Глава 4.4. ?Это? начинается (1/1)

Мюнхен, вечер, 28.01.1995.Освещение в парадной, где жила Елена, уже давно было поставлено на шумовые датчики. Прекрасное подспорье для человека, не привыкшего привлекать к себе излишнего внимания. Аккуратно придержав дверь, Елена неслышно двинулась вверх по лестнице, окруженная мягкой темнотой. Она уже почти добралась, когда на верхнем этаже лязгнул лифт, и все лампы в парадной вспыхнули одновременно. А еще через несколько секунд дверь квартиры, расположенной аккурат под квартирой Елены, распахнулась, и за порог просунулся оплывший, визгливый и вредный сосед.– Фрау Каридди, а я как раз вас и дожидаюсь. Сегодня я опять слышал шум, доносящийся из вашей квартиры!– Да? Я и не знала.– Возмутительно! Я написал на вас две жалобы только в прошлом месяце…– Всего-то две? А правду говорят, что на собаку фрау Шварцвассер вы написали аж семь петиций, а на курящего господина из шестнадцатой квартиры – пять? Тогда я явно не вхожу в ваш топ-лист. К тому же я являюсь владелицей квартиры, и выселить меня вы можете только через суд.– Знаю я вас, ушлых юристов! – и он пустил в дело свой последний резерв: – А позавчера я чувствовал доносящийся из вашей квартиры запах чеснока!Елена уже поднималась вверх по лестнице, но при этих словах обернулась:– Господин Граубе, вы все еще без работы? Живете на пособие?– А вот это вас не касается!– Приходите в нашу фирму. Видеть, слышать, обонять сквозь стены – таланты, данные не каждому. Вы могли бы сделать прекрасную карьеру. Поверьте, это гораздо веселее, чем посасывать вымя правительства.– Вы непереносимая! – взвизгнул Граубе. – Непереносимая нахалка! – и скрылся за дверью.Без помех Елена добралась до своей двери и позвонила. Устав ждать, отперла дверь своим ключом.– Это я пришла, – крикнула она в глубину квартиры.Еще не чуя беды, Елена сняла пальто и прошла внутрь. Она зажгла свет в гостиной, и первое, что бросилось в глаза – опрокинутый и разбитый стеклянный журнальный столик. Повсюду на ковре осколки и кровь.Мария лежала на полу. Она была в сознании, но, похоже, не могла говорить и застыла, скованная болью и страхом, в неестественной, напряженной позе. По-видимому, она пыталась добраться до телефона, но силы оставили ее. В первые минуты Елена еще тешила себя надеждой, что Мария просто сильно порезалась. Но нет, запекшиеся струйки крови шли от ее носа и уголков рта. Осмотревшись, Елена убедилась, что кровь была буквально повсюду: на блузке Марии, на скатерти, на обивке кресла.?Вот это и началось?, – услышала Елена внутри себя незнакомый, лишенный эмоций голос.– Сейчас… Потерпи, – произнесла она вслух и схватила телефон.Но не все так просто. Как бы ей самой не свалиться: в ушах зашумело, руки плохо слушались. Не без труда Елена набрала номер и описала ситуацию диспетчеру скорой. Оставалось ждать. Чувствуя, как страх овладевает ею по полной, безраздельно, она устроилась рядом с Марией на ковре.Спустя полчаса, Марию погрузили на носилки и понесли по лестнице. Вездесущий Граубе шел впереди и оглушительно хлопал в ладоши каждый раз, когда в парадной гас свет. Это придавало процессии несколько анекдотический вид. Елена с угрюмым видом шла позади, ее душило ощущение собственного бессилия.*****Прошло три дня. Мария была в сознании, она не плакала, ни о чем не просила. Елена находилась с ней столько, сколько позволяли врачи. На вторые сутки ей начало казаться, что маленькое тело Марии все ниже и ниже проседает в кровати, словно тает на глазах.То, чего больше всего боялась Елена, все не происходило. Она боялась момента, когда Мария попросит позвать брата, а Елена окажется связанной обещанием. Но Мария никого не звала, ни о чем не просила. Только всякий раз, входя в палату, Елена ловила тревожный взгляд Марии, направленный через ее плечо, вдаль, в пустой дверной проем. Видя, что Елена снова пришла одна, Мария быстро успокаивалась и брала себя в руки.?Это все нервы, слишком буйное воображение… Нужно успокоиться, – пыталась убедить себя Елена. – Господи, за что заставляешь меня прожить это дважды??– Больно? – спросила как-то Елена, поймав спокойный и совершенно ясный взгляд Марии, устремленный на нее: ?Откуда в этой девочке такая стойкость??– Совсем не больно, не беспокойся, – Мария попыталась улыбнуться. – Ты лучше отдохни. Здесь все очень добры ко мне. Правда, я совсем не понимаю, что они говорят.Как бы то ни было, но слабая и хрупкая Мария продолжала удивлять своей стойкостью. Видя это, Елена не могла не вспомнить, как ее Ральф – умный, сильный, статный красавец Ральф – спекся со страху за считанные дни.Мюнхен, день, 01.02.1995.Все изменилось буквально на следующий день. Елена вошла в палату своей стремительной походкой, все как обычно, и… Что это?! Голова Марии была опутана трубками. Было страшно подойти поближе, страшно на это смотреть, но Елена пересилила себя и даже изобразила убогое подобие улыбки.– Привет.Мария ответить не могла: одна из трубок была вставлена в ее рот. По ее гофрированной пластиковой поверхности, с внутренней стороны, перемещались в такт дыханию какие-то хлопья. Туда-сюда. Что это? Вероятно, какая-то биологическая субстанция. Человек без медицинского образования не мог смотреть на это без содрогания.Мария не просто не могла ответить, она будто и не видела Елену. Сначала та решила, что Мария не в себе, но, приглядевшись, поняла, что девушка не отрывала долгого жуткого взгляда от дверного проема. Тут Елена заметила, что доктор Ханеке делает ей знаки через стеклянную перегородку. Елена вышла.– Что… Что произошло?– У Марии начались проблемы с дыхательным ритмом. Мы вынуждены были интубировать. Я звонила вам домой, но вы, по-видимому, как раз поехали в клинику.– И?– Это очень плохой признак, фрау Каридди. Что вы еще хотите от меня услышать?– Как обстоят дела… – Елена опешила, – и что дальше будет?– Ничем не могу утешить: пациентка уходящая. Странно, что вы этого не понимаете.– Вы можете хоть что-нибудь сделать?– Только продлить агонию. Что мы еще можем сделать… – лицо этой еще относительно молодой докторши выглядело строгим, скорбным, с глубокими носогубными складками и опущенными уголками рта. Сколько раз она видела это, но, к несчастью для себя, так эмоционально и не выгорела. – Если мы ограничимся обезболивающими препаратами, она скончается через пять-шесть часов, если начнем проводить интенсивную терапию – протянет двое-трое суток. В любом случае необходимо документально оформить ваше согласие.Бедная Мария… Ей было больно, было страшно, было невозможно верить в лучшее.– Я хочу, чтобы вы продолжали активное лечение, – Елена с трудом выдержала долгий осуждающий взгляд доктора Ханеке. – Я все подпишу. И еще… Скажите, откуда здесь можно позвонить?