seven. (1/1)

Есть одна истина, которую Ли Джиель усвоил еще с младых ногтей и за свои неполных 23 года в которой ни разу не усомнился.Не лезь не в свое дело.Границы этого дела, конечно, тонкие и прозрачные, видно их не всегда, и Джиель иногда набивал шишки, то залезая слишком далеко, то маяча издалека на островке "мне, кажется, очень похуй", но все же.Не лезь не в свое дело. Вот просто не лезь. Надо будет — позовут, не надо — не порть, не мешай, не вороши.Не лезь. И когда Сонмин-хен повадился проводить четверги и субботы вдали от дома, а у Чолюн-хена в эти дни наливались красным глаза и желваки ходили на скулах, Джиель быстро и понятно разложил для себя ситуацию по полочкам. На одну полочку, точнее.Не его дело. Иногда все-таки любопытство и недоумение перевешивало — но не о том, где и с кем пропадает Сонмин, а о том, почему Чолюну на это так не все равно. Отчасти Джиель осуждал Чолюна, но больше — просто не понимал.Разве должно Чолюна так перетряхивать от одного упоминания таинственного сонминового… знакомого?Обижаться и злиться, что хен пропадает невесть где, закатывать скандалы, сжимать кулаки — разве это важно?Джиель обижался на Сонмина, если тот забывал купить ему крекеров, или отказывался проехаться по кругу-второму с джойстиком, или отпускал издевательские шуточки про мелюзгу и "молоко на губах не обсохло плейбой покупать" — Сонмин умел жестоко шутить и подкалывать, Джиель обижался, хотя признавал: хорошо его подловили.На это Джиель обижался. На прикрытую шарфами и воротниками шею с отметинами — нет.Это не его дело. И он в него лезть не будет.Но судя по звукам, доносящимся из коридора, сегодня система даст сбой.Утро вторника ничего не обещало ни хорошего, ни плохого, но когда слышно, как ругается Чолюн — а Чолюн разговаривает обычно мягко и тихо, в соседней комнате не слышно совсем — вот тогда утро угрожает стать плохим.А когда ему ядовито шипит Сонмин в ответ — угроза приравнивается к катастрофе.Джиель с трудом продирает глаза, но от звука глухого удара с кровати подрывается моментально.А от тихого звона и вовсе сон снимает как рукой. Такой звон можно услышать, если ударить по шкафу со всяким инструментом чем-то тяжелым. Например, чьей-то спиной. Например, спиной одного гулящего хена, который дома три дня, если верить Чолюну, не появлялся.Когда Джиель выскакивает в коридор с готовностью разнимать, успокаивать, а если надо — обзывать идиотами, ничего из этого уже не нужно. Только Чолюн тяжело дышит, кажется, всем телом и как-то неуверенно держит руки — ладони дрожат и на правой костяшки — сбитые.Только Сонмин растеряно трогает губу кончиками пальцев и у него совсем страшные невидящие глаза.Между ними расстояние в пару метров, и Джиель очень не хотел бы знать, как до этого всего дошло. За ним волочится простынь, в которой он со сна запутался, но он совсем не похож на супергероя. Джиель прощупывает воздух — тот физически давит, искрит, электризует. Как будто этот глухой грохот был не разрядкой, а самым первым громовым раскатом, предвещающим бурную грозовую ночь.— Потрахайся уже и отъебись от нас, — выплевывает Сонмин; Джиелю кажется, что брошенные слова сейчас протравят дырку в полу, и они все полетят сквозь этажи вниз — но Сонмин проносится мимо них, как вихрь, и громко хлопает дверью комнаты.Чолюн растеряно смотрит ему вслед, и Джиель только сейчас замечает, что у Чолюна опухшая и красная скула.До драк в этом коридоре (кроме грозных боев за последнюю куриную ножку) еще не доходило.— Хен... — Джиель тормошит Чолюна за рука осторожно — вдруг тот и вправду взорвется в этом наэлектризованном воздухе — но хен сбрасывает руку, как во сне. И к двери своей комнаты бредет, как лунатик. И стучится очень робко, будто в гости.Из-за двери доносится что-то очень похожее на "нахуй пошел", Чолюн сдувается, как проколотый иголкой шарик, и Джиель решает наконец: пора влезть не в свое дело.Он уводит Чолюна на кухню и заваривает чай. Шутит шутки и оглядывается на дверь так часто, будто его судорогой хватает. Но дверной проем долго остается пустым, а Чолюн сгребает волосы руками и смотрит в стол.Джиель знает: Чолюну стыдно. Чолюн выглядит пришибленным, но явно не распухшая скула и не оскорбления от Сонмина так выбили его из колеи. Это маленькое и незатейливое ?нас?, которое ядовито уронил Сонмин — Джиель интуитивно чувствует причину.— Хен.— Джиель, молчи. — а это уже Сонмин. Умытый, переодетый, с пластырем на нижней губе. За спиной — рюкзак. На ногах — дорогущие кроссовки, Джиель слышал, что хен такие хотел, но стоят они маленькое состояние, по меркам их съемной квартирки.И Джиель молчит. Только заикается:— Чаю будешь?Сонмин смеется.— Некогда, малой.Рука, треплющая высветленные джиелевы волосы, добрая, ласковая. А смех нехороший, недобрый. Неискренний, немножко даже отчаянный.Джиелю становится очень-очень грустно. Что же он такого проспал? Он всматривается Сонмину в лицо, но в сжатых губах, натянутой улыбке и почему-то невыносимо грустных глазах ответа не находит. Знает одно: Сонмин с рюкзаком посреди кухни смотрится удивительно лишним, как будто и не жил здесь никогда.— Вернусь скоро, — говорит Сонмин, засовывая за щеку печеньку с плетеной вазочки, и снова ерошит Джиелю волосы.Джиель едва давит в себе порыв обнять его за ногу и попросить не уходить.Потому что если этот странно отчаянный Сонмин и растерянный Чолюн не помирятся — произойдет что-то страшное, Джиель жопой чует, хоть это все еще не его дело.Но Сонмин уходит, а Чолюн кладет ладонь со сбитыми костяшками перед собою на стол.Говорит:— Представляешь, Джиель, он меня ударил.— Я бы тоже ударил, если бы ты меня так доебывал, хен.Джиель намеренно провоцирует Чолюна на "нос не дорос материться вымой рот с мылом пожалуйста", но сегодня хенские функции в Чолюне глючат, система дает сбои по всем параметрам, 404 иррор.Лезть не в свое дело очень сложно, как будто идти по минному полю. Джиель делает шаг наугад.— Ну правда, хен. Оставь ты его в покое. Почему ты так взъелся?Мучительные секунды ожидания. Чолюн сжимает и разжимает кулаки.— Бесит. Сонмин не должен быть подстилкой у этого... Джухо.Опасно, но мимо.Еще шаг.— Разве Сонмин-хен выглядит несчастным? — Этот его... пользуется им. Так не должно быть.Еще опаснее, но снова повезло.Джиель не хочет делать третий шаг — он и так уже чувствует себя так, будто до середины зашел, а ему еще по-заячьи след в след возвращаться — но Чолюн пихает его в спину.— Видел, за какие подачки он к нему ходит? Кроссовки, блять. За ебучие кроссовки.У Джиеля еще очень много мест, куда он может шагнуть. Он может повторить, что Сонмин совсем не выглядит несчастным или использованным, а может спросить, почему Чолюну самому так не все равно. Это давно вышло за рамки дружеской опеки, и эта мина на их поле — самая опасная, самая подлая, но Джиель не спрашивает.Это — точно не его дело.