Глава 1.11. Февраль (1/1)

Милан, утро, 02.02.1989.В этот день Тано Каридди представился случай понять, как, в сущности, мало он знает настоящую жизнь. Все началось еще накануне, Юрген обратился к нему с заговорщицким видом:– Елене в последнее время живется невесело, надо бы устроить ей настоящий праздник.Тано не возражал.– Тогда надо выяснить, когда приходит московский поезд.Юрген убежал, оставив Тано в растерянности, и вернулся через несколько часов, неся огромную тяжелую сумку, позвякивавшую при каждом его шаге.– Джузеппе! Принимай продукт. Все это надо охладить.Вместе с дворецким они извлекли целую батарею бутылок с написанными на неизвестном языке этикетками.?Русская водка?, – дошло, наконец, до Тано.– Вот, купил у проводников и русских туристов. Повеселимся, – Юрген явно был доволен собой.*****Наступил день рождения Елены. Именинница решила поберечь силы перед торжеством и спала до полудня, Тано уехал в банк. Таким образом, подготовкой к вечеру занимались Юрген и Джузеппе.Список приглашенных был составлен, естественно, заранее. Джузеппе было велено по каждому, не внесенному в список, консультироваться непосредственно с хозяевами. И вот наступил момент, когда начали прибывать гости. Хотя слово ?прибывать? описывало ситуацию недостаточно точно: члены семьи Елены приехали еще накануне и разместились в комнатах верхнего этажа. Вскоре после обеда из Бергамо приехала Ирена и, отбросив условности, сразу же побежала в комнату подруги. Из Мюнхена приехал Штусси и несколько приятелей Елены еще с университетских времен.Наступил вечер, в условленный час все собрались в гостиной. Хоть праздник носил дружески-семейный характер, Джузеппе внес в него ноту торжественности:– Его светлость барон фон Дайним! Ее светлость баронесса фон Дайним!Дворецкий явно наслаждался ситуацией. Без сомнения, это был апофеоз его профессиональной карьеры. Последними из приглашенных в гостиную вошли бабушка и дед, теперь все ждали только именинницу.Елена Каридди появилась на верхней площадке лестницы в простом струящемся платье. Она решила не отягощать себя драгоценностями: продуманно небрежная прическа и мраморная кожа не требовали дополнительного украшательства. Под аплодисменты собравшихся она спустилась вниз.– С днем рождения! – слышалось со всех сторон.– Поздравляю с двадцати девятилетием! – громче всех крикнул Юрген.– Это ужасно бестактно, так явно намекать на мой возраст, – лишь немногие услышали недовольный шепот Мартины Метцельдер.Гости двинулись к столу, и тут Юрген поднял руку, требуя всеобщего внимания.– Я поздравляю сегодня мою дорогую сестру, – он ужасно смущался, но все же продолжал. – Эта девушка – гордость нашей семьи, все, что было хорошего в нашем роду, воплотилось в Елене Софии. Нам всем немного жаль, что теперь она живет так далеко, по другую сторону Альп. Мы тут вспомнили, что она родилась в День Сурка… Мы долго не могли решить, что дарить. Украшения тебе без надобности, ты и так хороша, у тебя все есть. Мы вручаем тебе наш маленький подарок, чтобы он всегда напоминал тебе о дне, когда ты появилась на свет.Тут Ирена, которая все время держалась в тени, торжественно вручила Елене клетку, в котором копошилось маленькое волосатое существо. Как следовало из логики Юргена, это, должно быть, был сурок. Елена слегка опешила, она как-то не представляла себя в роли сурковода, но, естественно, поблагодарила за подарок. Она любила животных, просто напряженный ритм ее жизни не располагал к обзаведению братьями меньшими. Впрочем, теперь у нее совсем другая жизнь, так почему бы и нет? Жестом она подозвала Джузеппе.– Не волнуйтесь, синьора, мы его накормим и вообще, проследим за ним.– Стоп, стоп… – остановил его Юрген. – Скажи, как ты его назовешь.– Назовешь? – Елена пришла в замешательство. – До сегодняшнего дня я и не знала, что у сурков бывают имена.– Ну, Лена, придумай что-нибудь забавное, – взмолилась Ирена. – Ты же можешь.– Может, мне назвать его Коррадо? В честь одного из моих миланских знакомых. Нет, мой юмор не поймут. Хвостатый ужас? Пончик? Все звучит по-дурацки… Я предлагаю дать ему имя Февраль – коротко, просто и со смыслом.Остальные подарки не стоили особого упоминания. Это были обычные полуненужные вещи, которые дарят измученные бесплодными поисками подарков родственники. Внезапно чуткий слух Елены уловил звуки приглушенных голосов из холла. Извинившись перед гостями, она поспешила туда. На полпути она услышала зычный голос Джузеппе:– Сенатор Салимбени!Елена и Тано переглянулись, подобного никто не ждал. Она припоминала, что познакомилась с этим господином на банкете в банке ?Антинари?, но не горела желанием видеть его здесь. Тем не менее, она быстрым шагом поспешила в холл.– Сенатор! Какая честь для меня.– Простите, что я осмелился, не будучи приглашенным… Но я не мог не выразить своего восхищения такой очаровательной даме, как вы. Баварская роза… – произнес Салимбени с придыханием и вручил Елене шикарный букет.– Мой муж допустил непростительную ошибку, не прислав вам приглашения. Скажите, что вы меня прощаете, – Елена была само очарование.Вместо ответа Салимбени припал к ее руке слюнявым поцелуем.– Согласитесь со мной, Тано, ваша очаровательная супруга ничем не уступила бы самой Елизавете Баварской, – сенатор держал руку Елены уже неприлично долго. – Что поделаешь, в битвах Первой Мировой пало Баварское Королевство, но его прекрасные дочери всегда будут восхищать нас!– Ну и завелся, – думала Елена, освобождая, наконец, руку и украдкой вытирая ее о платье. – Сисси бы в гробу перевернулась.Этторе Салимбени представили гостям, и Мартина сразу же вцепилась в него мертвой хваткой, благо, она отлично владела итальянским. На некоторое время Тано и Елена оказались вне зоны слышимости гостей.– Сделал бы ты лицо пожизнерадостнее, сегодня у нас милый семейный праздник, – она улыбалась самой лучезарной улыбкой. – А то почему-то я одна весь вечер делаю вид, будто ты для меня – подарок судьбы.*****Тано Каридди наблюдал за происходящим, с ужасом понимая, что завтра у него рабочий день. Вот, оказывается, на что способна компания пьяных баварцев. Сначала они говорили тосты и не успокоились, пока не высказался каждый. И пили, конечно. Потом разбились на две команды и пели песни, кто кого перепоет. И пили, конечно, не на сухую же петь. Соревнование закончилось боевой ничьей, победителя выявить так и не удалось. Напевшись вдоволь, гости расселись на стулья верхом и начали скакать вокруг стола, образуя подобие хоровода и горланя при этом песни.?Вот что делает с людьми русская водка, не зря Юрген мотался на вокзал?, – размышлял Тано, отпивая небольшими глотками белое вино.Он с оторопью наблюдал, как Елена опрокидывала стопку за стопкой, и при этом вполне твердо держалась на ногах. Справедливости ради нужно заметить, что остальные дамы делали то же самое. Ирена Эспиноза ?дошла до кондиции?, и ее перенесли в глубокое кресло. Мартина допилась до потери самоконтроля и явно искала, кому бы в очередной раз поведать главную историю своей жизни, историю о том, как ее несправедливо обделили званием ?мисс Европа?. Заметив это, Тано старался не попадаться теще на глаза. Даже баронесса, несмотря на солидный возраст, с горящими глазами тянулась за очередной порцией. И вот из толпы гостей донесся голос:– А не порезвиться ли нам, господа?Похоже, среди гостей бытовало мнение, что они еще и не резвились толком. Толпа перетекла в холл, где из подручных предметов была сооружена импровизированная полоса препятствий. В ход пошло все: стулья и табуретки из кухни, пара старых столов, заблаговременно обнаруженных Юргеном на чердаке, кое-какой инвентарь из гаража. По тому, как спорилось дело, Тано заключил, что подобная забава организуется не в первый раз. На его скептически настроенный взгляд, все это было примитивно и походило на развлечение для младших школьников.И тут с торжественным видом в холл вошел Джузеппе. Очевидно, он был посвящен в самую суть происходящего и нес сейчас поднос с несколькими оставшимися бутылками водки и рядами стопок. Водка – вот в чем был главный элемент сложности ?полосы препятствий?. В холле уже выстроилась очередь желающих порезвиться. Елена, конечно, была в их числе.И началось. Испытуемый подходил к Джузеппе, выпивал полную стопку огненной воды и выходил на старт. Игра шла на выбывание. Очень скоро Штусси, приняв очередную порцию, при прохождении ?змейки?, устроенной их кухонных табуреток, запутался в ногах и упал под радостный хохот окружающих. Еще через два круга Юрген не смог перепрыгнуть через невысокий барьер, а снес его, свалился сам и больше не поднялся. Джузеппе, выполнявший одновременно и функции рефери, переворачивал стопки выбывших вверх дном. Проигравших переносили в гостиную за руки и за ноги, как павших гладиаторов.Наконец, у барьера остались двое: Карл Йохан и Елена. Тано уже давно перестал считать, сколько она выпила, только поражался крепости ее организма. По жребию ей выпало идти первой. Выпив очередную порцию, она ватной походкой вышла на старт, но тут всех отвлек шум, доносившийся из сада. Елена напряглась: по дорожке к дому шагала Эстер Рази, а вслед за ней, поминутно останавливаясь и, словно убеждая ее повернуть обратно, следовал комиссар Каттани.– Кто пропустил? – прошипела Елена.– Простите, ваша… синьора Елена, но охрана побоялась связываться – все-таки он комиссар полиции – и пропустила, – ответил Джузеппе.Он распахнул двери, и непрошенные гости оказались в холле.*****– Чем обязана удовольствию видеть вас, синьорина Рази? – с холодной вежливостью обратилась к сестре Елена. Но поговорить им просто не дали. К Юргену весьма не вовремя вернулась способность ходить и говорить.– Синьорина Эстер Рази собственной персоной! – очнувшийся от забытья Юрген отвесил шутовской поклон. Господа, прошу любить и жаловать, перед вами одна из красивейших девушек Милана! Наша незваная, ой, пардон, нежданная гостья щедро наделена женской красотой того самого типа, который освобождает свою обладательницу от необходимости иметь хотя бы зачатки интеллекта. Очарование плюс полная безмозглость… И то, и другое, господа, практически кристальной чистоты.Эстер растерялась, она не представляла, как реагировать на тираду Юргена? Что это, лесть или насмешка?!– Однако, господа, возьмите на заметку… Наслаждаясь красотой этой нимфы, не стоит опускать взгляд ниже края подола юбки, а то испортите все впечатление, – Юрген бывал порой так талантливо, так очаровательно шкодлив, что заражал своим настроением всех присутствующих.По неписаному закону человеческой психологии все именно туда и посмотрели. Девушка страшно смутилась, комиссар все крепче сжимал губы и кулаки, а не замечающий этого Юрген, тем временем, под влиянием всей выпитой водки продолжал:– Хотя, господа, задумаемся, а так ли это? На самом ли деле Эстер – красивейшая девушка Милана? Ноги колесом, да глаза цвета грязи – так ли уж это красиво? А еще, если присмотреться…Сокрушительный удар в челюсть не дал ему закончить фразу. Комиссар Каттани, тяжело дыша, навис над поверженным противником. Атмосфера бьющего через край веселья исчезла в один миг, как если бы в сияющем огнями Лас-Вегасе враз отключили электричество. Гости расступились и образовали круглое пустое пространство вокруг комиссара и еще не очухавшегося Юргена. Растолкав толпу, Елена вступила в круг:– Вы! Вы… – ярость мешала ей подобрать нужные слова. – Да как вы смеете!Она представляла собой в эту минуту занятное зрелище: лицо пылало, белки глаз налились кровью, и от этого сами глаза стали какого-то нереально зеленого цвета.– Как видите, синьора Каридди, я смею, – спокойно ответил комиссар. – Всем известно, как сильно вы завидуете своей сестре. А сегодня я узнал, что этой завистью заражены и другие члены вашей семьи.– Да кто вы такие, чтобы смотреть на других свысока? – послышался голос Эстер Рази. – Захудалые баварские барончики, которые ужасно гордятся тем, что живут в старом полуразрушенном доме неподалеку от озера, которому посвятил оперу какой-то русский педераст!В ответ на эту эскападу Елена сказала гостям что-то на своем родном языке. Это было очень невежливо, но эффектно. И по тому, как жестко и отрывисто звучал язык страны мечтателей и поэтов, было ясно, Елена не думала и не говорила сейчас ничего хорошего. Взгляды всех собравшихся, кроме Тано и комиссара, обратились к Эстер.Быстро сообразив, что выйдя из себя, она только усугубит ситуацию, Елена медленно выдохнула и заговорила очень спокойно, перейдя снова на итальянский и обращаясь теперь к одной только Эстер:– А Юрген в чем-то прав… Он когда выпьет, совсем бесхитростный делается… Да он даже трезвый врать не умеет. Не обижайся, это у него запоздалый пубертатный бунт. Ты понимаешь, что значит ?пубертатный?? А то, боюсь, для человека, считающего ?Лебединое озеро? оперой, может быть непонятно. Хочешь бесплатный совет?! Тебе бы носить юбки в пол, в стиле семидесятых. А если ты допускаешь мысль, что я тебе завидую… Выходит, что ты еще и без мозгов, Эстер.Эстер Рази, не в силах сдержать слезы обиды, выскочила из комнаты. Ей пришлось пройти через строй людей, взгляды которых излучали враждебность. Стало так тихо, что казалось, будто все в комнате перестали дышать. Проходя мимо старой баронессы, Эстер снова услышала обращенные к ней слова незнакомого, враждебно звучащего языка. Сольвейг, несмотря на возраст, подчас использовала в своей речи слова и выражения, никак не соответствующие ее статусу аристократической особы. К счастью, комиссар, не говоривший по-немецки, и на этот раз ничего не понял.Да ему в этот момент было и не до того. Елена и комиссар стояли на дистанции в пару шагов, и, как загипнотизированные, не сводили глаз друг с друга, а между ними, как некий барьер, лежал бесчувственный Юрген.*****По-видимому, компания нетрезвых гостей, разгоряченных, к тому же, причастностью к волнующему конфликту в чужой семье, более подвержена стадному чувству, нежели любая другая общность людей. Когда со стороны кухни донеслись приглушенные крики и звуки какой-то возни, все, не сговариваясь, направились туда, даже не спросив разрешения хозяина. Салимбени колебался: конечно, любопытно было посмотреть, чем кончится конфликт Елены и комиссара, но, в конце концов, и он поспешил вслед за всеми.На первый взгляд могло показаться, что произошел банальный неприятный казус на кухне: на полу была разлита вода и какой-то соус, донельзя расстроенную кухарку приводили в чувства сразу несколько человек.– Джузеппе, что стоите? Принесите скорее успокоительное!– Хозяин, я и вправду не знаю, как это случилось, я лишь ненадолго отлучалась в кладовую, – сбивчиво тараторила кухарка. – Что я скажу синьоре Елене… Лучше бы она этого не видела.Но было поздно, Елена Каридди и комиссар, закончив игру в гляделки, присоединились к остальным. Елена застыла напротив плиты с кипящей кастрюлей, в которой бурлил бульон, закручиваясь в водовороты и образовывая пузыри. В такт бурлению в кипятке болталось тельце несчастного Февраля. Маленькие лапки-ручки все еще цеплялись за край кастрюли, но задняя половина тушки изрядно обварилась. Бедолага был мертв.– Он видно выбраться пытался, – поведала кухарка между всхлипываниями, – уцепился за край кастрюли. Но кто-то его крышкой придавил…– Вы ее видели? – спросила Елена.Она снова подошла к плите и выключила газ. Салимбени, скукожившись, отошел в угол. Его вырвало.– Куда там. Когда я из кладовой вернулась, только стук каблуков и расслышала. А потом подошла и…Джузеппе уже вполне овладел собой. Отыскав в кухаркиных владениях крупную шумовку, он вытащил сурка из кастрюли и убрал с глаз долой. А еще через несколько минут мобилизовал горничную, вооруженную тряпкой и совком, устранять последствия безобразия.– Господа, произошел крайне неприятный инцидент, – громко, чтобы все услышали, произнес Тано, – тем не менее, я прошу вас вернуться в гостиную.Когда толпа гостей двинулась обратно, весь дом заполнил отчаянный девичий крик. Бессвязные вопли чередовались с мольбами о помощи. Как-то получилось, что никому не удалось точно определить, откуда доносятся вопли, и все бросились кто куда. Покидая кухню, Тано огляделся: Елены нигде видно не было. Пытаясь двигаться на звук, он очутился в небольшой проходной комнате первого этажа, не имевшей определенного назначения. Прямо с порога он увидел обеих сестер. Елена двигалась совершенно беззвучно, но ее горящие глаза, плотно сомкнутые губы и прямые, хотя несколько скованные линии спины и плеч, – все говорило одно: ?Пожалеешь!? Девушек разделял круглый деревянный стол, они двигались вокруг него, словно в детской игре. Сознание Елены сузилось и стало в этот момент как у быка, видящего перед собой только красную мулету, Тано она даже не заметила. Впечатление она производила жуткое. Эстер отступала, стараясь, чтобы между ней и сестрой оставалась хотя бы ненадежная преграда в виде деревянного стола, Елена двигалась следом. Проходя мимо камина, она взяла каминные щипцы.Поняв, что медлить нельзя, Тано улучил момент, обхватил Елену поперек корпуса и выволок обратно в гостиную. Вбежавший в другую дверь Каттани подхватил на руки рыдающую Эстер.Впоследствии Елена никогда не могла вспомнить всего, что произошло в эти полчаса, многие моменты навсегда стерлись из памяти. В ушах противно зашумело, она опустилась в кресло и стала ждать дальнейшего развития событий.*****– Вы еще хуже, чем я думал! – орал на Елену комиссар. – Завистливая, злобная, корыстная тварь! Как у вас только поднялась рука на эту чистую девушку, вашу сестру?!– Если бы моя рука поднялась, то потом и опустилась бы! – Елена вскочила на ноги. – Эта чистая девушка перешла сегодня некие границы. Зачем вы сюда явились? Выяснять отношения? Тогда чем не довольны?– Ах ты, гадина… – он схватил Елену за плечи.– Руки! Господин комиссар, я прошу вас не разговаривать со мной в таком тоне и в подобных выражениях. Я потомственная дворянка… – Елена и не хотела этого, но непроизвольно перевела взгляд на Эстер Рази, – я не одна из ваших шлюх!В комнате воцарилась тишина. Казалось, эхо несколько раз повторило: ?шлюх… юх… юх?, затем все выдохнули. Гости застыли в оцепенении, и только Этторе Салимбени, у которого от природы были слабые колени, согнулся крючком и с трудом доковылял до стула. Почему-то к нему очень подходило выражение ?поджать хвост?, хотя никакого хвоста у него, естественно, не было.– Нимфа… Нет, не то. Вальпургия… Опять не то, – бормотал он невнятицу.Тишину нарушил комиссар Каттани:– Что, синьора Каридди? Баварская закваска?– Да, господин комиссар, что есть, то есть. Во мне смешана кровь итальянцев, баварцев и норвежцев… Но я – баварка. Да!– Елена София Каридди, вы арестованы за нападение с предметом, используемым в качестве оружия, оскорбления и сопротивление при задержании. Следуйте за мной.В этот момент барон и Карл Йохан, появившись словно из-под земли, оттеснили Каттани от Елены.– И не думай! – шипел барон. – Ты к моей внучке и близко не подойдешь. Мы – граждане ФРГ и находимся под защитой нашего правительства.Метцельдер хмуро молчал.– Вы забываетесь, я – комиссар полиции.– А я – подполковник Бундесвера, – заговорил, наконец, Карл Йохан. – Раздавлю, как таракана.Рука Каттани потянулась к кобуре, ситуация грозила взрывом в любой момент.– Я пойду сама, успокойтесь, – Елена уже вполне овладела собой. – Не дайте себя спровоцировать, этим вы окажете услугу господину комиссару. Что до меня, то, думаю, ситуация разрешится правовыми методами. Вы позволите мне переодеться?Не дождавшись ответа, она направилась наверх, в свою комнату.– Валькирия, – откуда-то из угла послышался голос Салимбени.По пути в полицию у Елены было время порассуждать, насколько даже в штатской одежде, посреди вечеринки, пьяные офицеры выделяются на фоне остальных мужчин.*****Щелчок, лязганье, и дверь камеры закрылась за Еленой Каридди. Все помещение было освещено лишь одной маломощной лампочкой под потолком, и, как только глаза адаптировались к такому освещению, новоиспеченная узница смогла оглядеться. Она была здесь совсем одна. Хорошо, хоть сегодня не придется общаться с сокамерницами.Оказавшись здесь, Елена настороженно повела носом и тут же ощутила сложный, многогранный букет тюремных ароматов. К запаху немытого тела и не вполне свежих носков примешивался, она могла бы поклясться в этом, тонкий, но едкий запах использованных гигиенических прокладок. Наибольшие опасения у нее вызвала кровать, хотя это убожество хотелось обозвать скорее койкой или шконкой. Неизвестно, кто еще на ней лежал и что здесь делал. Поскольку другой мебели здесь не оказалось, Елена так и осталась стоять.Наверное, ничего в человеческой судьбе не происходит просто так, и сегодня жизнь наградила ее новым опытом, здесь и сейчас она делала новые шаги в незнаемое, познавая убогие основы тюремного быта. Если она когда-нибудь вернет свою прежнюю жизнь, то впредь будет внимательнее относиться к каждому часу, проведенному ее клиентами в тюрьме. Больше никогда она не будет откладывать на завтра подачу ходатайств об освобождении под залог, никогда не будет жалеть на это ни времени, ни сил.Ни одной минуты не жалела она и о том, что сделала. Хмель уже сошел, и теперь она вновь обрела способность рассуждать здраво. Хорошо, что она не сдержалась и перешла грань, ведь, в конце концов, каждый человек имеет право действовать, а затем обязан принимать последствия своих поступков. Если бы она не сделала того, что сделала, то теперь, вероятно, сидела бы в своей комнате и раз за разом представляла бы себе картину, как изящные наманикюренные руки что есть силы прижимают крышку к краям кипящей кастрюли. И это длилось бы очень, очень долго, час за часом, пока небо за окном не начало бы светлеть. Мысли об этом, а также о том, что подобные поступки останутся безнаказанными, жалили бы ее почище лесных комаров. Кто-то должен был дать ее сестре отпор, даже несмотря на то, что положение подруги полицейского комиссара делало Эстер почти неуязвимой. Пусть поступок Елены не мудр, но кто знает, в чем истинная мудрость?!Чего она добилась? По большому счету только того, что публично, в присутствии нескольких десятков человек изложила все, что думает об Эстер Рази. И не факт, что все ей поверили, у Эстер слишком ангельское личико, и, весьма вероятно, многие сочли слова Елены инсинуациями обделенного наследством человека. Негусто, гордиться здесь явно нечем. Значит, нужно сделать следующий шаг – пора дать ход старой записи телефонного разговора Филиппо Рази. Только поскорее бы выбраться из этих ?гостеприимных? стен! Эстер дорожит памятью своего ?честнейшего? отца, интересно, как она отреагирует, когда с него будут сорваны покровы фальшивой добродетели?На этой стадии своих рассуждений Елена почувствовала, как на нее наваливается усталость. Мысли стали путаться, и даже отдельные слова проговаривались в уме не до конца. Все это время она рассеянно прохаживалась по камере, но, поняв, что усталость все равно возьмет свое, она выбросила из головы все мысли о паразитах и инфекциях и повалилась на тюремную койку. Несмотря на все потрясения этого дня, она быстро и крепко заснула.*****– Теперь уже ничего не будет, как раньше?– Конечно, не будет, – удовлетворенно констатировала Елена. – Когда взаимоотношения в семье замешаны на лицемерии, правда становится разрушительной силой. Сегодня я честно призналась, что о вас думаю, вы сделали то же самое.Эстер и Елена все кружили вокруг стола, не приближаясь, но и не удаляясь друг от друга. Медленно, плавно, бесконечно.– Выходит, отношения в нашей семье зашли в глубокий кризис?– В глубочайший.– Значит, его разрешение потребует от нас экстраординарных действий. Мне нужно удовлетворение.– Каким чудесным образом? – Елена впервые позволила себе тонкую усмешку.– У вас есть пистолеты?– Господи, это так вульгарно! Оставим это мужчинам. Хорошо воспитанные девочки не стреляются на пистолетах.– Тогда что же нам делать? – растерялась Эстер.– Я слышала, что среди изысканных дам по обе стороны Атлантики набирает популярность новый вид дуэлей – на бикфордовых шнурах. Он хорош тем, что не требует специальной подготовки, не имеют значения ни сила, ни здоровье участниц. Побеждает тот, кто последний вскочит со стула.Все вышли в сад. Слуги выстроились в ряд, прямо как в тот день, когда впервые приветствовали новую хозяйку. Секундантов решили не привлекать: кавалеры не должны видеть дам за подобными занятиями. Джузеппе принес пару садовых стульев и прикрепил каждому под днище взрывчатку.– Что у нас сегодня?– Тротил, синьора Елена, – он ответил невозмутимо, как будто речь шла о меню завтрашнего ужина.– Отлично, спасибо.Удостоверившись, что шнуры совершенно одинаковы, Джузеппе подошел к девушкам. Эстер, как оскорбленная сторона, имела право выбора.Дворецкий укрепил шнуры, девушки сели. С торжественно-скорбной миной, держа спички в обеих руках, он подпалил фитили.Сначала огонек веселее бежал по шнурочку Эстер.– Красиво горит.– Да, наверное.– Вы меня, пожалуйста, простите, синьорина, что я предложила выйти в сад. Конечно, сегодня прохладно.– Ничего страшного, синьора.– Я знала, что вы меня поймете, вы ведь тоже ведете дом. Там в комнате стены декорированы английским ситцем. В случае чего… В общем, потом не ототрешь.Вдруг огонек на фитиле Эстер зачадил, начал чихать и почти остановился. Елена с ужасом увидела, что шнур сестры все больше размокает, зацепившись за пучок росистой, умытой ночным дождем травы, пробившейся прямо сквозь гравийную посыпку. Ее же собственный фитиль горел ровно и неумолимо: он вился по уже подсохшему гравию, и огню ничто не мешало продвигаться вперед. Неужели позорное поражение? Или же стоит еще потерпеть, побороться? Уповая только лишь на чудо, Елена вцепилась руками в стул. Воздух наполнился криками:– Синьора! Синьора Елена, бегите! – голосила кухарка.– Ваша светлость! – лицо Джузеппе стало страдальческим. – Вставайте, вставайте скорее!– Вставайте, Каридди!Елена разлепила глаза и увидела нависшую над ней тучную женщину-полицейского. – Вставайте, на выход, – женщина встряхнула Елену за плечо. – Не силу же к вам применять.– Что? Уже утро? С добрым утром.Сон не освежил ее. Она шла по тюремному коридору, пошатываясь и щурясь от яркого света, пока не оказалась в кабинете, где ей вернули документы. Взглянув на настенные часы, Елена убедилась, что спала не более полутора часов, ночь чудес продолжалась.В вестибюле ее ждали Тано и Штусси. Последний бодро улыбался, как будто совсем недавно и не напивался до поросячьего визга:– Тебя выпустили под залог, только не спрашивай, как нам удалось этого добиться!*****Елена села в машину к Тано, оба молчали. Судя по всему, он был зол и раздосадован.– Злитесь на меня, да? – ослепленная отрицательными эмоциями, Елена, сама того не замечая, перешла на ?вы?. – Конечно, такая реклама: жена известного банкира арестована за пьяный дебош и рукоприкладство. Завтра это будет в газетах. Какая неприятность для вас, Тано.В ответ Тано молчал.– Припоминаю, Эстер вам всегда нравилась. И сегодня вы лихо за нее заступились.– Я только пытался защитить тебя от тебя самой, – наконец, Тано нарушил молчание. – Не вышло.– Ну конечно, – Елена не знала, как выплеснуть злость, – я – неконтролируемая агрессивная алкоголичка. Скажите, а дома меня не ждет порка?– Приедем, увидишь.Тем временем они подкатили к дому. Время позднее, все окна были уже темны. У порога муж пропустил Елену вперед. Она шагнула в темный холл и была в тот же миг одновременно оглушена и ослеплена. Вспыхнули цифры ?29? на стене, кажется, это Юрген задействовал старые новогодние гирлянды.– С днем рождения! – рявкнул хор голосов под руководством Штусси, который каким-то чудом успел добраться раньше.Все обступили Елену, трясли за плечи, словно проверяя, цела ли она. Часы в холле показывали пятнадцать минут шестого, но никто не лег спать и не разъехался по домам, даже в стельку пьяные пришли в сознание.– Господа, позвольте предложить вам выпить, – на пороге нарисовался Джузеппе с последней на сегодня бутылкой водки и неизменными стопками.День рождения Елены удался не вполне. Тано Каридди тоскливо посмотрел на часы, ложиться спать уже не имело смысла.Милан, утро, 03.02.1989.Рассвело. Отыскав лопату в примыкающей к гаражу подсобке, Елена вышла в сад и принялась за дело. Не было никакой необходимости напрягаться в такую рань, но она чувствовала, что не обретет успокоения, пока все не будет сделано.– Благородные синьоры не должны заниматься подобными вещами, – Джузеппе увязался за ней и теперь недовольно переминался с ноги на ногу. – Давайте, я позову Маурицио.– Уйдите от греха. Считайте, что больше я не благородная синьора.– Ну, хотите, я сделаю это сам?Елена уже сняла дерн и вгоняла лопату на полный штык, делая это с таким остервенением, словно кромсала тела своих врагов. Физическая работа помогала выплеснуть всю ее накопившуюся злость. Тельце сурка, завернутое в тряпку, лежало неподалеку. Дождь, шедший весь день накануне, заморосил снова, превращая волосы вчерашней именинницы в некрасивые сосульки и стекая тонкими струйками по лицу. Джузеппе было исчез, но вскоре вернулся с зонтом. Он попытался держать его над хозяйкой, но под суровым взглядом Елены отступил.Наконец могилка требуемого размера была выкопана. Нужно было торопиться, дно ямы быстро наполнялось водой.– Да теперь уже все равно, – пробормотала Елена и с содроганием опустила сверток в хлюпающую жижу.Засыпав яму, Елена аккуратно уложила дерн на место и направилась к дому.?Кончится ли когда-нибудь эта сырость?? – размышляла она, шагая по пропитанной водой лужайке.Дождь перестал, но ничто не мешало ему начаться снова в любой момент. Каждый шаг отдавался мерзким чавкающим звуком, в углублениях следов стояла вода.?Хотя нет, не надо. Кончатся дожди, и установится жара, будет только хуже?, – с этой мыслью Елена вошла в дом.– Когда подать завтрак, синьора? – Джузеппе был, как всегда, на посту.– Не знаю, не надо пока. То есть, я не знаю, смогу ли вообще сегодня есть.Елена понимала, что не сможет сейчас ни есть, ни спать. Нужно хотя бы привести себя в порядок, от жизни ее никто не освобождал. *****Утром того же дня, но несколькими часами позже, Елена проскользнула в комнату, где в угрызениях и сомнениях провел минувшую ночь Юрген. Она старалась ступать неслышно, но все оказалось тщетно:– Нечего красться, я все равно не сплю, – подал голос Юрген из-под груды одеял. Он высунул голову, а потом сел в кровати. Лицо баронского отпрыска украшал синяк и чудовищного вида отек.– Как самочувствие? Я тебе аспиринчик принесла, – Елена бросила шипучую таблетку в воду.– Почему жизнь так несправедлива? Ты выпила не меньше меня, и хоть бы что… Голова раскалывается.– Дело, друг мой, в особых ферментах, расщепляющих алкоголь. Кому-то дано пить, кому-то – нет. Без обид. Кстати, как твои зубы?– Целы.– Слава Богу. Ты уверен, что тебе не нужно к стоматологу?– Уверен. Прости меня, Лена. Наверное, мне нельзя столько пить. Я все испортил.– Вот дурак… Что – все? Что ты испортил? Мои взаимоотношения с Эстер Рази и комиссаром? Так они давно испорчены. Вечеринку? Да из всех собравшихся по настоящему дороги мне… – Елена начала загибать пальцы, – …пять-шесть человек, а они, уж поверь мне, всегда простят небольшую драку да пару разбитых фужеров. Я благодарна тебе, братишка.– Мне? За что?– Что не промолчал. Эта тварь явилась на мой день рождения, куда ее никто не звал, да еще комиссара Каттани с собой притащила! Мама, Тано – все промолчали, им неприятности не нужны. А ты – нет. А какую речь ты выдал! Сколько сарказма, сколько экспрессии! И все слышали. Надеюсь, уже сегодня это станет предметом пересудов. Попомнит Эстер мой день рождения, попомнит… А ты не расстраивайся. Конечно, в своих юношеских мечтах ты хотел бы видеть себя несгибаемым, остроумным, сильным, не теряющим реакцию даже после полведра водки и сохраняющим сознание после прямого удара в челюсть…– А то! Чтобы ты в такие моменты гордилась мной, ну и ценила, конечно.– Я тебя всегда ценю. Но все мы просто люди, живые люди. В этом наша неизбывная слабость, но, парадоксальным образом, и источник резервной силы, который может открыться лишь в самый отчаянный момент. Пойдем завтракать, утро на исходе.*****Елена никогда не увлекалась садоводством, однако сегодня, стремясь выплеснуть злость и негативную энергию, взялась за садовые ножницы. В стремлении придать кусту одной ей ведомую форму, она срезала ветки то с одной стороны, то с другой. Несчастный куст, еще с утра пышный и раскидистый, таял на глазах.– Полегче, сестренка, – Юрген вышел из дома с чашкой кофе в руках. – Это просто какое-то жестокое обращение с растениями. Ты бы сначала потренировалась на неживых предметах. Что ты пытаешься сваять? Инопланетный корабль?– Это должен был быть снеговик. Снега-то нет ни фига… Хоть так.– Нисколечки не похоже. Глядя на это, мне так и хочется запатентовать, разработать и внедрить новый вид экзекуции – гильотину рук. И что только на тебя нашло… Злишься после вчерашнего?– А то! От этой лицемерки Эстер… Меня от нее просто трясет! И ведь люди верят в ее фальшивую добродетель. Ангелоподобная сволочь…Елена еще усерднее заработала ножницами. Куст уменьшался на глазах, таял, как настоящий снеговик в лучах солнца. Наконец до мучительницы растений дошла вся обреченность ее затеи.– Ладно… Надо будет выкорчевать это никчемный куст к чертовой матери.– Ты бы поосторожнее с выражениями, – посоветовал Юрген. – А то кто-нибудь из слуг потом покажет под присягой, как ты нелестно отзывалась об Эстер Рази, кровожадно пощелкивая при этом садовыми ножницами. Лучше смотри сюда…Юрген умел зло, но очень смешно изображать специфическую походку Эстер. Вот и сегодня, пытаясь развеселить хмурую сестру, он принялся дефилировать по крыльцу. Туда, сюда.– Что-то ты слишком часто говоришь об Эстер и слишком вдохновенно ее ругаешь. Ты, часом, не влюбился в нее, дружок? Это просто напасть какая-то… Все что ли в нее влюблены? Смотри… – Елена угрожающе щелкнула ножницами, – если так, мне останется только изменить имя и эмигрировать.– Это все потому, – Юрген напустил на себя вид знатока женщин, – что Эстер не подавляет людей своим IQ как некоторые. Пусть ноги у нее и кривоваты, но она нежная и чувственная, и ей всегда сопутствует успех. А тебя мужчины побаиваются, у тебя юрфак на лбу написан.– Лично я никогда не доверяла IQ-тестам. И на лбу у меня ничего не написано!– Это почему же?– У меня всегда получается невысокий результат.– А у меня, напротив, сто пятьдесят баллов, как у Эйнштейна.– Тогда тем более.Наконец Юрген заметил подъезжающую к воротам машину.– Смотри, кажется, Тано возвращается. Вот у кого IQ немеренный. Только он тебя и терпит.Так втроем они вернулись в гостиную.– Не знал, что у вас с братом проблемы с алкоголем, – бесстрастно констатировал Тано, – хотя, учитывая, сколько ты выпила… Меня удивляет, как ты вообще держишься на ногах?Он пытался в этот день работать в привычном ритме, но очень скоро бессонная ночь взяла свое. Пришлось вернуться домой в середине дня.– Да какие это проблемы? – Елена вальяжно развалилась на диване, – так только, вкушаем земные дары в свое удовольствие.– Не знаю, известно ли вам, что наша бабушка – норвежка, и в нас с Леной, стало быть, есть доля крови викингов, – Юрген бесцеремонно вклинился в разговор супругов. – А настоящий викинг, знаете, кто?– И кто же?– Кто пьет все, что горит!Елене хотелось осадить брата, чтобы неповадно было вклиниваться в разговоры старших, но она удержалась. Мальчик уже большой, да и не мальчик уже, почти мужчина. Поэтому она ограничилась лишь кратким комментарием:– Юрген отчасти сгустил краски, но только отчасти. Для нашей семьи действительно характерен северный тип потребления алкоголя.– Вот я, например, когда выпью, ощущаю невиданное обострение всех способностей и ощущений. Я все понимаю, что раньше не понимал, все вижу… На меня снисходит озарение.– Все так, – неожиданно поддержала брата Елена, – все знает, все понимает, вот только сказать ничего не может, а лишь мычит.– А ты сама не такая что ли?– Нет. Для меня важно сначала насладиться вкусом. А уж потом набраться.И под смех сестры Юрген убрался восвояси.– Не слишком ли ты опекаешь его? По-моему, он – взрослый парень, – поинтересовался Тано.– Формально, взрослый, а на деле… – Елена только рукой махнула, – да он – мальчишка еще. Когда он родился, мне было почти десять. Я уже неплохо соображала и решила тогда, что все, это – полная замена. Возможно, у меня осталось чувство вины после этого. Но потом я к нему привязалась. Отец и мать будто и не озабочены его будущим: парню двадцатый год, а он все лоботрясничает. А ведь Юрген – будущий барон.– Каким образом? Ведь он – Метцельдер.– В некоторых случаях закон допускает наследование титула через поколение. Женщина, в данном случае – моя мама, является как бы хранительницей титула, передаточным звеном, хотя самой ей не быть баронессой фон Дайним.– Но ведь это совсем неплохо.– Неплохо-то, неплохо… Не хотелось бы, чтобы ко времени получения титула Юрген остался балбесом без образования, перебивающимся случайными заработками, или, еще хуже, попал бы в какую-нибудь грязноватую историю.