Часть 8 (1/1)

Иджон помнит, как впервые заметил хрупкого омегу, который то и дело посматривал на него из далека. Тот был обычным пареньком, с ничем непримечательной внешностью. Чан встречал омег гораздо красивее, но все же юноша с фарфоровой кожей его чем-то зацепил. И это не было нечто особенным, как раньше, когда Иджона цепляли стройные формы, внешность или губы, которые были готовы чуть ли не в ту же секунду охватить его член. Это, скорее, был просто интерес.Чан помнит их знакомство. Помнит, как тот мальчишка смотрел на него своими лисьими глазами, в которых читались чуждые альфе чувства. Помнит, как его тело сковывала злость от одного вида омеги. Иджон не понимал причин, послуживших этому чувству, но прекрасно знал, что он не железный. Знал, что если так дело пойдет и дальше, то он сломает омегу, не дав ему и шанса на побег. Иджона раздражало все в Мине: как тот смотрит на него, как говорит с ним, как пахнет, моргает, дышит. Чан терпеть не мог природный запах омеги, который проникал в его легкие и оседал тяжелым грузом. Вся сущность альфы желала этого омегу, тянулась к нему, бредила им, но сам Иджон от таких порывов лишь бесился. Он шел к Кёнилю и дышал его запахом, стараясь вытеснить Юнги из легких и головы, потому что было невыносимо. Но хрупкий омега никак не хотел покидать его мысли, он, будто сорняк, от которого альфа избавиться не мог.Мужчина никогда не забудет тот взгляд полный боли, когда Юн увидел его?— Иджона — , зажимающего в углу и целующего Кёниля. Тогда альфа впервые что-то почувствовал по отношению к Мину. Тогда он грубо оттолкнул от себя Сона, желая остановить Юнги, схватить за руку, развернуть к себе и, вытерев дорожки слез, прижать к себе. Просто обнять и прошептать чуждое ему ?прости?. Но этот порыв исчез также быстро, как и появился.Несколько недель сущность альфы рвалась к Мину. Каждый раз наедине с Кёнилем Иджон чувствовал, как она против, как ядом плюется в сторону Сона. И Чан поддался. Он стал медленно подбираться к Мину, словно хищник к добыче. Начал ухаживать и все сильнее его завоевывать. Несмотря на то, что с Кёнилем альфа был все еще в отношениях ?меньше, чем пара, но больше, чем друзья?, Иджон предложил Юнги встречаться. Он сам не понимал, зачем это сделал, но на какое-то время его сущность перестала кидаться на него с пеной у рта. Однако хватило ее ненадолго. Она вновь стала скрестись, беситься и заставлять Чана тонуть в море из злости и раздражения. Альфа терпеть не мог нежность во всех ее проявлениях. Он ненавидел держаться за руки с Юнги. Ненавидел обнимать Юнги. Легко целовать Юнги он тоже ненавидел. Поэтому он обращался с ним грубо, жестоко. Видел боль в лисьих глазах, но останавливаться был не намерен. А тот терпел. Глотал молча ком обиды. Стирал дорожки слез. Но ничего против не говорил. И это еще больше заставляло альфу выходить из себя, потому что сущность, которая истинностью оказалась, вкупе с противоречиями и отвращением к Юнги, разрывала альфу. Делала его агрессивным, жестоким ублюдком.Иджон не мог так быстро разорвать отношения с омегой, потому что общество бы его осудило. Поэтому он и выжидал подходящего момента. За спиной омеги ходил к Кёнилю, занимался с ним сексом, наслаждался его компанией, изничтожая сорняк по имени Мин Юнги. Только к Сону ходить почему-то совсем не хотелось. Он уже не чувствовал той искры, что была раньше. Она с каждым днем угасала. И альфа ходил к нему лишь из-за привычки. А потом приходил домой, где хрупкий омега покорно его ждал. И альфу вновь ярость окутывала. Он чуть ли огнем не дышал. Его все раздражало. Он брал Мина грубо, без каких-либо прелюдий, а тот не сопротивлялся, губу закусывал и ближе льнул. Пытался получить хоть какое-то тепло.Иджон чувствовал, что то самое время почти пришло, что можно будет расстаться с омегой без последствий. Однако известие о ребенке перечеркнуло все.Альфе ничего не нужно было: ни свадьба, ни ребенок, ни, тем более, Юнги,?— но пришлось все взять на себя, ведь его бы общество сожрало. Он мог бы бросить омегу, но его бы тогда сожрали за то, что заделал ребенка и оставил беременного парня одного. Он мог бы заставить сделать омегу аборт, но тогда бы его сожрали за то, что тот убил своего ребенка, ведь аборт, как считало общество, грех.Общество, общество, общество…Из-за этого общества, из-за его мнения столько бед и разрушившихся надежд и мечт. Взрослые с детства говорят детям, чтобы они их не позорили перед людьми, чтобы вели себя достойно. Они всегда чуть ли в грудь себя не бьют, хвастаясь перед другими заслугами своего ребенка, выставляя себя хорошими родителями. Они выслушивают похвалу от других, наслаждаются лестными словами.?Да, если бы не ваше воспитание…?.?Без вас он бы этого не добился…?.?Вы хорошо потрудились…?.?Если бы не вы…?.И все эти лавры достаются именно родителям, а не ребенку. А тому это и не нужно. Он просто жить спокойно хочет, а не существовать. Он хочет нормального к нему отношения, а не навешивания на него уйму тонн стандартов, наказов, правильности... Ребенок просто желает не чувствовать себя обязанным родителям. Он не хочет жить, словно робот, по системе ?трудись, добивайся целей и не позорь своих родителей?, которая сковывает его, садит в клетку и делает зависимым от мнения общества. Дети вырастают и каждый раз, совершая какие-то поступки, делая что-либо, думают о том, что же скажут другие. Не осудят ли они его. Похвалят ли. Дети становятся взрослыми, которые идут на многие жертвы, лишь бы их считали гордостью семьи.И Иджон, и Юнги стали такими. Они зависимы от мнения общества. Они боятся пойти против него. Они слабы перед ним. И если Юнги потерялся, стал частью мира, в котором все хорошо, надел маску счастливого омеги, то Иджон запутался в себе и в своих чувствах. Он заблудился в глубокой чаще ночного леса, из которого не может выбраться. Ему необходима помощь. Ему нужны те, кто его вытащит. Однако альфа сам отталкивает тянущиеся к нему руки, которые пытаются его спасти. Они тонкие, с длинными пальцами, обтянутыми бледной бархатной кожей и с золотым кольцом на безымянном пальце. Эти руки с каждым разом все неохотнее пытаются помочь Иджону, который все также отталкивает их. Отстраняется. Избегает их прикосновения. И с каждой новой попыткой от отрицания, от сопротивления альфы на маленьких кистях рук, уродуя красивую кожу, остаются ожоги и порезы, от которых Чана душат последние крупицы вины и совести.Иджон действительно запутался…Когда-то раздражающий, до сжатых кулаков, Юнги был ему ненавистен, а сейчас стал для него тем, кого он боится потерять. Мужчина осознал, что единственный, кто может ему помочь, это Мин. Его муж. Его омега. И тот, кто носит под сердцем его ребенка. Их.Вот только альфа последнее время не чувствовал тех рук. Они больше не тянулись к нему. Не пытались вытащить его. И в отчаяние он сам попытался дотянуться до них, но те руки судорожно перебирали пальчиками подол футболки, а их обладатель сидел рядом с другим и тянулся не к Иджону, а к тому сопляку, которого Чан терпеть не мог. Альфа прекрасно обо всем знал. Он каждый раз видел, как смотрит на Юнги Чонгук.На друзей так никогда и ни при каких обстоятельствах не смотрят.Иджон решил, что раз эти руки к нему больше не тянутся, значит и к другим?— не будут. Его глаза застлала красная пелена, словно на быка действующая. Ярость и ревность сомкнулись наручниками на его руках, управляя им, делая марионеткой.Альфа руки эти с силой сжимал, заставляя цвести на них болезненные бутоны синяков. Он на нежной коже ожоги, несовместимые с жизнью, оставлял. Уничтожал. Ломал. Уродовал. Лишь бы никому они не достались. Лишь бы никому кроме Чана не принадлежали. Лишь бы не пытались спасти другого...Мужчина пришел в себя, когда омега звал его и, плача, повторял ?ребенок?. Ярость сменил липкий, противный страх. Он просачивался в кожу, заставляя тело становиться деревянным. Альфа рычал и злился. А потом, сидя в больнице, зарывшись в волосы руками, будто в вакууме находился. Противная до скрежета зубов тишина давила на него, придавливала к полу, стараясь раздавить, словно какую-нибудь букашку. Лишь вспышка боли немного отрезвила его.Иджон, наконец-то, стал осознавать что он натворил.Он чуть не потерял Юнги?— последнюю надежду на его спасение. Он практически лишился их ребенка. Ему нет прощения, но он перед омегой на коленях ползать будет, умаляя простить его.После слов ?и омега, и его ребенок живы? с альфы будто многотонный груз спал.Чан прекрасно понимал, что те тоненькие руки с красивыми пальцами к нему больше никогда не потянутся. Но он сделает все, чтобы они его спасли.Только этот омега, что был рожден для него, предназначен ему, сможет помочь Чану. Только он покажет ему правильный путь.Иджон без Юнги не выживет. Просто не справится. Ведь его жизнь без Мина и не жизнь вовсе.Жаль только, что понял он это слишком поздно.***Юнги в больнице пролежал полторы недели. В первые дни ему ставили капельницу, не разрешали вставать и волноваться.Иджон навестил его на следующий день после случившегося. Он был сам на себя не похож: потухший взгляд, сгорбившаяся спина, красные глаза… Юнги тогда, как только альфа зашел в палату, сжался весь, накрыв руками живот, и поджал губы. Омегу еще терзала фантомная боль. Он боялся, что Чан подойдет и сделает ему больно, несмотря на то, что они находятся в больнице. Но мужчина лишь сел возле его кровати, посмотрел в его глаза, осторожно взял его ладошку и, поднеся к своим губам, поцеловал. Юнги от неожиданности и прострелившей боли вздрогнул и выхватил свою ладонь. В глазах Иджона тогда что-то мелькнуло. Что-то болезненное. Мужчина грустно улыбнулся и произнес ?прости?.—?Лучше тебе уйти, Иджон,?— смотря на свои руки, что нервно перебирали ткань больничного одеяла, сказал Юнги?— Я…не хочу тебя видеть.Альфа тогда сжал челюсть и посмотрел на живот омеги. В тот момент Юну показалось, что плечи Иджона совсем опустились, и ему стало жаль его, но он не остановил Чана, когда тот тихо встал, прошептав еще раз ?прости? и вышел.Юнги был не готов простить его. Не сейчас. Не когда раны совсем еще свежие…Омега заметил ссадины на лице Иджона, а когда пришел Чонгук, то все понял. У того были сбитые костяшки.—?Зачем ты его ударил? —?спросил тогда Юн.А Чон хмыкнул, посмотрел ему в глаза и твердо произнес:—?Он заслужил, Юнги.Чонгук приходил к нему каждый день и скрашивал скучные больничные будни омеги. Юнги был этому очень рад.В Чоне ничего не изменилось. У него лишь появились татуировки, которые очень ему шли. Омега как-то спросил его, зачем он их набил.—?Так я мог хоть немного заглушить боль. Так выглядит мое терзание и чувства к тебе, что разрывают меня изнутри.Завтра омегу выписывают, однако все позитивные чувства по этому поводу омрачает переживание из-за слов врача.?Вы можете написать на него заявление?,?— сказал тогда мужчина, понявший причину такого состояния омеги и цветущих на худом теле синяков.Омега постоянно думает об этом, даже когда приходит Чонгук или Тэхен с Чимином, оставившие ребенка на время похода в больницу в гостях у папы рыжеволосого омеги. Он знает, что в отличии от родителей, которые явно устроят скандал и обвинят во всех грехах, его друзья поддержат и помогут, но…Юнги все еще страшно.***Через минут двадцать Иджон должен забрать Юнги. Омега нервничает и боится. Ему действительно страшно. Картинки того дня все еще не отпускают. Юн, судорожно выдохнув и закусив губу, аккуратно поглаживал живот.—?Тише, Ёнджун,?— произнес Юн, пытаясь хоть немного успокоить разбушевавшегося малыша.Омега резко поднял голову, когда сквозь больничный запах почувствовал Чонгука, и вздрогнул от прикосновения со спины.—?Привет, хен,?— развернув омегу к себе, сказал Чон. —?Как ты?—?Что ты… —?все еще не понимая, прошептал Юнги.—?Я пришел за тобой,?— улыбнулся альфа и взяв за руку несопротивляющегося омегу направился в сторону выхода.—?За мной приедет Иджон.—?Знаю,?— кивнул Чонгук и чуть сильнее сжал свою ладонь, в которой было тонкое запястье Юнги. —?Поэтому нам стоит поторопиться,?— выходя на парковку, оглянулся альфа.После этих слов Юнги резко затормозил и попытался вырвать свою руку из хватки, но та оказалась сильнее. Омега нахмурился и поджал губы.—?Что ты хочешь сделать, Чонгук? —?взволнованно и немного испуганно прошептал он, смотря в глаза, что с каждой секундой темнели. —?Я никуда не по…—?Пойдешь,?— прищурившись, резко оборвал его Чон и вновь, схватив за руку, повел за собой.—?Нет.—?Да, Юнги,?— запихнув того в машину и пристигнув ему ремень, твердо произнес альфа и, обойдя автомобиль, сел за руль.На лице Чонгука играют желваки. Грудь его тяжело вздымается, а руки сильно сжимают руль, от чего вены стали отчетливей и костяшки белее. От такого Чонгука веет опасностью, и дрожь по всему телу разносится.—?И… —?нервно облизывает губы омега. —?Куда ты меня везешь?Юнги смотрит на профиль Чонгука, который молчит и сосредоточенно смотрит на дорогу. Малыш пинается и Юн, чуть поморщившись, шепчет: ?тише, Ёнджун, тише?.—?Ёнджун? —?вскидывает бровь Чон и, коротко посмотрев на омегу, вновь устремил свой взгляд на дорогу. Омега кивнул, а легкая, нежная улыбка появилась на его лице.—?Красивое имя.—?Спасибо,?— поглаживает живот омега. —?И все же, Чонгук,?— встретившись взглядами в зеркале заднего вида, произнес Юнги. —?Куда мы едем?—?Ко мне домой,?— ответил альфа, спустя несколько минут.