцентом и дружески хлопнул Ника между лопаток. Тот обернулся, исполненный надежды, и увидел перед собой Вольфганга Мюллера из Die T?dliche Doris, облаченного в строгий черный костюм, дополненный боа из блестящих черных перьев.— Дружище, заказывай себе выпить, и пройдем за столик, нечего торчать здесь.Ник рассеянно подумал, что немецкие музыканты очень странные. Или, точнее, эксцентричные.Столик Мюллер занимал самый удобный, видимо, на правах подрабатывающего в ?Risiko?. Ник осторожно поставил полную кружку светлого пива и с удивлением посмотрел на высокий стакан Вольфганга, наполненный молочным коктейлем.После светского непродолжительного трепа об отличиях берлинской музыкальной тусовки от британской (впрочем, отличия эти начали понемногу сглаживаться, поскольку Берлин оказался наводнен англичанами и американцами), перешли к главному.— Бликсу ищешь? — хитро прищурился Вольфганг.— Ищу, — согласился Ник.— Он у нас птица вольная, — осклабился тот, и взгляд его сделался каким-то масляным.***— Что ты творишь? — раздельно произнес Алекс, увидев, что Франк начинает стягивать с себя майку.И тут же понял.— Нет, Франк, не надо. Ты ведь этого не сделаешь, правда?Не хватало еще некрофилии. Хотя, учитывая их положение, все они тут уже немного мертвецы.Франк посмотрел на Алекса светло и серьезно, и замер на мгновение, задумавшись. А потом медленно-медленно сказал:— По-моему, Бликсе холодно. Я думаю его одеть.— Отличная мысль, Франк. Так держать. Только тебе не кажется, что уже немного поздно? — ласково намекнул Алекс.— Кажется, — подтвердил Франк. — Так что давай спать.Он справился, наконец, со своей одеждой. Потом бережно снял с себя руку Бликсы и начал натягивать на труп майку. Застывшее тело не слушалось — никак не получалось продеть руку в рукав, и Франк чуть не плакал от досады, шепотом прося у Бликсы прощения, если вдруг сделает больно.У Алекса сердце разрывалось от странной смеси эмоций — это все было отвратительно, пугающе и жалко одновременно, и он абсолютно не знал, что делать. Наконец, он со вздохом предложил:— Давай помогу.И, не дожидаясь ответа, встал с пола.— Только надо аккуратней, он говорил, ему руку больно, — шептал Франк, когда Алекс придерживал майку, позволяя протолкнуть окостеневшее запястье в отверстие рукава.Это было большее, на что Алекс оказался способен — почему-то накатила новая волна отвращения, как будто бы только что не рубил и резал это же самое тело, загребая ладонями зловонную жижу. Но то было именно что тело, а это был — внезапно — снова Бликса, со все еще узнаваемым лицом. И главное, Франк так верил…— А с чего ты решил, что ему… ну, это, — зачем-то спросил Алекс, и прикусил язык.— Он мне сказал, — доверительно поднял глаза Франк. — А ты что, не слышал?— Нет, — честно покачал головой Алекс в надежде, что Франк сейчас выйдет из себя и окончит разом его мучения.— А он тихо говорит, — нашел объяснение Франк. — Так тихо…Алекс кивнул. Франк осторожно уложил тело на спину, подальше от края дивана — на случай, если Бликса во сне вздумает ворочаться. Алекс наблюдал за всеми манипуляциями, чувствуя, что сейчас расплачется от тоски и отчаяния. Как Франк, рассудительный Франк, который всегда был среди них едва ли не самым здравомыслящим, кроме, разве что, бухгалтера группы, басиста Марка — как мог Франк первым сойти с ума? Алекс ждал, что скорее уж сам лишится рассудка, оказавшись запертым с трупом в бетонной коробке. Но нет — Франк лежал на некотором расстоянии от Бликсы и любовно, ласково смотрел на него.Алекс опустил глаза — Франк осторожно сжимал запястье Баргельда со свисающими ниточками нервов и обкромсанными сухожилиями. Видимо, решил подержать за руку на случай, если приснятся кошмары.— Давай ты тоже что-нибудь наденешь, — предложил Алекс, окинув взглядом обнаженный торс барабанщика. — Вдруг замерзнешь...— Мне нормально, — покачал головой Франк. — Спасибо.— Не за что, — буркнул Алекс, снова чувствуя, как вязкий ужас затапливает сознание.— Спокойной ночи, — сказал Франк.— Ага, — Алекс злобно шлепнул ладонью по выключателю и попытался на ощупь пробраться к столу. Лежать на одном диване с этим вонючим куском мяса он был не намерен.Стол неприветливо встретил его, врезавшись острым углом в бедро. Выругавшись, Алекс взгромоздился на столешницу и попытался устроиться поудобнее. ?Лежу тут, как покойник — на столе, а Бликса на диване — даже после смерти умудрился комфортно разместиться?. Жажда сделалась нестерпимой и мешала заснуть. Вдобавок в голову стали лезть совсем уж непрошенные мысли, что родители сходят с ума от беспокойства и наверняка заявили в полицию. На глаза вдруг навернулись слезы — пришло запоздалое понимание, что какими бы надоедливыми отец с матерью ни были, он все равно любил их. В животе неприятно ныло, в том числе от голода, и Алекс с тоской вспомнил вкусности, которые готовила мать, и обругал себя за то, что из упрямства отказывался от них. Да он сейчас убил бы за тарелку супа!— Алекс, — вдруг позвал из темноты Франк. Тот замер, нервно передернувшись — вдруг Бликса надоумил Франка убить его?— Алекс, ты чего ушел? Тут и тебе места хватит, Бликса не против.— Нет, спасибо, не буду мешать.— Ну как знаешь.Алекс облегченно вздохнул и постарался удобнее устроить голову на подложенном локте. Некстати вспомнилось, что где-то на полу лежит отрезанная кисть. Вот что это только что прошуршало? Лола возится или безжалостно откромсанная конечность ползет по линолеуму, впиваясь в него ломкими ногтями?..Поджав ноги, Алекс принялся вслушиваться. Вроде тихо. Может, рука затаилась? И кстати, о звуках — пару часов назад (а может, и меньше или больше) кто-то как будто дергал ручку входной двери. Но это наверняка галлюцинация — знает же, что раньше, чем через две недели сюда никто не явится. Странно только почему Эндрю не приходит?Алекс похолодел, представив, что Эндрю, наверное, отправился на стройку за деталями для инструментов, а какой-нибудь кирпич упал ему на голову, и теперь Унру лежит с проломленным черепом, и вокруг него расползается кровавый ореол, внутри которого брызги мозга и костяное крошево, прилипшее к тонким волосам.А что, если уехавшего в Гамбург Марка сбила машина? Пьяный водитель не справился с управлением, и многотонный грузовик снес Чунга, как невесомую травинку, протащил за собой, превращая человеческое тело в красные влажные лохмотья? А вдруг за то время, что они находятся взаперти, разразилась ядерная война, и он с Франком и Лолой — единственные выжившие? Алекс закусил пальцы, чтобы не закричать от ужаса и отчаяния, и затрясся в бесслезной истерике.Франк тем временем лежал на диване и счастливо, умиротворенно улыбался. Бликса бережно гладил его кудрявую челку и ласково нашептывал: ?Ты такой славный, Франк, такой замечательный. Я люблю тебя. Правда, люблю. И я теперь буду только с тобой. Только твоим?. Он обнимал Бликсу, и сердце замирало от неведомого доселе восторга.Наконец, Алексу все же удалось забыться. Он долго ворочался на жестком столе, слушая шорохи и сонный шепот Франка. Спустя несколько часов мучения вдруг закончились, и он провалился в тревожный сон без сновидений. Там не было ничего — одна чернота. Там не было страха смерти. Но и воды там тоже не было.Алекс проснулся от собственного стона. Если раньше он мог еще держать боль под контролем, не позволяя ей полностью завладеть сознанием, то сейчас понял: все, это конец.Было невозможно пошевелиться без того, чтобы мучительный спазм не пронзал внутренности. Алекс попытался было застыть в неудобной, шаткой позе, подтянув одну ногу к животу, а другую свесив. Но очень скоро тело начало затекать, и он был вынужден повернуться, при этом едва удержавшись от крика. Застыв на самом краю, он попытался зажмуриться — вдруг снова удастся заснуть?Наверное, это у него получилось, потому что следующее пробуждение было еще хуже. Алекс очнулся от удара об пол — все-таки не удержался на столе, сверзился. Он не сразу понял, что глухой, отчаянный звук — это его собственный крик. Как это все было глупо…Алекс почувствовал, что по щекам против воли стекают слезы. И тут же — что грубые пальцы стирают эти слезы, гладят его по волосам, по спине…— Говорил же тебе — иди к нам, — добродушно бубнил Франк. — Тоже еще, скалолаз.И почему-то от его слов становилось легче. Алекс понял — Франк не хочет его убивать, не настолько же он сошел с ума. Сейчас они снова заснут, а утром встанут, когда уже придет Эндрю и принесет попить, и все будет просто замечательно…— Давай, вот так, — Франк взял его на руки и отнес на диван. Алекс было пискнул, когда понял, что сейчас окажется совсем близко от ?него?, но Франк тут же лег между ним и Бликсой. Алекс понял — если не поднимать голову, трупа будет практически не видно. Зловоние уже стало равномерным по всей комнате, терять было нечего.— Ну чего ты… Очень больно, да? — Франк продолжал гладить его по волосам, по плечу широкой ладонью.— Да, — всхлипнул Алекс.Он вспомнил почему-то, как давным-давно они с Бликсой вместе курили грибы, и Бликса — или тогда еще Кристиан — задумчиво сказал:— Иногда мне кажется, что я могу раствориться. Знаешь, растечься безгранично. И меня больше не будет…— Ну что ты, — сказал тогда Алекс и закашлялся от горького дыма, — ты скорее превратишься в огромный центр, и вокруг тебя будет новая планетарная система.Бликсе тогда ответ понравился. Кто же знал, что он действительно станет центром всего их мироздания?— Почему ты это делаешь? — насторожился Алекс — уж больно подозрительной показалась ему вдруг доброта Франк. — Это Бликса тебе сказал?— Тсс, — поднес палец к губам Франк. — Бликса сейчас спит.И, наклонив голову, поцеловал Алекса в запекшийся от лихорадки рот.***— А вот еще случай был, — заливался Вольфганг, живописуя похождения Бликсы. — Однажды наша великосветская тусовка возжелала развлечений, коими тешили себя во французском и английском обществе в конце восемнадцатого — начале… хм, да и в середине тоже, девятнадцатого века.Нику очень ярко представилась охота на лис, и денди-Баргельд в красной куртке, статно восседающий на породистой изящной лошади с подрезанным хвостом.— Иными словами, решили сыграть в фанты, только в упрощенную версию. Разыгрываемые сценки — это ?слоги? задуманного слова, но решено было обойтись без этого. Слабаки! — презрительно фыркнул Вольфганг и досадливо махнул рукой. — Так вот, по условиям игроки должны были изобразить героя или сюжет какой-нибудь песни. И Бликса как всегда отличился…Вольфганг выдержал театральную паузу, так что Ник был вынужден податься вперед.— Он появился, облаченный в найденную где-то шубу до пола, а под ней… под ней не было ничего, кроме черных чулок, в руке он сжимал хлыст. Конечно, не сложно было догадаться, что это ?Venus in Furs? The Velvet Underground, но зато какое это было величественное зрелище, достойное кисти художника — желательно прерафаэлита, — глаза Вольфганга затуманились от столь приятных воспоминаний. — Девушкам так понравилось, что они уговаривали Бликсу остаться в таком виде, но он не счел нужным.Ник внимал этим рассказам, с горечью находя в словах Вольфганга подтверждение половой распущенности Бликсы. К тому же, выяснилось, что он и Вольфганг одно время состояли в тесной связи, но ничего из этих постыдных фактов не могло отвратить Ника. В его глазах Бликса начал принимать черты этакой Марии Магдалины, а сам он погружался в тщеславные мечты о том, как вырвет Бликсу из бездны порока. И мечтания эти были отнюдь не исполнены святости.Вольфганг травил байки, посмеиваясь про себя — этот Кейв явно только-только вставал на путь разврата, и изумление, невольно отражавшееся на простоватом лице, веселило, хотя он отчетливо понимал, что Ник не так прост и тоже может натворить дел. В конце концов, в Австралии он и его группа были бунтарями. Но именно потому, что Ник был себе на уме, Вольфганг не хотел, чтобы он близко контактировал с Бликсой — слишком непредсказуемые последствия. А вот Бликса, судя по всему, и правда желал познакомиться с ним поближе. Но куда же тогда пропал?— О, как летит время! — театрально вздохнул Вольфганг, поглядев на наручные часы. — А мне ведь завтра предстоит хлопотный день…— Извини, я тебя задержал.— Нет-нет, ничего страшного! Приятно было с тобой поболтать, — разулыбался Вольфганг. — Хочешь, я провожу тебя до дома? Я живу неподалеку. Ник согласился, с сожалением понимая, что Бликса и сегодня не появится. Вместе они покинули бар, и Вольфганг продолжал трещать всю дорогу, строя предположения, куда же подевался Бликса, как будто издеваясь над изведшимся в ожидании Ником, незаметно вытягивая информацию, чего он вообще хочет от этой встречи.