Глава 3.5. Такие разные встречи (1/1)

Милан, вечер, 18.02.1992.В этот вечер вокруг Антонио Эспинозы собралась молодежь: из Бергамо приехала Ирена, пришли Ральф с Еленой. Все как в лучшие времена: непринужденная беседа, хорошее вино, легкие закуски. Антонио залюбовался своими девочками, обе удались на славу. Ирена такая мягкая, женственная, с лучезарной улыбкой. Даже странно, что она до сих пор не встретила подходящего парня. Елена же не такая, жизнь сделала ее более закрытой, готовой в любой момент защитить себя и свою семью. И внешне она не так красива, как старшая сестра, зато больше похожа на него самого. Антонио усмехнулся про себя: удивительно, что никто столько лет не замечал сходства. У нее такие же светлые волосы, светлая кожа, и лицо несколько широковато, что не позволяет назвать ее красавицей. Впрочем, это компенсируется удивительной соразмерностью черт. Он надеялся, что, выйдя за Ральфа, она, наконец, обрела шанс на нормальную жизнь. Вся эта история с ее первым неудачным замужеством обошлась ей слишком дорого. Антонио Эспиноза избегал понятия ?счастье?, ибо это слишком ненадежная и неуловимая категория.Ирена и Ральф оживленно обсуждали последние кинопремьеры, номинантов на предстоящий Оскар. Елена не прислушивалась к их разговору, она заметила, что отец за ней наблюдает, и ответила ему долгим спокойным взглядом. Ральф был без ума от ?Молчания ягнят?, по-видимому, просмотр этакой кровавой страшилки приятно щекотал нервы этого мирного, законопослушного человека.– Думаю, что победит ?Тельма и Луиза?, – возражала ему Ирена, – это такая пронзительная и прекрасная история. Она никого не оставит равнодушным.Елена решила не ввязываться в спор. На собственном опыте она убедилась, что в том, чтобы убить человека и потом бежать, спасая свою жизнь, нет ничего пронзительного и прекрасного. Для нее это было страшное время, когда главное – предельная ежедневная концентрация.В такие минуты Елена кожей чувствовала, как ставшее драгоценным время убегает, утекает, ускользает от нее.?Что мы делаем? – думала она. – Отец знает, что скоро умрет, и все мы тоже знаем это. При этом мы натужно делаем вид, что все прекрасно, бодримся, как плохие клоуны, над которыми никто не смеется?. На душе у нее стало совсем тошно.?Если бы он только мог не умирать, – терзала она себя. – Сколько дней мы еще смогли бы провести вместе. И все это время было бы наше: совместные походы в оперу, вечера в уютной гостиной в Цереле. Так случилось, что мы никогда не путешествовали вместе и уже никуда не успеем съездить. А ведь могли бы увидеть прекрасные уголки земли, разделяя радость общих впечатлений. Отец еще не такой старый человек. К кому я обращусь за помощью или советом, когда его не станет, кому расскажу сокровенные секреты?!?Так, в тяжелых раздумьях, она и не заметила, что вечер подошел к концу. Ирена засобиралась, ей предстояло ехать дальше всех. Ральф тоже поднялся.– Ральф, поезжай домой один, я вернусь на такси, – сказала Елена мужу уже в прихожей.Тихонько вернувшись в гостиную, села рядом с отцом. Он уже не старался выглядеть радушным хозяином, сейчас это был просто усталый, пожилой человек, страдающий от неизлечимой смертельной болезни.– Давай посидим немного, только ты и я.Совсем скоро он уйдет из ее жизни навсегда. Как ей жить без него? Конечно, у нее все будет нормально: деньги, муж, дом, профессия. Дело в другом, как ей быть без него? Страх, который не выскажешь, сжал сердце. Никто из них не мог выразить то, что было на душе, дурацкая игра во ?все хорошо? воздвигла между ними невидимую стену. Елена первая решилась и пошла напролом.– Я очень тебя люблю, – она обняла отца за плечи.Антонио Эспиноза знал, что его дочь, выросшая в атмосфере душевного аскетизма, не склонна к телячьим нежностям, и ласковое слово из нее не вырвать и раскаленными клещами. Такая, если любит – молчит, если говорит, что любит – значит, любит сильно, а тут…Но даже он, знавший свою дочь лучше всех на свете, не догадывался, что эта взрослая женщина, на счету которой два замужества и ряд иных эпизодов, произнесла эти слова сегодня впервые в жизни.Это была редкая минута соприкосновения душ, за которую Елена с легкостью, безрассудно отдала бы все ценности, которыми владела. А для Эспинозы главной ценностью теперь было время, и он не стал упускать возможность поговорить с дочерью наедине:– Не тревожься. Я не оставлю вас с Риной ни без денег, ни без защиты. Конечно, я переведу вам лишь те суммы, которые будет максимально сложно отследить нашим правоохранителям, и которыми вы, по моему разумению, будете в состоянии распорядиться.– Не беспокойся, папа.– Конечно, они не будут одинаковы, так что не ждите ?справедливости?. И я позабочусь о вашей безопасности: мой давний… деловой партнер станет вашим ангелом-хранителем, а, если потребуется, то и защитником. Его имя я назову, когда подойдет срок. Когда меня не станет, ты будешь должна заботиться и о своей безопасности, и о безопасности сестры. Вести диалог с вашим покровителем придется лично тебе, Ральф и Рина не годятся: они слишком впечатлительные. Будь предельно осторожна: даже в благодушном настроении этот человек смертельно опасен. Ни в коем случае не перечь ему, не пытайся ни обмануть, ни переспорить. Но только он обладает реальной силой и может стать гарантом вашей жизни и безопасности.Таинство соприкосновения душ растаяло без следа, все стало как всегда. Еленой снова овладела безнадежность.– Хорошо, отец, я все сделаю, как надо.– Хочу убедиться, правильно ли ты поняла меня?– Думаю, да. Разыскать твоего делового партнера, познакомиться, относиться к нему почтительно. С просьбами обращаться только в крайнем случае и точно выполнять все его указания.– А если он прикажет вытатуировать на лице: ?Я – убийца?? Или пойти и застрелить Генерального прокурора Республики прямо у всех на глазах?– Папа? Это шутка?– К сожалению, не шутка. От того, насколько четко и с усердием ты будешь выполнять его приказы, будут зависеть ваши жизни. Прости, дочка, что не смог подобрать тебе более достойного союзника.– Но он хотя бы не откажется выполнить свои обязательства?– Девочка моя, ты – идеалистка. В нашем мире понятия ?союзнический долг?, ?честь? давно не существуют, остались лишь слова, которые их некогда обозначали. В моем мире нет друзей, а этот человек не проигнорировал мою просьбу только лишь потому, что я оказал ему ряд весьма специфических услуг. Именно по его просьбе Рине пришлось… Впрочем, тебе это, наверное, не интересно. Он – человек ужасный. За его помощью обращайся только в самой отчаянной нужде, но если уж обратишься, слушайся во всем. Перечить ему опасно.– Боюсь, ты меня больше напугал, чем обнадежил. Но… Папа, почему именно этот человек?– Больше никто не согласился. Но довольно об этом. Имя я сообщу позже, время еще не пришло. И еще… Моя дорогая, давно хотел с тобой поговорить… Хоть тема не из приятных… Странные эти ваши отношения с Марией… – при упоминании о Марии Эспиноза поморщился. – Что у вас может быть общего?– …– Возможно, тебе будет неприятно это слышать, но я все же скажу… Я твой отец. Излишне доверительные отношения с Марией могут негативно сказаться и, по-моему, уже сказываются на твоем браке.– Неужели так заметно?– Боюсь, что да. Эту ситуацию нужно срочно менять.Елена замкнулась и оледенела. Она не забыла, что именно отцу пришла когда-то идея снарядить Марию нести бомбу на вокзал. От ее голоса повеяло холодом:– Теперь уже ничего не поделаешь. Так уж вышло. Мария очень тоскует по брату, и мне жаль ее.– Жалость – опасная игра, Елена. Смотри, не заиграйся.Беспокойство поселилось в душе Эспинозы уже давно. Да, Елена умна и сообразительна, но порой ее захлестывают эмоции. Впрочем, она женщина, для нее это вполне допустимо. А если бы возможно было существование женщин, начисто лишенных эмоционального начала, абсолютно гармоничных, свободных от комплексов, страхов и чувства вины, то они, вероятно, вызывали бы лишь холодное отвращение.Бывали минуты, когда Эспинозе думалось, что они с дочерью похожи, словно пальцы на одной руке. У нее столь же развитый художественный вкус, интеллект, выдержка… Но иногда Елена казалась совершенно чужой и чуждой ему девушкой.Да, это расплата за то, что он сам не занимался воспитанием младшей дочери. Но ведь он не мог… А может, он просто не захотел? Боялся огласки, скандала, крайне несвоевременного бракоразводного процесса? К тому же, стремясь получить опеку над Еленой, он мог потерять свою старшую, Ирену. В любом случае, теперь слишком поздно: его Лену, его кровинушку, воспитали на свой лад чопорные старомодные старики фон Дайним.В силу своего душевного устройства он не мог в полной мере осознать, какого накала желаниям, страхам и отчаянию бывала подвержена ее душа. Тогда, давно, он пытался представить себе ее, едущую по пустынной ночной дороге, едущую, вопреки всякой логике, прямо в западню. Пытался и не мог. Повернув тогда на юг, а не на север, она прошла невидимую точку невозврата в своей судьбе.Помимо вполне очевидных материальных последствий в виде убийства полицейского комиссара, этот случай высветил кое-что еще, и весьма неприятное. Стоило Елене бросить Тано Каридди и убраться на безопасное расстояние, точно невидимая, но прочная и упругая энергетическая нить вернула ее назад. Эспиноза поморщился, вот уже всякая шизотерика в голову лезет! А теперь еще эта Мария… И зачем только старая ведьма фон Дайним привезла ее в Церель?!Милан, вечер, 24.02.1992.Удивительно, как много в жизни женщины, пусть даже она образована и умна, играют так ненавистные мужчинам женские капризы. Но в последние дни Ральф был предельно внимателен ко всем просьбам жены. Он был безупречен и галантен, сразу дав понять, что гнусные проделки Тано с аннулированием доверенности и развода никак не отразятся на их с Еленой отношениях. Это просто неблагоприятный поворот событий, не больше, Елена непременно сможет вновь оформить развод, и, что даже к лучшему, они сыграют свадьбу еще раз.Елена не была капризной барышней, нет, но, в конце концов, она тоже была женщиной. Этим вечером Ральф с Еленой собирались навестить Сольвейг. Елена собрала кое-какие книги и журналы на немецком, купила любимых бабушкиных конфет, и молодые супруги тронулись в путь.– Дорогой, я, кажется, забыла вовремя оплатить аренду виллы. До закрытия банка еще почти час, мы успеем.– Все это вполне может подождать до завтра, – Ральф, вопреки обыкновению, был не в восторге от непредвиденной задержки в пути.– Завтра у меня куча дел, я собираюсь к папе. Я могу замотаться и снова забыть. Ну, пожалуйста… Ральф, ты поезжай вперед, а я заскочу в банк и приеду на такси?Так и получилось, что Елена приехала на виллу к Сольвейг позже оговоренного часа.*****Она вошла в просторную комнату, в углах которой уже поселились сумерки, и тут все пространство заполнил истошный, полный злости и ужаса крик.– Тише, Лена, тише… Не надо… – услышав тихий голос мужа, Елена осознала, что кричит она сама.Да как ей было удержать себя, когда она не видела сейчас перед собой ничего, кроме заляпанной запекшейся кровью копны седых волос. У какого урода поднялась рука на восьмидесятилетнюю старуху?Ральф положил телефонную трубку, и они вдвоем с Еленой осторожно подняли баронессу и перенесли на диван. Струйки крови потекли теперь по старому лицу бабушки, смешиваясь со слезами.– Они забрали… Лени… Лени! – Сольвейг с трудом открыла глаза. Елена постаралась встать так, чтобы бабушке было легче видеть ее лицо.– Я здесь. Не волнуйся.– Забрали…– Да что забрали? Наплевать. Главное – ты жива.– Они забрали Марию, – кажется, разговор отнял у баронессы остаток сил, и она вновь провалилась в забытье.Они и не заметили, как подъехала вызванная Ральфом скорая. Оттеснив Елену, врач быстро осмотрел раненую, проверил зрачковые реакции. Санитары быстро и аккуратно погрузили Сольвейг на носилки и вынесли из дома.От обуявшего ее ужаса Елена не могла даже сглотнуть. Она огляделась: Марии нигде не было.*****В тускло освещенном больничном коридоре время тянулось особенно мучительно. Скорее бы вышел врач. Как же им хотелось услышать, что все в порядке, что опасности нет, а рана на голове бабушки – не более чем глубокая царапина.– У нас мало времени, скоро за дело возьмется полиция. Расскажи мне первой, что случилось, – попросила Елена.– Все случилось вскоре после того, как я приехал. Их было двое, свои лица они прикрывали капюшонами. Пригрозив пистолетом, один из нападавших заставил меня лечь на пол.– А бабушка?– Ее тоже пытались заставить лечь лицом вниз, но она ломалась… Кажется, один из этих парней растерялся, не знал, что с ней делать. Второй искал Марию. И нашел… Выволок ее откуда-то из глубины дома, потом ударил пару раз.– Они ничего не искали, не требовали? Или их целью изначально была Мария?– Похоже на то. Потом этот парень, что притащил Марию, повалил ее на диван и, судя по крикам Марии, прямо там… проник в нее. Сольвейг умудрилась вытащить откуда-то электрошокер и шарахнула того, кто был к ней ближе. Он заорал, но быстро оправился и ударил ее. Сольвейг упала и потеряла сознание.– Ты сможешь опознать эту мразь? – спросила Елена неестественным голосом. – Того, кто бабушку бил, и того, который Марию…– Вряд ли, я же все время лежал лицом вниз.– Понятно.Одного этого короткого слова оказалось достаточно, чтобы Ральф потерял самообладание:– А что я должен был делать? У одного из них был пистолет. Даже сами полицейские учат людей: не идти на конфронтацию с вооруженными бандитами, а в случае нападения отдать то, что требуют. Лучше потерять бумажник, чем жизнь.– Бумажник? Какой бумажник?!– Слышала бы ты себя со стороны. Сколько негодования, сколько страсти, а все из-за…– Слабоумной дальней родственницы?– Я этого не говорил, ну уж раз ты сама… Очнись, Елена, нет такого родства – сестра бывшего мужа.– Почему ты так безжалостен к Марии? Разве не понимаешь, насколько она больна?– А может, про твоего ?старшего мужа? теперь тоже слова худого сказать нельзя? Он ведь тоже человек не вполне здоровый. И вообще… Хочешь знать, что с тобой не так?– Со мной… не так?– Ты привыкла принимать как данность вещи, совершенно ненормальные. Даже больше: то, что для других естественно и нормально, тебе кажется диким и неправильным.Ругавшиеся ожесточенным шепотом Ральф и Елена даже не заметили, как к ним подошел врач.– Вы родственники Сольвейг фон Дайним?– Я ее внучка. Это – мой муж.– Очень хорошо. Рад сообщить вам, что опасности для жизни нет. У нее сотрясение мозга и рассечение мягких тканей головы. Но, учитывая преклонный возраст, мы решили оставить ее пока в стационаре. Синьора уже пришла в себя. Конечно, разговоры для нее сейчас крайне нежелательны, но она настойчиво требует к себе внучку Елену.Елена кивнула, она прекрасно знала, как бабушка умеет требовать.*****Сольвейг лежала неподвижно. Ради спокойствия ее сотрясенного мозга врачи не рекомендовали ей даже лишний раз отрывать голову от подушки.– Я старая дура, не послушалась твоего совета. Нечего здесь мне было делать и, уж конечно, не нужно было привозить сюда Марию.– Не вини себя, возможно, мы столкнулись с такими людьми, для которых не существует границ, – Елене не хотелось, чтобы бабушка бесплодно терзала себя.– Да, я старая и глупая, я совершила ошибку. Но почему ты мне это позволила? Почему не остановила?– Потому что ты – наш матриарх. Как я могла перечить матриарху?– Как думаешь, Марию найдут? Полиция – само собой, но, может быть, ты тоже начнешь ее искать?Елена только вздохнула. Куда идти, где искать – непонятно.Милан, ночь, 25.02.1992.Но ни полиции, ни Елене искать Марию не пришлось. Она нашлась этой же ночью. Похитители отпустили ее после нескольких часов издевательств. Испуганную, в заляпанной кровью и грязью одежде, ее вытолкнули из машины на одной из городских улиц.Узнав, что Марию отправили в больницу, Елена сразу же засобиралась к ней. Ральф вызвался ее сопровождать. В больнице их ожидал сюрприз: Елену отказывались пропустить в палату, ссылаясь на какие-то требования безопасности.– Что происходит? Мария Каридди – сестра моего мужа, к тому же я являюсь ее опекуном, – в запале Елена не заметила, как покоробило Ральфа. – Вы не имеете права не пускать меня к ней. Разрешите хотя бы взглянуть на нее и поговорить с ее врачом.Но было ясно, что добиться желаемого лобовой атакой невозможно.– Ладно, ваша взяла. Тогда я навещу баронессу фон Дайним, раз уж приехала.Гипертрофированное упрямство часто заменяло Елене многие отсутствующие у нее качества. Оставив Ральфа в больничном холле, Елена направилась к лифту. Бдительный охранник проследил, чтобы строптивая посетительница выбрала именно тот этаж, на котором располагалось отделение неврологии, где, как известно, лежала баронесса. Но, выйдя из лифта, Елена не пошла к ней в палату, а быстро и незаметно проскользнула на лестницу в конце коридора. Немного поплутав по этажам, она добралась до цели.Сразу бросилось в глаза, что для столь позднего часа в коридоре слишком многолюдно. Она нашла нужную палату и уже было направилась к двери, как дорогу ей перегородила весьма решительного вида рыжеволосая девушка.– Синьора Каридди, – незнакомка откуда-то ее знала, – вам пока лучше туда не входить. Для вашего же блага.Тон незнакомки очень не понравился Елене.– С кем имею удовольствие разговаривать? Меня вы, кажется, знаете. Если вы из полиции, не могли бы вы предъявить удостоверение? – Елена говорила пока вполне вежливо.Вместо ответа незнакомка отвела полу короткой кожаной курточки, на секунду продемонстрировав пистолет в кобуре у себя под мышкой. Но с тем же успехом она могла бы погрозить Елене пальцем. Они обе прекрасно понимали, что здесь, в многолюдном коридоре больницы, никто не применит оружия. Елена отстранила нелюбезную девицу и тихонько прошмыгнула в полуоткрытую дверь.Она совершенно не знала, как нужно вести себя с женщинами, ставшими жертвами насилия. Наверное, каждой нужны какие-то свои слова утешения. Но говорить ей ничего не пришлось, войдя в полутемную палату, она замерла в тени входной двери. На Марию было страшно смотреть. В силу своей душевной болезни, она не умела сдерживаться и скрывать свои чувства, вот и сейчас все пережитые физические и душевные страдания этой ночи в полной мере отражались на ее лице. Кажется, ей вкололи снотворное, но было видно, что и во сне воспоминания продолжали мучить ее. Рядом с ней сидел Тано, и, не переставая, что-то говорил сестре. Елена много чего хотела бы высказать бывшему мужу, но в такие минуты лучше людям не мешать. Она стояла тихо, стараясь не шелохнуться и не привлечь к себе внимания. Пристально всматриваясь в лицо Тано, она пыталась осознать произошедшие с ним изменения. Он весь был какой-то не такой, как прежде. Точнее Елена сформулировать пока не могла. Обрюзг, опустился, на щеках трехдневная щетина. Пил он, что ли? Но было что-то еще, чего Елена не могла сразу ухватить. Ни у кого другого Елена не видела таких жутких, таких больных глаз.Задумавшись, она и не заметила, как кто-то подкрался к ней сзади. Невидимый и очень сильный, он одной рукой зажал ей рот, а другой заломил правую руку Елены за спину. В таком унизительном виде ее повезли на лифте вниз и вытолкали в холл на неопределенном этаже. Еще через несколько секунд она оказалась в крохотной подсобке без окна, обставленной шкафами, стеллажами и наидешевейшим письменным столом.– Вот, генерал, все вынюхивает да высматривает. К сожалению, мы перехватили ее только в палате Марии.– Генерал? – Елена моргала и щурилась от яркого света. – Это ого-го… Серьезно. Генерал армии? Полиции? Песчаных карьеров? Позвольте узнать ваше имя.– Может, поучить ее немного вежливости? – неузнанный противник еще круче заломил ей руку. Елена напряглась, но смогла сдержать стон.Облокотившись на стол, в комнатке стоял пожилой человек лет шестидесяти, полностью седой. Он был поджар, невысок ростом, носил массивные очки. Несмотря на маловнушительный внешний вид, он излучал поток живой деятельной энергии, и Елена как-то сразу поверила, что перед ней настоящий генерал.– Оставьте, Давиде, – генерал сделал мягкий умиротворяющий жест. – Перед вами дама.– Руки! – фыркнула Елена, оправившись от боли.– Отпустите ее, – генерал посмотрел в лицо Елене. – Все никак не успокоитесь, синьора? Вам мало тех неприятностей, что вы уже имеете?Наконец нападавший отпустил ее. Она обернулась и тотчас же узнала Давиде Ликату.– Не знаю, о чем вы. Я просто пришла проведать золовку, а, оказывается, ваши люди превратили государственную больницу в режимный объект.– Не морочьте нам головы! Вы и так видели сегодня многое, что не предназначалось для ваших глаз. Я много опытнее вас, Елена… Вы ведь позволите мне так вас называть? И я позволю себе дать вам один совет… Всего один. Если вы и вправду хотите быть рядом со своим отцом в последние месяцы и недели его жизни, умерьте свой пыл. Иначе вы получите известие о его смерти, находясь в камере предварительного заключения. Как минимум – по обвинению в двоемужестве и мошенничестве, как максимум – в убийстве. Ликата, проводите синьору Каридди к выходу.– Понимаю, – Елена пыталась храбриться и сохранять лицо. – С теми, кто стоит на пути Добра, не церемонятся.– И последнее на сегодня… Вы спросили мое имя, предполагая очевидно, что я уклонюсь от ответа. Но такие люди, как мы, никогда не пасуют перед такими, как вы. Мое имя и звание – генерал Амадей.Елена направилась к выходу, но чуть было не получила по лбу стремительно распахнувшейся дверью. В каморку, словно фурия, ворвалась судья Сильвия Конти.– Несчастная Мария! – в голосе судьи Конти злость значительно перевешивала сострадание. Только тут она заметила Елену. – До чего же ей не повезло с родственниками. Что молчите?– Я внимательнейшим образом слушаю вас, судья, – Елене удалось сохранить спокойствие. – Кстати, добрый вечер.– Добрый? Вы ведь понимаете, кто виноват во всех бедах Марии?– Кто?– Вы прекрасно знаете, кто!– Конечно, это уж точно не те, кто ее избил и изнасиловал.– Боже мой! В вас достаточно цинизма, чтобы острить даже в такую минуту! Ваш гнусный муженек, это чудовище – вот кто источник всех бед.– Ну, во-первых, мы в разводе, и Тано больше не ?мой?. Во-вторых, он, при всех своих грехах, все же не чудовище, – тут Елена заметила, что Сильвия смотрит на нее с нескрываемым отвращением. – И в-третьих, – Елена сделала паузу, – мне думается, что большая часть ответственности лежит на том, кто первым начал ворошить этот муравейник.Елена испытующе переводила взгляд с Сильвии на Давиде. В какой-то момент лицо Ликаты дрогнуло, но он быстро взял себя в руки.Неужели… Самые невероятные догадки Елены подтверждались на глазах. Ну что же, у всех появился повод задуматься: и у Елены, и у судьи Конти тоже.*****Давиде проводил Елену до самых входных дверей.– Лучше вам уйти отсюда, синьора Каридди. Для вашего же блага.– И вам всего доброго, синьор Ликата.Дождавшись, пока Давиде скрылся в лифтовом холле, Елена бросилась к Ральфу, ждавшему ее в машине.– Представляешь, Тано сейчас наверху с Марией. Нужно проследить, узнать, где его логово. Меня они, конечно, срисуют сразу. Сделаешь?– Ну… Разве это законно?– Законно, не законно, какая сейчас разница!Они слишком увлеклись спором и не заметили, как неприметный Альфа-Ромео быстро выехал с больничной стоянки. Выследить Тано Каридди сегодня им было не суждено.Другая бы на ее месте расстроилась, что встретила столь нелюбезный прием, но только не Елена. В глубине души она чувствовала облегчение, что ей не пришлось сегодня встречаться с Марией. Елене было стыдно, но она ничего не могла с собой поделать. Она пойдет к ней в другой раз, за это время боль Марии немного притупится, а дальше все как-нибудь устроится.*****Ночь была на исходе, а Давиде и генерал еще не сомкнули глаз. Покинув больницу, они вернулись в штаб-квартиру организации. Тано водворили в камеру. Давиде овладела усталость. В течение одного вечера успеть пообщаться с тремя представителями семейства Каридди – это не каждый выдержит.Мария – извечная безответная жертва. Давиде старался не вспоминать ее лицо. Пусть у него куча дел, но завтра с утра он выберет время и займется поиском тех, кто это сделал. Он не надеялся ни на полицию, ни на генерала. Генералу просто все равно, для него это всего лишь деталь многоходовой операции. Мысли о том, что сегодня случилось, жгли Ликату словно огонь. Это он привез Тано в Милан. Вместе с Алессио Амадеем они вынудили Тано подыгрывать им. И вот результат. Генерал сделал ставку на ненависть, а вот кто-то, кого они пока что не знали в лицо, использовал любовь к сестре как самую больную точку в душе Тано Каридди.Тано. Неужели даже в этом чудовище есть искра добра? До сегодняшнего дня Давиде в это не верил, но теперь… Ладно, там будет видно.Елена – лощеная гордячка. Чем-то она невыносимо раздражала его…– Вы чем-то обеспокоены, Ликата? – прервал его раздумья Амадей. – Не отпирайтесь, я все вижу.– Эта женщина безрассудна и опасна. Она уже однажды убила человека и может сделать это снова.– Муж и жена – одна сатана? Это вы хотите сказать?– Нет… – задумался Давиде, – …она отличается от Тано, как небо от земли, но от этого не менее опасна. Никогда не знаешь, чего от нее ждать. Это практически невозможно доказать, но, вполне вероятно, что палаццо Линори полыхнуло именно по ее вине.– Не беспокойтесь, Давиде. Вы же прекрасно понимаете, что и у Елены, и у Тано есть свои болевые точки, на которые мы всегда сможем грамотно воздействовать. А вы ведь ей сегодня чуть руку не сломали… Это глупо. Глупо и грубо. Сами знаете, как сильно она привязана к отцу, и, пока он жив, наша строптивая девочка будет как шелковая. А для Тано главная боль – Мария. Это похищение и изнасилование пришлись как нельзя кстати. Возможно, события сегодняшнего дня станут переломными для всей игры.Давиде встал и отошел к окну, за которым небо на востоке начинало потихоньку светлеть. Ему не хотелось, чтобы генерал видел сейчас его лицо.– Я понял, что меня бесит в этой женщине, – сказал, наконец, Ликата. – Она держится с нами, как равная. А точнее сказать, она держится как равная с вами. И все же мне тревожно: слишком многое она сегодня увидела. И Тано, и вас, и меня. Ваши доводы звучат разумно, но все же они меня не убедили. Допустим, сегодня вы ее приструнили. А что потом, когда Эспинозы не станет?– А потом придется придумать что-нибудь еще.