six. (1/1)

Бывают моменты, когда раздражение раздувается до абсолютных размеров, грозя снести жгучим потоком все вокруг.Такие моменты все чаще наполняют жизнь О Сонмина. Еще минут десять назад он был доволен и расслаблен и смеялся с шуточек Джухо, которые тот вовсю отпускал по дороге в "твои трущобы". Ну да, не Каннам. Машина Джухо среди грязных подъездов выглядела крайне глупо.Да и Сонмин в этой машине смотрится не очень.

А еще — их явно было видно из окна. Ничего такого, Джухо никогда не позволял себе вольностей на людях — даже за руку взять или провести по плечу — но, видимо, Чолюну хватило. Сонмин представляет себе, как Чолюн наблюдает за ними из-за белой занавески, и его круглое лицо раздувается-раздувается от злости, как белый воздушный шарик. Щеки лоснятся, глаза навыкате.

Богатое воображение никогда не было отличительной чертой Сонмина, но, видимо, Чолюн подстегивает в нем какие-то особенные, доселе неизведанные возможности.Глядишь, посрутся еще пару (десятков) раз — и Сонмин вообще супергероем станет. И будет спасать мир, который пока упрямо не хочет спасаться.А сейчас — хотя бы себя спасти.Сонмин наступает на задник кроссовки пяткой, стягивая одну, и медленно расшнуровывает вторую. Чолюн наблюдает за всем этим, как за самым интересным фильмом. Стоит, скрестив руки на груди и опершись о стенку, и наблюдает. Брови хмурит, губы жует. Сердится.Сонмин не появлялся дома три дня — с Чолюном и его расфуфыренной девицей они случайно столкнулись в субботу, а сегодня вторник, больной и пьяный, и Сонмину вообще-то ко второй, но он все равно уже так безнадежно опоздал, что нет смысла идти и на третью. Хотя лучше бы пошел. Между монотонным нагоняем от препода за прогулы и недовольным сопением Чолюна Сонмин предпочел бы явно не последнее.— Тебя три дня дома не было, — медленно говорит Чолюн, разделяя слоги. На Сонмина не смотрит — пялится на кроссовки. Новенькие, красивенькие, так и кричащие о своей цене. Сонмин — а что он — тоже смотрит. Так долго мечтал о них, чего бы и не посмотреть.Уровень раздражения подскакивает на пару отметок вверх и приближается к уровню "абсолютно нездоровое".Код черный. Угроза.— Я заметил, спасибо, — огрызается Сонмин, вешая куртку в шкаф. Глядя на себя в зеркало, он старается незаметно подтянуть ворот кофты повыше. Так, на всякий случай.

— У тебя проблемы будут в университете, — гнусавит дальше Чолюн. — Тебе надо меньше прогуливать.— Спасибо, папочка, — когда Сонмина доводят до белого каления, он не может сдержать сарказма. Такие неприятные моменты, когда из-за раздражения тяжело дышать. Когда хочется, чтобы недовольный Чолюн съебался нахер к своим телкам и не загораживал проход. Такие моменты, которых все больше в жизни О Сонмина, и они налипают друг на друга, словно снежный ком.Чолюн кривится, как от удара, и переминается с ноги на ногу.Съебись, съебись, съебись нахуй, пожалуйста.Чолюн, конечно же, не съебется. Будет стоять, злиться и сейчас наверняка откроет рот, чтобы читать нравоучения и...— Классные кроссовки, — говорит Чолюн. Руки на его груди переплетены так крепко, что, кажется, он никогда их не распутает, а яд из голоса можно отжимать и продавать крошечными порциями в аптеке.Такие моменты, когда все теплое и расслабленное нахрен смывается склизкой раздражительной волной. Иногда Сонмин удивляется: откуда в нем берется столько злости?А иногда — как сегодня — нет.Он помнит про уважение и про то, что Чолюн вроде как его лучший друг, и что Джухо и Чолюн друг друга не касаются и пересекаться не должны, и что Сонмин взрослый мальчик и это, блять, его дело — с кем, когда и сколько спать, и —

— в такие моменты это все забывается враз, и раздражение плещется уже где-то под горлом, и атака становится лучшей защитой.Пусть попробует Чолюн ему что-то сказать. Давай, пусть выскажется, все что думает, а то реально лопнет скоро, и мясо, как из пельмешка, вывалится наружу.

Код красный. Опасность.Сонмин ничего не успевает сделать, а Чолюн явно набирался храбрости перед тем, как выплюнуть:— Отработал за три дня на обувку?Код красный. Код черный. Код аыжаылщжмьфхщ.Сонмин щурится и тоже скрещивает руки на груди. Они — отражения друг друга, нелепые, карикатурные: Чолюн высокий, сильный и похож на пельмень, а Сонмин пониже, смазливый, слабенький, и в нем столько злости. Они — как два кота, которые шипят друг на друга, прижимая уши к голове, только совсем не понятно, за что дерутся и что делят.— Я не пойму, — голос Сонмина струится шелком, — ты от недоеба такой злой? Твоя шлюха плохо сосала?Чолюн бледнеет. Резко так, сразу становится белым, как бумага, и губы сжимаются в узкую-узкую полоску.— Моя шлюха сосала, как тебе слабо.Сейчас ударит. Сейчас точно ударит. Вон, даже руку поднимает.Мир съезжает в слоу-моушен — губы Чолюна беззвучно шевелятся, и Сонмину правда плевать, говорит он что-то, или нет. Чолюн тянется к его шее — медленно, как зомби.Быть задушенным съехавшим с катушек лучшим другом — не то чтобы Сонмин об этом мечтал.Чолюн цепляет пальцами ворот его синего свитера и тянет вниз, совсем немного — и мир возвращается в привычную скорость. Сонмин отпихивает чужую руку и делает шаг вперед, почти к Чолюну нос к носу впритык.Его не покидает острое чувство дежавю, сегодня особенно сильное — хотя уже сколько раз Чолюн поджидал его в коридоре и вставлял пиздюлей за прогулы и засосы. Это проигрывалось сотни тысяч раз и почти ничего нового.Чолюн упрямо сгребает сонминов свитер в кулак, являя миру светлую кожу с багровыми следами — и что-то между ними ломается.Что-то, что пошло трещинами с того самого дня, как Сонмин впервые не вернулся от Джухо домой, а Чолюн не спал всю ночь. Что-то, что сейчас осколками летит вниз.