Глава 2.3. Тучи над раем (1/1)

Сицилия, день, 17.10.1990.Утро выдалось изумительное: море покрывала лишь мелкая рябь, а по ярко-голубому осеннему небу плыли пышные белые облака, напоминающие то ледяные айсберги, то фигурки забавных животных. Елена проснулась в превосходном расположении духа. За последнее время вынужденное заточение на яхте порядком утомило ее деятельную натуру, надоели и книги, и телевизор. Сегодняшний день обещал быть исключением – поздним утром ?Леди в красном? вышла из порта и взяла курс на ближайшие острова. Поездка обещала максимум удовольствия. Было здорово просто стоять на палубе или развалиться в шезлонге, любуясь сверкающей морской равниной, наслаждаясь движением мощной яхты. Мелкие островки представляли собой занятное зрелище: крутые скалистые берега, покрытые жидким лесом холмы вдали, рыбацкие деревни. И везде чайки, чайки. Елена не собиралась сидеть сегодня в салоне, как маленькую девочку, ее невозможно было отговорить часами стоять на ветру. В конце концов, Эспиноза присоединился к ней.– Как видишь, осенью на Сицилии невероятно красиво.– Бавария прекрасна всегда, – парировала Елена.– Знаешь, я только сейчас понял, кого ты мне напоминаешь.– Тебя самого, папочка? Тоже мне новость.– И меня тоже, но не это главное. Ты у меня женщина Возрождения. Родись ты на пятьсот лет раньше, и Тициан мог бы написать твой портрет. Даже этот проклятый унисекс тебя не портит, – Эспиноза неодобрительно окинул взглядом джинсы и ветровку. – Пожалуй, пора нам подкрепиться.Елена была смущена столь изысканным комплиментом. Конечно, все нормальные отцы искренне считают, что их дочери самые красивые, но Елена верила: отец прав. Вполне вероятно, что они оба ближе к людям той далекой великолепной эпохи, чем к своим современникам.Яхта чуть замедлила ход, ветер стих. Отец распорядился накрыть для них столик на корме. Долго они сидели, потягивая белое вино, пока, наконец, Эспиноза не возобновил разговор.– Я перевел на твое имя значительные средства. Это и деньги, и ценные бумаги. Не бойся, никто не подкопается, я человек опытный. Так что ты теперь – девушка состоятельная и можешь больше не тревожиться за судьбу Цереля.– Спасибо. Из всех богатств мира он мне дороже всего.– Церель очарователен, кто спорит, но ты чуть не погубила себя из-за него. Твоя жизнь дороже любых камней, будь им хоть триста лет. Забудь прошлое, наслаждайся жизнью. И найди себе хорошего парня… Намучилась ты со своим психопатом-уголовником. Я так хочу видеть вас счастливыми: и тебя, и Рину, – отец сделал паузу, чтобы посмаковать вкус лобстера. – Надеюсь, Ральф надежный парень. Как сама-то думаешь?– Когда я обратилась к нему за помощью, он не подвел. Хотя на жизнь вперед не загадаешь.– Конечно, конечно. Сейчас для тебя главное – получить развод и развязаться с этим психом Тано. Надо же, он проворачивал крупные дела, никто и не подозревал, что он нездоров на голову. Впрочем, это было еще до того, как он перешел грань между неординарностью и неадекватностью.– От этого никто не застрахован, – Елена пыталась не подавать виду, насколько ей неприятна эта тема.– Я ведь был в тот день в вашем доме, приехал, чтобы увезти тебя с собой, – Эспиноза вздохнул. – Ты должна была узнать правду лично от меня, а не от комиссара Каттани. Ну и жалкий же вид был у Тано в тот вечер, я даже растерялся. Нес какую-то околесицу, да я и не слушал толком. Чистый псих, что еще скажешь.Это было одним из самых неприятных воспоминаний Антонио Эспинозы. Он навсегда запомнил, как встревоженный, злой, со взбитой гривой светлых волос, метался в тот вечер по дому Тано Каридди подобно львице, потерявшей детеныша.Увлекшись воспоминаниями, Эспиноза и не заметил, какое впечатление произвел на дочь своим рассказом. Она слушала отца и словно цепенела. Он долго еще вспоминал, без особых эмоций, как застал Тано в опустевшем доме, потерянного, подкошенного внезапным приступом безумия. Отец не сказал сегодня ничего, чего бы она и сама не знала, но ей стало тошно. Между тем, Эспиноза, периодически усмехаясь, продолжал вспоминать. До Елены доходили только отдельные фразы, типа: ?Представляешь, я видел тогда, что вместе с деловыми бумагами он жег в камине старую игрушку – какую-то лошадь со сломанной ногой?. И потом еще: ?Неужели он столько лет хранил свое убогое сокровище?!?Темное ядовитое облако, в котором трудно дышать, словно окутало Елену. Уже сложно было представить, что всего лишь час назад она была в прекрасном расположении духа. Сейчас ни изумительный вид, ни чистый морской воздух, ни вино удовольствия больше не доставляли. Этот ужасный человек, Тано Каридди, неужели он никогда не уйдет из ее воспоминаний? И лошадь эта дурацкая, зачем только отец про нее напомнил?– Папа, извини… – Елена поднялась.– Куда же ты?– Что-то мне нехорошо, – соврала Елена. – Лучше я вернусь в свою каюту.Сицилия, день, 26.10.1990.После позднего завтрака отец уехал в город, что было, вообще-то, на него не похоже. Елена уже давно заметила в себе перемену: ее стало тяготить бездействие. Она уже не могла получать удовольствие, просто сидя в шезлонге на палубе. Чтобы занять мозг, она отыскала в салоне кипу местных газет и погрузилась в чтение. Занятие это обещало совместить приятное с полезным: Елена рассчитывала и освежить свой итальянский, и войти в курс здешних событий. Поначалу попадалась одна ерунда, от пространного изложения программы местного муниципалитета до местечковых новостей. Но потом, и чем дальше, тем чаще, стали попадаться статьи о трагических событиях, связанных с семьей крупного местного дельца, а, по стечению обстоятельств, еще и потомственного аристократа, барона Линори.Заинтересовавшись, Елена разложила газеты в хронологическом порядке, начав с самых ранних номеров. Итак, Доминик Линори, старший сын барона, бесследно исчез в самом начале осени. Газеты из раза в раз пересказывали одни и те же скудные подробности, а когда те были исчерпаны совсем, начали наперебой излагать на своих страницах историю этого богатого и знатного семейства, владеющего одной из крупнейших инвестиционных компаний региона.Когда газетная шумиха пошла на убыль, Доминика все-таки нашли. Вернее сказать, нашли то, что от него осталось. Елена скукожилась в своем кресле: что может быть хуже, чем пролежать несколько недель в морской воде? Хуже, пожалуй, было только его родным, пришедшим опознавать тело в морг.Но все это оказалось лишь прелюдией, ибо спустя еще некоторое время был убит и сам барон. И не просто убит, был совершен бандитский налет на всю его семью, и, при другом раскладе, жертв могло бы быть много больше.Похороны барона Линори стали настоящим событием в жизни этого маленького провинциального города, газеты пестрели фотографиями, на которых были запечатлены выжившие члены семьи.Скверная история. Линори – крупнейшие инвесторы региона… Судя по всему, они ворочают большими деньгами. Странно… Обычно большие деньги любят тишину, покой и приватную обстановку, а в этом городе слишком часто звучат выстрелы. Кажется, большие деньги вышли из-под контроля, но кто же способен их усмирить?В одном из последних репортажей упоминалось, что за расследование этого дела взялась судья Конти. Елене стало очень не по себе. Вот и настало время прощаться с мирными иллюзиями. Раз она воскресла под собственным именем, нужно быть готовой к встрече с реальностью. И к встрече с Сильвией Конти тоже.*****Чудный октябрьский день только лишь начал неспешно меркнуть, обещая превратиться в тихий, бархатный осенний вечер, когда Антонио Эспиноза вернулся на яхту. Со всей резвостью, какую только позволяла его монументальная фигура, он поднялся на борт и направился в салон.– Ты прямо весь сияешь! – Елена встала и обняла отца. – Хорошие новости?– Неплохие. Лена, у меня для тебя сюрприз.– Так не тяни, выкладывай! – Елена подалась вперед. Отец был мастером на всякие приятные сюрпризы, к тому же он досконально знал вкусы и привычки Елены. Чем он сегодня ее порадует? Что это будет: редкая книга, приглашение в театр или бутылка коньяка пятидесятилетней выдержки?– Завтра к ужину у нас будет Тано Каридди. Удивлена? Я не хотел тревожить тебя почем зря, потому и не говорил… Тано здесь уже некоторое время.– В городе?– Да я и сам точно не знаю. В городе или где-то в окрестностях. Не это важно. Кажется, я тебе уже рассказывал, что он сбежал из клиники, куда его определили на принудительное лечение. Нет? Ну, тогда самое время рассказать.– Из такого места так просто не сбежишь…– Зришь в корень, дочь. Ему помогли. Так что у него теперь новые влиятельные союзники.– А он сам-то… как? – чуть слышно произнесла Елена.– Насколько я могу судить, разум Тано ничуть не утратил остроты. Что же касается сфер его души, то об этом не мне судить. Ты знаешь его значительно лучше меня. В любом случае, вскоре тебе представится случай составить собственное мнение. А я пригласил Тано на яхту, так как нам нужно обсудить некоторые деловые вопросы. Заодно и поговорим о самом главном: тебе ведь нужно получить развод, верно?Она даже ответить не смогла. Вот что ей теперь делать?! Встречи с бывшим мужем не избежать, это очевидно. Или все же можно от нее уклониться? Можно, к примеру, внезапно заболеть или травмироваться, и пусть отец общается с Тано сам. Жизнь на яхте предоставляла широкий спектр различных вариантов для несчастных случаев. Можно, например, сделать так, чтобы лодыжка застряла между ступенями крутого трапа, и ?упасть? вниз. Раз, и все готово: сложный перелом тебе обеспечен. Она окажется в больнице, а уж туда-то Тано не сунется. Но вскоре Елена почувствовала, насколько это все смешно и глупо, и устыдилась своих мыслей. Она же не школьница, трусившая перед годовой контрольной?! Вот только каково ей теперь будет смотреть на Тано, какие слова говорить… После всего того, что между ними произошло.Но отец понял замешательство Елены по-своему:– Не бойся, я всегда буду рядом. Тебе больше никогда не придется оставаться наедине с этим монстром. Но всякое дело нужно доделывать до конца, нужно раз и навсегда покончить с вашим нелепым, изжившим себя браком. Как только все будет улажено, ты почувствуешь облегчение, вот увидишь – я тебе обещаю. Как представлю, что этот гад…тебя… – Антонио Эспиноза не смог подобрать подходящий глагол, – в течение нескольких месяцев…– Папа, так ты лучше не представляй – у тебя сердце, у тебя давление. Ты сейчас драматизируешь самые обыденные вещи в жизни. И потом… А что улаживать-то? Не понимаю. Я смогу подать на развод, как только у меня появится время этим заняться. Все можно обстряпать и в отсутствии Тано.– Умная девочка, а говоришь неслыханную глупость. Ну, подумай хорошенько, ты же моя родная дочь. Вы с Тано заключили брачный контракт, так? И его условия были для тебя достаточно жесткими: после расторжения брака тебе полагалась определенная сумма, совершенно ничтожная в сравнении с тогдашним состоянием Тано Каридди…– Ну да, все так. Эти деньги были моим вознаграждением за согласие на фиктивный брак. Поначалу… Потом было просто не до того, чтобы возвращаться к условиям контракта. А теперь это и вовсе утратило смысл: имущество Тано конфисковано.– А теперь представь, что контракта не существовало бы? Что тогда?– Тогда, теоретически, я могла бы требовать соблюдения моих имущественных прав при конфискации имущества. На правах, так сказать, законной супруги. И ты предлагаешь…– Вот именно! Постарайся уговорить Тано аннулировать брачный контракт. Ему он все равно больше без надобности. Потом он уезжает из Европы, ты подаешь на развод. – Но это будет непросто… – задумчиво протянула Елена, но от отца не укрылось, как зажглись ее глаза.– Это будет очень непросто. Но ты ведь все равно собираешься вернуться к юридической практике? Если даже не выиграешь, так хоть вновь почувствуешь вкус судебных состязаний.*****Небо над заливом сначала стало насыщенно-синим, потом еще сильнее потемнело. Наступил час вечерней трапезы. Елена и Антонио Эспиноза, словно сговорившись, больше не возвращались к обсуждению того, завтрашнего ужина. Елене хотелось поговорить о чем-нибудь другом. Они не хотели говорить о будущем, так почему бы не поговорить о прошлом? В бокалах мерцало вино, тихим фоном звучала музыка. Они погрузились в минувшее, но в этот вечер на ум Елене как-то не приходили счастливые воспоминания, а все больше такие, от которых тревожно и тошно на душе. Одна мысль мучила Елену особенно:– Мне так страшно думать о дедушке… Он, наверное, ждал меня перед смертью, а я не приехала. Я чувствую себя… – последовала неловкая пауза, – такой плохой. И мне страшно возвращаться домой: не знаю, что скажет бабушка. А то как резанет правду в глаза…– Да, у твоей бабушки это отлично получается, – усмехнулся Антонио. – А насчет деда не тревожься. Он – бывший офицер, он все прекрасно понимал. Думаю, они с Сольвейг больше всего боялись именно того, что ты вернешься и окажешься в западне. Думаешь, люди судьи Конти не поджидали тебя на похоронах барона? Конечно, печально, что ты не застала деда живым. Но он прожил очень долгую, насыщенную событиями жизнь, прошел войну, познал и богатство, и бедность, имел прекрасный дом, достойную жену. Он так мечтал дотянуть до объединения Германии… Дождался, а затем начал потихоньку угасать.– Он умел добиваться своего, старый реваншист, – Елена пыталась за цинизмом скрыть нежность и тяжелую печаль. Зачем? Она и сама толком не знала. – А я была там, когда обрушили стену. Была с восточной стороны.– Какие же все сволочи… – глотнув вина, продолжила она.– Кто? Судья?– И она тоже. Но еще больше мама… Я все понимаю, люди убивают друг друга ради денег и недвижимости. Обычное дело. Но ведь она заставила страдать и мучиться в неизвестности бабушку и деда. И меня…– Увы, твоя мама не из тех, кого волнуют подобные нюансы. Есть один щекотливый вопрос, который я давно хочу задать тебе, но боюсь.– Ты? Боишься? Это что-то новенькое, – Елена слегка повеселела.– Про твою маму… Когда ты все узнала, это, должно быть, стало страшным ударом для тебя. Ты ничего об этом не рассказывала.– Все случилось так, словно я уже о многом подсознательно догадывалась, только не хотела в это верить. Ты же знаешь, попавшие в беду люди проходят через несколько стадий своего горя, первая из которых – отрицание. Так вот, у меня этой стадии не было совсем. Я тогда почти не удивилась, просто все встало на свои места. Все детали головоломки.– Ты с такой страстью ненавидела Эстер. Может, это была бессознательная замена объекта? Объекта твоей ненависти? Психологически ты не могла поверить в виновность Мартины, и, тем более, открыто обвинить ее, вот и выплеснула все на свою сестру.– Слава Богу, она мне не сестра. Возможно, твоя идея верна. Все это слишком сложно, а я не горю желанием все знать. Когда события закрутились, как в жуткой карусели, было некогда пугаться и анализировать свои чувства, а когда я очутилась в относительной безопасности, пугаться стало и поздно, и бессмысленно. Ты не поверишь, но теперь я по отношению к маме почти ничего не чувствую. Был человек, и не стало человека.– Ну вот, зато теперь нам будет легче понимать друг друга. Для меня твоя мама уже давно не существует. Но я честно выполнил твою просьбу: позволил ей и Карлу уехать из Европы, хотя мне это и не по нраву… уехать живыми. Давно хочу, но боюсь спросить тебя, Елена… Той ночью Мартина собиралась… убить тебя?– Сама не знаю, ведь до дела дело не дошло. Строго говоря, это был не единственный вариант, ей не было необходимости марать руки. Она всегда действовала очень ловко, но, я думаю, после первого покушения, встретив мое сопротивление, она не горела желанием снова меряться со мной силой. А вот в том, что она специально спровоцировала ссору в ресторане в Кортина-д'Ампеццо, я уверена. В результате чего я возвращалась в отель пьяная и в одиночестве. Карлу Йохану не составило труда меня подкараулить. Может быть, они собирались вновь разыграть подобную комбинацию: мама выманила меня из дома, из Милана, а отчим… Я не знаю…– Как она устроила ссору?– Прости, мне не хочется вспоминать об этом. Сбежав от Тано, я потеряла очень многое: финансовую стабильность, дом, уважение деда. Если бы не твоя поддержка, мы не потянули бы Церель. Дом был бы продан, деньги поделены…– Я не совсем понимаю, почему поделены? Ведь барон владел Церелем единолично.– Мама всегда умела добиваться своего. Не сомневаюсь, она получила бы деньги, заведись они в нашей семье. А мне бы досталось лишь испить чашу позора. Жутко вспомнить, сколько ошибок и откровенных глупостей я совершила! Почти до самого конца я подозревала Эстер. А после того, как поймала ее на слежке, я, к своему стыду, просто перестала рассматривать другие варианты. Правду говорят, век живи – век учись… – Елена загрустила, и, в самом деле, как она могла не заметить, что в логической цепочке оказалось так много плохо сцепленных друг с другом звеньев?!– Увы, Лена, ты связала друг с другом вещи, на деле совершенно не связанные. Но ошибиться было немудрено, ведь Эстер Рази мечтала найти и покарать врагов своего отца – тех, кто одолел его и подтолкнул к самоубийству. По-видимому, она не исключала, что ты – одна из них. Эту цель она достигла: и я, и Тано имели крупные неприятности. Вторая ее цель, по упоминанию, но не по значению…– Заслужить поощрение комиссара Каттани, – Елена сняла мысль отца, что называется, ?с языка?. – Вероятно, она мечтала, как принесет ему ценную информацию, а комиссар восхитится ей и, наконец, оценит по достоинству. ?Ты самая красивая и умная девушка из всех, кого я знаю?, – произнес бы комиссар, и они слились бы в экстазе. Зло было бы посрамлено, плохие парни отправились за решетку… Но жизнь иначе распорядилась малышкой Эстер: ни тебе экстаза, ни беспечальной былой жизни. А останься она в живых, возможно, сама угодила бы в тюрьму. Я уверена, это она прикончила Маурицио. Беднягу нашли с пулей в животе… Возможно, ты его помнишь, он был водителем-охранником у Тано.– Извини, я не запоминаю слуг.– Тут и я виновата, ведь это я заставила Маурицио следить за Эстер. Как представлю, умереть от пулевого ранения в живот… Но я не предполагала, что все так обернется.– Не стоит расплескивать эмоции ради случайных, малозначительных людей… Меня, например, волнуют судьбы только двух человек, не считая меня самого. Это ты и Рина. Волнует и то, что тебя судьба не баловала последние полтора года…– Не стоит драматизировать: я не голодала, не ночевала под мостом. Это было просто жесткое приключение. Кем я только не работала… И на бензоколонке довелось потрудиться, и в библиотеке. Я старалась не задерживаться на одном месте слишком долго. Однажды даже сочинила историю, что я – уроженка ФРГ, переехавшая на восток в поисках материала для своей книги о восточных землях. Но чаще всего приходилось работать горничной: вытирать пыль да чистить унитазы, вспоминая, между делом, что еще недавно я была женой преуспевающего финансиста.– А ведь это я тебя подвел, Лена.– Глупости, тебе не в чем себя упрекнуть, папа.– Существует кое-что, о чем я давно хочу рассказать тебе… Постарайся принять это спокойно. Осенью восемьдесят восьмого я передал Тано запись телефонного разговора Филиппо Рази. Понимаешь, о чем я? Тано шантажировал Филиппо, пусть и не очень успешно: Филиппо не сдавал свои позиции в Ассикурационе Интернационале и вместо Эстер подсунул Тано тебя. А затем и вовсе ушел за пределы досягаемости. Спустя какое-то время ты нашла пленку, и понеслось… Но я и представить себе не мог, что, отдав эту злополучную пленку, запустил целую цепочку событий, которые и привели тебя чуть ли ни к самому краю пропасти.– Не кори себя, папа. Пути Господни неисповедимы, а наши неведомы.