Жизнь и смерть идут бок о бок. (1/1)
В помещении, где стоял рентгеновский аппарат было сумрачно и прохладно. Воздух пропитан каким-то страхом и будто дрожит в темноте. По краям таились липкие маслянисто-черные тени. Стенка аппарата оказалась просто ледяной, отчего Рихард несколько раз вздрогнул, прежде чем смог нормально встать.Аппарат зашумел, и Круспе почувствовал, как его просвечивают насквозь. Нет, не то чтобы ему было больно или еще что-то, нет, просто было такое неприятное ощущение, что вот ты стоишь в этой темной комнате, а там какой-то чужой человек видит все, что у тебя внутри: позвоночник, ребра, легкие, сердце… И получается, что он знает о тебе больше, чем ты сам. Идя обратно на второй этаж, гитарист разглядывал снимки. Он мало что в них понимал, но все же различил множество больших черных пятен в легких, которых там быть не должно.Главврачу же хватило одного взгляда, чтобы понять ситуацию – вот что значит натренированный глаз.-Как вы уже наверно сами поняли – хорошего я ничего не скажу. Эти пятна - их весьма много, но особенно мне не нравится вот это,-он указал на самое большое пятно, расположенное на левом легком,-Оно слишком велико. Вообще, туберкулез вызывают палочки Коха, а в этих пятнах, которые на самом деле представляют собой своеобразные капсулы, они как раз и находятся. Потом капсула лопается и бактерии распространяются по легким или другому поврежденному органу. Если говорить объективно, то, думаю, химиотерапия и кое-какие препараты могут вам помочь.У двери, ведущей из коридора второго этажа на лестницу, Рихарда ждал Вайт, усевшийся прямо на перила.-Ну что?-американец встал, цокнув каблуками по серой кое-где потрескавшейся плитке.-Если сказать одним словом – дерьмово,-Круспе прищурился, глядя в сторону.-Частенько я тут такое слышал. Но чаще ?дерьмово? после лечения превращалось в ?терпимо?. Так что, выше нос!-он хлопнул гитариста по плечу и посмотрел на часы, висящие на стене,-Ого, уже 13:00 – скоро обед. Предлагаю не довольствоваться ерундой из столовой и нормально закусить в кафе. Там подают отличные шницели и гамбургеры.Они спустились по лестнице на первый этаж и, незаметно проскользнув мимо фрау Штайн, вышли на улицу. Их сразу обдало ледяным ветром – погода портилась, начинал накрапывать мелкий дождик, над горами сгущались тучи, а солнце уже почти скрылось за ними. Серый горизонт неумолимо темнел, становясь иссиня-черным, а где-то вдалеке уже слышались густые раскаты грома.-Будет буря,-Джон засунул руки в карманы куртки,-Опять придется весь вечер торчать там в палате. Вот и сходили в бар.Круспе же в это время волновал не бар, а тот факт, что его кепка может в любой момент улететь и кануть в горной пучине, чего Рихарду совсем не хотелось.-Да, кепку свою держи, а лучше вообще сними или поменяй на шапку – надежнее будет,-Вайт развернулся и пошел спиной вперед, глядя на приближающиеся с горизонта грозовые тучи.-Смотри, врежешься куда-нибудь,-усмехнулся гитарист, глядя на интересную ходьбу нового знакомого.-Я так четыре года делаю – не врежусь. За столько времени можно и на ушах стоять научиться, не то что спиной вперед ходить.Войдя в кафе, они сели за стол около панорамного окна, откуда открывался великолепный вид на горы. Американец поднял руку вверх и помахал, подзывая официанта. Тот оказался мужчиной лет шестидесяти, сухоньким и низким, с белоснежными волосами и такими же усами.-Привет, Альберт,-Джон улыбнулся,-Как жизнь?-Да потихоньку, работаю.-Сколько тебе осталось накопить?-Вайт взял меню, то и дело поглядывая на официанта.-Около 6000€,-вздохнул тот,-Ну ладно. Тебе как обычно или только выпить?-Как обычно – одной выпивкой сыт не будешь,-засмеялся Джон.-А вам что?-Альберт обратился к Рихарду, приготовив блокнот,-Я вас тут раньше не видел.-Я только сегодня приехал,-отозвался гитарист, пробегая взглядом по спискам блюд и напитков,-Мне колбаски по-баварски с картофелем и колу.-Хорошо,-официант кивнул и пошел на кухню, петляя между столами.-Мы тут все друг друга знаем,-проговорил Вайт, как бы догадавшись о том, что спросит Круспе.-А на что он копит?-гитарист взял салфетку и начал ее складывать.-У нас тут у всех проблемы – у него дочь есть, она в аварию в прошлом году попала. Две машины столкнулись на переходе, а ее между ними зажало. Одну ногу удалось спасти, а вот другую,-он закашлялся,-Другую нет. Ей теперь нужен протез.-А ты сам-то откуда знаешь?-Мы с ней хорошо знакомы, она иногда приезжает сюда вместе с Альбертом.Рихард покачал головой, снова прищуриваясь. -Я даже жениться на ней хотел, но теперь… Нет, ты не подумай, это не из-за нее. Из-за меня. Кому нужен муж, который в любой момент может умереть? Правильно, никому.-А если с другой стороны посмотреть. Кому нужна девушка-инвалид? Так что, утверждать наверняка нельзя.-А ты женат? У меня жена погибла, когда террористы школу захватили – она учителем работала,-он вздохнул, нервно сглатывая,-А сын – Дэн без матери остался…-Я в разводе,-Круспе сжал губы, не зная, что говорить дальше.-Что-то я разговорился. Ну, где там наш заказ?!-американец ударил рукой по столу, и как раз в этот момент появился с подносом Альберт. -Повара опять драку устроили – невозможные люди, просто кошмар. Извиняюсь,-он поставил тарелки с ароматно пахнущей едой на стол и прижал к себе поднос. -Из-за чего драка-то?-Рихард откупорил бутылку колы.-Опять деньги из выигрыша поделить не могут, вот и дерутся. Они охотники до тугих кошельков – только это их и волнует,-официант вздохнул.-Но готовят они на удивление хорошо,-проговорил Джон, запихивая в рот бургер.-Это точно,-согласился Альберт,-Меня зовут, я пойду. Приятного аппетита.Он удалился, все прижимая к своему белому фартуку поднос.Пообедав, гитарист и Джон оставили в книжице со счетом деньги и вышли на улицу. Погода совсем испортилась – дождь превратился в ливень, похожий на стену, небо стало совсем темным, ветер был такой силы, что идти против него было очень сложно. В итоге они вернулись в санаторий насквозь мокрыми и продрогшими.-Ну и погодка,-Круспе чихнул, вытирая ладонью воду с лица.-Да уж. Бар точно отменяется. Зато покер – самое дело,-американец снял куртку и свернул ее в узел, выжимая прямо на пол, отчего на ковре появилась внушительная лужа,-Играешь в покер?-Кто ж не играет, конечно,-Рихард посмотрел на американца.-Отлично, думаю, большая компания соберётся, я забегу часов в шесть вечером.Тут мимо них прошла девушка – светловолосая, стройная, грациозная как лань. Джон окликнул ее:-Элис! Привет, ты свободна сегодня вечером? Мы собираемся играть часов в шесть. Придешь?-Здравствуй, Вайт, да, свободна, чем тут заниматься? Приду обязательно,-она улыбнулась ему, а потом посмотрела на Рихарда, окинув его с ног до головы своими лучистыми глазами,-Привет, новенький?Гитарист кивнул, тоже оглядывая ее.-Ну что ж, тогда, надеюсь, вы скоро уедете от сюда в отличном состоянии, всего хорошего. Пока Джон, увидимся.Она упорхнула так же неслышно, как и появилась. Вайт смотрел ее вслед, так, будто мимо него прошла сама Мадонна. Гитарист вылил воду из кроссовки, в которой хлюпало как в болоте, и они вместе с американцем поднялись на третий этаж, то и дело хватаясь за перила, поскальзываясь на плитке. Круспе первым остановился около своей двери, а Вайт пошел дальше. В комнате оказалось так же холодно, как и на улице – Рихард забыл закрыть окно, отчего на полу появилась лужа, а воздух остыл до минуса. Пройдя по мокрому паркету, он закрыл окно, преградив дорогу шквалистому ветру. Кашляя и чихая, музыкант добрался до чемоданов и сменил ледяную и промокшую дорожную одежду на сухую и теплую. Руки тряслись, к горлу подкатывал ком, и было нереально холодно. Соорудив себе что-то вроде тоги из одеяла, гитарист немного согрелся, но все же лег на кровать, все еще продолжая дрожать. Гадкая погода. Она всегда выбивает его из колеи. Повернувшись на бок лицом к стене, Круспе задремал, свернувшись калачиком. Сны тоже ничего хорошего не несли – Рихарду снился санаторий. Именно его 46 комната. Но она была другая – везде пыль, чемоданы давно не открывали, гитара упала на пол и некому было ее поднять, одеяло наполовину лежало на полу, ярко горела настольная лампа, да разговаривал, передавая какой-то концерт, радиоприемник. А он – Круспе, лежал на кровати худой, бледный, с запавшими глазами и засохшей на лице и шее кровью. Рихард проснулся в холодном поту и перевел дух лишь тогда, когда убедился, что это был только сон. Лампочка была выключена, радио молчало, а гитара по прежнему стояла у спинки кровати. Часы показывают пять часов вечера. Через час придет Джон, а пока можно подумать над новыми песнями для его проекта – делать то все равно нечего. Круспе взял гитару и задумчиво провел рукой по грифу, проверяя как натянуты струны. Все было превосходно, если не считать пятой по высоте звучания струны – она была сильно ослаблена, отчего издавала глухой ломаный звук. Интересное сравнение приходит в голову – в группе их шесть человек, как шесть струн у гитары. И вот одна из них ослабла – как он, Рихард, стал слабым звеном. Но как гитара не может звучать со слабой струной, так и группа не может функционировать, если кто-то не в форме. Отбросив эти размышления, гитарист натянул струну и взял первый попавшийся аккорд. Глубокий, немного приглушенный звук разлился по комнате. Потом отдельные аккорды и риффы превратились в мелодию, которая нежно зазвучала в тишине, как много маленьких ручейков, сливающихся в могучую реку. Все сильнее и сильнее становилась эта река, ее потоки-звуки звучали ярче, а потом все смолкло, оборвалось не дойдя до конца. Круспе задумался. О чем эта музыка? Почему она такая грустная, совсем другая – песня-альбинос из всего его творчества? Все-таки лучшие мелодии пишутся тогда, когда ты счастлив или умираешь от боли, разрывающей душу. И эти чувства еще долго не будут забыты, как старые, ноющие раны.Отложив инструмент, Рихард встал и, скинув одеяло, вышел на балкон. Его, как в обед, обдало ледяным ветром. С черного неба летели колючие снежинки. Они опускались музыканту на плечи, руки и таяли, превращаясь в холодные капли. Заснеженные горные вершины равнодушно смотрели с высоты на Круспе, они не могли ничем ему помочь. Глаза слезились от порывов ветра, слезы оставляли дорожки на щеках, отчего становилось еще холоднее, тепла одежды уже не хватало для защиты. Но уходить не хотелось. Еще несколько часов назад он ненавидел такую погоду, а сейчас она манила, притягивала его к себе. Что-то опасное и уничтожающее крылось там, в тучах, утробном громе, пронизывающем ветре и величественных горах, окутанных вспышками молний. От этих размышлений стало как-то тепло, уютно, буря в горах очаровала гитариста, как чары ведьмы – такие красивые, но смертельные. Рихард не замечал, что руки покраснели от холода железных перил, легкая рубашка насквозь промокла, а тело сотрясала дрожь. Он не слышал ничего кроме завывания ветров и раскатов грома. Гитарист очнулся от оцепенения лишь тогда, когда кто-то втащил его обратно в комнату и, захлопнув дверь балкона, хорошенько встряхнул. Это оказвлся Вайт – он был в куртке, джинсах и шапке.-Ну-ка отставить суицидальное настроение,-амениканец удивленно смотрел на Рихарда.-Причем тут суицид?-он в свою очередь удивился.-В такую погоду вылезают на балкон только суицидники или просто идиоты. Подхватишь осложнения и пиши завещание. Даже простая простуда может привести к летальному исходу, на тебе слой снега – это не простуда, а сразу пневмания.Круспе ошарашенно осмотрел себя – и правда, на нем лежал снег, который медленно начинал таять.-Черт,-музыкант отряхнулся и закутался в одеяло,-Сколько времени?-Около шести,-ответил Джон, смотря в пол.-Там наверно уже все собрались,-встрепенулся гитарист,-Верно?-Собрались, но по другой причине. Элис умерла. Это большой удар для нас всех. И все так неожиданно, она шла на поправку…-он вздохнул, сгорбливаясь, как под ударами плетей.Рихард не знал что ответить. Он не знал эту девушку, только видел ее, да кивнул в ответ на вопрос. И вот ее нет. Просто нет.-Она всегда поддерживала каждого и желала всем только хорошего. Почему? Почему Элис, а не я?!-американец ударил кулаком по столу, струдом сдерживая истерику,-Это чушь! Почему умирают лучшие?... Я видел десятки смертей, но нет…не таких ужасных!Джон опустился на колени и закрыл лицо руками. Всхлипы превратились в хрипы, текущие сквозь пальцы слезы начали смешиваться с чем-то алым… Через несколько секунд Вайт схватился за горло, будто пытаясь разорвать его, а потом упал на спину, неестественно раскинув руки. По шее текла кровь, капая на куртку и желтый шарф, а застывшие голубые глаза неподвижно смотрели в потолок…Круспе стоял в шаге от него, не смея выдохнуть от парализовавшего шока. Гитарист не мог оторвать взгляда от резко побледневшего лица, глаз, искаженных ужасом, струек крови, уже начинающих свертываться на полу, на шее, на плечах. Он видел мертвых. Но не таких. У них не было гримас на лицах, не было крови, не было остекленевших широко распахнутых глаз. И они не умирали в мучениях у него на глазах. Ему было по-настоящему страшно. Песни Rammstein про смерть, рваные холодные гитарные риффы, смешанные с утробным гулом барабанов, искусственная кровь на концертах, жуткие фото – все это сейчас казалось невинными детскими забавами. Продолжая смотреть на Вайта, точнее, уже не на Вайта, а лишь на его тело, Рихард добрался до чемодана и, вытащив упаковку сильнодействующего успокоительного, заглотил разом три таблетки. Потом, нервно вздрогнув, и четвертую. Медсестра, совершавшая вечерний обход, застала комнату в том же состоянии, какой она была, когда умер Джон. Музыкант сидел с ногами на кровати, равнодушно глядя в стену. Круспе никак не отреагировал на появление женщины, только сказал:-Он мертв.