Часть 7 (1/1)

Альфа, не церемонясь, грубо запихивает в квартиру омегу и, громко захлопнув дверь, поворачивает замок. Юнги запинается о свои ноги и падает на пол, сдирая ладошки и больно ударяясь коленями. Он обхватывает живот рукой, боясь за ребенка, жмурится и закусывает подрагивающую нижнюю губу.Омега чувствует, как тяжелеет воздух. Страх, словно змея, окольцовывает тело. Альфа рывком поднимает омегу с пола, заглядывает в глаза, блестящие от невыплаканных слез, ухмыляется и шипит прямо в губы:—?Что же ты такая сука, малыш?Иджон разжимает ладони, брезгливо вытирая их о ткань брюк, и омега валится на пол, простонав от боли. Альфу ярость и ревность окутывают. Он, словно дикий зверь, мечется по коридору. Юнги только его омега. Он, блять, его муж.Чан смотрит, как Юн, обхватив одной рукой живот, пытает встать. Альфа рычит, подрывается к Юнги, за грудки того берет и над полом поднимает. Омега цепляется за его руки и короткими ногтями царапает.—?Какого хуя ты, малыш, по альфам пойти решил? —?шипит Чан, даже внимания не обращая на жалкие попытки омеги причинить ему боль. —?Ты замужем,?— Он встряхивает его пару раз и в глаза вновь смотрит, испепеляя. —?Я, блять, твой муж! —?кричит альфа. —?Или забыл, кому принадлежишь, м? —?вновь встряхивает омегу, а у того перед глазами яркие вспышки.—?Не тебе это мне говорить! —?кричит Юнги и, замахнувшись, бьет ладонью мужчину по щеке.Альфа отшвыривает омегу, и тот, налетев на напольное зеркало, падает, больно ударяясь и шипя, когда маленькие осколки впиваются в кожу. Низ живота простреливает боль, и Юнги, простонав, жмурится. По щекам текут слезы. Не от боли. От страха за ребенка. Омега поднимает взгляд на альфу, пытаясь сказать, что их ребенок в опасности, но Иджон, чуть ли огнем не дыша, над Юном нависает. Он хватает того за волосы и тащит в комнату, не обращая внимания на то, что с беременным омегой что-то не так.—?Иджон,?— плачет Юнги. Он бледнеет и от боли, губу до крови прокусывает. —?Иджон…—?Заткнись! —?рычит альфа. Что-то внутри него не спокойно. Что-то скребется, мечется, воет надрывно. И это злит еще сильнее. Оно заставляет Чана посмотреть на Юнги. И его от вида побледневшего омеги паника окутывает.—?Ребенок,?— шепчет одними губами Юн.Альфу будто холодной водой окатили. Он трясущимися руками достает телефон, не отводя взгляда от омеги, и набирает номер скорой.—?Ну давай же, блять,?— рычит мужчина, слушая гудки. Чан себя не простит, если с Юнги или ребенком что-то случится. Никогда не простит. От осознания всей ситуации, у него мурашки по коже. Когда он стал таким? Как докатился до этого? Альфа не понимает…Иджон рукой в волосы зарывается и облегченно выдыхает, когда на том конце раздается голос.***Чонгук все так и сидит на скамейке в парке. Наблюдает за тем, как тех детей, на которых смотрел Юнги, уводят домой родители. Те смешно надувают губки, потому что хотят поиграть еще, и Чонгук чуть улыбается, думает, что когда-то и омега будет своего ребенка также, держа за руку, уводить домой.У Чона до сих пор кончики пальцев подрагивают. Он наконец-то смог подойти к нему, сесть рядом и поговорить. Не верится. Много месяцев прошло. Столько времени уплыло сквозь пальцы. Они так много потеряли.Чонгук эти месяцы соскребал остатки себя. Учился заново функционировать. Пытался жить с разодранным в клочья сердцем. Несколько раз срывался и бился в истерике. Он чуть ли грудную клетку не раздирал в попытках прекратить это, избавиться, чтобы так больно не было.Тэхен и Чимин, несмотря на свое положение, вытаскивали его, жить заставляли, говорили, что она пройдет со временем. Не прошла. Лишь сильнее стала. Засела так, что не вытащишь, не вырвешь никак.Хосок тоже к жизни его приспосабливал. Не мог он брата видеть таким.Если бы не они и образ Юнги, что каждый раз, принося не только страдания, но и мимолетное счастье, появлялся, стоило только глаза закрыть, Чонгук бы загнулся.Он выкарабкался. Научился жить с криво-косо заштопанным сердцем. Рисовать много стал. Набил несколько татуировок на руках и курить начал.Те два раза, когда он видел Юнги, альфа переносил тяжело. В те моменты Чонгук желал подойти к омеге и, ничего не говоря, обнять, вдохнуть его запах, почувствовать его тепло… Однако Чон лишь смотрел Юну в глаза, а омега?— в его.Они расходились в разные стороны. Терялись в потоке людей. И жалели о несделанном, недосказанном...Чонгук тогда забегал домой, хлопая громко дверью. Скидывал с себя обувь. Доставал краски, кисти, холсты. Клал возле себя пачку сигарет, ставил пару банок пива и рисовал его: маленького, хрупкого, такого родного, с выпирающим животиком…Альфа отреагировал на беременность омеги спокойно, без истерики. Спросил у Тэхен знал ли он, а тот ответил, что уже давно. Чонгук тогда лишь кивнул и, достав пачку с сигаретами, в которой также лежала зажигалка, закурил. Кимы и Хосок были очень удивлены такому поведению альфы, однако вздохнули с облегчением, ведь они так боялись, что Чонгука, захлестнут эмоции, и тот с ними не справится.Возможно, Чон бы и не справился, если бы еще тогда, несколько месяцев назад, не почувствовал это.Чонгук был очень рад за Юнги, но ему так хотелось, чтобы омега носил под сердцем его?— Чона?— ребенка.Альфа встает со скамейки и достает с кармана джинсов пачку сигарет. Уже вечереет. Воздух становится чуть холоднее. И дети уже все по домам разбежались. Зажав в зубах сигарету, Чон подносит зажигалку, но в кармане звенит телефон. Альфа вздыхает. Засовывает все обратно в пачку и достает телефон. На экране высвечивается ?Тэхен?. Чонгук нажимает на ?ответить? и подносит мобильный к уху.В следующую секунду он шокировано распахивает глаза. Его бьет крупная дрожь. В голове начинает шуметь. А в ушах то и дело, будто пластинка на повторе, слышится ?Юнги в больнице?.***Когда Чонгук врывается на третий этаж, то видит, сидящего Иджона, который, склонив голову, зарылся руками в свои волосы. Чан будто постарел на пару лет. На его лице вся тяжесть ситуации отпечаталась. Глаза красные и опухшие, а взгляд потухший.Чонгук подрывается к нему, рычит, за грудки поднимает и бьет в челюсть.—?Урод,?— шипит Чон и вновь бьет того по лицу. —?Ты, блять, понимаешь, что натворил?Альфу оттаскивают от несопротивляющегося Чана, который смотрит нечитаемым взглядом и тыльной стороной ладони стирает с лица кровь. Чонгук кричит, вырывается, угрожает на Иджоне живого места не оставить, но берет себя в руки, когда его предупреждают, что выгнать могут, если он не успокоится.Чон садится напротив Иджона и прикрывает глаза. Ярость его всего переполняет, однако страх за омегу и его ребенка лишь сильнее становится. Альфа молится всем ему известным Богам. Никогда бы не подумал, что до такого дойдет. Но все, что ему осталось, это лишь надеется и молиться за Юна и малыша, потому что больше он ничего сделать не может. Беспомощность и неспособность ничего сделать убивают Чона.Он сжимает ладони в кулаки. У него на лбу вздулась вена. А на его лице играют желваки. Чонгук открывает глаза и, запрокинув голову, смотрит на потолок, потому что Чана видеть невыносимо. Сбитые костяшки горят, они так и требуют еще пару раз пройтись по лицу Иджона. Тот, сгорбившись, сидит, вновь склонив голову. Чону бы и жалко его стало, если бы он не знал, что с омегой сделал альфа. Что он сделал со своим ребенком.Чонгук стискивает челюсть, чуть ли не скрипя от злости зубами. Курить очень хочется. И напиться тоже.Альфы подрываются с мест, когда выходит врач. Подходят к нему и спрашивают о состоянии омеги и малыша. У них взгляды такие, что врачу не по себе становится. Он смотрит на Иджона пару секунд, потом переводит взгляд на Чонгука, кладет им руки на плечи, чуть сжимая, и говорит:—?Все хорошо. И омега, и его ребенок живы. Их жизням ничего не угрожает.Чонгук благодарит мужчину и слезы, рвущиеся из глаз, сдерживает. Чан же кивает в знак благодарности, садится на место и впервые дает волю слезам. Его Юнги и его ребенок живы. Они в порядке.—?Завтра сможете его увидеть,?— говорит доктор.—?Спасибо,?— шепчет Чонгук дрожащим голосом. —?Огромное вам спасибо,?— говорит он и, подойдя к стене, за которой находится омега, кладет на нее ладонь. Альфа оперся лбом о стену и прикрыл глаза, чуть слышно сказав:?— Люблю тебя, маленький, больше жизни люблю…