V глава (1/1)

Bring Me The Horizon – DeathbedsТени во тьме не живут. Они слуги света, дети огня. И чем ярче пламя, тем они темнее.Вскоре вслед за Джехо в теплеющую гладь воды, чтобы освежиться после завтрака, последовали и другие. И даже не очень доверчиво глядящий на воду Чанёль позволил себе обнажить испещрённое татуировками тело и скользнуть в объятия воды. И наверняка в том была заслуга Бэкхёна, упрямо виснущего сейчас на шее младшего и смеющегося так заливисто, что на сердце каждого хоть немного, но становилось теплей. Что-то было в этом хохоте такое завораживающее и чистое, чего даже в детском смехе-то сейчас можно было не встретить. И в такие мгновения уж точно как-то совсем забывалось о том, что этот мужчина — хён, способный убивать взглядом. Не верилось в это. Совсем.Кёниль неуверенно шагнул к прохладной кромке беспокойного озера, и вода преданно лизнула его голые ступни, заставляя мужчину вздрогнуть от прошедших по телу мурашек. Если сердце его было таким каменным, как предрекал то Джехо, разве не должен был он сейчас сразу отправиться ко дну? Прежде чем Кёниль проверил эти теорию, позади раздался голос Воншика.— Это, конечно, абсолютно не моё дело, но мне кажется, чем меньше ты себе позволяешь в отношении Кима, тем лучше будет. В первую очередь для него, — тихо, так чтобы не услышал никто более, проговорил младший и поравнялся рядом со стоящим на берегу.— Ты прав.— Серьёзно?! — надежда в голосе Вонишка выдала себя раньше, чем её уничтожили.— Это не твоё дело, ты прав, — резко отрезал Кёниль, а потом всё-таки пожалел о своей грубости. Всё-таки Воншик хотел защитить своего друга в первую очередь, и всё. Стараясь загадить впечатление от собственной слепой ярости и грубости хоть немного, он огласил то, что терзало его уже не первый день: — Мне кажется, Джехо скрывает что-то. Что-то не о себе, но важное для нас всех. Вот и в рассказе, когда он упоминал о злобе Сонгю, я стал думать об этом вновь. Что ты думаешь по этому поводу?— Я думаю, что порой такое незнание спасительно, — немного подумав выдал Воншик, его уже тянуло в родную стихию, тем более когда он видел, как та принимает наслаждающегося расслабленным состоянием Тэгуна. И всё-таки разговор следовало привести к более ли менее оформленному концу. — Кто знает, до какой степени тяжел груз его тайны? Быть может, если тот окажется и на наших плечах тоже… мы не выдержим?— Нет ничего такого, что лучше было бы скрывать.— Ошибаешься. Есть много вещей, о которых я знать бы не хотел, — Воншик грустно улыбнулся, когда мгновения расслабленности Чона сменились возрастающей паникой: она была в ставших резкими движениях старшего мужчины, в его молящем взгляде, зовущем Воншика к себе. Он весь становился одним цельным сгустком паники. Джехо, наверное, чувствовал это и спешил подплыть ближе, позволяя оставшейся на берегу паре продолжить разговор.— Разве это не трусость? Желать избежать правды? — в голосе Кёниля не было презрения, но что-то отдалённо его напоминающее уже начинало сквозить в хрипловатых нотках.— Пусть так, — кивнул младший, — вот только мне было бы проще не думать о том, что до нашего отряда у Тэгуна было три ещё попытки приспособиться к напарникам. Я бы не хотел этого знать, хотя бы чтобы не просыпаться каждое утро со страхом, обнаружить кого-то из вас с перегрызенной глоткой.— Ты ему не доверяешь? — брови Кёниля поползли вверх, он как-то совершенно не ожидал подобных речей, тем более от Воншика.— Доверяю. Я ему без раздумий могу доверить всего себя, но… это не отменяет того факта, что Тэгун — нестабилен. Я бы не хотел этого знать, как не хотел бы чувствовать и нестабильности того же Чанёля, к примеру. Он может быть сколько угодно милым и спокойным с виду, но в его душе горит неконтролируемое пламя — он сам стихия. Да и в добавок ко всему, стихия моей противоположная. Мне остаётся только ждать, когда же это внутреннее противоборство даст свои тёмные плоды. И да, я знаю, что главы Легиона руководствовались эффективностью отрядов, набирая столь разношерстные компании, но… они явно не учитывали разности характеров. Это не очень хорошо.— Наверное, по этому нас так много, — задумчиво произнёс Кёниль, имея ввиду, что там, где не справятся двое, на помощь всегда должен прийти третий, как минимум.— Именно поэтому я и прошу тебя — не делай больно Джехо, хорошо? — Воншику не требовался ответ. Он вообще более предпочитал действия. Вот и сейчас, он куда больше ждал не покорного согласия со стороны Кёниля, а каких-то конкретных действий. В конце концов, не мешая дружбу с близостью можно было добиться неплохих результатов. По крайней мере, в случае их двоих.— Или отпусти из мыслей того мальчишку из прошлого, — шепнули волны, ластящиеся к ногам. Воншика рядом уже не было.~~~— Ну что же… — Пак прочистил горло, привлекая к себе внимание и готовясь начаться рассказ. Все заметно продрогли после бодрящего купания в глубоких водах никогда толком не прогревающегося озера и теперь с удовольствием ютились у огня, попивая горячий травяной чай. — Для начала я должен сказать, что Бэкхён — мой брат…— …ты для меня никогда не станешь братом! — Чанёль с такой силой захлопнул дверь перед стоящим рядом с ним мальчишкой, что того едва не снесло густой волной воздуха и гнева, что обрушились на него в этот миг.Он злился, чудовищно злился даже если и знал, что всё что делается — несомненно, во благо. Он желал счастья своей матери, встретившей достойного мужчину, способного, возможно, заменить её прежнего мужа и его отца. Но он надеялся, что это никак не повлияет на его размеренную жизнь. И всё же, когда взрослые решили сойтись и жить вместе, то Чанёль в самый последний момент узнал, что в довесок к старшему мужчине шел ещё и несовершеннолетний сын.Щуплого худощавого мальчика представили за ужином, когда уставший и вернувшийся с подработки Чанёль мечтал только о том, чтобы поскорее проглотить пару кусков какой-нибудь еды и спрятаться от всего мира в своей комнате, прослушивая новый альбом любимой группы. Но сидящее напротив недоразумение, кажется, должно было разрушить эти планы и бесило одним только своим именем.— Бэкхён, — фыркнул тогда Пак, гримасничая, за что получил осуждающий взгляд от матери. Он искренне старался быть сдержан, и даже справлялся с этой задачей всё время трапезы, но потом он поднялся наверх и понял, что в его собственной любимой и всячески обожаемой комнате произошли глобальные изменения — сдвинутые вещи, много чужих пожитков в углу и новый футон неподалёку.— Наш дом мал, поэтому Бэкхён временно поживёт с тобой, — мягко заявила госпожа Пак, но таким тоном, что Чанёль едва не застонал — тоном не терпящим возражений. — Это временная необходимость, родной. Вскоре мы переедем в другой район с более подходящей планировкой дома. А пока ты должен заботиться о своём новом брате, а он, будучи старшим, позаботиться о тебе, в свою очередь.Это ?вскоре? внезапно растянулось на долгих шесть месяцев, которые показались Чанёлю настоящим адом. Мало того, что к Бэкхёну относились в разы лучше, чем к нему, так и сам Бэкхён, будто бы сотканный из нежности, оставался вежлив и обходителен с Чанёлем, даже если тот его всячески игнорировал. По крайней мере пытался делать это в те моменты, когда не срывался и не кричал на него.— …ты для меня никогда не станешь братом! — любил повторять он в пылу ссоры, казалось бы, произошедшей из-за пустяка. Пак позволял себе такое лишь когда дома они оставались вдвоём, зная, что только в этом случае его не будет ждать очередного наказания и нравоучительных речей. Он выгонял Бэкхёна из своей комнаты и хлопал дверью со всей силы, вымещая свою ярость на ней.Это было невыносимо. Знать, что этот миниатюрный смазливый милашка, наверняка пользующийся популярностью у первоклассниц, теперь должен быть частью его жизни. Осознавать это было невыносимо. Также как и то, что Бэкхён был старше, умнее и тайком по ночам решал за Чанёля его домашние задания, за которые тот, вымотанный морально и физически, попросту не пытался браться, предпочитая учёбе тяжелый и беспокойный сон, в котором можно было забыться хоть ненадолго. И даже если это был лишь подростковый эгоизм и жестокость, Чанёль бы никогда не признал этого на тот момент. Он смотрел по утрам в окно и думал, что этот мир сошел с ума, или же он сам — свихнулся.И, возможно, именно из-за этой своей привычке вглядываться в туманные не проснувшиеся улочки Чанёль смог увидеть то, что спасло жизнь ему и его сводному брату. В очередной раз, когда Пак протёр глаза он не увидел на улице спешащих на работу соседей и детей, ведомых в садик взрослыми. Открыв окно настежь, в этот раз увидел толпу чудовищ, напоминающих какой-то нелепый парад или же…— Зомби, — сложилось по слогам само, прежде чем Чанёль успел толком разобраться в значении этого слова. Он крепко зажмурился, открыл глаза вновь и почувствовал, как подкашиваются колени. Серые и обезображенные, они продолжали шагать вперёд, несколько пар глаз устремилась в его сторону, прежде чем мальчишка успел спрятаться за тонкой занавеской. — Это просто сон. Или же, нет, просто какое-то шоу. Там скрытые камеры, сейчас момент будет отснят, и всё снова будет как прежде.От бормотаний Чанёля начал просыпаться Бэкхён. Он не привык задавать много вопросов и вообще, выученный чужим темпераментом предпочитал помалкивать, но удивлённого взгляда от младшего брата отвести не смог. Тот стоял в своей обычной пижаме у окна, и более всего напоминая призрака, возможно, из-за своей бледности, а может и из-за тусклого утреннего освещения, которое приносило с собой пасмурное утро. Он что-то говорил, но Бэкхён не разбирал слов.А потом их взгляды встретились. И Бэкхён увидел в чужом такой ужас и беспомощность, что растерялся ещё больше, чем прежде. Этот Чанёль перед ним никак не напоминал того прошлого заносчивого мальчишку, играющего во взрослого. Этот был слабым, испуганным и потерянным. И, возможно, именно это заставило Бэкхёна подняться с места и выглянуть в окно. Точнее, попытаться сделать это. Потому что Чанёль быстро дергал его в сторону, ничего не объясняя, но заставляя выглядывать наружу чуть менее заметно.И Бэк не мог видеть, но в тот миг, когда он осторожно смотрел на улицу, частично скрываясь за смятой занавеской, Чанёль смотрел на него. Он улавливал каждую эмоцию и больше всего на свете хотел, чтобы старший над ним рассмеялся, возможно, обозвал его трусом, но, главное, после бы сказал, что там всё в порядке. Что это просто шутка. Но Бэкхён не спешил так говорить. Он тяжело сглатывал, отстранялся обратно и всё также стоя прямо перед Чанёлем старался аккуратно подбирать слова.— Знаешь, будет очень даже неплохо, если сегодня мы прогуляем школу, идёт? Я обещаю ничего не рассказывать госпоже Пак, ты только… — Бэкхён споткнулся на полуслове, слыша, как откуда-то издалека доносятся первые отголоски паники: крики и вой сирен. — Ты только не злись сейчас, ладно? Возьми наши телефоны, что-нибудь из вещей и иди на чердак. А я скоро приду.— Куда ты?! — Чанёль собирался бичевать себя за эту робость в другой раз. Сейчас он ни под каким предлогом не хотел оставаться один и не стыдился говорить об этом вслух. Если бы дома была мама и отчим, возможно было бы проще, но оба родителя ещё не успели вернуться с ночной смены.— А я запру дверь и вернусь, — всё тем же будничным тоном отозвался Бэкхён, но уже отводя взгляд, будто бы в поисках очков. И, внезапно, Чанёль понял, почему не может ослушаться старшего. Тот говорил ровно тем же тоном, что и его мать. Пак бросился исполнять сказанное ему прежде, чем Бэкхён ушел из комнаты.Вот только вначале Чанёль осторожно прикрыл окно. Ему всё ещё мерещились пустые серые лица, всё ещё виделся перед глазами этот неровный строй, отчего делать всё быстро не удавалось совершенно: тряпки валились из рук, а телефоны долгое время не желали находиться. Каждый даже самый тихий, доносящийся извне, звук казался нереально громким, о п а с н ы м, отчего даже на возвращение Бэка Чанёль отреагировал приглушенным собственной ладонью возгласом.— Идём, — бросил тот, держа в руках пару увесистых пакетов, которые, казалось бы, поднять столь щуплому подростку будет нереально. Старшего заметно пошатывало, но это было совсем не от тяжести ноши, которую Чанёль бы обязательно забрал, если бы его руки не были заняты сейчас всяческими тряпками. Но играть в уважение к хёну не было времени. Оба мальчишки знали, что у них не осталось ни минуты и шум на первом этаже только подтверждал эти догадки. Оба вздрогнули, когда где-то в гостиной раздался звон разбитого стекла, и быстрее бросились к лестнице, ведущей на чердак. И, да, Чанёлю казалось безумием — собственноручно запирать себя в собственном же доме, но выбираться наружу в непонятные отзвуки хаоса, разбавляемого теперь хлопками выстрелов, было ещё более жутко. Поэтому Чанёль соглашался беспрекословно. Наоборот, торопил сам, подталкивая Бэка к лестнице и нервно озираясь по сторонам. Дом, милый дом — он больше не внушал доверия. Всё менялось так быстро, что времени на осмысление попросту не было.Зато оставалась несколько мгновений на то, чтобы захлопнуть за собой массивную крышку, а после завалить её всем, что только хранилось на чердаке. И, благо, хранилось тут много чего. Госпожа Пак не была расточительной женщиной и не выкидывала из дома то, что пришлходило в негодность, складируя тут. Старый диван, пара кресел, — всё шло в ход. Даже сломанный абажур оказался нужен для того чтобы заблокировать вход в их маленькую обитель. Чанёль мимолётом подумал, что это первое, что они делают так слажено. Вместе. И теперь он жалел, что для осознания собственной глупости требовались столь странные и страшные события. Ему бы хотелось вернуть всё обратно. Вот только вряд ли в этом случае что-то зависело от его отношения к сводному брату.— Идём, — за последние пару минут, растянувшиеся до вечности, Бэк просил об этом второй раз. Только теперь шепотом. Он утянул Чанёля за руку в сторону крохотного окошка, которое выходило на задний дворик их дома. Смотреть здесь было особо не та что, но тут было светло и… Чанёль только теперь обратил внимание, на странный будто бы обжитый уголок. Здесь старый футон, застеленный истрёпанным постельным бельём, ютился рядом с небольшим столиком, заваленным различными книгами.— Ты что же… — да Чанёля только теперь в полной мере начало доходить, что при обычных обстоятельствах он никогда бы не заглянул сюда. И Бэкхён знал это, как и знал, что никогда бы не привёл в свою маленькую укромную обитель человека от чьей злобы и скрывался тут до этого дня.Чанёль отвёл взгляд прочь и чуть отстранился, но не потому что пришел в себя и начал вновь испытывать раздражение к мальчишке, а потому, что был противен сам себе. Он так часто выгонял Бэкхёна из своей спальни, но ни разу не задумался — где тот ночевал и коротал время, если мать не жаловалась на Пака так часто, как могла бы.— Прости, — всё что мог сказать он теперь, хотя одно это слово не содержало в себе и доли того раскаяния, которое испытывал Чанёль, только теперь начиная понимать, что там внизу твориться что-то поистине ужасное. И сейчас у него нет никого кроме Бэкхёна.— Мы должны позвонить родителям, — заявил тот, всё также шепотом, а после присел на футон, роясь в принесённых Паком вещах. Он пытался звонить, набирал номера каждого из домочадцев, но в ответ лишь раздавалось краткое сообщение о перегруженной линии. А потом, оказавшийся рядом на коленях Чанёль напомнил про службу спасения. Конечно, он как и Бэк понятия не имел, что нужно говорить в таких случаях, но… раз им столько втолковывали про эту службу и её важность, разве сейчас, когда снизу доносилось нечеловеческое рычание, было не самое подходящее время, чтобы проверить её действенность? Бэкхён заметно трясущимися руками набрал короткий номер и оба мальчишки замерли в ожидании гудков.Но вместо тех послышался треск, а после скрежещущий голос поприветствовал их и попросил доложить об их местоположении. Бэкхён вздрогнул. Это был голос кого-угодно, но только не человека, готового прийти на помощь. Он вообще не был уверен, что этот голос принадлежал человеку. Скорее он напоминал то рычание, что становилось всё ближе и громче. Бэкхён вздрогнул, когда в крышку чердака кто-то или что-то ударило. Глухой стук, а после ещё один удар, более сильный. И старший сошел бы с ума от страха, если бы перед ним не сидел такой же перепуганный Чанёль. Незаметно друг для друга они сократили расстояние до объятий. И теперь сидели, впившись друг в друга пальцами так, что наверняка должны были остаться следы. Они сидели так ещё долгое время, даже если звуки внизу стали стихать.— Мы так просидели до самой ночи, прислушиваясь к звукам снаружи, — продолжил Бэкхён, крутя в руках уже опустевшую кружку и смотря на неё же. — А потом выяснилось, что Чанёль боится темноты. Он более полугода жил со мной в одном доме и умел скрывать это, а тут всё произошедшее накрыло разом и, в общем не знаю, стоит ли говорить, что наша первая близость случилась из-за моей попытки успокоить Чанёля. — Из-за нашей общей попытки успокоиться, — Пак накрыл плечи старшего оберегающим объятием, притягивая чуть ближе к себе.Потому что простых объятий предательски не хватало, и нужно было немного больше, чтобы ощутить себя живым. Неловко, немного неумело и так волнующе, что после жаться друг к другу на одном футоне и не отводить взгляды было чем-то единственно нормальным. И если Бэкхён, быть может никогда бы прежде не признался, что давно хотел этого, то тело сказало всё за него. Чуть расслабленный Чанёль лежал совсем близко, оглаживая влажные прядки и убирая их с лица человека, которого теперь считать братом было бы и вовсе запретно. Бэкхёну было неловко под этими прикосновениями, слишком нежными, чтобы скрывать дальше и не плавиться под ними и не тянуться к ускользающей ладони щекой. Вот только Чанёль отстранялся, чтобы в свете тусклого готового вот-вот погаснуть ночника прошептать:— У тебя глаза светятся, — нет, в его голосе не было испуга, но где-то в душе он зарождался, неминуемым предвестником лавины, разрастаясь всё сильней и сильней.— Глупости, — Бэк попытался сморгнуть чужое наваждение, но Пак стал выглядеть ещё более обеспокоенным.— Серьёзно, они светятся, ты должен увидеть это, — закопошился он, слепо оглядываясь по сторонам, но тут же утыкаясь обратно. Где-то в густившейся темноте чердака было старое зеркало — он помнил это. Но теперь пойти искать его было слишком страшно, потому что в каждом лоскуте тьмы мерещились опасные тени, готовые сожрать в любой момент, или же того хуже — утянуть в себя с головой. Чанёль решил, что фронтальной камеры телефона вполне могло хватить для этой цели. Вот только видя её, Бэк с силой зажмурился.— Я не хочу. Не могу смотреть на своё отражение, — признался он, а после бегло и путано объяснил, что эта боязнь с детства, и он не помнит отчего она, не знает откуда она взялась и почему поселилась в его голове. А Чанёль всё слушал-слушал и понимал, что не знает о своём сводном брате совершенно ничего. Точнее, он совершенно ничего не хотел замечать в нём до этого момента, а теперь бегло припоминал, что собирающийся на учёбу Бэкхён никогда не смотрел в зеркало. А ещё избегал всех отражающих поверхностей. И это было также необъяснимо, как и то, что теперь глаза Бэкхёна полнились янтарём.— Потом люди из Легиона объяснили этот феномен, сказали, что вызван он оказался стрессовой ситуацией и… возможно вирусом, частично проникшим в меня, — признал Бэкхён, ожидая на себе осуждающих взглядов, но с другой стороны все сидящие здесь были так или иначе подвержены этой мутации, носившей характер эпидемии, кому-то больше досталось вместе с инъекциями, иные открыли в себе особенности сами, но суть оставалась одна — это была сила, данная чем-то или кем-то извне. Бэкхён усмехнулся. — Но в том, что стресс порождает нечто и похуже мы убедились и сами чуть раньше, когда запасы провизии подошли к концу, и пришлось выбираться из дома, чтобы не умереть с голоду, прячась до конца своих дней.Идти приходилось ночью, потому что днём серых и пугающих существ было гораздо больше. Казалось, они улавливали каждый шорох и шепот, пока бесцельно бродили по омертвевшим улица. Днём же попадались и мчащиеся куда-то машины. Ни Чанёль, ни Бэкхён тогда бы не признались друг другу, но в каждом шуме мотора им мерещилось спасение. Должен был приехать кто-то из своих. Тот кто сможет спасти и объяснить, наконец, что же тут происходит. Но даже если и были там обычные люди, то они явно куда больше были заинтересованы спасением себя.Выбирая для ночёвок дома, расположенные на окраинах, оба мальчишки надеялись таким образом избежать встречи с пугающими группами нелюдей. И им даже везло до определённого момента, пока однажды они не выбрали не тот дом. И они даже не сразу поняли, в чём дело — атмосфера в помещениях была достаточно уютной и не предвещающей засады. Но, как оказалось, спальни дома были наполнены зараженными. И те даже вроде бы мирно спали, но стоило Чанёлю освятит один из футонов лучом света, как на том мгновенно зашевелилась пара тел, жавшихся к друг другу до этого так тесно. А затем проснулись и другие. Они пытались поймать мальчишек, даже когда те бросились в парк, расположенный неподалёку. Они надеялись спрятаться там, затеряться меж деревьев, но окрики погони пробудили и других существ, окружающих их со всех сторон. Лес превратился в ловушку.И в тот момент Чанёль даже забыл про свой страх темноты. Его фонарик оказался разбит во время неудачного падения, когда он споткнулся об незамеченный вовремя корень одного из клёнов, но это было неважно. Куда страшнее была не тьма, прорезаемая чужими фонарями и рычанием, а дрожащий, жмущийся к нему Бэкхён, отчаянно шепчущий о том, что они пропали. Когда начинал бояться и терять надежду тот, кто поддерживал его всё это время, Чанёль начинал испытывать уже не страх, а ярость. Та переполняла его через край, клокотала в такт обезумевшему сердцу, бьющемуся у горла, а после прорывалась наружу.После Бэкхён утверждал, что ничего не видел, так как сильно зажмуривался, будто бы это могло помочь прогнать наваждение. Он попросту не мог видеть, но зато чувствовал, как под его руками, на плечах младшего, начинает проступать нечто чужое. И нужно было отпрянуть прочь, не прикасаться и вообще не знать, но Бэка притянуло так сильно, что оставалось лишь стоять на месте и просто пытаться дышать, ощущая не тепло даже — жар, идущий от чужого тела. И чем бы не была эта сила, но ищущим их существам она явно не понравилась, потому что злобное рычание вдруг начало сменяться испуганными возгласами и воплями боли.Дым. Сладковатый запах горелого мяса. Аромат пожухшей листвы. Эта смесь ощущалась больше, чем что-либо ещё. Она пропитывала и топила в себе. Лес обращался в пепел так стремительно, как и исчезали во вспыхнувшем пожаре чужие жизни. Чанёль понимал, что это сделал он, ощущал, что может как-то управлять стихией и способен вывести их прочь, но силы покинули его чуть позже, чем потерял сознание Бэкхён.— А потом оказалось, что именно благодаря этому пожару и зафиксированному всплеску энергии нас и нашли те, кто после во всеуслышание назвались Легионом, — как бы в заключении добавил Чанёль, явно не желая оглашать часть подробностей, но это за него делал Бэкхён.— Опять же, силами набирающейся команды выживших удалось выяснить, что всплеск энергии не привёл бы к пожару такой силы, если бы Чанёль, так скажем, не выпил часть моих сил. Пак думает, что моя своеобразная слепота тоже является результатом его неконтролируемого порыва, но… я так не думаю.— Но именно после этого ты стал таким! — порывисто возразил Чанёль, заставляя остальных отшатнуться. Сейчас, он как никогда прежде напоминал о своей огненной природе — неконтролируемой и опасной. — Если бы не я… — Бэкхён просто приложил палец к чужим губам и продолжил, уже обращаясь к собравшимся.— Я не виню за произошедшее Чанёля. Хотя бы потому, что он увидел мои… отклонения от нормы прежде, чем проявил свои. Это уже было и если бы не тот случай, то возможно иной другой привёл к тому, что я имею теперь. Но, на самом деле, мне кажется, в этой связи действительно может быть что-то важное, что-то большее, чем кровные узы. Сами посудите — моё проклятие в переизбытке накапливаемой энергии, в то время как Чанёлю, наоборот, этой энергии периодически не хватает, чтобы восполнить силы. Поэтому вполне разумно, что Сонгю, создавая отряд, оставил нас вместе.— Он хочет чтобы вы научились использовать эту связь, — понятливо кивнул Кёниль, продолжая пребывать где-то в своих размышлениях.— Сонгю безумец! — и, нет, Чанёль переживал вовсе не за свою жизнь, а за Бэкхёна, который после пожара в лесу ещё неделю пролежал в коме, не желая приходить в себя. На нём не было ни единого ожога, но уровень истощения достигал критической отметки.— Может и так, — согласился Джехо, запоздало прикусывая губу, а после неловко мотнул головой, смахивая непослушную пепельную чёлку в сторону. — Но всё-таки у него есть много информации обо всей природе этих мутаций. Наверняка Сонгю может знать больше нашего. И понимать, что он делает и для чего.— Хотя некоторые его поступки выглядят так, будто бы им движет отчаяние, а не здравый смысл, — совсем уж тихо отозвался Тэгун, являясь едва ли не лучшим примером собственных слов. И негласно его поддержали все.Последняя история, поделённая на двух участников отряда, оставила после себя тот же осадок, что и все предыдущие. Появлялась необходимость подумать надо всем, сопоставить и, наконец, ещё немного отдохнуть, отдаляясь от всего узнанного в тихий мирок, где было лишь озеро, заключённое в изумрудные объятия леса.